Померещилось? — экое, право,
Наваждение! — сгинь, пропади! —
Но заплещется темени лава,
И тогда уж пощады не жди.
СТИХОТВОРЕНИЯ
Владимир Алейников
Объяснить вам едва ли сумею,
Что за невидаль встретишь порой —
Словно буквицы, стайкой пигмеи
Копошатся внизу, под горой.
Повелители духов подземных
И ползущих ордой муравьёв,
Не одну из ложбинок плачевных
Заполняют они до краёв.
Померещилось? — экое, право,
Наваждение! — сгинь, пропади! —
Но заплещется темени лава,
И тогда уж пощады не жди.
То-то хлынут сюда и нагрянут
Из невидимых нор и пещер
Те, кто снова стращать не устанут,
Ибо все они — племя химер.
От дыханья колдуньи ослепший,
Вскрикнет ветер и спрячет лицо,
Чтобы воли дождаться окрепшей
И шагнуть наконец на крыльцо.
Ну а там — тех же листьев броженье,
Тех же книжек шуршанье и штор,
Той же ртутной луны притяженье —
И пустующий, ропщущий двор.
* * *
Я на холмах — и воздух обомлел
От цепкой сухости растений узловатых,
И юг насупился, и запад заболел,
Весь в шрамах оспенных и в пятнах розоватых.
И запах косвенный, какой-то непрямой,
Полыни скученной, всклокоченной, шершавой,
Обвившей склоны сизою чалмой,
В округе носится с усмешкою лукавой.
Проснулся ветр — небесный гуртовщик,
Рожок пастуший пальцами сжимая, –
И заметался, и невольно сник,
Наверно, что-то понимая.
Уже смеркается — и тычется волна
Однообразно и лениво
Туда, где в готские шумели времена
Племён смешавшихся широкие разливы.
Кто знает, жив ли он, угрюмый сей истец,
Вернуть задумавший покой подземных залов,
Германский гном, потомственный кузнец,
Камней сверкающих хранитель и металлов.
А на земле всему дивится мы,
Что в нашей памяти иль в сумерках таится, —
И время движется неспешно за холмы,
И к звёздам тянется, и в музыке струится.
* * *
Вновь на юге — луны колдовство
Или благо, доступное скифам, —
Но такое стерпеть — каково
Стерегущим сокровища грифам?
Голове ли орлиной венчать
Тело львиное с мёртвою хваткой,
Чтобы крыльями в небе качать,
На округу взирая украдкой?
Или, может, на скалах застыть —
И, сужая зрачки золотые,
О былом отрешённо грустить,
Озирая громады пустые?
Но сокровища — странный запас,
Не о них ли преданья вещали?
Их, тараща единственный глаз,
Аримаспы порой похищали.
И поэтому чуток дозор —
И чудовищам некуда деться,
И богатство такое — не сор,
Чтобы враз от него отвертеться.
Потому их и гложет тоска
От нелепости древней служенья
Чьей-то воле, что столь далека —
Но как будто сковала движенье.
Тяжесть эта сказалась и в нас,
В огоньках отразилась горящих, —
И в молчанье прищуренных глаз
Есть присутствие стражей молчащих.
Где-то грозный поставлен кордон,
Что-то прячется там, за горами, —
Что же с чарами здесь, у окон,
Станет как-нибудь просто дарами?
* * *
Всё золото Солнца, Меркурия ртуть,
Венеры звенящую медь
Найти и отдать, чтоб единственный путь
Сберечь от напастей суметь.
Луны серебро и Сатурна свинец
Плеснуть оголтелым роям,
Чтоб длиться биению наших сердец,
По нашим скучавшим краям.
Пускай отдаляется в жёсткую тьму
Железом грохочущий Марс —
Да нам никогда и не тянет к тому,
Кто мнит, что он хищен, как барс.
Юпитера олово бросить спеши
Подальше, за этим холмом,
Поскольку не дорог никто для души
Из тех, что измучат с умом.
Но дорого то, что обяжет дышать,
Заботы найдёт и слова,
Но дорого то, что должны мы решать,
Что прежде светилось едва,
А ныне сиянием чудным встаёт
Пред эрою новой в ночи —
И всё, что в её сердцевине поёт,
Всем тем, чем ты жив, различи.
