Случилось это уже после того, как Амонитяне в течение восемнадцати лет угнетали сынов Израиля в Заиорданье. Порабощение западных колен было краткосрочным, и, вероятно, не носило такого ожесточённого характера, как в Заиорданье, возможно, это была лишь краткая экспедиция для сбора дани. Но она стала переломным моментом. После вторжения Амонитян в земли главных Западно-иорданских колен следует традиционное раскаяние сынов Израиля и удаление чужих богов, что обязательно должно предшествовать пробуждению милосердия Всевышнего.

Афтара Хуккат

(Шофтим 11:1-33)

Михаил Ривкин

Девтерономист включил рассказ об Ифтахе в книгу Шофтим. Мы не знаем, к какому именно времени относятся описанные события, но есть основания полагать, что они произошли ближе к концу эпохи Судей. В самом рассказе упомянуто, что Израиль живёт «в Хешбоне и в Ароре» вот уже триста лет. Разумеется, «триста лет» — число типологическое, но оно, так или иначе, отражает те временные масштабы, которыми оперировали современники Ифтаха. Девтерономист поместил рассказ об Ифтахе после рассказов об Отниэле бен Кеназе, Шамгаре бен Онате, Эуде, Деворе и Бараке, Гидеоне, Авимелехе и Толе, сыне Пуи. Но каковы были реальные даты правления отдельных Судей, правили ли все они последовательно или, иногда, одновременно, судить очень трудно. Сначала Девтерономист перечисляет Судей, которые правили на Западном берегу Иордана: Отниэля, Шамгара бен Оната, Эуда, Деворы и Барака, Гидеона, Авимелеха и Толу, сына Пуи. Затем он рассказывает о Судьях, чьи подвиги связаны с Восточным берегом: об Ифтахе Гиладяние и о Яире Гиладяние. Разумеется, в каждом колене были свои герои и военачальники, чьи победы и великие деяния передавались из рода в род в народных сказаниях и легендах, прославлялись в победных гимнах и напевах. Девтерономист, на самом деле, всего лишь собрал эти сказания и напевы в одном сборнике и разместил их в том порядке, который представлялся ему правильным. Важно понимать, что такой правильный порядок — не обязательно порядок хронологический. Так, в рассказе про Ифтаха сказано, что события происходят триста лет спустя после завоевания царств Сихона и Ога. Попробуем теперь сложить годы правления всех Судей, предшествовавших Ифтаху: годы порабощения Кушану-Ришатаиму, царю Арама — 8 лет, затем «покоилась земля сорок лет», годы порабощения Эглону, царю Моава — 18 лет, после его гибели «покоилась земля восемьдесят лет», годы порабощения Явину, царю Хацора — 20 лет, затем –40 лет покоя, время порабощения Мидьянитянам — 7 лет, годы мира после победы Гидеона — 40 лет, правление Авимелеха — 3 года, Тола сын Пуи «судил Израиль 23 года», Яи Гиладяние судил Израиль 22 года, годы порабощения Амонитянам — 18 лет. В общей сложности — 319 лет. Если мы добавим сюда время завоевания Земли Кнаанской и годы правления Йеошуа бин Нуна, у нас получается явно больше трёхсот лет. Отсюда можно сделать достаточно уверенный вывод, что события, описанные в книге Шофтим, не обязательно происходили одно за другим, некоторые могли происходить одновременно. Эта уверенность усиливается, если принять во внимание, что сначала перечислены все судьи из колен Эфраима и Биньямина, а затем — два Судьи Гиладянина.

