Юлия Бочарова: ТРЕТИЙ ГЛАЗ ИВАНА САВВИЧА

Loading

Иван Саввич ходил с утра в поликлинику: уже несколько дней у него болела голова, причину не удавалось найти, — а на обратом пути пошёл через парк. Ему хотелось после долгой зимы подышать наконец свежим воздухом и погреться на солнце, которое щедро светило и обещало обновление жизни. Чугунков расстегнул верхнюю часть молнии на куртке и развязал шарф — и вдруг почувствовал новый приступ. Лоб распирало изнутри. Иван Саввич достал таблетку от давления и проглотил.

ТРЕТИЙ ГЛАЗ ИВАНА САВВИЧА

Рассказ

Юлия Бочарова

Иван Саввич Чугунков был обычным пенсионером. Среднее для его возраста здоровье (как он сам говорил, проснулся — и слава богу), однокомнатная квартира в хрущёвке на краю города, за плечами 40 лет стажа научным сотрудником в НИИ физики и 12 лет пенсии, умеренные политические взгляды, а в настоящем — полная свобода, бессонница и одиночество. Не то чтобы он был совсем одинок, но дети — сын и дочь — жили своими семьями и навещали старика лишь изредка, будучи погружёнными в свои ежедневные заботы. Жена Ивана Саввича умерла год назад. Первое время дочь Маша звала его жить с ними: и ему веселее, и квартиру можно сдавать, получая дополнительный к пенсии доход. Старик отказался от предложения дочери, чем, кажется, обидел её — и продолжил «коптить небо» в тех местах, к которым прикипел сердцем и которые любила его жена.

Наступила весна. Тротуары были залиты ручьями от таявших сугробов, плитка на дорожках в парке поднялась и раздвинулась от взбухшей под ней земли, на подсохших проталинах зажелтели первые цветы мать-и-мачехи.

Иван Саввич ходил с утра в поликлинику: уже несколько дней у него болела голова, причину не удавалось найти, — а на обратом пути пошёл через парк. Ему хотелось после долгой зимы подышать наконец свежим воздухом и погреться на солнце, которое щедро светило и обещало обновление жизни. Чугунков расстегнул верхнюю часть молнии на куртке и развязал шарф — и вдруг почувствовал новый приступ. Лоб распирало изнутри. Иван Саввич достал таблетку от давления и проглотил.

 — Вам плохо? — спросила его молодая мама с коляской.

 — Всё хорошо, спасибо, — ответил старик, вздохнул и пошёл домой.

Весь день старика что-то тревожило — он не мог понять, что именно. Казалось, он стоял на пороге чего-то важного, что полностью изменит жизнь. Иван Саввич позвонил дочери, узнал её новости: внук получил «5» по рисованию, летом они поедут в Карелию — а так всё отлично, как всегда. Сына Чугунков не стал беспокоить: тот отсыпался после ночной смены в «Метрострое». Написать бы ему в ватсап, чтобы перезвонил — но старик не дружил с техникой и предпочитал разговоры по старинке.

Ночью Иван Саввич, как обычно, не спал. Он лежал в кровати и думал о жизни, о том, зачем он существует на свете, и почему окружающие его люди кажутся несчастными. Дочь всегда уверяет, что у неё всё отлично — а у самой глаза грустные. Приходит к нему, убирается, а потом засыпает на диванчике, словно у себя дома ей некогда отдохнуть. На разговоры не остаётся времени. Иван Саввич убирался сам, чтобы освободить дочь от хлопот — но та ругалась, что он делает не так — и переделывала. Сын Слава работал сутки через двое, в выходные дни спал, пил и смотрел сериалы, а в перерывах гонял на мотоцикле по весенним улицам. Он был почти в разводе, но продолжал жить в одной квартире с семьёй, пока они не нашли хороший вариант разъезда. Что с ним не так? Хороший парень, подавал надежды в точных науках, всегда помогал родителям. Вроде, не злой и не глупый. Почему его жизнь не сложилась?

