Михаил Идес: Рассказы

Loading

Что Вам сказать об этой женщине?
Великий Педагог и Учитель милостью Божьей. Многодетная мать — её ученики, все до единого, были её детьми. Икона стиля для коллег и школьников старших классов. Умница и просто красавица даже в свои преклонные годы. Мама!
Это — моя Мама.
Новая книга. Я принимаю твоё имя как свой псевдоним.
Это всё, что я сегодня могу сделать ради твоей памяти.
В одну воду…

Рассказы

Михаил Идес

Восьмое Марта

 — Спасибо, спасибо, — благодарит она, — только что-то лицо у тебя кислое, и поздравляешь как-то… не от души.

— Знаешь, — говорю я, — без обид, но я лично считаю, что поздравлять только за то, что человек родился Женщиной, это всё равно, как поздравлять с тем, что он родился… в Четверг.

Она смеётся, мило, искренне, и я, искренне, с радостью оставляю её в группе «А».

— Ха, ха, ха — «в Четверг», — блестя глазками, говорит она, — а почему не в среду или, там, во вторник?

«Вот это облом!» — с сожалением думаю я, мысленно перенося эту особь женского пола в группу «Д».

Это началось года два назад в канун Международного Женского Дня. Тотального пиетета к особам «слабого пола» я, с учетом прожитых лет, многочисленных контактов, неоднократных браков и т.п., не испытываю.

Эта дата в основном меня раздражает.

— Меня ты можешь не поздравлять, раз тебе так противно, — говорит жена, — но всем ведь не объяснишь твою патологию, поэтому вот Список Женщин, которых ты должен, обязан поздравить хотя бы по телефону, кстати, он начинается С МОЕЙ МАМЫ…

«Ладно», — думаю я. Беру Список в руки.

Ровная колонка с фамилиями, именами и телефонами. Общее количество баб по списку скручивает душу и сознание жгутом. Всё мое естество изначально отторгает эту Шарманку с набором одних и тех же пошлых фраз для каждой.

Но!

Вскипевший мозг находит выход, и я ему следую.

Ровно Восьмого марта, с десяти часов утра, это выглядело так: абсолютно всем «списочным» женщинам я дозванивался, произносил:

«Миша Ярмаркович» и вешал трубку, тут же набирая следующий номер.

Тех из них, кто перезванивал мне с вопросом: «Чего звонил?», я ЗАНОСИЛ В КАТЕГОРИЮ «Д».

Тех из них, кто перезванивал мне с вопросом: «Чего ты сегодня звонил?» и «Что случилось?», я тут же ЗАНОСИЛ В КАТЕГОРИЮ «ПОЛНАЯ «Д»»  

P.S.

В итоге, женщин из категории «А», тех, кто не перезвонил, осталось меньше трети, остальные распределились по категориям «Д» и «полная «Д»».

Сегодня 24 февраля. Похмелье. Законное, между прочим, похмелье. Двадцать третье лично для меня — не пустой звук. Не просто Защитник Отечества — цельный полковник. Это вам не 8 марта по половому признаку. Это вам не хухры, понимаешь, мухры. Вчера телефон просто не замолкал и с утра, на трезвую голову, и позже, когда уже праздновал… Мозг перебирает всех звонивших, поздравлявших, в основном женщин…

Память при этом вдруг начинает напрягаться.

По-моему, таких звонков было несколько. Точно помню два. В первом случае сказали: «Надя Коростылева», во втором случае сказали: «Это Полина Львовна». И после этих слов трубки повесили… сразу…

P.S.

Мне не удается вспомнить, перезванивал ли я этим двум женщинам. А если перезванивал, интересно узнать, к какой категории мужчин меня теперь причисляют?!

В баню с Голосовым

(документальная повесть)

 Пятничный вечер не предвещал ничего дурного.

Наоборот, предвкушение выходных умиротворяло и лелеяло. Лелеяло на то, что выходные, возможно, пройдут как-то иначе, не так обыденно, когда лежка на диване перед «ящиком» воспринимается как пик всего: свободы, разнузданной лени и мечт, по большей части — несбыточных.

Около девяти вечера раздался звонок мобильника. Номер и голос были до боли знакомы.

— Здорово, это Голосов, говорить можешь?

Везде и со всеми разговор по телефону он начинает именно с этого вопроса. Человек он, безусловно, интеллигентный и, видимо, боится помешать важным для вас процессам: либо вашему порыву Страсти, либо позыву Диареи, либо ещё чему-то для вас неотложному.

— Ты что завтра делаешь?

— А чё?

— Да, я завтра один, девчонки вернутся только к вечеру. Может, попаримся?

