819 total views (from 2022/01/01),  2 views today

Вместе с мадам мы подошли к открытому окну, выходящему в сад, и стали смотреть на яблоню, под которой нашли Крокуса. Солнце стояло высоко, не было даже малейшего ветерка. Разговаривать не хотелось, и пауза неприлично затянулась.

Два рассказа

Александр Локшин

1. Крокус (фантастический рассказ)

Спустя неделю после того, как мы поговорили с Крокусом (Крокус — это было его школьное прозвище), беднягу нашли в саду в скрюченной позе и уже окоченевшего. Смерть, вроде бы, не была насильственной; в заключении значилось: «острая сердечная недостаточность».

О чем же был наш тогдашний разговор? Как обычно, мы не называли вещи своими именами — застарелая привычка, сохранившаяся со студенческих лет.

— Понимаешь ли ты, в чем истинная причина всего этого? — сказал он при встрече, не уточняя, впрочем, причина чего имелась в виду.

— Разумеется, — отвечал я, — эта причина очевидна.

— Ну, и в чем же она, по-твоему? — не унимался он.

— В подводной части айсберга, — отвечал я, не уточняя природу айсберга.

— И ты туда же, — скривился он и сплюнул в траву, — ошибаешься, причина не в этом.

— Есть куча неопровержимых свидетельств, — сказал я.

— К черту свидетельства. Они недостаточны, недостоверны и только маскируют истинную причину. Настоящая причина не там, где ее видите вы все. Она спрятана еще глубже. Причина — во мне.

— Что? — возмутился я. — Ты же не пуп Земли, чтобы все вертелось вокруг тебя. Есть объективно идущий процесс, захватывающий множество людей. И ты тут просто ни при чем. Ты — песчинка в море песка…

Тут он внезапно изменился в лице и сказал:

— Я не отрицаю, что я песчинка и, может быть, самая мелкая из песчинок. Но иногда даже такая песчинка как я, решает все…

— Чисто теоретически я с тобой согласен, — отвечал я примирительно. — Но такая песчинка должна случайно оказаться в нужное время в нужном месте… Но это явно не про тебя. Ты же ни с кем не общаешься. Ты узнаешь новости спустя неделю, если вообще узнаешь. Ты — человек в футляре! И к тому, о чем мы говорим (а я надеюсь, что мы говорим об одном и том же), не имеешь никакого отношения.

Он усмехнулся:

— Ты же знаешь, что Теория Страха, которой я занимаюсь много лет, поначалу у меня совершенно не шла… Чужие воспоминания, архивные документы — всего этого было недостаточно…Чтобы добиться прорыва, я должен был сам стать очевидцем…. Мне была нужна машина времени, которая перенесла бы меня туда (ты знаешь, куда). Я даже в шутку сочинил просьбу, обращенную к Высшим Силам…

— Крокус, ты сумасшедший, — сказал я ему. — Заруби себе на носу: ты ни в чем не виноват. И без твоей, с позволения сказать, просьбы к Высшим Силам было бы все то же самое. Наслаждайся жизнью, если можешь, и ни о чем не думай. Вообще, думать вредно.

Так я сказал и отправился домой.

А дальше — случилось то, что случилось. Потом прошла еще пара недель, и я поехал к Марионше, его третьей жене, довольно противной бабенции.

Ехать не хотелось, но и не ехать тоже было нельзя. Все-таки Крокус был моим лучшим другом, как-никак.

Вместе с мадам мы подошли к открытому окну, выходящему в сад, и стали смотреть на яблоню, под которой нашли Крокуса. Солнце стояло высоко, не было даже малейшего ветерка. Разговаривать не хотелось, и пауза неприлично затянулась.

— Ой, что это? — вдруг воскликнула Марионша и указала на дерево, которое неожиданно зашевелилось и стало словно змеиться в жарком стоячем воздухе, протягивая к нам свои узловатые старческие руки.

Через мгновение яблоня приняла свой прежний вид.

— Какой-то оптический эффект, — предположил я. — Не придавайте значения.

Мы распрощались. Я сел в машину; отъезжая, решил все-таки бросить последний взгляд на странную яблоню, но не обнаружил ее на месте. Внезапно моей щеки что-то коснулось.

май 2022

2. Жизнь безжалостна

— Жизнь безжалостна, — сказал Петр Пантелеич Дармоедов.

— Ты имеешь в виду эээ… это самое? — ужаснулся я его откровенности.

— Нет, что ты! — успокоил меня Пантелеич. — Я вовсе не собирался говорить о том, о чем нельзя говорить, чтобы не нарушить то, чего нельзя называть. Я же не сумасшедший какой-нибудь.

— Конечно, — сказал я, — мы с тобой оба люди нормальные и нисколько не сумасшедшие. Кто, находясь в здравом рассудке, станет, так сказать, это самое?

— Естественно, никто, — согласился со мной Пантелеич. — Я знал одного такого, который, так сказать, позволял себе кое-что.

— И что? — заволновался я. — К чему он в результате пришел?

— Ну, как тебе сказать… К тому самому и пришел незамедлительно.

— Чего уж тут, — сказал я. — Иначе и быть не могло. Я на этом твердо стою. Надеюсь, ты тоже.

— Само собой, — опять согласился со мной Пантелеич. — Мы оба одинаково твердо на этом самом стоим. С самого детства. И все-таки, жизнь безжалостна…

— Ну, не к нам же, — сказал я. — К нам она все-таки не так уж и безжалостна. Квартира благоустроенная, ремонт, транспорт в шаговой доступности…

— Я, извини, имел в виду не нас с тобой, а поэтов. К ним, а не к нам жизнь безжалостна.

— Ааа…, — сказал я, — к поэтам, это пожалуйста. Не печатают их, видите ли. Или печатают, но в недостаточном количестве. Вот они и ноют, вместо того, чтобы.

— Вместо чего? — спросил он.

— Вместо того, чтобы трудиться. Искать свои рифмы и прочее, что им там нужно. Ежедневно, кроме выходных, по 8 часов. Упорства им не хватает.

— Нет, Саня, — сказал Пантелеич. — Потому жизнь и жестока, что одного упорства недостаточно. И даже таланта врожденного тоже недостаточно.

— Хм, — удивился я.

— Поэту, — сказал он, — нужна Муза. Но тут все решает случай. Не встретилась подходящая — пиши пропало. Вот это и значит, что жизнь жестока…

— Интересно, что они без посторонней тетки не могут качественный стихопродукт выдавать, — сказал я.

— Вот, несправедлива, значит, жизнь к поэтам. Они, естественно, жалуются, но поделать ничего не могут. Но мы с тобой, Саня, люди обыкновенные, и к нам это никакого отношения не имеет. Да, жизнь безжалостна к поэтам. А вовсе не к нам. Короче, поэты страдают, а мы нет. Они надрываются, а мы тихо радуемся жизни, которая безжалостна к ним, а не к нам. Потому что каждому свое.

май 2022