Иван Саввич задремал под утро, а проснулся от яркого солнечного света, который бил ему в глаза. Он забыл с вечера зашторить окно. Старик встал и, не до конца ещё проснувшись, побрёл в ванную умываться и чистить зубы. Чугунков включил воду в кране и провёл ладонью по щеке, решив, что седую щетину надо бы сбрить, пока лицо не загорело наполовину, только сверху. Иван Саввич открыл глаза, посмотрел в зеркало — и отшатнулся. Вода из крана попала на кафель, старик поскользнулся и упал.

 — Не может быть, — сказал он сам себе. — Это спросонья.

Он поднялся, потирая ушибленный локоть, и снова посмотрел в зеркало. На его лбу красовался новый глаз, который двигался синхронно с двумя его обычными глазами, но недоуменно хлопал, разглядывая старика.

 — Чёрт те что.

Чугунков потрогал глаз — стало больно, и глаз зажмурился.

В поликлинике, куда Чугунков немедленно побежал без записи, его осмотрел офтальмолог. Потом позвали хирурга, ортопеда, невролога, медсестёр. В конце концов сбежалась вся поликлиника — поглазеть на диковинку. Никто не пытался помочь старику. Его фотографировали на телефоны, просили похлопать глазом, посмотреть туда и сюда, напирали толпой, тыкали в глаз пальцами, желая убедиться, что тот настоящий. Иван Саввич отпросился в туалет и сбежал. Ему не хотелось ощущать себя, как в цирке уродцев.

Придя домой, пенсионер обвязал голову бинтом и стал думать, что же с ним случилось. Само по себе появление третьего глаза было удивительным, но ещё больше старика поразило то, что именно этот глаз видел. На его сетчатке запечатлевалась вся правда о людях. Потаённые желания, страхи, пороки и достоинства — всё, что окружающие скрывали от других, стало для Ивана Саввича кристально ясным. Новая способность испугала старика: слишком уж многое он увидел в толпе врачей.

Пенсионер отправился на кухню и стал готовить яичницу: ему хотелось отвлечься. Да и позавтракать он забыл — не до того было утром — так что желудок уже громко заявлял о своих правах недовольным урчанием.

Яичница шкворчала на сковородке. Третий глаз чесался под повязкой, и старик её снял. Глаз с любопытством оглядывал всё вокруг. Иван Саввич вдруг увидел, куда они с женой ещё в 90-х спрятали заначку, забыв о ней — и нашёл пачку не деноминированных рублей. На кухне он увидел, что хранится в коробках, лежащих на верхних ящиках.

 — А может, и ничего, — сказал старик; он привык разговаривать сам с собой. — Жить можно.

Поскольку Чугунков был человеком науки, любопытство пересилило его скепсис, и он отправился на улицу — изучать новый дар. С собой пенсионер взял блокнот для записей. Лоб он прикрыл капюшоном куртки, чтобы не вызывать нездоровый ажиотаж среди граждан.

Во дворе было пусто — лишь один подросток гулял с собакой. Парень был задумчив и ни на что не реагировал, глядя в одну точку. Может, у него проблемы? Чугунков посмотрел на мальчика третьим глазом и увидел, что тот ни о чём не думает и не беспокоится, а слушает в наушниках песню группы «Крематорий».

Иван Саввич отправился дальше — ему надо было зайти на рынок, давно хотелось свежих бакинских помидоров.

 — Вот эти, пожалуйста, — сказал он продавщице в белой шапочке.

 — Для вас — как всегда, самые лучшие, — улыбнулась она и положила на весы выбранные покупателем краснощёкие томаты. Пенсионер приподнял капюшон и взглянул на женщину. У неё всё было хорошо: спокойно, ровно, безоблачно. Она чувствовала себя уверенной и никуда не спешила.

 — Триста пятьдесят, — сказала она и сняла пакет с весов, кокетливо улыбаясь.