— И всё?

— Ну, пивка попьем. Мне, правда, много нельзя, ты знаешь, я на диете.

— Что, только пиво?

— Отвянь, там посмотрим, я на диете.

— Не, ну, я приеду. Не бросать же друга одного, да на диете. Кстати, а девочки будут?

— Я же тебе сказал, девчонок не будет до вечера.

Я хотел спросить, каких девчонок он имеет в виду, но связь оборвалась.

Субботнее утро ничего дурного не предвещало.

Я съездил за раками и, памятуя о диете, пива разливного взял немного — четыре литра в двух бутылях.

По приезду, сварив раков и зайдя в баню, я понял, что все будет Х-о-р-о-ш-о. Голосов, не терпящий халяву в принципе, со своей стороны выставил пива бутылок восемь.

Надо сказать, что впоследствии пивные бутылки появлялись ещё, но откуда и сколько их было в конечном исчислении, сейчас не вспомню.

Дальнейшее ничего дурного не предвещало.

Мы попарились, попили пивка, залезли в джакузи и далее, на три четверти в темпе вальса, так и продолжали тур за туром: парилка, пиво, джакузи; парилка, пиво, джакузи — Раз, два, три, Раз, два, три, Раз, два, три …

Старый Одесский юмор: «Вы знаете, чем отличается лекарство от пива? Слушайте, и таки не говорите, что вы не поняли. Лекарство сначала выписывают, а потом пьют. А пиво как раз наоборот…»

Очередной раз в джакузи мы лезли без энтузиазма. Чего-то не хватало. Организм готов был потужиться, чтобы понять Чего.

Саня это уловил интуитивно и тихо сказал:

— Не хотелось бы менять всю воду в джакузи… Там, в конце коридора… ты знаешь. Только давай по-быстрому! Я за тобой!!

И темп нашего с Голосовым бытия перешел на марш, то есть на четыре четверти: парилка, пиво, джакузи, конец коридора; потом опять вернулись к вальсу — парилка, пиво, конец коридора, но уже без джакузи; затем и вовсе перешли на двоичную схему «пиво — коридор, пиво — коридор» без парилки и джакузи. 

То, что произошло дальше, не предвещало ничего дурного.

Просто Саня спросил:

— Может, если хочешь, водочки выпьем?

Я вспылил:

— Вот терпеть не могу ваши семитские штучки, ты, конечно, еврей по жене, но не до такой же степени! Чё ты всё «…может… если хочешь…», скажи русскому человеку просто: «Давай выпьем водки» — и всё.

И укоризненно добавил:

— Саня, очнись, ты ж в душе русский, как мы, как все.

Голосов встрепенулся и сказал:

— Я, как все …

И со словами: «Открывай уже» — достал первую бутылку.

Надо сказать, что бутылки он открывать не любит. Жена Рая или внучка Даша вечно становятся рядом и включают счетчик: «Саша, ты уже открываешь третью бутылку водки… Деда, ты открываешь уже четвертую», ну и далее со всеми остановками. Поэтому, не вопрос, бутылки открывают друзья. При этом сам Голосов в стороне не остался и как всегда придумал ХОД.

Внимание!

В его доме напрочь отсутствуют поллитровки, ноль семьдесят пять встречаются редко, основным калибром стал Литр — литровая бутылка. То есть, прикиньте, водки меньше желаемого не стало, зато кукушка из часов стала выскакивать в два раза реже.

Водку, чтобы растянуть удовольствие, начали пить по полрюмки. Пошли разговоры о том о сём, дошли, наконец, до женщин, и я вновь спросил, будут ли девчонки.

Теперь вспылил Голосов. Он отчеканил:

— Просто слушай и не перебивай. Я тебе уже сказал: «Девчонки будут поздно, вечером».

Я не стал нарываться и второй раз не уточнил, каких девчонок он имеет в виду.

Тему решили переменить.

На повестке дня всего мирового сообщества был Андроидный Калайдер.

Тема оказалась непростой, и органичным движением Голосов достал вторую литровую бутылку водки. 

Ничто не предвещало дурного. 

Водку стали уже разливать по-полной. Научная дискуссия была в самом разгаре. Я ссылался на Бином Ньютона, а Саня — на любимый учебник Пёрышкина «Физика» за шестой класс. Консенсус, в отличие от водки, давался с трудом. Договориться, от какого корня — «Кол» или «Кал» — производным является Калайдер, не удалось вообще.

Тему решили переменить.

— Что нового слышно о контактах с внеземным разумом? — спросил Голосов, подвигая ко мне ногой третью бутылку.

Я ответил не сразу, поймать бутылку за горлышко и поставить на стол удалось только с четвертой попытки.

