Считается, что получение американской визы — дело непростое, поскольку не существует заданного набора документов, гарантирующих успех данного предприятия. Иначе враг мог бы приспособиться к этим требованиям и беспрепятственно проникать на американскую почву. А уже оказавшись на этой почве, сорняк начинает размножаться, и бороться с ним нелегко. Да и поди сыщи его на столь громадной территории — ведь это не княжество Лихтенштейн, которое можно за день обежать.

Дорожное

Илья Липкович

Предисловие

Предлагаемые путевые заметки отличаются от подобного рода текстов тем, что значительную часть их составляет описание хлопот, связанных с пересечением границ, отделяющих одно государство от другого. Описанию же культуры, обычаев и кушаний в этих государствах отведено весьма скромное место. Вызвано это тем, что долгие годы я был носителем паспорта Республики Казахстан — страны, хотя и всеми признанной, но не входящей пока в число тех, граждан которых принимают с распростертыми объятиями. Поэтому каждая моя поездка начиналась с обивания консульских порогов и иной раз там же и заканчивалась.

Вероятно, в описаниях моих визовых мытарств есть и нечто, способное вызвать если не сочувствие, то интерес. Переход через государственную границу — всегда испытание, даже если ты не являешься секретным агентом. Главная цель иммиграционных служб — сделать этот процесс слишком сложным для человека с ограниченными способностями, волей и дисциплиной, чтобы только сильные духом могли воспользоваться чужеземным гостеприимством. Иной слабохарактерный соискатель, только посмотрев на список документов, необходимых для получения въездной визы, сразу опускает руки. Люди же с крепкой волей и стальными нервами — например, шпионы, диверсанты и профессиональные террористы — только потирают руки и с разбегу преодолевают препятствия, расставленные для слабонервных дурачков.

В этих заметках я хотел поделиться наблюдениями, сделанными при получении виз и пересечении границ разных государств. Возможно, это поможет не только ищущим совета по преодолению подобного рода препон, но и желающим научиться преодолевать иные жизненные препятствия. Денег за советы я не беру — как, впрочем, не принимаю на себя и каких бы то ни было обязательств.

Я надеюсь, что в моих наблюдениях проявятся узнаваемые черты национального и культурного облика этих стран. Бессмысленно, однако, искать здесь глубокие обобщения или, скажем, информацию о правилах подготовки документов для получения виз, пригодную для всех стран и народов. Скорее всего, таких правил вовсе не существует.

Впрочем, есть одно правило, неукоснительно соблюдаемое консульскими отделами всех стран, за исключением Японии, а именно: при подаче заявления на визу необходимо включить в пакет документов копию первой страницы паспорта соискателя, где его фото и основная информация. Разумеется, к заявлению прилагается и оригинал паспорта, иначе куда же прикажете ставить визу? Меня всегда поражало это требование — разве не могут они сами снять копию нужных им страниц? Долгие годы бился я над этим вопросом, боясь задать его тем, от кого исходило это требование; не знаю ответа и по сей день. Есть тут некая тайна. В требовании этом мне видится очеловечивание простой бюрократической функции, которая как бы превращается в физическое лицо. Впрочем, речь идет, скорее, не обо всем «физическом лице», а о нижней его части. Просителю как бы говорят, что лицо это не намерено отрывать свой зад от стула, чтобы пройти с твоим паспортом к копировальному аппарату. А вот японцам не влом сделать копию первой страницы. В этом, быть может, проявляется их национальный характер: склонность к минимализму и нежелание обременять клиента.

Волком в Соединённые Штаты

Считается, что получение американской визы — дело непростое, поскольку не существует заданного набора документов, гарантирующих успех данного предприятия. Иначе враг мог бы приспособиться к этим требованиям и беспрепятственно проникать на американскую почву. А уже оказавшись на этой почве, сорняк начинает размножаться, и бороться с ним нелегко. Да и поди сыщи его на столь громадной территории — ведь это не княжество Лихтенштейн, которое можно за день обежать.

Поэтому при рассмотрении заявления на въездную визу в США действует принцип «презумпции иммиграции», и соискатель должен представить убедительные доказательства отсутствия у него иммиграционных намерений. Каковыми, по мнению иммиграционных служб, является наличие у аппликанта прочных связей (ties), соединяющих его со страной проживания: недвижимость, работа, родственники, семья. Дружеские и любовные связи, понятно, в счет не идут, как слишком эфемерные.