В этот момент Иван Саввич увидел, что она его обманывает.

 — Вы ошиблись, — сказал Чугунков, всё ещё надеясь, что третий глаз с непривычки его подводит.

 — С чего это вы взяли? — притворно удивилась она. — Начинается.

Пенсионер стоял против света, и продавщице не было видно, что у него на лбу. Третий глаз отчётливо видел её раздражение, скрываемое за слащавой улыбкой. К прилавку подошли двое покупателей, пощупали разложенные огурцы и редис.

 — Давайте, не задерживайте очередь.

 — Может, проверим ещё раз? — попросил старик.

 — Совсем уже офигели! Я вас обманывала когда-нибудь?!

Иван Саввич опустил капюшон на лоб и ушёл, не взяв помидоры. Продавщица не ошиблась. Она врала и знала это. От расстройства пенсионер забыл написать в блокнот результат наблюдений.

Чугунков отправился в собес: его уже три недели гоняли за дополнительными «бумажками» для оформления бесплатной путёвки в Минеральные Воды. Взглянув на сотрудницу в окошке третьим глазом, пенсионер ахнул. Он вдруг увидел, что без этих «бумажек» можно обойтись — просто сотрудница ленива и некомпетентна, зря гоняет его, не желая читать новые нормативные документы и спрашивать руководство. Иван Саввич сказал ей это — и тут же нарвался на хамство.

 — Мы для вас! А они ходят жалуются! Забесплатно им дают, нет бы…

Сотрудница хотела продолжить гневную речь, но увидела глаз на лбу пенсионера — и упала в обморок.

 — Что случилось? — спросил кто-то из очереди.

 — Старик вздорный, женщину ударил! Я видел! — ответили ему.

Кто-то позвонил в полицию. Иван Саввич ушёл, пока его не задержали.

Что же делать? Чугунков вспомнил про Машу и решил посоветоваться с ней. Дочь хоть и любила руководить, и не всегда слышала отца, но была на его стороне.

Прибыв к Маше, он застал её в домашних хлопотах. На плите кипел суп, угрожая залить плиту, младший сын Вова закатывал истерику из-за упражнения по русскому языку, которое уже третий раз приходилось переписывать, а старшая дочь Ира заперлась в ванной. Маша боялась, что та с собой что-то сделает.

 — Па, привет. Разувайся, куртку сюда, — привычно распорядилась Маша, не замечая, что командует.

Иван Саввич сделал, как велено, и прошёл в квартиру. Первым делом он убавил суп, а затем пошёл к Вове, который стал рвать свою тетрадь. Старик посмотрел третьим глазом и увидел, что у внука дислексия — сложности с восприятием и написанием букв. Значки словно плясали в глазах у Вовы.

 — Ничего себе, пляшут! — сказал Иван Саввич, подняв разодранные листы с ошибками в словах.

Внук посмотрел на деда удивлённо.

 — Я говорю, буквы — как будто на вечеринке.

 — Да, — подтвердил Вова.

 — Опять разодрал! Да что ты будешь… Держи себя в руках! Как ты жить собираешься с такими истериками?! — закричала Маша, войдя в комнату.

 — Не ори, — сказал Иван Саввич. — Я на тебя не орал, поди, в детстве.

 — Со мной и хлопот таких не было, — парировала Маша. — Лентяй! Кому говорю, хватит рыдать! Сядь ровно и делай.

Иван Саввич рассказал дочери о том, что увидел.

 — Если ты устала, давай я его к врачу свожу, — сказал он.

 — Я сама успею. Всё в порядке. Пойду чайник поставлю.

Маша «надела» привычную улыбку, а отец смотрел на неё третьим глазом и видел, что та на грани нервного срыва. Дочь взваливает на себя непомерную ношу и не хочет этого видеть. В детстве он учил её самостоятельности — но похоже, Маша перегнула палку. Старик не закрывал лоб, но дочь не замечала новый глаз, будучи полностью погружённой в свои проблемы.