— Саня, по последним данным… они идут.

— Ни хрена, наливай, — скомандовал Голосов.

Это было созвучно с «Заряжай», и я почувствовал себя одним из Панфиловцев в сорок первом на рубежах Москвы.

Не, ну, мля, ваще ничего не предвещало дурного.

В стаканы из-под пива я плесканул фронтовые сто грамм.

И тут…

В проеме двери на фоне черной пасти коридора возникло Нечто.

Распознать, что это, ни мне, ни Голосову не удавалось. Контуры явления расползались и не концентрировались.

Понятным были только две вещи. Явление было явно не дружелюбно и время от времени делилось на две неравные части.

Не дрогнув ни одним мускулом, Саня кончиками губ произнес:

— Началось. Как думаешь, что им надо?

— Наверное, — сказал я, — их заинтересовала информация об Андроидном Калайдере.

Голосов развернулся ко мне всем телом.

— Мишаня, мы же офицеры, мы же подписку давали…

— Да, — сказал я, — а так хотелось пожить, детей вырастить…

— Не сссы, Мишаня, — крикнул Голосов, и мы по-братски обнялись.

Между тем явление вело себя все более агрессивно. Оно приближалось. Из мутирующей субстанции все чаще стали вылетать протуберанцы, похожие на конечности, и лики, подозрительно знакомые. Изнутри пришельцев все громче звучал неразборчивый клёкот.

— Они что-то говорят, чего-то требуют, — прошептал Саня, — но что — не пойму.

— Саня, — я тоже перешел на шепот, — надо настроиться на их волну, надо сконцентрироваться.

И мы сконцентрировались… не чокаясь.

Последним волевым усилием я собрал себя в кулак, и до меня явственно дошли две фразы: «Деда, хватит уже» и «Миша, иди спать».

ЭПИЛОГ 

Воскресный вечер не предвещал… не предвещал вообще.

Около девяти раздался звонок мобильника. Номер и голос были до боли знакомыми.

— Здорово…, это Голосов…, говорить можешь?

Я отхлебнул из банки с Болгарскими огурчиками и на выдохе сказал:

«ДА…»

Повисла долгая пауза.

— Ну? — не выдержал я.

— Как… там… твоя Юля?

Я поперхнулся рассолом, долго кашлял, потом сказал:

— Голосов, на выбор. Тебя просто послать, или спросить, КАК ТАМ ТВОЯ РАЯ?!!!!!!!!!!

— Я все понял, — мужественно ответил он, — надо встречаться.

И мы, конечно, встретились и приняли суровое мужское решение.

В баню в следующий раз, мы пойдем только с девочками.

Москва — Котор, май 2010 года.

Мимолетная Любовь

Во время рассадки он постарался оказаться с ней рядом.

— Вот…

— Это что?

— Возьми.

— Ой!

— Возьми или сейчас выброшу.

— Ромашки. Мне?

— Сначала думал — Ирке, потом передумал…

— Значит, я лучше Ирки. Лучше, а? Лучше, а, ну скажи…

— Отстань.

— Нет, ты скажи, это что — Любовь?

— Не знаю. Я маме про тебя сказал. Она сказала: «Ну и хорошо».

— А я своей маме про тебя не говорила, я ей про Игоря говорила.

— …

— Ты чего надулся? Игорь хороший, меня не обижает.

— Буду бить!

— Не надо, он же не виноват. Вы хорошие, оба, и ты мне раньше ничего не говорил.

— Я сейчас тоже ничего не говорю.

— А мне и не надо. Мама говорит, что мы, женщины, и так, без слов, должны всё понимать.

— И много ты понимаешь?

— А вот и понимаю!

— Глупости все это.

— Нет, не глупости. И рядом сел, и ромашки принес, и дуешься, как дурачок.

— Ну, я не знаю.

— А хочешь узнать, хочешь?

— Что?

— Про нашу Любовь.

— Ну, хочу…

— Тогда давай гадать. Вот тебе ромашка, вот — мне. Давай.

— Что?

— Ну как что? Все знают. Рвешь лепестки по одному: «Любит — не любит, любит — не любит», а на последнем лепестке всё и узнаешь.

Руки обоих рвут лепестки, губы шепчут: «Любит — не любит».

— Ну вот — «Не любит», ты не любишь меня, я так и знала!

— А ты меня любишь? Вот последний лепесток — «Не любит».

— Ну и ладно, подумаешь. Я вот сейчас пойду к Игорьку.

— А я — к Ирке.

Когда они оба поднялись, на кафеле остались стоять два детсадовских горшка. Подтянув трусики, помахав друг другу рукой, они побежали.

