Лев Сидоровский: «ГЛАВНОЕ — ЧЕЛОВЕК»

Loading

Вот так снимал Литвяков. Не иллюстрировал докумен­тальными кадрами заранее выстроенную схему, а старался раскрыть волнующие художника проблемы, опираясь на ма­териал живой действительности. Не случайно очень многие его картины были удостоены международных призов, а за фильм «Мы не сдаёмся, мы идём…» режиссёру присудили Государственную премию СССР.

«ГЛАВНОЕ — ЧЕЛОВЕК»

Слово о Михаиле Литвякове

Лев Сидоровский

 НЕДАВНО, дорогой читатель, моему старинному другу Михаилу Сергеевичу Литвякову — замечательному режиссёру документального кино, заслуженному деятелю искусств РСФСР, лауреату Государственных премий СССР и РСФСР, придумавшему фестиваль «Послание к человеку» и теперь его Почётному президенту исполнилось восемьдесят четыре. А мне сейчас вспоминаются далёкие времена и его той поры фильм под названием «Без срока давности». Это был репортаж о заседаниях военного трибунала, на которых слушалось дело бывших карателей, участвовавших в уничтожении партизан. Да, столько лет минуло, но никак не забыть те страшные сцены. И всё-таки фильм был не об этих выродках, а о людях, которых подонки уби­вали. О тех, кто предпочёл предательству мученическую смерть. Они почти не возникали на экране, только не­сколько фотографий, но их присутствие ощущалось остро. И ещё помню: в финале картины появилась и застыла в стоп-кадре девочка-первоклассница, а за кадром звучали стихи молодого поэта, которые он написал в Сталинграде, перед своим последним боем…

Вот так снимал Литвяков. Не иллюстрировал докумен­тальными кадрами заранее выстроенную схему, а старался раскрыть волнующие художника проблемы, опираясь на ма­териал живой действительности. Не случайно очень многие его картины были удостоены международных призов, а за фильм «Мы не сдаёмся, мы идём…» режиссёру присудили Государственную премию СССР.

Как раз вскоре после этого события, весной 1984-го, я решил наконец-то поговорить со своим другом «для газеты».

 ***

И ВОТ включаю на диктофоне старую запись:

 — Михаил Сергеевич, а впрочем — просто, дорогой мой Миша, изве­стно, что кино, тем более до­кументальное, всегда отражает своё время. Какое же время сформировало тебя как режис­сёра?

 — Мы с тобой — почти ровесники, я помладше. Так вот, пом­нишь, что значило кино для мальчишек нашего по­коления — ведь телевизоров ещё не было. Особенно манил «шикарный» мир трофей­ных фильмов… Оглядываясь в прошлое, в начало пятидеся­тых, вижу одну и ту же карти­ну: вечер, кинотеатр «Моло­дёжный» на Садовой, афиша, извещающая о том, что «дети до шестнадцати лет не допускаются». И всё-таки на этот запретный сеанс всеми правдами и неправдами по­падал… Рос без отца: боевой летчик, защищавший небо блокадного Ленинграда, он погиб вскоре после войны. Жили мы с мамой в «коммуналке», с многочисленными соседями дружили (что, впро­чем тогда было нормой), и, когда пришло время выбирать мне профессию, участие они в этом приняли самое деятельное. Родной брат на­шей соседки был киноопера­тором: снимал хронику в оса­ждённом Ленинграде, партизанские рейды в тылу врага, взятие Берлина… Помнишь из­вестный кадр: по ступеням поверженного рейхстага понимается молодой человек в гимнастёрке с кинокамерой «Аймо»? Так это как раз он — мой крёстный отец в кино Борис Михайлович Дементьев…

 — Значит, путь в профессию оказался достаточно простым?