Рассказу про Ифтаха предпослан традиционный зачин о том, что «стали сыны Израиля делать злое в глазах Г-спода», стали поклоняться божествам Арамейским, Цидонским и Моавитским, Амонитянским и Плиштимским. Именно из Амона пришла расплата за этот грех. Страдания сынов Израиля в Заиорданье описаны в традиционном стиле, с повторением «притесняли-угнетали»:

 «И они притесняли и угнетали сынов Исраэйлевых с того года восемнадцать лет, всех сынов Исраэйлевых, которые по ту сторону Ярдэйна, в земле Эморейской, что в Гиладе» (там 10:8)

 По буквальному смыслу Шофтим, только после этого Аммонитяне вторглись на Западный берег,             «чтобы вести войну также с Йеудою и с Бинйамином, и с домом Эфраимовым» (Шофтим 10:9)

Случилось это уже после того, как Амонитяне в течение восемнадцати лет угнетали сынов Израиля в Заиорданье. Порабощение западных колен было краткосрочным, и, вероятно, не носило такого ожесточённого характера, как в Заиорданье, возможно, это была лишь краткая экспедиция для сбора дани. Но она стала переломным моментом. После вторжения Амонитян в земли главных Западно-иорданских колен следует традиционное раскаяние сынов Израиля и удаление чужих богов, что обязательно должно предшествовать пробуждению милосердия Всевышнего.

«И опечалилась душа Его из-за страданий Исраэйля» (там 10:16)

Мы ожидаем появления очередного Судьи-избавителя и решающей битвы с врагом именно там, где являлись все великие Судьи и шли все победоносные сражения, на Западном берегу. Такой Судья появляется, и такая битва, действительно, происходит, но на Восточном берегу!

По своему характеру Ифтах человек прямой и чистосердечный. Наглядно и ярко эти свойства проявляются в его отношении к единственной дочери, однако и другие эпизоды его жизни рисуют нам человека чистого и доброго. Со стороны отца он происходил из знатного семейства. Мать его названа в ТАНАХЕ Зона (זונה). Мы уже указывали, что наиболее правильным переводом этого слова является «самостоятельная, самозанятая женщина». Перевод «блудница» — принятый на сегодня — очень неточен. Так или иначе, социальный статус матери Ифтаха — и его самого — был очень низким. Уже сами обстоятельства рождения бросают на Ифтаха мрачную, трагическую тень.

Ифтах, лишённый доли в отцовском наследстве, решил искать счастья за границей, начать с чистого листа свою жизнь среди тех, кому обстоятельства его рождения не важны или не известны

«И убежал Ифтах от братьев своих, и поселился в земле Тов» (там 11:3)

С течением времени к нему присоединились люди сходной судьбы, сходного социального статуса:

«собрались к Ифтаху люди пустые, и выходили с ним» (там)

Понятно, куда именно они выходили. Это был своего рода отряд «рыцарей удачи», которые предоставляли свои услуги различным племенам и царствам. Сам Ифтах, благодаря исключительной харизме, воинской храбрости и честности, стал признанным вождём этого отряда:

«И был на Ифтахе дух Г-сподень, и прошел он Гилад и Менашшию, и прошел Мицпэй Гилад, а из Мицпэй Гилада прошел к Аммонитянам. \…\ И прошел Ифтах к Аммонитянам сразиться с ними, и предал их Г-сподь в руки его. И поразил он их поражением весьма великим от Ароэйра до входа в Миннит, — двадцать городов, — и до Авэйл-Керамим; и смирились Аммонитяне пред сынами Исраэйлевыми» (там 11:29, 32-33)

Сам рассказ о войне крайне лаконичен. Но зато на редкость подробно описаны дипломатические переговоры между Ифтахом и царём Амона (там 11:12-28). Содержание, и, в особенности, язык этих дипломатических переговоров, помогают нам лучше понять характер Ифтаха, чуждого всякой спеси. После того, как он принял на себя руководство войсками, он направил к царю Амона послов. Далее описано ведение переговоров и обмен пространными меморандумами, которые не посрамили бы и МИДы современных европейских государств. Царь Амона, изложив свою версию исторических событий трёхвековой давности, потребовал от Израиля миром вернуть ему те земли, которые тот, якобы, захватил во времена завоевания Земли Обетованной. Переговоры ведутся вокруг точной последовательности событий и многократного перехода спорных земель из рук в руки. Города, которые царь Амона потребовал вернуть, действительно относились некогда к уделам Амона и Моава. Но не у этих двух царств отвоевал их Израиль, а у Сихона, царя Эморейского, ещё во времена Моше. Именно Сихон завоевал их в начале у Амона и Моава.