 — Маш, я с тобой поговорить хотел. У меня такое дело…

 — Слушай, а с Иркой поговори, пожалуйста! Она с утра бунтует: «В школу не хочу!»

 — Ира! — мама постучалась в дверь ванной. — Дедушка пришёл. Заканчивай свои выкрутасы! Открывай немедленно.

Иван Саввич увидел через дверь, что девочку травили в новой школе, и поэтому она не хотела туда идти. Ира прогуливала учёбу, пока классный руководитель не позвонил её маме — и тогда конфликт перешёл в открытую фазу.

 — Они дураки, — сказал дед в щель у двери ванной, — и завидуют, что ты умнее них. А травят — так они мстят, что всему классу двойки поставили за невыученный урок, а ты встала и ответила на «пять».

 — А ты откуда знаешь?! — удивилась девочка.

 — Выходи, Ириш. Давай чайку попьём. А с матерью я поговорю, чтобы перевела тебя в другой класс.

 — Сейчас, умоюсь только.

Ира включила воду — и в этот момент пришёл с работы муж Маши. Старик сразу увидел, что он изменяет жене, устав от её командного тона и вечного недовольства. А Маша знала это, но закрывала глаза, боясь потерять мужа. Пытаясь заглушить правду, которая всё-таки пробивалась через психзащиты, Маша лишь сильнее психовала и «закручивала гайки» — а состояние её ухудшалось.

Когда Маша пошла провожать отца (так и не заметив третьего глаза), он аккуратно рассказал ей правду. Дочь вспыхнула, обозвала его и чуть ли не силой вытолкала за дверь. Она подумала, что такова плата за её старания быть сильной и скрывать проблемы — никому её не жалко. Вот и отец не боится ударить, добавив к её душевному грузу небылицы про мужа.

Расстроенный, с тяжёлыми чувствами, Чугунков отправился к сыну Славе. Тот был с похмелья и, увидев глаз на лбу у отца, буркнул:

 — Ща, бать, — и убежал в ванную.

Там Слава включил ледяную воду и долго фыркал, сбивая хмель. Он решил, что это белая горячка.

 — Нет, сынок, всё правда, — успокоил его отец.

Хотя как «успокоил». Это было настолько странно, что Слава долго не верил. Старик рассказал всё как было.

 — Знаешь, бать, я бы на твоём месте не светился с этой штукой.

 — Думаешь?

 — Стопудово. Начнут исследовать — хорошо если тебя на запчасти не разберут ради эксперимента.

 — Что же делать?

 — Ты говорил, что завязывал бинтом. Если надо будет выйти куда — обмотаешься. На работу тебе ходить не надо, подозрений не вызовет, что ты в этом постоянно. А так сиди дома, смотри телевизор — и выясняй, кто из них врёт и насколько. Интересно, кстати, через телек это работает?

Иван Саввич хлопал третьим глазом и пытался понять, что творится на душе у Славы. Но у того отчётливо виднелись лишь удивление и остатки хмельного звона в голове.

Тем временем, видеоролики с Иваном Саввичем и его третьим глазом, снятые зеваками в поликлинике, распространялись по сети со скоростью пожара. Очевидцы клялись, что это не фейк. Когда Чугунков вышел от сына, на него набросились прохожие, требуя сделать селфи и бесцеремонно щупая его. Слава выскочил во двор и отбил отца, увёл обратно к себе.

 — Я на диване сплю, — сказал он, — а тебе на кровати свежее постелю. Заночуешь.

 — А как же твои? — удивился старик.

 — К её матери уехали, — неохотно отозвался Слава. — Погостить.

Слава зевнул, потянулся и стал напевать легкомысленную мелодию. Но старик увидел, что творится в его душе. Жена любила его, но подала на развод, не желая терпеть пьянство. А Слава пил, потому что потерял смысл жизни. Таланты растрачены, надежды не сбылись. Копошится под землёй, как червяк. Каждый день — как день сурка. У Ивана Саввича сжалось сердце. Он не мог дать сыну новый смысл — тот должен был найти его сам.

