Хмель повыветрит на рассвете
Век — железный ли, жестяной ли,
Где-то буквами на газете
Люди сгрудятся — не за мной ли?

СТИХОТВОРЕНИЯ

Вот и вышло — ушла эпоха
Тополиного пуха ночью,
В час, когда на вершок от вздоха
Дышит лёгкое узорочье.

Над столицею сень сквозная
Виснет маревом шелестящим —
И, тревожась, я сам не знаю,
Где мы — в прошлом иль в настоящем?

Может, в будущем возвратятся
Эти шорохи и касанье
Ко всему, к чему обратятся,
Невесомое нависанье.

Сеть ажурная, кружевная,
Что ты выловишь в мире этом,
Если дружишь ты, неземная,
В давней темени с белым светом?

Вспышка редкая сигаретки,
Да прохожего шаг нетвёрдый,
Да усмешка окна сквозь ветки,
Да бездомицы выбор гордый.

Смотрит букою сад усталый,
Особняк промелькнёт ампирный, —
Пух сквозь время летит, пожалуй,
Повсеместный летит, всемирный.

Вот и кончились приключенья,
Ключик выпал, — теперь не к спеху
Вспоминать, — но влечёт мученье —
Тополиного пуха эхо.

* * *

Славянский корень, тюркская закваска,
Степная, переимчивая Русь,
Да имени широкая огласка —
Откуда? — разбираться не берусь.

Достаточно почуять на приволье
Неясный зов — откуда он. скажи?
Давно уже чумацкой крупной солью
Засыпаны глухие рубежи.

Чужая кровь — куда она девалась?
Всегда её с избытком было встарь, –
Вот эта почва ею напиталась —
Всех ненасытней жертвенный алтарь.

Вот в этих толпах всё перемешалось —
Откуда в этих лицах, объясни,
Кочевий дух, которым надышались
Когда-то, в незапамятные дни.

Какая сила это замесила,
Расплавила и бросила в леса,
Где финские замшелые светила
Белёсые коптили небеса?

Всё это зримо — стало быть, творимо
Доселе с неизведанных времён, —
Я верю, что Москва древнее Рима,
А Киев раньше к жизни пробуждён.

* * *

Три дня и две ночи не ливень — потоп,
Ревущее месиво глин,
Безумие с гор, и угар из чащоб,
И вязкий озноб из долин.

Могло быть и хуже, да что-то спасло,
Хотя и куражилась мгла,
И нечто поодаль росло и росло,
И страх проступал из угла.

И не было, кажется, дома вокруг
Без плещущей всюду воды — —
Ненастье ненастьем, но юг — это юг,
А он не допустит беды.

А он не желает, чтоб столько людей
В унынье впадали и грусть,
А он никогда не кусает локтей,
Давно затвердив наизусть

Молитву такую, где, может быть, нет
Излишне затейливых слов,
Но есть откровенность, и вера, и свет,
И к небу взлетающий зов.

И вот обомлела уже чернота,
Обвисли сырые мешки,
В которых копилась бы впрок маета,
И лопнули грома белки.

И молний клубки откатились назад,
В бездонность своих кладовых —
И, чуду навстречу, в измученный сад
Я вышел — и ветер затих.

Хоть есть облака — непохоже на дождь:
Знать, их неспроста расслоил
Небесного воинства доблестный вождь —
Архистратиг Михаил.

Владимир Алейников: СТИХОТВОРЕНИЯ