Все эти длинные монологи двух сторон, с перечислением множества географических названий, приведены не случайно. Очевидно, что для Девтерономиста было очень важно ещё раз кратко изложить свою версию основных событий Завоевания Земли Обетованной и, самое главное, точно очертить границы этой Земли такими, как они были сразу после Завоевания. Всю эту важнейшую историческую реминисценцию он вложил в уста Ифтаху, наделив редким знание древней истории.

Однако эти, не факт — что реальные, но тщательно прописанные дипломатические переговоры не привели к результату, и Ифтаху пришлось «продолжать политику иными средствами». Он разбил врага и изгнал его из уделов Гилада и Менаше. Мицпе-Гилад, который был в руах Аммонитян, также был освобождён. После чего Ифтах перешёл на вражескую территорию, в землю Амона, и захватил «от Ароэйра до входа в Миннит, — двадцать городов, — и до Авэйл-Керамим». Судя по всему, в Авэйл-Керамим находилась последняя укреплённая твердыня Амонитян, и после её падения «смирились Аммонитяне пред сынами Исраэйлевыми». Захват 20 городов — редкий успех

А затем, совершенно неожиданно традиционная схема изложения нарушается. Колено Эфраима очень недовольно, что Ифтах не позвал их на битву с врагом. Ифтах справедливо возражает, что он-то, как раз, звал Эфраимитян, а те — не пришли. Трудно сказать, какая из двух сторон точнее в изложении деталей, кто кого позвал, а кто — нет. Ясно одно: если бы суровое угнетение Аммонитян в полной мере простиралось на колено Эфраима, никакие специальные приглашения не были бы нужны. То, что Эфраим не принял участие в походе Ифтаха, ясно свидетельствует о том, что он не был порабощён Амоном. Возможно Западный берег находился в сфере его влияния, не более того.

 «И собрались Эфраимляне, и перешли на север, и сказали Ифтаху: отчего отправился ты воевать с сынами Аммоновыми а нас не позвал идти с тобою? Дом твой мы сожжем огнем над тобой» (12:1)

Что-то очень похожее от сынов Эфраима мы уже слышали после победы Гидеона над Мидияном:

И сказали ему Эфраимляне: что это сделал ты с нами, не позвав нас, когда шел воевать с Мидйанитянами? И ссорились с ним сильно. И сказал он им: что ныне сделал я в сравнении с вами? Разве последние виноградины Эфраима не лучше всего сбора урожая Авиэзэра? В ваши руки предал Б-г князей Мидйанских, Орэйва и Зеэйва; а мог ли я сделать что-то, подобно вам? Тогда унялся дух их от (против) него, когда сказал он это слово» (там 8:1-3)

В тот раз Гидеон сумел улестить и ублажить словами самое сильное из колен Израиля, похоже, что именно этот Судья отличался особыми талантами дипломата. Ифтаху никакие слова не помогли…

Однако ещё до рассказа о войне Гидеона с Эфраимом следует самый известный и самый трагический эпизод в богатой перипетиями жизни воина — принесение в жертву собственной дочери. И на этом месте современный читатель уверенно заявляет: история кончилась, начался фольклор, прекрасная поэтическая народная легенда! На самом деле всё намного сложнее. Рассказ о жертвоприношении дочери Ифтаха относится к категории повествований историко-поэтических или историко-фольклорных. История в данном случае породила на свет такую страшную и душераздирающую трагедию, которая не под силу даже самому талантливому автору. И именно эта, доведённая до последнего предела трагичность, заставляет современного читателя усомниться в том, что рассказ имеет под собой реальную историческую основу. Однако такого рода жертвоприношения, несомненно, происходили в глубокой древности, более того, были неотъемлемым элементом древнейших культов. Поэтическая форма этого рассказа нисколько не исключает, что автор основывался на реальных событиях своей эпохи, а вполне реальная историческая основа только усиливает эстетический эффект возвышенного поэтического предания.