 — Бать, а чё ты видишь про меня этим глазом? — поинтересовался Слава, доставая свежую простынь для отца.

 — Что ты справишься, — соврал Чугунков.

Вернее, он не совсем соврал — это было его пожелание сыну. Слава улыбнулся и пошёл курить на балкон.

Всю ночь Иван Саввич вертелся в постели и мучился вопросом: зачем ему открылся этот дар? Или проклятье. Люди не хотят знать правду, которая делает им больно. Его самого открытие тайн лишь разочаровывает. Пять лет он ходил к одной и той же продавщице на рынке — и вот поди ж ты, всё время его обманывали. Дети глубоко несчастны, а не просто устали или временно хандрят. А как он им поможет? Какой толк от того, чтобы знать правду, но не иметь возможности ничего изменить?

Старик не спал до утра. С восходом солнца он встал, оделся и, оставив сыну записку, отправился домой — пока на улицах и в транспорте было пусто.

Выйдя из автобуса на своей остановке, Чугунков увидел полного мужчину, который спал на сиденье, развалившись и странно раскинув руки. Его лоб и волосы были мокрыми. Люди, ожидавшие автобуса, сторонились, считая толстяка бомжом или пьяным. Ивану Саввичу хватило одного взгляда, чтобы понять: человек умирает. Причину его состояния он понять не смог и стал тормошить толстяка, хлопая по щекам. Старик полез в его рюкзак, надеясь найти лекарство. Люди косились на него, а парень, который был посмелее, сказал:

 — Не стыдно? Старый человек, а роетесь по сумкам.

Старик не стал объяснять. Парень схватил его за руки и в ответ на сопротивление повалил старика на землю. Из рюкзака выпала диабетическая книжка. Иван Саввич понял.

 — Конфеты есть у кого? — закричал он. — Он умирает. Гипокликемия! Надо срочно что-то сладкое.

У одной девушки нашёлся «Сникерс», который она взяла в дорогу вместо завтрака. Парень позвонил в «Скорую». Про Чугункова все забыли, сгрудившись вокруг толстяка. Старик отряхнулся от пыли и ушёл.

По пути к дому пенсионер почувствовал сильную усталость. Он зашёл в круглосуточную аптеку и купил лидокаин. Хирургические нитки и игла были у него дома в аптечке — остались от жены, работавшей медсестрой.

Зайдя в свою квартиру, Иван Саввич сразу отправился в ванную. Он помыл руки, протёр веки третьего глаза лидокаином и антисептиком и стал зашивать их, осторожно стягивая кожу. Глаз заплакал. В дверь позвонили.

 — Как не вовремя… — посетовал старик, наспех обмотал голову полотенцем и пошёл открывать дверь.

На пороге была дочь.

 — Па, почему ты не сказал?! Мне сейчас Славка звонил…

 — Я собирался.

 — Прости. Я как всегда, замоталась, не вижу ничего дальше носа. Покажешь?

Она потянула за край полотенца. Отец придержал его, но дочь уже успела увидеть нитку и иглу.

 — Ты что делаешь? Зачем?! — воскликнула Маша.

 — Одно расстройство и вред от него.

 — Ты не прав. То есть был прав, но вчера. Я боялась увидеть всё как есть. Но ведь так нельзя? Рано или поздно, если бодро шагаешь как слепой — попадёшь в катастрофу. А я не хочу. И для своих детей — тем более. Я почитала про дислексию — похоже, ты прав. А я Вовку мучила, думала, он не старается. А дочка… Почему она мне сразу не сказала?

 — А что бы ты ей ответила? Что она должна быть сильной бороться с людьми, которые её терпеть не могут? А зачем? Это как сидеть в разъедающей кислоте, считая это борьбой за свои права. Иногда мудрее понять, что это не твоя среда.