Куда?

Как «куда»? К Новой Светлой Любви.

Вот просто так…

Запыхавшись и дотащив пакеты из супермаркета до машины, я сел за руль, опустил стекло, закурил.

Мальчонку лет тринадцати — четырнадцати я краем глаза зацепил ещё при входе в магазин. Сейчас он как-то жался у соседней машины, наверное, просил денег. Машина отъехала, сидящие в ней мужчина и женщина ничего не дали. Я полез в карман за мелочью, позвал.

Он несмело подошёл. Боже мой! На улице минус двадцать. На ребёнке линялая курточка на рыбьем меху, брючки не первого года носки, на голове шапочка ручной вязки, явно женская. Перчаток нет, руки в цыпках, губы потрескавшиеся, с запекшейся кровью.

Он ещё не видит, сколько у меня в руке денег.

— Спасибо дядя, извините, мы с младшей сестренкой… мы два дня ничего не ели…

Рву молнию куртки. В кошельке — только кредитки и триста рублей сотнями. Отдаю рубли. В глазах темно. Мальчонка исчез.

Отъезжаю на автопилоте.

Идиот!

Где ребенок? Надо было не денег дать, отберут, продукты надо было купить, много… Надо было привезти домой. Жена бы обязательно нашла что-нибудь из одежки и ему, и сестре.

Сволочи… Закон «Димы Яковлева», и ни одного усыновленного ребенка у тех, кто вопил и кликушествовал.

Как же так?!

Вот просто так.

О том, что бы я сделал, если бы ребенок не ушел, думать не хотелось. Думать было стыдно.

Возможные оправдания…не в счёт.

Год 2014, шестьдесят девять лет после Войны. 

Моряк вразвалочку…

Я 

Году эдак в восьмидесятом я, коренной москвич, был заброшен за Северный полярный круг на шестьдесят девятую параллель.

Долгие годы всем друзьям и близким я говорил: «Был заброшен Судьбой».

Сегодня, по прошествии десятков лет, я могу, наконец, снять гриф секретности с этой «заброски».

Видите ли, я, Ярмаркович Михаил Семёнович, в течение долгих лет пребывания на Севере пытался, внимание:

Вывести породу морозоустойчивых евреев!

Помимо Советского Союза, «Моссад» в частности, и Израиль в целом, видимо, имели какое-то отношение (в рамках международного сотрудничества, естественно) к этому проекту.

Логика простая.

Раз эти евреи на голом камне и в невыносимой жаре смогли построить процветающее государство, то, может быть, если климатически слегка подправить породу, они смогут сделать то же самое на необъятных просторах Крайнего Севера, а там, глядишь — аж дух захватывает — цивилизовать для общего, всемирного блага Гренландию и Антарктиду.

Но время шло…

Центр — Юстасу:.-..-.—…-.—..—.—….— … (полный текст шифровки утерян) 

Действительно. Полный и точный текст указания Центра сейчас уже не восстановить, но главным было:

«…для достижения нужного результата предлагаем воспользоваться опытом представителей коренной национальности. Наш человек из местных будет ожидать… пароль… отзыв…»

Лопарь Коля Куковеров действительно был нашим человеком. Ни о чем не спрашивая, он усадил меня у себя за спиной на снегокат «Буран», гордость советского автопрома, и мы молча понеслись вдаль, по суровой саамской лесотундре.

Была ранняя весна — время оленьего гона.

Мы остановились невдалеке от стойбища у одинокого чума или, если по-саамски, вежи.

Несмотря на мою профессиональную сдержанность, невозмутимость и нордический характер (потом эти мои черты лягут в основу легендарного образа штандартенфюрера Штирлица), пришлось задать несколько сухих вопросов:

— Мы оба понимаем, зачем мы здесь?

— Да, я получил подробные инструкции.

— ЭТО будет в этом чуме?

— Да, в этом чуме будет ЭТО.

— Кто внутри?

— Добрая саамская женщина, которая согласилась нам помочь. Смотри и слушай!

— Слушаю и смотрю!!!

— Представь себе, ты — олень. Молодой красивый сильный олень с ветвистыми рогами.

— Рога обязательны?

— А как же, ты ж — олень. А она — важенка, самочка по-вашему, такая вкусная, такая сладкая, такая желанная, как… как русская водка. И ты её ищешь, а она ждет, и ты её ищешь, а она ждет, вся истомилась… а ты чувствуешь, чуешь её, берешь для разогрева разбег… Дальше смотри и слушай!!!

Смотрю.

Коля Куковеров сорвался с места и побежал вокруг чума.