 — Отнюдь. Если по порядку, то после неудачной по­пытки стать студентом театрального института учился в железнодорожном техникуме, затем поступал «за компанию» в мединститут… Наконец, закончив курсы, стал техником-геофизиком. Работал в НИИ геологии Арктики, почти год провел в Котуйской экспеди­ции. Убеждён: не будь в моей жизни Севера, потребность стать режиссёром, пожалуй, ощутил бы гораздо позже. Счастливое время: я открывал страну, людей и, что, навер­ное, в молодости особенно важно, — самого себя… Пос­ле Севера служба в армии не показалась такой уж трудной. Там впервые увидел однаж­ды фильм Романа Кармена — и, потрясённый, задумался о кинодокументалистике. Послал запрос во ВГИК. И вот перед самым увольнением в запас, получаю вызов. Но не отпу­скают, потому что я оказался в госпитале. Карантин… Как страстно врачей уговаривал, какие веские приводил дово­ды… Даже поклялся, что пер­вый фильм сниму непременно о медиках…

 — Сдержал клятву?

 — Да, мой первый фильм «Вечный бой» был посвящён главному хирургу Ленинград­ской областной больницы Виктору Седлецкому. Кстати, с этой картиной связано и первое моё путешествие за границу: показывал её на Международном кинофести­вале студенческих фильмов в Праге… Но это было уже по­том, в шестьдесят четвёртом. А тогда, в шестидесятом, ус­пешно выдержав два тура эк­заменов на право стать сту­дентом знаменитого ВГИКа, почувствовал, что знаний всё-таки маловато, и, не дожи­даясь решения приёмной ко­миссии, вернулся на невские бepeга. И вот тут-то сверши­лось главное: Борис Михай­лович Дементьев привёл ме­ня на Ленинградскую студию документальных фильмов и определил в ассистенты опе­ратора.

 — А как же ВГИК?

 — Через год легко выдер­жал экзамены в мастерскую профессора Ильи Петровича Копалина… Когда вернулся на родную студию с дипломом режиссёра, здесь как раз на­чинала работать группа та­лантливых молодых кинемато­графистов: режиссер Валерий Гурьянов, сценарист Валентин Венделовский, операторы Юрий Николаев, Михаил Масс, Эдуард Шинкаренко, Влади­мир Дьяконов… Первые само­стоятельные картины снимали Павел Коган, Людмила Станукинас, Пётр Мостовой, Юрий Занин, Семён Аранович… Ко­нечно, это счастливый слу­чай — то, что нас, молодых, тогда в коллективе было так много и то, что начало на­шего творческого пути совпа­ло с повышенным интересом в обществе к документально­му кино. Уникальная творче­ская атмосфера определила наши вкусы, пристрастия, наше эстетическое кредо.

 — В чём же суть этого кре­до?

 — В том, что единственный и главный предмет докумен­тального кино — человек, его судьба, его духовный мир.. Мы занимаемся человекове­дением. Психологическая на­полненность характера, его индивидуальная неповтори­мость становится решающим условием экранной судьбы до­кументального героя. Да, ни­когда нельзя забывать, что человеческие судьбы, как бы ни были связаны со време­нем, со страной, всегда глу­боко индивидуальны, всегда неоднозначны. Чего только и я, и мои коллеги ни делали во имя правды и достоверности на экране: «скрытая камера», «синхронное кинонаблюдение» в ходе события, интервью врасплох… Помню, готовя свой первый после окончания ВГИКа фильм «Трудные ре­бята», я снял разговор с одним из «трудных» подростков скрытой камерой. Происходи­ло это в спортивно-трудовом лагере, микрофон был спрятан в траве, камера находилась в машине, и парень ни о чем не подозревал. Разоткровен­ничался. В частности, сказал, что очень хочет стать шофё­ром, — в общем, в этих сво­их мечтах «трудный» предстал человеком с чистой, доверчи­вой душой. Признался, что больше всех на свете любит маму (а её накануне, в роди­тельский день, задержали пьяную у входа в лагерь, да ещё с бутылкой вина, кото­рую мать привезла «в пода­рок» тринадцатилетнему сы­ну). Но вот беда: звук в этом эпизоде записан был неваж­но, и нам предложили пере­озвучить синхрон. Однако съёмочная группа буквально вознегодовала: «Чтобы под­ростка переозвучивал актёр? Никогда! Пусть не всё слышно, зато всё в эпизоде — правда без подтасовки».

