Итак, на свой собственный любимый вопрос: фольклор или история, Дж. Фрэзер в данном случае уверенно отвечает: история! При этом он, вскользь, упоминает и тех, кто склоняется ко мнению, что это фольклор, точнее, что перед нами одна из вариаций на тему солярного мифа.
Афтара Насо (Шофтим (13:2-25 )
Михаил Ривкин
Рассказ о Шимшоне это — безыскусная, грубоватая простонародная легенда, начисто лишённая всяких литературных изысков, всяких художественных средств выражения. В характере Шимшона нет нарочито положительных качеств, нравоучительных, воспитательных посылов. Все рассказы Писания, даже самые простые и грубоватые, написаны в реалистической манере. Нельзя ставить вопрос: нравятся ли нам их герои. Правильная постановка вопроса такая: каковы те реальные общественные, культурные и религиозно-культовые явления, которые отражаются в этих образах.
Возможно, что в этом рассказе есть некая историческая первооснова. Во времена, когда Пелиштимляне господствовали над Израилем (в царствие Шауля), жил человек, очень сильный, грубоватый и дикий, из колена Дана, которое ещё не поднялось в своём развитии над уровнем кочевого дикого племени. Ту роль, которую играл Амалек в амфиктионном союзе Эдома, роль необузданного и опасного союзника, готового в любую минуту к самым радикальным «эксцессам исполнителя», ту же самую роль играло колено Дана в амфиктионном союзе колен Израиля. Шимшон был наделён огромной физической силой, но использовал он эту силу только против Пелиштимлян, врагов Израиля, и потому был любим простыми людьми. Как обычно, рассказы о его геройских деяниях и о том ущербе, который он нанёс врагам, передавались с большими преувеличениями. Главной отличительной чертой Шимшона, как, впрочем, и всех таких народных богатырей, была страсть к женщинам. С этой страсти начинается рассказ о его подвигах, и этим он кончается. Всё это собрание коротких рассказов отличается простотой и наивностью. Их большим достоинством является краткость, нарочитый лаконизм. Рассказчик коротко и ясно, без всякого пафоса и превосходных степеней, перечисляет нам то, что он знает о делах своего героя. Ни разу мы не слышим монологов Шимшона в те самые важные моменты повествования, когда он мстит врагам своего народа. Шимшон не старается покрасоваться ни перед другими, ни перед самим собой. Его характерная черта — это простота, и потому он производит на нас такое хорошее впечатление. Эта, поистине детская, простота, отличает Шимшона с первого и до последнего дня.
Собиратель рассказов о Шимшоне добавил к ним введение, рассказ о чудесном рождении героя. Рассказ достаточно шаблонный: великий человек должен произойти на свет не иначе как чудесным образом. Каждый раз нам рассказывают, что мать героя изначально была бесплодной. И только некое чудодейственное пророчество или знамение позволяет ей родить сына. О рождении Шимшона его матери возвещает ангел, принявший человеческий облик. Единственное отличие от рассказов о рождении Ицхака, Яакова и Йосефа состоит в строгом предупреждении:
«А теперь берегись: не пей вина и шэйхара и не ешь ничего нечистого. Ибо вот, ты зачнешь и родишь сына, и бритва да не коснется головы его, потому что назиром Божьим будет это дитя от самого чрева, и он начнет спасение Исраэйля от руки Пелиштимлян» (Шофтим 13:4-5)
Итак, на мать будущего назира наложены, с того момента, как ей объявлено о его рождении, два запрета:
- Не пить никаких опьяняющих напитков
- Не есть ничего нечистого (оскверняющего)
Хотя прямо об этом нигде не сказано, но автору и его аудитории очевидно, что те же самые запреты должен будет соблюдать и сам будущий назир. Запреты эти достаточно близки к тем ограничениям, которые должен соблюдать назир согласно источнику Р. Там, правда, запрет есть оскверняющее прямо не упомянут. Для источника Р очевидно, что этот запрет распространяется на всех сынов Израиля, без исключения. Вместо этого Р добавляет категорический запрет оскверняться мёртвым телом. В рассказе о рождении Шимшона прямо упомянут и третий запрет назиру, наиболее характерный для него, и позволявший всем издалека безошибочно его отличать: «бритва да не коснется головы его». Этот запрет также фигурирует в источнике Р. Похоже, статус назира присваивается Шимшону пожизненно.
Как же особый статус назира, который загодя присвоен будущему спасителю Израиля и, как следствие, статус «квази-назира» его матери на период беременности связаны с рассказом о таинственном вестнике, объявляющем бесплодной женщине о чудесном рождении героя?