Несмотря на отсутствие сколько-нибудь прочных связей, у меня никогда не было проблем с получением американской визы. Даже самую первую свою визу я получил подозрительно легко. Вероятно, решающую роль сыграли не мои связи с родиной, а связи в посольстве моего американского шефа. А может быть, это объясняется тем, что, проработав некоторое время в одной американской фирме, я сам стал немного походить на американца из-за вдруг высыпавшей на лице наивной спеси и сытой самоуверенности. Иной раз, поймав такси и усаживаясь на сиденье, я слышал приветственный лай водителя, принявшего меня за иностранца: «волком ха-ва-ю» (welcome, how are you). В такие моменты я понимал, что пришла пора валить отсюда.

В американских консульствах меня принимали с уважением и даже терпели от меня всякие дерзкие выходки. Например, приехав из США в Алма-Ату после трехлетней разлуки словно настоящий американец, я и с консулом вел себя как равный. Помню, меня возмутило, что в русском варианте анкеты графа Nationality была переведена как «Национальность». Я привычно заполнил её как «Гражданство», то есть поставил «Казахстан». Русскоязычная помощница консула, проверяющая заявления, сказала:

— У нас такой национальности нет.

— Что же писать? — спросил я.

— Пишите ту национальность, какая у вас в паспорте. В Республике Казахстан национальности пока еще не отменили.

Я посмотрел в свой паспорт. Там была указана национальность «Еврей». Я так и написал, как с детских лет привык, — с заглавной буквы «Е». Можно было еще добавить в скобках: Вечный. Получив визу и поняв, что бояться мне нечего, я по своему обыкновению нахамил консулу, объявив ему, что по-русски национальность — это этническая принадлежность, знать о которой им вовсе не обязательно. Говорю — вы что, полагаете, что если бы я намеревался въехать в США из Канады и заполнял английскую версию анкеты, тогда в графе Nationality следовало бы указать Jewish? Тот возражает — мол, национальность и в Африке означает гражданство. Я ему — не тебе учить меня родному языку. Мы договорились, что в следующий мой приезд они сделают более адекватный перевод анкеты.

Однако заполнять анкету в Алма-Ате мне больше не довелось. В дальнейшем для продления американской визы я совершал почти ежегодные наезды из США (где жил и учился) в американское консульство в Торонто. Потом, уже с визой в паспорте, я мог выезжать в разные страны (разумеется, если имел разрешение на въезд) и беспрепятственно возвращаться в США. Это было удобнее, чем ездить в Алма-Ату, но все равно хлопотно.

Могут спросить: разве нельзя было послать свой паспорт в иммиграционную службу на предмет продления въездной визы, не выезжая из страны? Ведь проживал я в США вполне легально, поскольку статус студента был мне дан по ходатайству университета на весь предполагаемый срок обучения (пять лет), тогда как виза в паспорте давалась только на год. Однако правила таковы, что получить штамп визы в паспорте можно только в американском консульском отделе на территории другой страны. Это может быть либо страна твоего постоянного проживания, либо, по решению американского Конгресса, одна из двух пограничных стран: Мексика или Канада. Ездить в Мексику я не хотел и предпочитал Канаду, тем более что мы могли добраться туда на машине и заодно посмотреть на Ниагарский водопад и прочие канадские диковины.

Зарезервировать день и час интервью в американском консульстве в Торонто можно было онлайн. Это удобно, однако непросто, потому что вакансии, как правило, разобраны на несколько месяцев вперед. Многие, конечно, отменяли бронь, но образовавшиеся пустые квадратики вакансий тут же заглатывались охотниками за визами. Эмпирическим и логическим путем я установил, что лучше всего выходить на охоту рано утром, в самый момент открытия электронной системы резервирования. Дело в том, что некоторое количество вакансий могло накопиться за ночь, пока служба бронирования отдыхает, поскольку отменить бронь можно было и по телефону в любое время суток, используя соответствующую опцию автоответчика. Понятно, не я один поджидал утром свою добычу. И вот, в пять утра, продрав глаза и усевшись за компьютер, я пытался одним из первых прорваться в систему и точным щелчком мыши ударить по белому тельцу квадратика, пока он еще не превратился в кроваво-красный, сраженный более ловким соискателем. Это была своеобразная игра на выживание с такими же лузерами, как я.

