Так вот, когда выяснилось, что Кислощеев с непонятной, но явно издевательской целью инсценировал собственную смерть и что, следовательно, предсмертная борьба профессора с Черным Ангелом — всего лишь глупая выдумка, интеллигентная публика была уже готова бить стекла…

ВОЗВРАЩЕНИЕ КИСЛОЩЕЕВА и УРОК СОПРОМАТА

Александр Локшин

1.Возвращение Кислощеева

 Когда выяснилось, что Кислощеев не умер, а все это время благополучно отсиживался в психушке, общественному негодованию не было предела. Особенно возмутили публику необычные черные перья, разбросанные по его кабинету. Именно из-за этих перьев по городу поползли слухи, что профессор поставил-таки какой-то несусветный эксперимент, чтобы окончательно выяснить то, о чем лучше не говорить вслух. И что в результате к нему через открытое окно влетел Черный Ангел и заклевал его насмерть. Профессор якобы отбивался, отсюда и перья…

Так вот, когда выяснилось, что Кислощеев с непонятной, но явно издевательской целью инсценировал собственную смерть и что, следовательно, предсмертная борьба профессора с Черным Ангелом — всего лишь глупая выдумка, интеллигентная публика была уже готова бить стекла…

— С них станется, — сказал мне Кислощеев, когда мы наконец встретились. — Еще жалобу куда-нибудь напишут, чтобы оставить меня без куска хлеба на старости лет.

— Страшные люди, — поддержал его я, — и глазом не моргнут, и вообще…

— Главное не в этом, — сказал профессор. — а в том, что они бесконечно доверчивы и ненормально зависимы от общественного мнения. В этом вся сложность. Вот только что они свято верили, что меня заклевал Черный Ангел, хотя общеизвестно, что у ангелов нет клюва. Теперь же они убеждены, что никакой Ангел вообще не прилетал… Но тогда — откуда же взялись перья?

Это безукоризненное, с точки зрения чистой логики, рассуждение буквально ввергло меня в ступор. Профессор неторопливо пил свое пиво, а я докуривал уже четвертую сигарету (несмотря на категорический запрет врачей).

— Профессор, скажите, — промямлил я после затянувшегося молчания, — так была у вас драка с Ангелом или нет? Вы его победили?

— Нет, Саня, — тонко улыбнулся профессор. — Что я — сумасшедший? Драться с ангелами — это не мое амплуа. Когда он влетел в окно, мы поздоровались и я, чтобы не терять времени, сразу же спросил его:

— Есть ли смысл в жизни?

Он, как мне показалось, утвердительно кивнул (я в этом, к сожалению, не уверен). Но вместо того, чтобы спокойно и убедительно ответить на мой вопрос, закричал:

— Немедленно убери кошку!

В результате я так и остался в неведении относительно мучившей меня проблемы…

На этом Кислощеев завершил свой рассказ и снова принялся за свое пиво, а мне, наконец, стало ясно происхождение перьев. И я подумал, что эту историю имеет смысл держать в тайне. На всякий случай, поскольку всегда могут найтись недобросовестные люди, которые захотят использовать ее на пользу своим корыстным интересам.

— Послушайте, Кислощеев, — сказал я, — если история с кошкой станет достоянием гласности, у вас могут быть действительно серьезные неприятности. Вам нужно ненадолго…

— В психушке меня уже ждут, — добродушно ответил профессор.

* * *

С утра я зашел к профессору, чтобы убедить его в необходимости немедленно покинуть город. Как я узнал от друзей, энтузиасты из общества «Интеллектуалы за Домашнее Насилие» собрались устроить у Кислощеева погром. Профессор сомневался, стоит ли уезжать, проявляя свою обычную нерешительность. Но тут из открытого окна мы оба увидели толпу (человек примерно в тридцать), с криками направлявшуюся в нашу сторону.

— Бежим через черный ход, — предложил я.

— Нет, Саня, — с горечью отозвался Кислощеев, — не узнаю твой природный ум! Ты же знаешь, что доктора запретили мне спортивную ходьбу из-за возможных осложнений на сердце и проблем с голеностопным суставом. Поэтому я никуда не побегу. Ты, конечно, можешь бежать…

— Но, профессор, они же убьют нас!

— Возможно, — холодно подтвердил мои опасения Кислощеев.

Тем временем толпа приближалась. Я застыл у окна в оцепенении, не зная, что делать. Чувства мои необычайно обострились из-за смертельной опасности, а сознание с фотографической точностью фиксировало дальнейшие события.

