Двадцатого августа Василию Аксенову исполнилось бы 90 лет. В 2004 году Аксенов ушел из университета Джорджа Мейсона, где преподавал на специальной позиции Робинсоновского профессора с 1988 года. Его друзья и коллеги составили по этому поводу специальный сборник, посвященный Василию. Моя жена знала Васю и его жену Майю с 60-х и мы часто встречались, благо жили недалеко друг от друга в Фэрфаксе, в пригороде Вашингтона.

Василий Аксенов

Пётр Волковицкий

Двадцатого августа Василию Аксенову исполнилось бы 90 лет. В 2004 году Аксенов ушел из университета Джорджа Мейсона, где преподавал на специальной позиции Робинсоновского профессора с 1988 года. Его друзья и коллеги составили по этому поводу специальный сборник, посвященный Василию. Моя жена знала Васю и его жену Майю с 60-х и мы часто встречались, благо жили недалеко друг от друга в Фэрфаксе, в пригороде Вашингтона. Я тоже преподавал в университете Джорджа Мейсона, читая курс общей физики для младших курсов. Васин и мой статус в университете хорошо передает эта эпиграмма Маршака, которая опубликована как перевод из английской народной поэзии (я не понимаю, что это значит, и подозреваю, что Самуил Яковлевич сам сочинял эти прелестные вещицы)

Небритый человек, неряшливо одетый,
Актера Гаррика случайно встретил где-то
И подошел к нему с протянутой рукой.
— Здорово! — говорит. — Но кто же вы такой?
Знакомым с вами быть я не имею чести…
— Ах, братец, память у тебя плоха.
На сцене столько раз мы выступали вместе:
Ты — в роли Гамлета, я — в роли петуха!

Я написал пару страниц по-русски и попытался перевести свой текст на английский. У меня ничего не получилось, и я пошел к университет к завкафедрой славистики, которая занималась выпуском сборника. Она тоже не смогла перевести мой текст на английский с сохранением всего подтекста и в результате сборник был издан на двух языках — на английском и русском.

Кумир детства — Вася Аксенов

Я принадлежу к поколению, называемому бэби-бумерами. Мой отец демобилизовался поздно и поэтому я появился на свет только в конце 1946 года. Тем не менее я почти уверен, что я был первым его делом, которое он совершил, вернувшись к моей матери в Москву из армии. Возможно потом он снял сапоги.

На самом деле я не думаю, что нас, родившихся в СССР после войны, можно называть бэби-бумерами. Основной успех и признание выпали на долю поколения, родившегося перед войной: это им было 20 — 25 лет в середине 50-х, во время хрущевской оттепели, это их называют «шестидесятниками»; наше поколение так и не стало «семидесятниками»: мы тихо задохнулись в широких брежневских объятиях.

В конце 50-х, начале 60-х я ходил в школу, в свободное время читая все, что можно было прочесть. Больше всего я любил читать журнал «Юность», потому что там иногда можно было узнать кое-что о себе. Подписаться на «Юность» было нелегко, но моим родителям время от времени это удавалось. Это теперь я понимаю, что в то время формировалась моя личность, а тогда я просто читал и не мог начитаться. Повесть Василия Аксенова «Коллеги» была для меня, тогда 13-летнего подростка, недосягаемой мечтой о настоящей взрослой жизни, повестью о «настоящих человеках». Ироничные, немного пижонистые, честные и открытые герои Аксенова были так непохожи на осточертевших героев советской и русской классической литературы, что хотелось немедленно «сделать с них жизнь» и подражать им во всем. Естественно, что мы с друзьями собирали все слухи об авторе (а слухов было немало), который, как мы полагали, должен был быть похожим на своих героев (что в какой-то мере было правдой). Именно Вася Аксенов с его активными персонажами, а не Булат Окуджава или Евгений Евтушенко с их рефлексирующими лирическими героями, стал кумиром моего детства.

Если повесть «Коллеги» действовала на меня на уровне коры головного мозга, то следующую Васину повесть «Звездный билет» я воспринял на уровне подкорки, если вообще не на физиологическом уровне. Мне было 15 лет, а героям этой повести по 17, и они реализовали все, о чем я в то время мог только мечтать: любовь и секс, свободу передвижения и независимость от родителей. Они, так же как и я, страдали от собственной молодости, неопытности и нищеты и ревновали к взрослым. Многие писатели в разное время пытались передать это юношеское состояние мучения от собственной нереализованности, но у всех к тому времени прочитанных мною авторов герой был вроде юного Вертера: интересно, но не про меня. А у Васи в «Звездном билете» все было про меня: это были моя любовь, моя ревность и мои страдания.

Потом были Солженицын и Гроссман, Набоков и Булгаков, Орвелл и Джилас, потом был повзрослевший Аксенов «Ожога» и «Острова Крым». Я читал их всех по ночам и учился ненавидеть коммунистов, обманывавших нас с ранних дней нашего детства, Я много чему научился и много чего узнал, но никогда больше не испытывал от прочтенного ощущения стопроцентного попадания «в яблочко», какое испытал от ранних вещей Васи Аксенова. И поэтому до сих пор Вася значит для меня больше, чем все литературные классики.

Я говорил об Аксенове с более молодыми людьми, родившимися в середине 50-х годов и понял, что это поколение воспринимает Аксенова иначе: они сначала прочли Солженицына и Орвелла, а потом уже Аксенова, и у них не было от его книг ощущения удара в под дых, как у меня.

Я люблю Васю детской любовью и читаю все его книги. Я нахожу в них разные, иногда смешные ошибки и мне нравится обсуждать их с Васей: это так интересно — наблюдать пятна на Солнце. Я хочу, чтобы Вася знал: он по-прежнему кумир моего детства и другого уже не будет.

Васе понравился этот текст и он написал на полях: