Владимир Рывкин: «АННА И ДРУГИЕ» (поэма в сонетах)

Loading

Сергей Иванович — при книге,-
Её немало лет кропал,
Теперь в известной он интриге –
Никто её не покупал…
Один над нею посмеялся,
Другой над ней —  поиздевался…

«АННА И ДРУГИЕ»
(поэма в сонетах)

Владимир Рывкин

Окончание Начало

Поэма «АННА И ДРУГИЕ» написана автором Владимиром Рывкиным к 145 годовщине выхода в свет романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина». (1877 — 2022 гг.). Поэма содержит Пролог, восемь глав и Эпилог.

Глава 8.
I
Два месяца. Нет Анны больше,
Но будет помниться она –
Кому короче, кому дольше,
Тут есть любовь её… вина…
А жизнь, она помчится дальше,
Пройдёт что позже, а что раньше:
У мира, дела, у людей,
У дум, свершений и идей…
Дни будут мира, будут войны,
Герои будут, мертвецы…
И будут матери, отцы –
И удивительны, и стройны…
Не будет только Анны тут.
О ней когда-нибудь прочтут…
II
Сергей Иванович — при книге,-
Её немало лет кропал,
Теперь в известной он интриге –
Никто её не покупал…
Один над нею посмеялся,
Другой над ней —  поиздевался…
И он легко к ней охладел,
И цель другую разглядел:
Была славянская идея –
В народе поднята она
И, вроде, чтит её страна,
Ему ж пришлась эта затея.
И прежде думал он о ней,
А нынче в нём она сильней…
III
Он ехал к Левину в имение,
Взял Катавасова с собой,
На две недели и не менее —
Создать рутине перебой…
Они неслись туда в карете,
А шла война на белом свете:
Теснила Турция славян,
И клич спасти славян был дан.
Они до станции добрались –
Дороги Курской. Тут обоз –
Он добровольцев к ней привёз,
Что защищать славян собрались.
С цветами дамы к ним гурьбой,
Они ж за сербов рвутся в бой…
IV
И говорят — граф Вронский тоже
Мчит этим поездом туда.
Он стал суровее и строже.
Ему прибавились года…
Он не один, при эскадроне,
А мать его тут на перроне –
В бой проводить его пришла,
У всех сочувствие нашла…
О нём: «Что лучшее он мог бы?»
Наверно, знали про неё…
Хоть есть у каждого своё –
У всех свои заботы, судьбы.
Облонский Стива тоже тут –
Его коллизии влекут…
V
Сергей Ивановича просит
Он новость  Долли передать, —
Что место, что он в мыслях носит,
Ему уже решили дать…
Хотел он с Вронским пообщаться,
Но не желал тот с ним встречаться,
И молча, вышел на перрон,
Минуя мать, вошёл в вагон…
«Боже, царя храни!» — кричали,
Из окон — лица, взмахи рук,
Колёс вагонных мерный стук,
И плач, и вой ещё звучали…
Был впереди смертельный бой,
И вёз их поезд на убой…
VI
Сергей Иванович тут тоже,
И Катавасов ехал с ним.
Бойцы, кто старше, кто моложе,
И Катавасов сразу к ним –
Он человек был от науки,
Хотел узнать он не от скуки, —
Что к сербам тянет их в войну,
Узнать проблемы глубину…
Юнцы тут были, офицеры –
В отставке бывшие, пока,
Кто — лишь валяли дурака,
А кто — от чести и от веры…
И трезв кто был, и кто был пьян, —
Про сербов все… и про славян…
VII
Сошлись на неком перегоне —
Сергей Иванович и мать —
Она у Вронского в вагоне
И едет сына провожать…
Она о нём так горевала,
И Анну подлой называла,
И вспомнила, — как узнал…
И как на станцию он гнал…
Как привезли его в имение.
Он был ни мёртвый, ни живой,
Был у него звериный вой,
Ну, и убить себя стремление…
Каренин дочь забрал её –
На воспитание своё…
VIII
Графиня всё не унималась,
Ругала Анну так и так,
Мол, сын её, как ни старалась,
Не мог опомниться никак…
«Но бог, спасибо, слава богу!
Нашел он в Сербию дорогу…
И этим сын теперь живёт,
Не воет больше, не ревёт…
Но, испытавши, то несчастье,
Он стал суровее и злей,
И стали волосы белей,
И зубы — новое ненастье…»
Потом про Анну, что она
И есть тут главная вина…
IX
Сергей Иванович решает –
Хоть чем-то, Вронскому помочь,
Но Вронский помощь отвергает,
Он умереть в бою не прочь…
Считает жизнь свою ничтожной,
И смерть свою, в бою — возможной, —
Ещё врубиться сможет он,
Увлечь собою эскадрон…
По рельсам тендер тут катился,
Колёса виделись ему,
Он возвратился вдруг к тому,
С чем, вроде, он уже простился…
И к Анне мёртвой на столе –
С гримасой мести на челе…
X
Её чудесную он вспомнил,
Когда увидел в первый раз,
Её таинственность припомнил
И взгляд её красивых глаз…
Он вспомнил лучшие мгновенья,
Их озлобленьем отравленья…
Пред ним всё было налицо,
В рыданье он скривил лицо…
Сергей Ивановича — спросит,
Когда он справится с собой,
Тот сообщит, что будет бой,
Чем все сомнения отбросит…
Когда звонка раздастся звон,
Вернётся каждый в свой вагон…
XI
Сергей Иванович на отдых
В деревню к Левину примчал.
В деревне вкусный, свежий воздух,
Да, и за братом он скучал…
И Катавасов с ним тут тоже.
Сплошная пыль у них на коже –
Их дребезжащий тарантас
Вёз не один по пыли час…
Послать депешу, что прибудет,
Сергей Иванович хотел,
Но, за делами, не успел,
Но знал, что всё как надо будет…
И упрекнула Кити их, —
Смотря по-доброму на них…
XII
Их Долли радостно встречала,
Был тут Щербацкий старый князь,
На них она чуть поворчала,
Им дали смыть и пыль, и грязь…
Людей за Левиным послали –
Где на хозяйстве он не знали.
Конечно, дали им поесть,
Вниманье было им и честь…
Они о Стиве им сказали,
Мол, всё в порядке у него,
Когда, где видели его, —
Они подробно рассказали.
И Долли ими занялась,
А Кити к Мите понеслась…
XIII
У Мити было время кушать
И, надрываясь, он кричал.
Не каждый мог такое слушать, —
Как голосок его звучал…
И Кити грудь ему давала,
И даже очень горевала:
Он всё никак её не брал…
Но, только взявши, — замирал…
Уже был Митя человеком,
Всё Кити знала про него,
Пришло к ней много от него,
И подмигнул он глазом, веком…
Её давно он узнавал
И знак ей дружбы подавал…
XIV
А Кити думала о муже,
О том, что мучило его,
И от чего могло быть хуже,
Ей было страшно за него.
Он был неверием измучен,
Предмет его был им изучен –
Перечитал он много книг,
Но вряд ли истину постиг…
Она, при вере, понимала,
Что он не может быть спасен,
Коль ветром будет унесён…
Она всё с детства это знала.
Она всё знала про него
И в душу верила его…
XV
Его неверие — загадка,
Добрее нет его души:
Грозит имению закладка –
У Долли с мужем… не спеши.
В позор упасть им не позволит,
Часть своего им дать изволит…
А как он служит мужикам,
И молодым, и старикам…
И Кити Мите напевала:
Чтоб он таким, как папа был,
И слов её чтоб не забыл…
В щеку его поцеловала.
Ну, и себе сказала в тон:
«Какой неверующий он?»
XVI
Побыв при смерти Николая,
О жизни Левин думать стал:
Зачем она понять желая,
Зачем бог смерть и жизнь нам дал.
Он в детстве, помнит, в бога верил,
Потом себя он разуверил…
Незнанья чувствовал он страх,
Но жил в надеждах и в делах.
Женитьба мысли заглушила,
В момент родов всё вспомнил вновь:
«Что жизнь и смерть, да и любовь?»
А жизнь всё далее спешила…
Он с христианством в споре был,
Но веры в детстве не забыл…
XVII
Его всё больше изумляли
Особы, те, что из верхов,
Что взгляд на веру поменяли,
И в том не чуяли грехов,
То, что спокойны они были,
Или в притворстве всё забыли?
И он старался их понять,
И чтеньем книг себя занять…
Но те, кто близки ему были,
Те в бога верили всегда,
Не сомневались никогда,
Да и молитв не позабыли.
Был с верой Львов, была она –
Его законная жена…
XVIII
В момент родов он стал молиться,
Когда молился, верил он.
Но сыну стоило родиться,
Умчалась вера сразу вон…
И мысль об этом распадалась,
И к осознанью не давалась,
В душе он чувствовал разлад,
И с ним расстаться был бы рад.
А мысль его не оставляла,
Была слабее иль сильней,
Сосредоточен он на ней,
Она читать всё заставляла.
Он ширил знание своё,
И всё хотел понять её…
XIX
Он понял — в материалистах
Ему ответа не найти.
Решил искать в идеалистах,
Пришлось за книгами пойти:
Платона, Гегеля и Канта,
Читать с умом не дилетанта…
Спинозу, Шеллинга читать,
Других философов листать…
В ловушку слов он попадался:
Субстанция, свобода, дух…
Понятных, вроде бы, на слух,
Но в бренном мире оставался…
Из философии слова
В нём оставались дня на два…
XX
У Хомякова — слов ученых …
Но Левин знал — суть не в словах,
Не в философских тех мудреных,
Что были в книгах, в головах…
Он говорил себе: «Без знаний,
Верней сказать, —  без осознаний
Того, зачем я должен быть,
Я не могу, не должен жить…»
С собой покончить был намерен,
Шнурок он прятал и ружьё,
Не мог ручаться за своё…
Так был в себе он неуверен.
Но рук не смог он наложить,
И оставался быть и жить…
XXI
Когда, зачем живёт, он думал,
То без ответа зол он был,
Когда ж об этом он не думал,
То дело делал он и жил…
Когда в деревню он вернулся,
Во все дела он окунулся –
Хозяйство, дом и мужики,
И как-то стало всё с руки…
Дела сестры его и брата, —
Решать их надобно ему,
Он был весь занят посему,
И дум уменьшилась растрата –
О том, кто он, зачем он тут?
И стал он вновь уверен, крут…
XXII
И он, как плуг входил в работы,
Не выходя из борозды,
Решал домашние заботы,
Ценил крестьянские труды.
Была охота, рой пчелиный,
И ряд других занятий длинный.
Он знал, порядок дел, какой,
И снился лишь ему покой…
Домой, когда он возвращался,
То первым делом шёл к жене,
И правым был он тут вполне,
Потом с крестьянами общался,
Знал, как рабочих нанимать,
Ну, и долги как отдавать…
XXIII
Сергей Иванович явился
К нему не в самый лёгкий день –
Народ у Левина трудился,
Не уходя от поля в тень…
Скосить и сжать, свозить, что нужно,
Работать честно, много, дружно,
Самоотверженно, порой,
За урожай стоять горой…
Но снова ищет он ответа:
«Что ж я такое! И где я?
Зачем я здесь? Что жизнь моя?»
И это всё — в разгаре лета…
«Зачем все трудятся они?
У всех закончатся их дни…»
XXIV
«Меня и их — люд закопает,
Зачем мы трудимся, к чему?»
Потом он к делу приступает,
Трудиться хочется ему…
Он подавальщика подправил,
Потом совсем его отправил,
И до обеда подавал,
И темп работы задавал…
И он в обед разговорился —
О двух знакомых мужиках:
У одного был, вроде, крах,
А вот другой — обогатился…
Была в них разница проста:
Труд для души…иль — живота…
XXV
«Жить для души и помнить бога!» —
Как это было по нему.
И легче стала путь-дорога,
И жизнь вкуснее по сему…
Да, эта мысль была ответом
И ослепила его светом…
«Она от них. Лишь ухвати…».
О ней он думал по пути…
Он шёл широкими шагами,
В душе его был светлый дух,
И был какой-то новый слух,
Ему запахло пирогами…
Ещё он жил своим трудом,
Но встретил с радостью свой дом.
XXVI
«Так неужели, — Левин мыслил, —
Я всё решение нашёл?»
И вмиг он то, к чему он шёл,
Опять же в мыслях перечислил:
Он для души жил и для бога, —
Такой была его дорога…
Ну, а теперь он осознал
То, что давно в себе он знал…
Он был на этом и воспитан,
И веру с детства он впитал,
И он другим теперь не стал,
И был он верой весь пропитан.
Себя он делу отдавал,
Не грабил он, не убивал…
XXVII
Он шалость деток Долли вспомнил:
Малину жарили они –
На свечном пламени, припомнил.
Ты их брани иль не брани…
В рот молоко фонтаном лили –
Так развлекались и шалили,
И не хотели понимать,
Того, что им внушала мать…
«Они того не понимают, —
Что рушат то, чем тут живут…
И от того малину жгут,
И молоко так разливают…
И есть тут доля их вины,
Но им хотелось новизны…»
XXVIII
Он думал: «Разве мы не тоже –
Творим, отыскивая суть?
Как в мире многое — похоже,
Пусть, есть у каждого свой путь…»
Воспитан он в понятье бога,
Христианство — жизнь его, дорога,
И чует веру сердцем он,
Знаком ему церковный звон…
Он знал: что сказано приходу,
Оно сказалось и ему…
Молился в церкви посему –
Себе и господу в угоду…
«Неужто — вера?!» — вскрикнул он
«Спасибо, бог!» — и дал поклон…
XXIX
За ним тележку подослали –
Мол, брат приехал, не один…
Кто прибыл с ним, они не знали,
Что это был за господин…
«Теперь всё будет по-другому:
Вниманье брату дорогому,
Не будет с Кити споров, ссор,
С Иваном — добрый разговор…
И тут одёрнул он Ивана –
Тот, как объехать подсказал,
И Левин так ему сказал,
Что у того на сердце рана…
А Катавасов  —  у ворот,
И грустных мыслей отворот…
XXX
Был Катавасов образован,
Любил научно рассуждать,
И был он заинтересован –
В учёных спорах побеждать.
Однажды с Левиным он спорил,
Ну, и решил, что переспорил…
Себе смог Левин слово дать, —
С ним в споры больше не вступать.
Подъехав, «Где жена?» — спросил он.
Сказали: «С Митею в леске…»
Покой его — на волоске…
Тревоги он и злости полон:
Он говорил жене всегда, —
Чтобы не ездила туда…
XXXI
Сергей Иванович признался,
Что две недели будет тут,
Что он, и дольше бы остался,
Но, что дела в Москве не ждут…
А Левин — как его там книга?
А брат: «Другая есть интрига…»
И Левин, как он ни хотел,
В мгновенье к брату охладел…
Пошёл он пчельнику и думал:
«Вон я Ивана так задел,
А вот, и к брату охладел…
Про благодать я всё придумал…»
Она ж не делась никуда
И в нём осталась навсегда…
XXXII
Тут Долли Левину сказала,
Что на вокзале Вронский был,
Что его мама провожала,
Что эскадрон он раздобыл…
И Катавасов с братом вместе,
Как говорится, честь по чести, —
Внушить старались, доказать,
Что турок нужно наказать…
Что люди русские не могут
Смотреть, как братьев их теснят,
И что запрет, как будто снят,
Что люди — Сербии помогут…
Что весь народ готов к войне,
Что добровольцы есть в стране…
XXXIII
Князь старый — папа возмущался, —
Пусть в бой газетчики идут…
И над картиною смеялся –
Как на редут они ползут…
Был Левин тоже не согласен
С тем, что вопрос всем людям ясен.
Двоим, им Левин возражал,
И этим брата раздражал…
И он решил, что спорить — дурно:
До революции дойдёшь,
Потом к коммуне перейдёшь…
Спор развиваться может бурно.
К дождю тут тучки собрались,
И в дом все люди подались…
XXXIV
В тележке князь поехал с братом,
Пешком другие поплелись.
И тучи в небе темноватом
Дождём на землю пролились…
Детишки весело бежали,
Они кричали и визжали.
Про Кити Левин вдруг спросил,
И побежал, что было сил…
Лил дождь, и молнии блистали,
Дуб загорелся весь от них…
Молился Левин: «Не на них!»
Они же молний ждать не стали…
Под старой липою они.
Он молит: «Боже, их храни!»
XXXV
И Кити с няней замахали,
Он по воде понёсся к ним.
Они ж под кроной отдыхали,
Коляской Митя был храним…
Воскликнул Левин: «Живы! Боже!»
Но пожурил он Кити всё же…
Она — виновною была,
И извинялась, как могла…
Все были живы и здоровы,
Сухой в коляске Митя спал,
И страх у Левина пропал,
На Кити взгляды не суровы…
Он напряжение снимал
Тем, что ей руки пожимал…
XXXVI
После дождя все были дома,
И споров не было уже.
Царила лёгкая истома,
Как на каком-то рубеже…
Смешил сначала Катавасов,
Потом поведал из запасов:
Он мух различных изучал,
И их по лицам отличал…
Сергей Иванович в ударе,-
Стал про Восток им говорить,
Большие знания дарить…
Все пили чай при самоваре.
Позвали Кити — Митю мыть,
К ней Левин должен был отбыть…
XXXVII
Ему хотелось брата слушать.
Зачем был вызван, он не знал.
Не мог жену он не послушать,
Но не услышал он финал…
А, оказалось — мыли сына.
Всех изумляла его мина:
Когда, своих он узнавал,
И только их и признавал…
Он встретил Левина улыбкой,
При виде няни, суровел, —
Хотел он к маме и ревел,
Уже при памяти был гибкой…
В грозу страх Левина так бил,
Он понял — Митю он любил…
XXXVIII
А Митю вынули из ванны,
Он сильно ножками болтал.
Его иные звуки — странны,
Им восхищаться Левин стал…
«Ты, помню, разочаровался,
Его ты даже испугался», —
Она напомнила ему
И улыбалась посему…
В ответ он что-то в оправданье…
Мол, первый миг его убил,
Но всё равно всегда любил,
А нелюбовь была в преданье…
Он понял это навсегда.
И снова к брату шел туда…
XXXIX
Как только вышел он из детской,
Та мысль пришла к нему опять.
А мысль была та не простецкой –
К себе его тянула вспять…
Он оставался на террасе –
Уже в таком не раннем часе,
На небо хмурое смотрел,
Грозу там, где-то рассмотрел…
Он осенил себя вопросом,
Немного голову склоня,-
«Смущает что ещё меня?»
Вопрос был с явным перекосом,
Так как ответ лежал уже –
В душе, на неком этаже…
XL
Но чувство новое, он видел,
Не переделало его:
Обидел он, иль не обидел –
Теперь того или того…
Иль обвинять он Кити станет,
Иль от Ивана не отстанет,
Молитву будет исполнять,
И суть её не понимать, —
Вся жизнь его, что ни случится,
Уж, не такая, как вчера,
Она имеет смысл добра,
Что им в неё должно вложиться…
Была тут тайна для него,
Как говорится, одного…
XLI
Толстой на этом ставит точку.
Я фантазировать не стал,
Вникал в любую его строчку,
Не раз роман читал, листал…
В романе много рассуждений,
Я говорю без осуждений.
Хотел я промаху не дать,
И их стихами передать…
Героев было в нём немало,
Была тут Анна не одна.
С собой покончила она.
И тут совсем её не стало.
В конце помещик Левин был,
Он веру с детства не забыл…
КОНЕЦ.

ЭПИЛОГ.

Конечно, критики найдутся,
И им я буду очень рад.
Они в оценке разойдутся,
У них пусть будет строгий взгляд.
Но, это, скажем так, не шутка,
Не пустячок, не прибаутка –
В стихи романа перевод,
Тут нужен правильный подход.
Я им подсказывать не мыслю –
У них критерии свои,
Я сам творения мои –
К сверх гениальным не причислю.
Но и похвальных пару слов
Услышать буду я готов…

Print Friendly, PDF & Email

6 комментариев для “Владимир Рывкин: «АННА И ДРУГИЕ» (поэма в сонетах)

  1. При публикации такой поэмы возникают вопросы не столько к её автору, сколько к выпускающему редактору.

  2. Уважаемый Главный редактор Евгений Беркович! Почему-то, после Главы №5 моей поэмы «Анна и другие», напечатана Глава№8. Если возможно, я хотел бы чтобы эту ошибку исправили и напечатали Главы 6 и 7.
    Ваш автор Владимир Рывкин.

    1. Я тоже поддерживаю это требование! Обязательно нужно опубликовать главы 6 и 7. Без них величайший литературный замысел автора может остаться не полностью раскрытым! Такого никак нельзя допустить. Этого не простит Вам, Евгений Михайлович, мировая литература!

      1. Дорогой Леонид Рифенштуль! Спасибо за поддержку! Наше общее пионерское детство не прошло, очевидно, даром. На мировую литературу я не претендую, а вот авторское моё право тут кем-то и зачем-то сильно нарушено. С уважением Владимир Рывкин.

      2. Леонид Рифеншульц!
        Как великому литературу не гоже путать слова «возможно» и «требовать».
        Урок 1 — лично для Вас.

        Возможно
        — насколько можно (Словарь Ефремовой) выполнить просьбу.
        Просьба
        — обращение к кому-нибудь, призывающее удовлетворить какие-нибудь нужды, желания (Толковый словарь Ожегова.)
        Требование
        — выраженная в решительной, категорической форме просьба, распоряжение (Толковый словарь Ожегова.)
        Валерий

Добавить комментарий для Леонид Рифенштуль Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.