Я видел, что профессор, держа свою любимую Мурку под левой мышкой, а правой рукой опираясь на суковатую палку, начал спускаться по лестнице навстречу погромщикам.

Он остановился, сделав буквально пять шагов перед домом, и тут же толпа негодяев (во главе с Илларионом Смердевичем) окружила его.

Тут я должен особо подчеркнуть, что мне было слышно буквально каждое слово…

— Господа, — громко и отчетливо сказал Кислощеев, — прежде чем вы приступите (или не приступите) к тому, ради чего пришли, я должен сообщить вам две вещи.

Первое. Я чрезвычайно обязан вам…Я ваш должник! Именно благодаря вам я узнал то, к чему стремился все годы… Смысл жизни, господа, в том, чтобы умереть с достоинством! И это можно доказать математически…

Второе. Мы с вами находимся на улице, а не в домашнем помещении. Вспомните название и устав своей организации, поддерживающей именно домашнее, а не какое-либо иное насилие. У меня все.

Воцарилась тишина, которую прорезал скрипучий голос Смердевича:

— Ты был чертовски логичен, профессор. Но мы не можем уйти с пустыми руками. Отдай нам хотя бы кошку!

Время как будто остановилось. Как поступит профессор в этот решительный момент? До сих пор он вел себя высоконравственно… Но сейчас… Я даже на мгновение зажмурился, чтобы не видеть слабости и позора своего учителя, но успел разглядеть, как профессор что-то прошептал…

— Берите, — спокойно сказал Кислощеев и протянул свою любимую Мурку к самому носу Смердевича.

Что было дальше, мне трудно описать словами. К тому же, читателю наверняка все это известно из газет. Поэтому опущу подробности необъяснимого бегства погромщиков и характеристики тяжелых травм, полученных их предводителем. Расскажу лишь о том, чего не знает никто.

Поднявшись на этаж, Кислощеев с некоторой грустью признался:

— Ты правильно догадался, Саня, что я воспользовался недозволенным приемом — старинным заклинанием, многократно усиливающим энергию котов. Не знаю, как бы я поступил, не будь в моем распоряжении такого средства.

2022 

2. Урок сопромата

А вел он у нас какой-то ненужный предмет, вроде сопромата. А звали его, кстати, — если не ошибаюсь — доцент Тремолов. Но запомнился он не этим, а тем, что безрезультатно влюбился в одну студентку. Кстати, из нашей группы. Мы тогда все переживали, получится у них что-то или нет. Но выгнали его не за это, а за другое. То ли он что-то не так сказал, то ли не туда, куда надо, посмотрел. У нас, сами понимаете, с этим строго. Так что дочитать свой ненужный курс он не успел. А дочитывал его нам уже другой доцент. Кстати, он тоже влюбился — не смейтесь — в ту же самую студентку. Но это уже будет другая история…

С тех пор прошло довольно много лет. И вот, еду я как-то по своим делам в автобусе. Почти все места заняты, и народ треплется по телефону, несмотря на шум. Каждый о чем-то своем, естественно. Только и несется со всех сторон: «А он что?», «А она что?», «Не бери эти обои ни в коем случае», «В следующую пятницу на том же месте» и все такое прочее. В общем, такой фоновый шум нормальной благополучной жизни.

А на соседнем сиденье — какой-то бородатый мужик поношенного вида и тоже громко разговаривает. Я его не сразу узнал, так он изменился, этот бывший доцент. Щеки впалые, серые… А меня он тем более не мог узнать (долго объяснять, почему). К тому же, я уселся так, чтоб на него не смотреть.

Ну, этот Тремолов, значит, как все, треплется по телефону. Мне, конечно, неудобно, что я как бы подслушиваю, поскольку я его знаю. Но я же не собираюсь это никому пересказывать…

И вот этот Тремолов говорит:

— Конечно, просто взять и “за здорово живешь” разлюбить невозможно. Я бы никому это не посоветовал. Это же дикая боль, какое-то вещество в сердце болит как открытая рана. А потом что? Потом, спустя год, это сердечное вещество превращается в соединительную ткань, которая вообще не умеет чувствовать. И, тем не менее, какая-то остаточная боль присутствует. Это необъяснимо…

Тут я заметил, что окружающая публика перестала болтать, и все (ну, может, не совсем все, но многие) стали прислушиваться к Тремолову, который вещал, как на лекции, без остановки. Не давая своему собеседнику (или собеседнице?) вставить ни слова:

— Но я знаю, как преодолеть эту боль, как сделать так, чтобы она даже не возникала, ну, может быть, кроме первого мгновения. Вот мой рецепт, мое изобретение. Нужно обратиться к достижениям сопромата, который вы все ненавидите! Представьте себе любовь как тонкую, но бесконечно прочную на разрыв паутинку. Вы пытаетесь ее разорвать, но у вас ничего не получается. Отсюда и эта дикая боль. Но нужно мысленно, я повторяю — мысленно! — рассечь эту паутинку поперек. И все, любовь прекратится, от нее ничего не останется, кроме пустого, безжизненного образа…

Мне нужно было сходить на ближайшей остановке; я поднялся с сиденья и заметил, что Тремолов тоже вскочил и начал размахивать руками…(Публика к этому времени уже перестала его слушать.)

Только тогда до меня дошло, что он разговаривал сам с собой.

2022

3. Джонни 

В последние недели все было как-то не так. И наконец, неприятность произошла.

Они сидели на диване, уставившись в экран, и жевали свои бутерброды, и вдруг она сказала с улыбкой:

— А ведь в иной ситуации ты вполне мог бы на меня донести…

У него сделался очень странный вид. Наверно, целую минуту он молчал, а потом выдавил из себя:

— Ты вообще понимаешь, что ты сказала?

— А что я сказала?

— Зато я понимаю, что ты сказала, — произнес он с непередаваемой интонацией, а потом добавил еще слово “проекция”, значение которого мне неизвестно.

Вне всякого сомнения, именно это неизвестное мне слово (возможно — латинское?) вывело ее из себя. Ясное дело, назревал не просто очередной скандал, поскольку в воздухе носились запахи враждебности, которых никогда раньше не было. От греха подальше я спрятался за шкаф и поэтому видел не все происходящее. К счастью, никакого рукоприкладства не произошло. В этом смысле они оба ведут себя прилично. Впрочем, она время от времени бьет меня по носу ремешком. Но с этим ничего поделать нельзя — так уж у них тут заведено, и не мне исправлять их дурацкие варварские обычаи.

Короче, он собрал свои манатки, сложил их в рюкзак и ушел. Я бросился за ним, но она схватила меня за ошейник — символ одновременно благополучия и рабства — ударила и сказала.

— Запомни, Джонни, я твоя хозяйка, а не он.

(Это надо понимать так, что хозяева нас выбирают, а не мы — их. Омерзительно, не правда ли?)

Потом, забыв вывести меня на положенную мне прогулку, долго разговаривала с кем-то по телефону. Все это меня неприятно поразило.

Не знаю, какая муха меня укусила, но я решил — первый раз в жизни — действовать по своему разумению. Дождавшись счастливого момента, когда она пошла выносить мусор, я выскользнул на лестничную площадку, но побежал не вниз, а наверх. Когда она вернулась и закрыла за собой дверь, я бросился к выходу, навстречу неизвестности.

Зачем я это сделал? Сразу признаюсь, это было необдуманное решение. Возможно, на меня повлияла услышанная когда-то фраза: “Тот, кто готов променять свою свободу на безопасность, не заслуживает ни того, ни другого.”

Я совершенно не представлял себе, кто меня должен будет кормить, вычесывать и обнимать.

Я надеялся, что встречу его, и он возьмет меня к себе, а я в обмен на это стану его собакой.

Кроме того, я надеялся, что узнаю значение загадочного слова “проекция”, обладающего такой страшной разрушительной силой.

Не стану рассказывать, как мои мечты пошли прахом. Я обегал и обнюхал буквально весь город, но никаких следов моего исчезнувшего хозяина не обнаружил.

Мне пришло в голову, что он из нашего городка просто-напросто сбежал, чего-то испугавшись.

Никто из равнодушных жителей кормить меня, как выяснилось, не собирался. А уж где я проводил холодные дождливые ночи — лучше вам этого и не знать, раз вы сами этим не интересуетесь.

Вчера нашел на газоне кусок свежего мяса и съел. В результате — отнялись задние ноги и стало тяжело дышать.

С самого своего рождения я был убежден, что мир вертится вокруг меня и создан специально для меня. Что именно поэтому мне плохо никогда не будет, и я никогда не умру. Сейчас эта уверенность поколебалась, но я по-прежнему считаю, что у меня на этом свете было какое-то Предназначение. Но я не знаю, какое…

2022