Обычно мне требовалось от трех до пяти заходов, чтобы занять место под звездным флагом американского консульства в Торонто. Неплохой, кстати, город. Меня всегда умиляло, что параллельно улице King там проходила улица с названием Queen. Это было непривычно: в США улицей King никого не удивишь, она есть в любом населенном пункте с числом жителей свыше 100 тысяч и названа в честь доктора Мартина Лютера Кинга-младшего. А вот улицы Queen нигде, кажется, нет. А жаль.

Рядом с королевской четой и свило себе гнездо американское консульство. Мне оно нравилось еще и безукоризненной организацией процесса. Как только ты доказал право на место в очереди, на тебя набрасываются мелкие бесы консульского отдела, на ходу снимая с тебя всякую полезную информацию: проверяют удостоверяющие тебя документы (например, студенческую форму I-20), отводят за руки в маленькую, похожую на сортир, комнатку, где приватно фотографируют автоматической камерой. Разве что не снимают прижизненную маску.

Многие годы меня преследовал один и тот же кошмар: я явился в незнакомый город и готовлюсь к приему в консульском отделе. Я смутно знаю, где он находится, и легко попадаю туда, следуя скудным указателям, расставленным на улицах. Вдруг, к своему ужасу, обнаруживаю отсутствие формы I-20. Вечно рассеянность ставит мне палки в колёса. Пока руки бессмысленно шарят по закоулкам оказавшегося под рукой черного портфеля и даже проверяют карманы брюк, где документа уже вовсе быть не может, сознание моё строит хитроумные планы его доставки: мы же не в лесу, есть службы FedEx и DHL.

Пару раз, впрочем, сценарий этот имел место наяву. В самый последний мой приезд за визой, незадолго до получения green card, когда я был уже не желторотым юнцом, каким впервые переступил порог американского консульства в 1995 году, а учёным мужем, обремененным степенью и службой в приличной компании, я приехал в Торонто на конференцию и заодно записался в консульский отдел за визой. Утром готовлю себя к аудиенции: чищу, стригу, брею. И вот, намылив левую щеку и осторожно поднеся к ней бритву, я вдруг ясно осознаю, что не помню, как, собирая вещи в поездку, укладывал в портфель свою иммиграционную форму. Не помню — стало быть, оставил дома. В более юные и нервные лета я бы бросил бритву и кинулся к портфелю, шарить по его кишочкам. А тут подумал: «А пошло оно всё на хер» и подмигнул как-то вдруг побледневшему малосимпатичному мне типу в зеркале. Тот тоже мне подмигнул. Добрили мы с ним обе щеки и уже потом убедились, что документ я всё-таки привез. Он был в папке, вместе с другими его товарищами, — в той самой, которую я посылал на оформление въездной визы в Канаду (об этом я и забыл упомянуть: так просто ведь в Канаду тоже не попадешь, хотя, казалось бы, всего-то дел — по мосту перейти реку). Получив папку с документами из канадского консульства по почте вместе с визой, я машинально положил её в портфель, не заглядывая, и привез с собой. Иногда бывает полезно класть все яйца в одну корзину — тогда ничего не пропадет, — хотя американская пословица и гласит, что это не есть оптимальная стратегия для достижения успеха.

Вспоминаю один из наиболее драматичных своих визитов в консульский отдел Торонто. Это было, когда я еще учился в аспирантуре в Вирджинии. Мы приехали вместе с женой. Моё интервью прошло гладко и после примерно трех часов стояния в живой очереди (всё это были счастливцы, попавшие, как и я, в белый квадратик, обозначавший 11 часов утра 23 мая 2000 года) мне поставили в паспорт визу и даже улыбнулись полнозубой американской улыбкой из пуленепробиваемого окошка. «Что за убогий повод для торжества», — подумал я, беря в руки паспорт и в самом деле ощущая, как у меня внутри поднимается волна счастья.

Драма же произошла через несколько минут, при попытке получения визы моей женой, стоявшей следующей в очереди. Чтобы понять всю чрезмерность и даже безрассудность её посягательств, необходимо небольшое отступление.