После двух кругов, на третьем, он сдернул на ходу малицу, песку по-саамски, и остался голым по пояс (настоящие саамы никакого белья или иной поддевы под малицей не носят). На четвертом круге в стороны с ног полетели лопарки (Николай, видимо, уже разогрелся до нужной кондиции, так как от него прямо пар валил). К концу пятого круга он дернул на поясе ремешок, выскочил на ходу из упавших порток, и, вильнув тощей молочно-белой задницей, с «горящим наперевес», ввалился в чум.

Слушаю.

— ХыыыыыыыыыХ, — прозвучало долго и протяжно.

— ХЫЫХ, — прозвучало гордо и победоносно.

— Хых, хых, хых, — звучало долго и ритмично.

— Ай-ха, ай-ха, — неожиданно зазвучал второй голос.

— Важенка, — подумал Шти…, догадался я.

Так я познал, кто он, Северный олень — плодовитый гордый красавец с рогами, но… это было для меня только начало.

— Чой-то ты застыл, как примороженный, — говорил Коля, вылезая из чума и неторопливо собирая разбросанную на снегу одежду.

И действительно, «чой-то я застыл?» — у нас тут на дворе весна, понимаешь, и температура весенняя, примерно минус тридцать, ну тридцать пять от силы. Да и одет я был неплохо:

— зимняя куртка а-ля «Аляска» с капюшоном,

— под ней шарф мохеровый,

— под ним свитер шерстяной,

— под ним рубашка байковая «Спасибо, мама»,

— под рубашкой тельняшка шерстяная от знакомого подводника.

И это только сверху.

Ниже:

— штаны, естественно, самопальные джинсы из крашеного брезента,

— под штанами — кальсоны,

— под кальсонами, на случай предстоящего интима, новомодные «Трусы семейные, укороченные» в цветочек.

Ещё ниже:

— зимние ботинки на молнии сбоку,

— в ботинках двое носок — сверху джурабы вязаные, под ними ещё одни — ХБ.

— Я не понял, ты что, не понял? — строго спросил Коля Куковеров.

— Нет, я всё понял, — нордически ответил я.

— Тогда чего стоим, кого ждём?

И я побежал вокруг чума.

На первом круге я скинул капюшон и лихо сбросил шарф. Куртка потребовала усилий — сначала расстегнул четыре пуговицы, потом молнию, которая застряла в самом низу. Со свитером было сложнее: горловина была узкой, обзор пространства временно отсутствовал, поэтому я дважды падал, зацепившись ногами за шесты чума. На седьмом круге дошло до байковой рубашки, здесь проблем не было, единственно, пришлось несколько раз прерваться, чтобы ладошками отогреть уши. С тельняшкой дело пошло в натяг. Шерстяная тельняшка тем и хороша, что длинна в длину, то есть, кроме верхнего, обогревает и средний, самый главный мужской этаж. Выпростать тельняшку из штанов удалось только на девятом круге.

Что здесь надо не забыть отметить?

В отличие от лопаря Коли Куковерова, пар от меня не шел. 

На десятом круге, отогревая периодически руками нос и уши, я нордически спросил:

— Николай, а заголяться нужно полностью, или остальное я сниму уже в чуме?

— Какой «в чуме», ты ж олень, и тебя ждет важенка, скидавай остальное.

… К исходу тринадцатого круга на мне остались только укороченные в цветочек. Колиным требованием сбросить и трусы перед встречей с важенкой (так как по его словам: «Оленей в трусах не бывает») я пренебрег. Весь мой организм от мозга и до пятой мужской оконечности нордически мечтал об одном — наконец уже ворваться в чум и СКОРЕЕ ПРИЛЬНУТЬ…

И я ворвался, и я прильнул…… к горящему посередине юрты очагу.

Добрую саамскую женщину я не разглядел. Оленю было не до важенки, тем более что охреневшее на морозе Естество юркнуло под лобковую складку и, Олень ли я вообще, можно было выяснять не ранее чем через час.

* * *

Забегая далеко вперед…

Коля Куковеров привозил меня на стойбище ещё дважды. Пневмония, бронхит и просто простуда шли по нисходящей. Я уже был практически готов. Теперь в тундру, в чум, предстояло привезти мою жену.

Когда ей объяснили что и зачем, она… подала на развод.

На этом программа была свернута.

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Михаил Идес: Рассказы

  1. В баню с Голосовым

    (документальная повесть)
    __________________________
    Да, тема вечная — кто же не писал про это? Мне кажется, после Жванецкого ( «но у нас с собой было» и «Нормально, Григорий! Отлично Константин!») больше и писать не стоит.

Добавить комментарий для Инна Беленькая Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.