Виктор Вольский

Герой нашего времени

С 15 сентября по 15 октября в Америке отмечается Национальный месячник испаноязчычного наследия. Будучи законопослушным гражданином, я тоже решил внести свою скромную лепту в это похвальное начинание и написать об одном из самых известных носителей этого самого наследия.

Наверное, нет в мире более известного человека. Кому незнаком его портрет — геройский взгляд, устремленный ввысь и вдаль, сдвинутый чуть набекрень черный берет с красной звездой, оливково-зеленая гимнастерка воина, мужественная растительность на лице, обрамленном непокорными смоляными кудрями… Этот лик смотрит отовсюду — с маек и детских ползунков, с беретов и банданн, с брелоков для ключей и зажигалок, с настольных часов и брошек, с кофейных кружек, сигаретных пачек и брикетов мороженого, с бикини и даже с татуированных торсов футболистов.

Имя его — Эрнесто Гевара по прозвищу “Че”, что значит всего-навсего “аргентинец”. Блистательная работа фотографа Альберто Корды сделала Че Гевару глобальным брэндом, который может поспорить по популярности с продукцией самых знаменитых компаний и принести немалые барыши наследникам оригинала. Этот снимок вместе с начертанным под ним лозунгом “Борись с угнетением” превратил Эрнесто Гевару в признанный символ революционной романтики.

Почти столь же знаменит и другой — посмертный — снимок прославленного кубинского революционера: лежащий на смертном одре Че вот-вот откроет невидящие глаза и взглянет в объектив, словно снятый с креста Иисус Христос на картине средневекового художника. Особо пламенным почитателям даже чудятся на руках покойного стигматы — раны Христовы. Здесь символика иная: современный святой, благородный человек, отдавший жизнь во имя счастья народов чужих ему стран.

На Кубе его и впрямь чтут как великомученика. Дети в школах каждое утро, как заклинание, скандируют клятву: Seremos como el Che! (“Будем как Че!”). Вещи, которых когда-либо касалась его рука, почитаются как религиозные реликвии. Десять лет назад Фидель Кастро в попытке вновь раздуть искру затухающего революционного энтузиазма среди кубинского населения приказал эксгумировать останки Че Гевары в Боливии, где его настигла смерть, и репатриировать их на его “социалистическую родину” — Кубу.

Кости революционного великомученика помещены в мавзолей Че Гевары в городе Санта-Клара и почитаются как святые мощи, хотя существуют веские основания в данном случае подозревать подлог: французский журналист Бертран де ла Гранж провел расследование и пришел к выводу, что останки, скорее всего, к объекту поклонения не имеют никакого отношения. По случаю сороковой годовщины гибели знаменитого революционера, отмечавшейся 9 октября 2007 года, у его мавзолея состоялись пышные торжества, кульминационным пунктом которых было зачтение послания Фиделя Кастро, где кубинский вождь со слезой поминал “цветок, безвременно срезанный со стебля”.

Среди прогрессивной интеллигенции Запада царит подлинный культ Че Гевары. Как ни странно, эти завзятые безбожники особенно напирают на религиозный мотив: “Че вызывает в воображении образ Христа-Спасителя… Его посмертный взор словно устремлен на убийц и прощает их, ибо не ведают, что творят” (Хорхе Кастаньеда, биограф Че Гевары). “Облик Че — порождение визуального языка… Композиционно он укладывается в классический христоподобный образ” (Триша Зифф, куратор Музея Гугенхейма). “Че умер смертью великомученика” (Дэвид Сегал, корреспондент “Вашингтон пост”).

Главный гуру западноевропейских левых Жан-Поль Сартр при встрече со своим героем зашелся в религиозном экстазе: “Я услышал, как за мной затворилась дверь, и вмиг с меня сошла вся усталость, я утратил чувство времени. В этот кабинет ночь не заглядывает. Эти люди, лучшие из них, ощущают сон не как естественную потребность, а как досужую привычку, из плена которой они вырвались”. Это уже из области чудес, прямо хоть сейчас представляй кандидата в Ватикан на канонизацию.