Этот короткий трагический эпизод свидетельствует об исключительном такте и художественной одарённости безымянного автора. Он очень осторожен в описании событий, старается не повредить рассказу ни излишними подробностями, бытовыми деталями, ни искусственным пафосом, трагической риторикой и причитаниями. Самое главное в этой истории — чувства героев, почти не проявляются. Мы сравнительно мало видим зрительно, но очень многое можем представить себе. Страшная трагедия дочери Ифтаха не терпит грубого прикосновения, излишней близости со стороны рассказчика. В этот трагический момент он остаётся строгим историописцем.

Ифтах был смелым воином и талантливым военачальником, но при этом он верил в Б-жественное Провидение чистой и наивной верой ребёнка, отнюдь не редкой в те времена. Когда царь Аммона высокомерно отверг все попытки уладить дело миром, Ифтах прямо заявляет, что отдаёт свой спор с Аммонитянами на суд Всевышнего, и верит в справедливость Небесного Суда:

«А я не грешил пред тобою, и ты делаешь мне зло, воюя со мною. Да судит Г-сподь, судящий ныне, между сынами Исраэйля и Аммонитянами!» (там 11:27)

Но именно потому, что вера Ифтаха была чиста и наивна, он не просто уповает на милость Всевышнего, он готов свою уверенность подкрепить самыми страшными клятвами и обетами:

«И дал Ифтах обет Г-споду, и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, То да будет: выходящий из дверей дома моего навстречу мне, по возвращении моем с миром от Аммонитян, да будет он Г-споду, и вознесу это во всесожжение» (там 11:31-32)

И когда увенчанный победой герой вернулся домой, первым, кто вышел навстречу, была его дочь.

 Встреча между несчастным отцом и обречённой дочерью разрывает сердце. Каждое слово в диалоге между Ифтахом и его дочерью оставляет в сердце незаживающий след:

«увы, дочь моя, ты сразила меня и стала сокрушением моим! Я же отверз уста мои пред Господом и не могу отречься. \…\ сделай для меня вот что: отпусти меня на два месяца; пойду я и изойду плачем на горах, и буду оплакивать девство мое, я и подруги мои» (там 11:35-37)

Разумеется, в этом рассказе просматривается мифологический прототип. И нам очень трудно провести чёткую границу между историческими фактами и этим мифологическим прототипом.

«В основе этой легенды — архаичный ритуал и древняя теологема о приносимых в жертву богам первенцах, знакомые слушателям и читателям по повествованию об ‘акеда Йицхака (см.ч. II, с. 321 и сл.). Но сопоставление не принятой Богом жертвы Аврахама — его сына Йицхака с принятой Богом жертвой Йифтаха явно не в пользу последнего»[i]

Возможно, мифологический прототип следует искать в другой культуре, столь же богатой мифами:

«Сказание об Йеффае и его дочери, занимающее 11 гл. в книге Судей, имеет самостоятельный и законченный характер. Оно находит определённую типологическую параллель в греческом мифе об Агамемноне и Ифигении, которую отец по велению богов должен принести в жертву на что она добровольно соглашается. Но в тексте ТАНАХа к трагедии приводит не воля богов, а необдуманность поступков самого человека. Сказание говорит не только о жертвенности и героизме, но и предупреждает о недопустимости поспешных обетов перед Г-сподом»[ii]

Так или иначе, эта история ясно показывает нам, как тяжело и неохотно прощался Древний Израиль с повсеместно укоренённым обычаем человеческих жертвоприношений. Пророки Израиля яростно боролись против этого обычая, да и задолго до пророков лучшие люди в Израиле пытались его как-то отменить и объявить языческим, «неизраильским». Но, похоже, на уровне простонародных инстинктов и поверий этот обычай был глубоко укоренён. Только этим можно объяснить, почему рассказчик описывает и сам обет, и его исполнение с долей симпатии…

Примечания:

[i] И. П. Вейнберг Введение в ТАНАХ Пророки Гешарим Иерусалим стр. 13

[ii] Г. В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХА Минск 1998 стр. 239