Когда мы всей семьей впервые приехали в США, то обладателем полноценной визы был я один, как принятый на обучение. Моя виза, как и всё на свете, имела своё название, и было оно F1. Жена и дочь тоже получили разрешение на въезд, но у них была ущербная виза F2, которая ставила их в полную зависимость от меня как основного визодержателя.

То был своеобразный американский домострой, скрепленный двумя словами на букву F. По закону, я один мог учиться и работать (в пределах учебной программы). Жена работать не могла и, честно говоря, к этому не стремилась, даже и до нашего отъезда в США, предпочитая всему домашний труд. Теперь это положение дел было закреплено и (вышеуказанной) буквой закона.

Однако через несколько лет домашнего заточения она решила, что пора ей тоже начать если и не работать, то хотя бы учиться. Её приняли в один расположенный неподалеку университет и выдали документ, дающий ей статус F1. Отныне мы стали равноправными — с точки зрения американской иммиграционной службы внутри страны. Однако с точки зрения пограничной иммиграционной службы её новый статус еще не давал ей права на въезд. Как раз наоборот: теперь необходимо было оценить её опасность как потенциальной иммигрантки точно таким же образом, как в свое время это было сделано в отношении меня американским консульством в Алма-Ате при получении первоначального разрешения на въезд в США. Как было сказано, эта деликатная процедура требует всесторонней оценки прочности уз, соединяющих соискателя с Родиной, и не может быть проведена вдали от неё, в какой-нибудь Канаде. Понятно, что перспектива ехать из Канады в Алма-Ату для посещения там американского консульства нас не привлекала.

Таким образом, жене отказали в визе, заверив, что она может вернуться в США и без нее, поскольку из Канады (как пограничной страны) можно въехать назад и с просроченной визой. Главное, что у неё есть в США легальный статус. Однако из другой страны, скажем Турции, её в США уже не впустят. Консул извинилась — мол, таковы суровые, но справедливые правила визового режима, закреплённые чуть ли не Конституцией США.

На самом же деле сказанное ею было полуправдой. Очевидно, указания, получаемые из Вашингтона консульскими отделами американских посольств, варьировали от страны к стране. В Канаде, в самом деле, выдавать въездные визы новоиспечённым студенткам, состоявшим ранее на иждивении у мужей, запрещалось. Однако в таком же точно американском посольстве в Мексике это почему-то дозволялось. Я бы никогда не узнал об этом, если бы не мои друзья-китайцы, которые на собственных шкурах установили и испытали сие утаенное от широкой общественности правило. Китайцы мгновенно передавали эту информацию из уст в уста, обращая тайну консульских отделов в прах, и, как вереница муравьев, проторили кратчайший и верный путь к источнику семейного благополучия. Через мексиканскую границу они переходили в сопровождении иждивенок, назад же возвращались с уже вполне транспортабельными супругами, щеголявшими в паспорте новеньким штампом.

Я открыл было рот, чтобы сообщить эту информацию женщине в окошке, да и всем в очереди, но вдруг понял, что устраивать в посольстве скандал не в моих интересах — чего доброго, отнимут и мою визу. Я что-то промямлил, как обычно, после того как об меня в очередной раз вытерли ноги, и вышел вон. А ведь друзья-китайцы предупреждали, что в Торонто может нам обломиться, и советовали ехать за визами в Мексику, на что я только смеялся — дескать, все это BS (бабушкины сказки): какая разница, ведь обе страны граничат с США. Я вспомнил, как в свое время родители пытались отсоветовать моему брату ехать в Москву, чтобы поступать там в вуз, уверяя его, что в большинство московских вузов евреев не принимают. Брат резонно возражал, что в таком случае об этом было бы прямо сказано в программе вступительных экзаменов, и даже показывал им программу для абитуриентов. Там ничего про евреев не было.

Второй акт драмы разразился при нашей попытке пересечь американо-канадскую границу. Мне сказали — Welcome, а жену задержали. И вовсе не потому, что в консульстве ей отказали во въездной визе, а по другой причине. Все дело в том, что у неё в паспорте не оказалось никакой, даже старой, сейчас уже просроченной визы, по которой мы въехали в США пять лет назад (The Original Evidence). Да и откуда ей было там взяться? Ведь её старый советский паспорт, где в свое время была проставлена американская виза, уже давно истек кровавыми слезами, и взамен она получила новенький синий паспорт Казахстана, где, разумеется, американской визы не было.

Это привело в замешательство, грозящее перейти в бешенство, проверяющую наши документы тучную афроамериканку, одетую в белоснежный китель офицера иммиграционной службы. Она только повторяла низким певучим голосом: «Где же вии-заа?!», делая глубокую разбивку в слове «виза». Мы совали ей под нос разнообразные документы, доказывавшие легальный статус жены в США, как то: студенческую форму I-20, выданную иммиграционной службой карточку I-94 и бог знает что еще (дочитавших до этого места прошу извинить за злоупотребление бюрократическими подробностями — впрочем, известными каждому проучившемуся в США иностранному студенту).

Все это были документы, с трудом поддающиеся подделке. К тому же легальный статус жены был занесен в базу данных. Я старался объяснить это чернокожей женщине, незаметно для себя тоже переходя на повышенные тона. Это немедленно привлекло внимание белой масти офицера иммиграционной службы. Он допрашивал одного возвращавшегося в Америку типа, которого подозревал во въезде в Канаду с целью беспошлинной торговли, — и не без оснований. Тот переминался с ноги на ногу и затруднялся сказать, по какому адресу проживал все это время в Канаде. Мол, жил где-то у гёрлфренд. Офицер втолковывал тихим и твердым голосом (не в пример нашей афроамериканке): «Что ты продавал в Канаде? В глаза мне смотри».

Пока шум исходил от занимавшейся нами женщины, он не обращал на это внимания, — по-видимому, все сотрудники давно к ней привыкли. Вид же белого человека, говорящего на повышенных тонах, был для него сигналом тревоги. Оставив свою жертву, он пружинящим шагом подошел ко мне и, держа левую руку на кобуре и не повышая тона, приказал мне немедленно покинуть помещение. «Вот это и значит to maintain your cool (не терять спокойствия)» — подумал я. Как бы я хотел быть похожим на него!

Дальнейшее развитие событий я наблюдал уже как немую сцену — через стеклянную дверь. Через некоторое время выпроводили и мою жену. Требовался её просроченный паспорт со старой американской визой. Иначе въезд в страну невозможен. «Повезло, что нас вместе задержали. Один ум хорошо, а два лучше», — сказала жена, пока нас эскортировали из помещения паспортного контроля. Я как раз подумывал о том, что поскольку мне-то въезд разрешен, можно было бы оставить её в Канаде, быть может навсегда. Но мысли свои я предпочел не оглашать и оставил при себе.

Пришлось нам еще пару дней любоваться Ниагарским водопадом с канадской стороны, пока мы не получили по FedEx злосчастный паспорт. Его прислали нам жившие с нами по соседству друзья-американцы (тоже студенты). Они проникли в нашу квартиру и по «наводке» жены нашли документ, ориентируясь по знакомому им со времен холодной войны гербу Си-Си-Си-Пи с серпом и молоточком.

Перечитав написанное, вижу, что представил работников иммиграционной службы США в нелестном свете — если и не в образе монстров, то по крайней мере как людей не вполне открытых и искренних. Ну а сами-то мы что собой представляем? Вполне ли мы искренни на аудиенции с консулом? Не любим ли мы иной раз и приврать?

За примерами далеко ходить не надо. У нескольких моих алма-атинских друзей, проживающих в США, имелся такой опыт. Точнее, у их родственников. А еще точнее — у тёщ, приезжавших ухаживать за внуками. На интервью у консула те заявляли, что, мол, планируют провести у заокеанских детей полгода. Ну им и давали визу на этот срок, даже не подозревая, что у этих babushkas на уме. Пожалуйста, живите себе полгода. Приехав же в США, они через некоторое время подавали прошение на продление гостевой визы и, получив за плату разрешение, на радость моим друзьям, жили с ними еще полгода. Разумеется, на законных основаниях. Потом, наконец, уезжали, совершенно забыв, как год назад ловко соврали консулу на интервью. Они-то, может, и забыли, по причине своих преклонных лет, но консул ничего не забыл. А если и забыл, то компьютер ему напомнил, когда через некоторое время тёщи пришли опять проситься за океан. Дескать, соскучились по внукам. Тут консул и говорит: «Нет. Один раз вы обвели меня вокруг пальца как мальчика, во второй раз обмануть не выйдет. Посидите дома, подумайте и приходите через пять лет — может, и дадим вам разрешение. Если будете живы».