Однако кумир прогрессивной интеллигенции обладал атрибутами не только святого и чудотворца, но и вечно живого, вроде “дедушки Ленина” или “тепло улыбающегося в усы дядюшки Джо” — Сталина. “Мужество, бесстрашие, честность, аскетизм и безграничная убежденность в правоте своего дела — в этом был весь Че” (Джон Ли Андерсон, автор биографии [точнее будет сказать “агиографии” — жития святого] «Че: жизнь революционера»). “Порядочность и благородство Че всегда побуждали его извиняться на каждом шагу” (Хорхе Кастаньеда). “Он не только интеллектуал, он наиболее совершенный человек нашего времени” (Жан-Поль Сартр).

Не слишком ли много сахарина в этих восторженных мадригалах “героическому партизану”, как Альберто Корда назвал свой снимок (кстати, сделанный 5 марта 1960 года, когда “партизан” уже был членом правительства)? Может быть, стоит взглянуть на реальные факты истории и написать портрет нашего героя, опираясь не на восторженные оды, сочиненные его поклонниками, а на свидетельства очевидцев и на собственные слова Че Гевары?

“Ненависть как элемент борьбы; несгибаемая, неумолимая ненависть к врагу, побеждающая естественные инстинкты человека и превращающая его в безжалостную, хладнокровную, без промаха разящую машину смерти. Вот чем должны стать наши воины…”.

“Если бы нам удалось оставить у себя ядерные ракеты, мы нанесли бы ими удар по самому сердцу Америки, включая Нью-Йорк”.

“Мы пойдем победным путем даже ценой жизней миллионов жертв атомной бомбардировки… Мы не должны позволить угаснуть пламени нашей ненависти, мы должны раздувать его до стадии пароксизма”.

“Обезумев от ярости, я обагрю мое оружие кровью, уничтожая любого врага, который попадется мне в руки! Мои ноздри раздуваются, с наслаждением втягивая едкий запах пороха и крови. Истребляя врагов, я готовлю все свое существо к священной борьбе и сливаюсь в зверином экстазе с победоносным пролетариатом”.

Кому принадлежали эти изречения, пульсирующие беспредельной ненавистью и кровожадностью? Представьте себе — “порядочному и благородному” Че Геваре, который “вызывал в воображении образ Христа-Спасителя”, но тем не менее иногда любил в честь своего любимого героя подписывать корреспонденцию псевдонимом “Сталин Второй”.

В январе 1959 года отряд Фиделя Кастро триумфально вступил в Гавану после партизанской войны, которой на самом деле фактически не было. “Нью-Йорк таймс”, захлебываясь от восторга, писала о “грандиозных сражениях, усеивавших поле брани тысячами трупов”. Посольство США официально представило несколько иные цифры: за два последних года этой “ужасающей гражданской войны” с обеих сторон погибло в общей сложности… 184 человека.

“Грандиозная война”? Да в любом крупном американском городе за год убивают вдвое-втрое больше народа. Но эта статистика отражает далекую от романтики реальность: кастровская партизанская война была в первую очередь пропагандистской кампанией, которая разворачивалась не столько в горах и саваннах Кубы, сколько на страницах американской печати и в залах заседаний Конгресса США.

Оказавшись у власти, новые хозяева, не теряя ни минуты, засучили рукава и взялись за дело. По “острову свободы” покатилась волна жесточайших репрессий. За первые три месяца правления “аграрного реформатора”, как расписывала Фиделя Кастро либеральная американская печать, было казнено больше людей, чем за первые шесть лет гитлеровского режима. И кто же командовал репрессиями? Не кто иной, как “самый совершенный человек нашего времени” — Эрнесто Че Гевара.

Именно его Фидель Кастро назначил на должность “карающего меча революции”, ее главного палача. Выбор вождя пал на аргентинца отнюдь не случайно. В годы партизанщины, которая смахивала скорее на оперетку, чем на войну, он не стяжал себе лавров ратными подвигами. Наоборот, бывшие соратники единодушно описывают Че как на редкость бездарного командира.

Зато он “быстро прославился своей жестокостью и беспощадностью. Голодный подросток из его отряда, укравший кусок хлеба, был немедленно казнен без суда и следствия”, — пишет в “Черной книге коммунизма” Паскаль Фонтэн. Че в своем дневнике хвастливо описывает, как он выстрелом в голову казнил партизана Эутимио Герру по одному лишь подозрению в шпионаже в пользу правительства Батисты.