 — Ты прав. Надо же…

Они помолчали. Маша прикоснулась к коже на лбу отца, рядом с третьим глазом. Тот испуганно заморгал.

 — Не зашивай, пожалуйста. Если это тебя не сильно нагружает. Я разучилась видеть всё как есть — теперь надо заново учиться, чтобы что-то решать. А пока ты мне будешь…

 — Рубить правду-матку?

 — Типа того, — улыбнулась Маша. — А там, глядишь, и мои глаза научатся. Славка — он тебе не сказал? — воодушевился и к жене поехал с утра. Говорит: «Не знаю, примет ли, но кажется, я нашёл смысл жизни. И он — в них». А ещё говорит: «Я дебил, как можно было это не видеть?»

Маша повела отца на ванную снимать шов.

 — Я «Скорую» внизу увидела — боялась, что к тебе.

 — Наверное, к мужику на остановке.

 — Что случилось?

Иван Саввич рассказал об утреннем происшествии.

 — А говоришь! — воскликнула Маша. — Ты человека спас. Да и нас со Славкой. Па… Я не знаю, как сказать…

Иван Саввич скосил освобождённый третий глаз на дочь и увидел, как сильно она его любит. Старик обнял её и заплакал. Такого тепла и доверчивости он не видел уже лет 30, с тех пор как Маша стала подростком.

«Пускай остаётся, — подумал он про третий глаз. — Значит, есть смысл. Значит, ещё поживём».

КОНЕЦ

Москва, 2022г.

Print Friendly, PDF & Email

11 комментариев для “Юлия Бочарова: ТРЕТИЙ ГЛАЗ ИВАНА САВВИЧА

  1. Такой приём исползовал Франц Кафка. Он вводил какую-нибудь одну «фантастическую» составляющую, а всё остальное было абсолютно реально. Связь между реальностью и этой фантастической составляющей и обеспечивала такой потрясающий эффект — см., например, Превращение. Правда, относительно счастливый конец немного выбивается из этой связи с реальностью. На самом деле счастливого конца нет — есть надежда, что всё будет хорошо, но ведь не будет — жестокая реальность возьмёт своё.

    1. «счастливого конца нет — есть надежда, что всё будет хорошо, но ведь не будет».
      Цви, вы неправы. Такой пессимизм свойствен тем, кто не верит в Высшую Силу, направляющую Мир по пути прогресса.
      А вот выдержка из письма Е.И.Рерих Ф.Д.Рузвельту от
      10 октября 1934 г.
      http://www.facets.ru/index.htm?issue=78&article=7802
      «Пишу Вам с Высот Гималаев и в грозный час, когда весь Мир стоит у преддверия Переустройства и судьбы многих стран взвешиваются на Космических Весах. Пишу и предлагаю Вам Высокую Помощь. Помощь из того Источника, который с незапамятных времен стоит на несменном Дозоре, наблюдая и вправляя в спасительное русло течение мировых событий.»

      1. Белла, вас забанят и… правильно сделают за «тупую миссионерскую деятельность» 🙂

        1. Миссионерская деятельность с пробитой аурой весьма затруднительна 🙂

      2. История всех времён, всех народов хранит свидетельства такой Помощи, сокрытой от широкой гласности и обычно приходившей в поворотные пункты истории стран. Принятие или уклонение от неё неизменно сопровождались соответственным расцветом или падением страны. Помощь эта в виде предупреждений или советов проявлялась в самых неожиданных и разнообразных аспектах.

        1. Вообще-то про за@ирание тем — это не злословие, а таки правда. За это вам аура и была пробита навылет 🙂

  2. Прекрасный рассказ!
    И не такая уж фантастика — на пороге Новой Эпохи у людей появляются тонкие восприятия, и способность чувствовать чувства других уже не редкость…

  3. Молодчина Юлия Бочарова!
    Интересный поворот в жизни человека, сумевшего увидеть всё, как оно есть на самом деле. Третий глаз — отличный приём.

Добавить комментарий для Soplemennik Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.