Такой вот забавный и даже поучительный случай. А не надо было врать! И дело тут не только в том, что своей циничной ложью тёщи разрушали веру консула в человечество, нанося урон его тонкой и чувствительной натуре. Хотя и в этом тоже. Однако не следует забывать и о прямом экономическом ущербе американскому народному хозяйству. Проведя лишние полгода в стране, русские бабушки лишили коренных бэбиситтеров их возможного заработка.

Виза в Англию

В Англии мне довелось побывать три раза, причем два раза пришлось брать визу. Один раз пустили и так: я летел из Стамбула в Вашингтон через Лондон, и зазор между полётами был менее 24 часов. Поэтому (в те безмятежные времена) можно было поставить штамп в паспорте прямо в аэропорту «Хитроу» и выйти в город. Чем я и воспользовался.

В первое моё посещение Англии я возвращался в США из Алма-Аты британскими авиалиниями и промежуток между рейсами в аэропорту «Хитроу» превысил магическую отметку 24 часа. Видимо, это был такой дешевый билет, и я вначале даже обрадовался, что заодно посмотрю Лондон. Потом я узнал, что придется получать визу и платить 75 долларов, и немного расстроился. Однако в конце прошлого века получение британской визы было делом не слишком хлопотным. Я тогда временно работал консультантом во Всемирном банке и жил в Вашингтоне, так что операция отняла у меня всего пару часов обеденного времени. Я раздобыл фиктивное приглашение от подруги моего товарища, учившейся чему-то в Лондоне, заполнил анкету и поехал на такси в британское посольство. Кажется, заранее назначать время интервью не требовалось.

Живая очередь в окошко консульского отдела состояла из одного человека — необъятных размеров женщины африканского происхождения. С ней был маленький мальчик лет десяти, видимо сынишка. Как я понял из её сбивчивых объяснений, предназначенных, разумеется, не мне, а человеку в окошке, она ехала сюда на машине без остановки 14 часов из самой Алабамы. Говорила она на дьявольской смеси афроамериканского и южного диалектов. Многие иностранцы, вроде меня, их вообще плохо различают. Как объяснил мне один южанин, тонкая разница между ними в том, как произносятся гласные звуки: у черных — протяжно и с ударением (например, пОУлиИс — police), у белых южан — почти без зазора между первыми согласными (police — «плиис», почти как please).

Женщине нужно было в Англию, на похороны скоропостижно скончавшегося дядюшки. Зачем ей требовалась виза, если, судя по всему, она была коренной афроамериканкой, осталось для меня загадкой — ведь американцам виза в Англию не требуется. Вероятно, женщина из Алабамы сама не знала, что нужно было ей в британском посольстве. Не знаю, вполне ли понимал ее миниатюрных размеров рыжий человечек по противоположную сторону стеклянного барьера, изъяснявшийся на чопорном (для моего уха) британском диалекте. Забавно, что при всей пропасти, разделявшей их выговор, оба они, в отличие от говорящих на стандартном американском английском, не произносили «r» на конце. Британец — потому что за два столетия, прошедших с объявления независимости США, конечное «r» у англичан редуцировалось, тогда как наследники колонизаторов продолжали следовать манере произношения их отцов. А потомкам чернокожих рабов лишний раз произносить «r» было, видимо, влом. На научном языке это отмирание «r» у афроамериканцев называется вокализацией. Например, «систа» вместо «систер» (sister).

Поэтому ключевое в их беседе слово passport оба они произносили хоть и по-разному, но и не без очевидного даже для моего нетренированного уха сходства (паспо-от).

Разными путями британский подданный и африканская женщина пришли к некоторому общему знаменателю и, казалось, своими акцентами передразнивали друг друга, как два пришельца с разных планет, вдруг оказавшиеся лицом к лицу по обе стороны тонкой стеклянной перегородки.

В паспорте — точнее, в его отсутствии у женщины из Алабамы — и заключалась вся развернувшаяся на моих глазах драма.

