Мы,
прикованные к формулам,
распятые на исписанных листах бумаги,
неожиданно понимаем,
что могли бы быть неплохими офицерами
в какой-нибудь старомодной,
справедливой войне.

Стихи

Владимир Захаров

Русская Вандея
Что стоит русская Вандея
И мы с тобой — прости, дружок,
Старея, кашляя, седея,
Потрагивая, холодея,
В напрасных думах свой висок.
К нам холод под пальто не лезет,
Когда летит с дерев листва,
И так Отечеству полезен
Любой из нас — к чему слова,
За коих не дадут копейки
В стране портвейна по рублю,
Где даже парковой скамейки
Я низ ощупывать люблю.
А говорок приват-доцентский
И офицерский твой кураж,
И вдохновенный шепот женский,
Любой наследственный мираж –
Все, что нечаянно досталось
Нам от достойнейших людей,
Все вызывает смех и жалость,
Играть в бирюльки тяжелей!
* * *
Ю. Манину
Мы,
прикованные к формулам,
распятые на исписанных листах бумаги,
неожиданно понимаем,
что могли бы быть неплохими офицерами
в какой-нибудь старомодной,
справедливой войне.

* * *
День творчества
начинается,
день разрушения.
Субботнее жгучее солнце –
почему по субботам и воскресеньям
такое неприятное солнце?
Главное, не останавливаться
и вычеркивать лишнее.
Самоубийце было шестнадцать лет.
Он висел на узком школьном ремне,
согнутые руки
придавали ему вид бегуна,
а их неподвижность
доказывала, что он не сошел с дистанции.
Он был тонкий, негнущийся и упругий,
мы с трудом положили его на кровать,
над кроватью обои
пестрели цитатами из Достоевского.
Засохшие цветы в двух вазах,
одна тяжелая, из глины и глазури,
другая легкая, из тонкого стекла.
Еще сухая синяя бутылка
из-под воды Арзни, с надорванной наклейкой.
Господь! Среди своих дерзаний
И к нам склони свое чело,
Пойми, что груз пустых мечтаний
Нести нам стало тяжело,
И прикажи легко и мудро,
Простым велением своим,
В одно торжественное утро
Забыть нам все, на чем стоим.
62 Владимир Захаро в Игра в бисер 63
Поскольку смерть к нам все равно придет,
Нет смысла к ней готовиться вперед,
Лишь нужно некий выучить урок,
Как пару строк, чтобы припомнить в срок,
Как мы читаем звонкие стихи,
Себе прощая смертные грехи.
* * *
Я западник, мне Чаадаев мил,
Не сторож я отеческих могил,
И много раз в собрании сухом
Мне закричать хотелось петухом:
«О, Родина моя! Ты так слаба,
Ты создала счастливого раба!»
О, Родина! Душа как воск течет,
Обычный твой я обману расчет,
Ты твердо знаешь это ремесло –
Все, что твердеет, обращать во зло,
Чтоб сокрушать незрелые сердца…
Но вижу путь: расплавлюсь до конца
И вытеку из формочки любой,
И издали поплачу над тобой.
Пусть облако души теряет связь
Со всеми очертаниями дня,
И пусть Полоний, Гамлета боясь,
Решает сам, с чем сравнивать меня,
И пусть окаменевшее ничто,
Опасное слепое долото,
Насквозь пройдет, мишени не найдя.
Я не ищу надежного гвоздя,
Но там, где дышит почва и судьба,
Я вижу только умного раба.