 — Вспоминая многие твои работы («Вечный бой», «Ко­эффициент напряжения», «До свидания, мама!», «Мы мастеpa» и другие), понимаешь, что молодёжная тема в творчест­ве режиссёра Литвякова место занимает весьма заметное…

 — Я бы даже сказал — главное…

 — Причём, рассматривая молодых, ты как художник прежде всего пытаешся уяс­нить для себя и показать на экране не только ЧТО проис­ходит, но и КАК, ПОЧЕМУ происходит, что за этим явле­нием стоит… Ну, например, фильм «Это беспокойное сту­денчество», завоевавший на кинофестивале в Лейпциге приз Международного союза студентов…

 — Хочу уточнить: проблем­ный подход к теме фильма вовсе не ограничен узко «мо­лодёжными» сюжетами. Твердо уверен: документальный фильм только тогда будет ин­тересен зрителю, когда он не­просто повествователен, но непременно ставит и решает какую-то важную проблему… Так, лет десять назад я заду­мался над проблемой студен­чества. К тому времени уже снял фильмы и о молодых врачах «скорой помощи», и о молодых пограничниках, и о молодых строителях — казалось бы, в этой цепи не хва­тало только студентов. Кстати, очень мало мы, работники ки­ноискусства, занимаемся сту­денческой темой. Например, такое явление, как студенче­ское строительное движение, — почему-то фильмы о бой­цах стройотрядов чаще всего носят поверхностный, репортажный характер. А ведь в этом явлении, ставшем уже социальным, наверняка есть немало нерешённых проблем. Наверняка оно требует более серьёзного, пристального ана­лиза… Итак, меня занимал фильм о студенчестве, и вдруг полу­чаю предложение от замеча­тельного драматурга Бориса Добродеева принять участие в создании картины как раз на эту тему, но под особым углом: о студенческом моло­дёжном движении на Западе, достигшем тогда большого размаха: в США молодые вы­ступили против воины во Вьетнаме, ширились демонст­рации во Франции, ФРГ… Вот когда я впервые по-настояще­му познакомился с киноархивами, ощутил вкус работы с кинолетописью. Мы отбирали фильмотеку в архивах Фран­ции, ФРГ, Швеции, США, ста­раясь осмыслить кинокадры студенческих бунтов. Фильм затрагивает большой отрезок времени — от начала века до семидесятых годов двадцатого столетия, поэтому очень важ­но было выбрать самые глав­ные этапы и на их примере проследить эволюцию студен­ческого движения… Вместе с оператором Эдуардом Шинкаренко мы снимали в раз­ных странах Европы и Амери­ки — например, во Франции запечатлели стотысячную сту­денческую демонстрацию, во главе которой шли коммуни­сты…

 — Вплотную примыкает сю­да и тема интернационализма, представленная в твоей рабо­те с большой остротой. Наверное, само время определило, так сказать, «градус» этих лент…

 — Когда Борис Добродеев и Николай Шишлин предло­жили сделать фильм о судь­бах детей зарубежных револю­ционеров, которые обре­ли свою вторую роди­ну в Советском Союзе, ни о чём другом думать уже не мог. Ин­тернациональный детский дом был открыт полвека назад в Иванове, и мы решили про­следить некоторые судьбы. Киноархивы Москвы, Софии, Праги, Берлина… Встречи… Беседуя с учителем-историком из ГДР Фрицем Штраубе, выяснил, что перед войной в интердоме очень популярна была антифашистская песня из фильма «Карл Бруннер»: «Мы не сдаемся, мы идем, и, если грянет бой, мы побе­дим. мы вас сметем с лица земли долой…». Так возникло название картины — «Мы не сдаёмся, мы идём..,». Работая в киноархивах, мы, в част­ности, нашли такой сюжет: урок немецкого языка в со­ветской довоенной школе… И родился нестандартный эпи­зод, повествующий о нача­ле второй мировой вой­ны. В кадре — учительни­ца с ребятами повторяют хо­ром: «Я учусь», «Мы учимся», «Мы занимаемся физкульту­рой»… А следом на экране под звуки этого урока, под эти ребячьи голоса — аресты в Польше, обыски, марш гит­леровцев… Я всегда за эмо­циональный            кинематограф: если зрительный зал взволно­ван, если на лицах — слёзы, значит, мы работали не зря. Поэтому так дорого видеть сопереживание зрителей и ге­роям другого нашего фильма, «Годы и судьбы», который как бы продолжает тему «Интернационалист XX столетия». Венгерский писатель-револю­ционер Матэ Залка (генерал Лукач), немецкий певец-анти­фашист Эрнст Буш и болгар­ский летчик, Герой Советского Союза и Герой Народной Рес — публики Болгария Захар Захариев — их судьбы перепле­лись в Испании. Мы считаем, что встреча зрителя, особен­но молодого, с этими ры­царями интернационального долга, интернационального единства благотворна. Мы стремились, чтобы идеи ин­тернационализма в фильме не были голыми лозунгами, а подкреплялись драматически­ми судьбами конкретных лю­дей …