— Where is your passpo‘t (где ваш паспорт)? — как механическая кукла повторял истязатель.

— I do not have no passpo‘t (нету у меня никакого паспорта), — с двойным (для пущей верности) отрицанием повторяла чернокожая жертва.

Её мальчик, которому обещали показать мертвого дедушку, всхлипывал, предчувствуя подвох.

Наконец британец осознал бессмысленность диалога с черной женщиной без паспорта и обратил внимание на меня. Он попросил женщину подойти к следующему окошку — у которого в данный момент никого не было ни с консульской, ни с нашей стороны. Не обошлось и тут без недоразумения. «Окошко» на британском — door («до-о»), что для американца однозначно означает — дверь. Ближайшая дверь вела в мужской туалет, куда женщина ринулась со всем энтузиазмом, еще оставшимся в её тучном теле после 14-часовой езды, пушечным ударом сбив с ног выходившего оттуда маленького британца, как две капли воды похожего на своего товарища, с интересом наблюдавшего за сценой с безопасной позиции. И британец, и афроамериканка не удержались на ногах, и как черная и белая фигуры из шахматного набора, покатились по до блеска начищенному полу консульства. Чёрный мальчик визжал от радости, забыв про мертвого дедушку.

Я воспринял этот инцидент как доброе предзнаменование. Почему-то чужой неуспех всегда действует на меня окрыляюще. В самом деле, не прошло и получаса, как в моем советском паспорте красовалась витиеватая британская виза. Консул только слегка вскинул бровь на паспорт давно не существующей на карте мира страны, но, посмотрев что-то у себя в компьютере, со страдальческой гримасой и силой, неожиданной в тщедушном теле, поставил штамп.

Таким образом, на обратном пути я полтора дня провел в Лондоне. Был конец августа, погода выдалась чудесная, что необычно для Лондона. Я взял экскурсию по городу на автобусе double-decker. Там я познакомился с семьей американских туристов. Они почему-то страшно обрадовались, когда узнали, что я еду в США и собираюсь там учиться на PhD в маленьком вирджинском городке Блаксбург. Отец семейства похвалил мой «прекрасный английский» (не поняв, что я к тому времени уже пару лет жил в США) и торжественно изрек: «Welcome to America». Я подумал, вполне ли он отдает себе отчет, что в данный момент мы оба — граждане иностранных государств, повстречавшиеся на борту лондонского автобуса. Казалось, он чувствует себя тут как дома, приветствуя меня как гостя. Но мне было приятно это американское радушие. От сухих британцев такого не дождешься.

В следующий раз я подавал на британскую визу лет через 15, уже в эпоху развитóго терроризма.

Теперь визы в Англию оформлялись сугубо безличным методом пересылки документов по почте. Процедура усложнялась (и удорожалась) тем, что нужно было специально сделать аппойнтмент по месту жительства для снятия отпечатков пальцев, которые затем отдельно пересылались в консульский отдел и там объединялись с основным пакетом документов визополучателя.

Анкету можно было заполнить в интернете. Объемом и дотошностью она напоминала заявление на получение американского гражданства и, например, требовала указать точные даты пребывания во всех странах, в которых соискатель побывал за последние десять лет (!). В числе вопросов был и такой: можно ли считать подателя сего человеком твердых моральных устоев и примерного поведения (несмотря на, возможно, совершенные им в течение последних десяти лет правонарушения, о которых тоже нужно было сообщить). В конце истязатели предлагали заполнить feedback-анкету, в которой в числе прочего спрашивалось, легко ли было платить за визу онлайн. Я написал, что платить столь крупную сумму денег мне никогда не бывает легко — неважно, каков метод платежа.

Кроме указанной фидбэк-анкеты, возможности общения с консульским отделом (например, чтобы узнать статус заявления) у соискателя не было. Таинство совершалось «на расстоянии вытянутой руки», дабы исключить малейшую возможность коррупции.

Пока я, дивясь, заполнял бесконечную анкету, по телевизору передавали последние новости: террорист-мусульманин напал на британца, а жена жертвы не растерялась и отразила нападение, пользуясь как оружием своим зонтиком с острым наконечником. Я подумал, что нужно не забыть зонтик, в Англии погода непредсказуема.

(Продолжение следует)