«Нет достаточных оснований сомневаться в том, что в саге о Самсоне под лёгким и шатким зданием вымысла лежит солидный фундамент истинных фактов. Подробное и вполне определённое обозначение городов и мест, где протекала жизнь Самсона от рождения до смерти говорит о том, что мы имеем здесь дело с преданием местного характера, и противоречит взглядам некоторых учёных, желающих видеть в предании о библейском богатыре лишь один из солярных мифов»[i]
Итак, на свой собственный любимый вопрос: фольклор или история, Дж. Фрэзер в данном случае уверенно отвечает: история! При этом он, вскользь, упоминает и тех, кто склоняется ко мнению, что это фольклор, точнее, что перед нами одна из вариаций на тему солярного мифа.
Что же это за «солярный миф»? У многих народов и культур с древнейших времён бытовали мифы о рождении чудесного героя от соития земной женщины и солярного (солнечного) божества. Именно этот мифологический сюжет «некоторые учёные» уверенно отслеживают и в рассказе о том, как некий «муж» возвестил бесплодной женщине о грядущем рождении героя. Перед нами, разумеется, только «бледная», тщательно отредактированная версия мифа, ни о каком плотском соитии в ней нет и речи. Тем не менее, некоторые особенности рассказа позволяют нам восстановить изначальную «красочную» его версию. Именно это, кстати, сделал и З. Жаботинский в своём знаменитом романе «Самсон-назарей». Он прямо указывает на таинственного вестника как на фактического отца Шимшона. Разумеется, для З. Жаботинского этот вестник отнюдь не божество, а обычный человек, из плоти и крови, но идеальная художественная интуиция помогла великому писателю реконструировать изначальную, простейшую и изящную логику рассказа: длительное бесплодие женщины объясняется не её пороком, а бесплодностью её мужа. Как только на его место становится полноценный партнёр, рождение ребёнка следует незамедлительно. Однако наряду с этой простой, «внемифологической» реконструкцией, следует указать и на некоторые, сугубо мифологические параметры солярного мифа, проглядывающие в этой удивительной истории.
Во-первых, значащее имя будущего героя: Шимшон. Это, разумеется уменьшительное от слова Шемеш — солнце. На русском наиболее точным эквивалентом было бы «Солнышко». Кстати, Шимшон — одно из очень немногих имён в ТАНАХе, этимология которого не названа.
Во-вторых, таинственный вестник чудесного рождения меняет своё обличье буквально под изумлённым взглядом публики. Как только его не называют! «ангел Г-сподень», «человек Б-жий, а вид его, как вид ангела Б-жия». При этом по внешности, похоже, он от обычных людей не слишком отличался: «не знал Маноах, что это ангел Г-сподень» (там 13:16). Настойчивый отказ вестника открыть своё имя сразу приводит на ум рассказ о борьбе Яакова с англелом.
В-третьих, весьма характерна реакция мужа и жены, когда ангел Б-жий «поднялся в пламени жертвенника» (там 13:20). Муж ожидает неотвратимой гибели, жена твёрдо уверена в своей безопасности, залогом которой она считает и само вознесение на небо, и принятую жертву.
Наконец, в-четвёртых, вернейшим признаком сверхъестественного, чудесного происхождения Шимшона становится сакральный статус назира, присвоенный ему с самого момента зачатия. Именно назир был самой ранней сакральной персоной в древнем Израиле, и эта сакральность была прямо увязана с его чудесным рождением. Разумеется, древнейший солярный миф, как в своей яркой, так и в своей «бледной» версиях ещё на самых ранних этапах формирования танахического текста был заменён более нейтральным повествованием, которое лучше согласовалось с общим монотеистическим пафосом новой религии. В такой версии отцовство назира нарочито подчёркивалось (Элькана), а само рождение являлось результатом молитвы. Ролевая персона назира сочетала, на раннем этапе, функции коэна, судьи и пророка, как хорошо видно в рассказе о другом известном назире — о Шемуэле.
По мере того, как все три перечисленные сакральные ролевые персоны постепенно обособились, обрели свои собственные характерные функции и свою собственную ритуально-культовую регламентацию, место назира в древнем Израиле становилось всё скромнее. Источник Р упоминает о статусе назира как о некотором древнем обычае, скорее терпимом, нежели культивируемом и поощряемом. Амбивалентное отношение к статусу назира проявляется и в том, что этот статус можно принять только на определённое время, и в том, что по истечении этого времени следует принести грехоочистительную жертву. Р всё ещё вынужден отдавать дань древнейшей традиции, но делает это поневоле, без энтузиазма…
Примечание:
[i] Дж. Дж. Фрэзер Фольклор в Ветхом Завете М 1986 стр. 299