 — Чисто зрительское ощу­щение: персонажи, которых снимает Литвяков, дороги ему не просто как подходящий «киноматериал», а как близкие, по-человечески чрезвычайно интересные для режиссёра лю­ди. Я не ошибаюсь?

 — Чаще всего именно так. Ну, например, герои первой моей полнометражной карти­ны «Люди земли кузнецкой» — разве можно было в них не влюбиться? Учитель математи­ки Николай Капишников орга­низовал в сельской школе симфонический оркестр, кото­рый стал лауреатом Всесоюз­ного конкурса, и Кемеровская филармония  справедливо включила крохотный горняцкий посёлок Мундыбаш в спи­сок городов, куда можно вы­езжать с самыми сложными симфоническими программами… Или начальник маленькой метеостанции, затерянной в Горной Шории, Виталий Дья­ков, с которым относительно прогнозов погоды консульти­руются международные аэро­порты… Или Иван Егорович Се — ливанов, который, выйдя на пенсию, всерьёз занялся живописью.. Смотря фильм, не так уж трудно понять, кто его снимал: равнодушный человек, не сумевший найти с героями контакта, или тот, для кого беды и радости этих людей ста­ли частицей собственной жиз­ни. Лично я стремлюсь ко второму — может, поэтому дружба с героями картин по­сле съёмок только крепнет… Так, кстати, случилось и после фильма «Трудные ребята». По­стараюсь вновь вернуться к тем «трудным подросткам», рассказать об их судьбах, ведь им уже за тридцать — чего же успели добиться в жизни?..

 ***

 ЕЩЁ, дорогой читатель, мой друг Литвяков обладает отменным чувством юмора, что нас и сблизило. Тогда, в семидесятые-восьмидесятые, я, спецкор питерской «Смены», на Ленинградской студии документальных фильмов частенько подрабатывал тоже, То есть был там вполне «своим». И когда мы все вместе отмечали какое-либо знаменательное событие, я непременно устраивал нечто вроде «капустника», в котором (чаще всего — в «злободневных» куплетах) про дорогого Машу не забывал никогда. В ответ он хохотал громче всех…

 Ну а когда уже в 1998-м нагрянуло его 60-летие, я сочинил «оду», которой приветствовал юбиляра в Доме кино, со сцены. Публикуя «оду» здесь, предварительно, для не вполне осведомлённых читателей, даю некоторые пояснения: Ирина — это Мишина жена, Ирочка Калинина, тоже очень славный кинорежиссёр; Кузин Вален Иванович — бывший директор Ленинградской студии документальных фильмов, которая — на Крюковом канале; Зайков Лев Николаевич — 1-й секретарь Ленинградского обкома КПСС, в дальнейшем — секретарь ЦК КПСС, член Политбюро; «Кентавр» — главный приз Международного фестиваля «Послание к человеку».

 Итак — «ода» из 1998 года:

Мой друг Михаил Литвяков  рядом с коробками, в которых его фильмы. 1984-й.  Фото автора.  
Мой друг Михаил Литвяков  рядом с коробками, в которых его фильмы. 1984-й.  Фото автора.

 Не помнят в Питере такого:
 На Невском лозунги висят –
В честь Михаила Литвякова:
Ему ведь нынче — шестьдесят!

От Миссисипи — аж до Нила
Сегодня прогремит салют:
В честь Литвякова Михаила
Народы мира водку пьют!

***

Его порывы с детства чисты,
Он не замечен был в плохом:
Любил картину «Трактористы»,
Любил «Свинарку с пастухом»…

Его не привлекали драки,
Его к себе уж на заре
Влекли «Кубанские казаки»,
Но больше — «Ленин в Октябре»…

***
Не увлекался он портвейном,
Пил самогонку без нытья.
Мечтал стать новым Эйзейштейном!
Быть как Васильевы-братьЯ!

Во ВГИК пролезши еле-еле,
Копил духовный капитал:
Он по нутру — Чиаурели:
Так его Сталин воспитал!

***
Его совсем не доканали
Советской жизни времена:
Ведь он на Крюковом канале
Снял разных фильмов до хрена!

Таких — что аж мороз по коже!
Как их любил рабочий класс!..
Он носит орден из Камбоджи –
Как самый главный папуас!

***

Он утверждал свою доктрину!
Был молод и красив, как Бог!
Однажды встретил он Ирину –
«И лучше выдумать не мог».

Над нею руки распростёрши,
Как чингизханская орда,
На деву ринулся, как коршун, –
И Ирочка шепнула: «Да!»

***
Вес их творений очень грузен,
А также светел и толков…
Любил на Крюковом их Кузин,
А в Смольном обожал Зайков…

Они, конечно, — великаны:
Награды брали без труда!
Им покорились бы и Канны,
Но не хотелось им туда…

***
Он был активней век от веку,
Шагал в неведомую даль.
Он всех послал нас к… «Человеку»:
Такой придумал Фестиваль.

И под бравурные литавры
Он сцену покидал: «Адье!»
Мечтали про его «Кентавры»
И Жан Маре, и Депардье…

***
В нём — ничего от инородца,
Хотя по масти он — брюнет.
«Михал Сергеичем» зовётся,
Хотя на лбу тех пятен нет…

На Карла Маркса, на заразу,
Похожим быть — его удел!
И Фридрих Энгельс, точно б, сразу,
Его увидев, обалдел…

***
Ой, Миша, ты добьёшься цели!
Всех одолеешь ты в борьбе!
И пусть Зурабчик Церетели
Сваяет памятник тебе!

Получше пусть в тебя вглядится,
Проймёт — до самого нутра,
Чтоб встал ты в бронзе над столицей
Взамен херового Петра!

***
Пусть будет всё с тобой толково!
Талантом нас рази опять!
Ведь шестьдесят для Литвякова,
Как для другого — двадцать пять…

Будь всё моложе год от году!
Шагай по жизни веселей!
А я покруче выдам оду
На твой столетний юбилей!

***
НУ а когда в 2014-м, 31 января, его детищу — Международному кинофестивалю «Послание к человеку» — стукнуло четверть века, я в адрес фестивального руководства разразился спичем, в котором были и такие строки:

Тому уж ровно четверть века,
Когда в краю большевиков
Своим «Посланьем к человеку»
Нас осчастливил Литвяков!

С мгновенно опустевших улиц
К вам люди мчали со всех ног:
Ведь там, у вас, сидели Гурвиц,
И Эрвин Ляйзер, и Ликок…
…………………………………………

Как верен вам российский зритель,
Который завсегда толков!
Не зря ваш Президент — Учитель,
Ну а Почётный — Литвяков!..

***

 В ОБЩЕМ, его Фестиваль продолжает своё победоносное шествие, и сам мой друг — в полной красе и силе, правда — борода стала совсем седой. Однако на этом снимке она чернущая, потому что сфотографировал я Михаила Сергеевича именно тогда, весной 1984-го, когда и случился наш вышеприведённый разговор.

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.