Кастро по достоинству оценил кровожадные инстинкты своего заместителя. Сам вождь кубинской “революции” отличался абсолютной беспощадностью, но, как свидетельствует его бывший соратник Роберто Мартин-Перес, просидевший в кастровских застенках почти 30 лет, жестокость Фиделя носила чисто утилитарный характер: он убивал без зазрения совести ради упрочения своей власти, но не испытывал при этом никаких положительных эмоций — надо так надо!

Че Гевара же откровенно наслаждался кровью: “Надо было видеть, с каким экстатическим выражением лица он наблюдал, как заключенных выволакивают из камер и привязывают к расстрельному столбу. У него явно было не все в порядке с психикой”, — пишет Мартин-Перес. Кастро знал, что делает, назначая аргентинца главой своего карательного аппарата: мантия палача пришлась Че Геваре точно впору.

На посту начальника тюрьмы “Ла Кабанья” (кубинского эквивалента московской Лубянки) он развернулся во всю ширь своей садистской натуры. Че любил наблюдать за казнями из окна своего кабинета и нередко лично выходил добивать казнимых. По его приказу расстрелы производились пулями крупного калибра с расстояния в пять шагов, чтобы кровь, мозги и фрагменты костей убитых забрызгивали стенку позади них. Че лично приводил к этой стенке родных и друзей казненных, чтобы насладиться их реакцией.

Он также любил подвергать свои жертвы психологическим пыткам, в частности, инсценировкам казни, которые ломали самых мужественных людей. Особенно ему нравилось играть, как кошка с мышью, с матерями заключенных, слезно умолявших его пощадить их детей. В ходе разговора, когда он, казалось, был полон сочувствия горю несчастной матери, Гевара неожиданно поднимал трубку телефона и свирепо рявкал в нее: “Немедленно казнить этого мальчишку…” и называл имя сына оцепеневшей от ужаса собеседницы.

В своей кровавой деятельности Че Гевара руководствовался принципом, который привел бы в замешательство любого юриста, даже самого прогрессивного: “Для того, чтобы поставить человека к стенке, не требуется никаких юридических доказательств. Все эти процедуры — архаический буржуазный пережиток. Революционер должен стать хладнокровной убойной машиной, движимой чистой, ничем не замутненной ненавистью”. “Для того, чтобы казнить человека, мы не нуждаемся в доказательствах его вины. Нужны только доказательства того, что его необходимо ликвидировать. Вот и все”. (А сегодня майки с изображением этого выродка гордо носят люди, которые не приемлют смертной казни и устраивают бдения протеста со свечами у тюрем, где ждут казни убийцы, повинные в чудовищных злодеяниях!)

Сам Че Гевара признавал, что только за первый год “революции” он уничтожил “несколько тысяч” человек. По данным, приводимым в “Черной книге коммунизма”, к 1970 году на Кубе было бессудно казнено 14 000 человек. Причем это наверняка заниженная цифра, потому что авторы “Черной книги” включали в подсчет только скрупулезно документированные факты, чтобы их не обвинили в тенденциозности. В течение первых двух десятилетий после торжества кастровской революции на “острове свободы” содержалось в пропорциональном отношении больше политзаключенных, чем в Советском Союзе.

Но одними казнями и репрессиями против “врагов революции” карательная деятельность Че Гевары и его подручных (так и подмывает назвать их “Че-кистами”) не исчерпывалась. Он создал сеть концлагерей для “хулиганов” и “антисоциальных элементов”. За колючую проволоку были брошены тысячи ни в чем не повинных людей, в том числе представители богемной молодежи, гомосексуалисты и “рокерос” — мальчишки и девчонки, осмелившиеся слушать американскую рок-музыку и тем самым “поправшие нормы революционной морали”, по определению Че Гевары.

Но бравый аргентинец не ограничился только вершением “революционного правосудия”. Он совмещал палаческие обязанности с другими занятиями. Кастро назначил его председателем Центрального банка и министром промышленности. В течение буквально нескольких месяцев после того, как он приступил к обязанностям властителя экономики, кубинский песо, десятками лет сохранявший паритет с долларом, превратился в труху. На посту министра промышленности Че выбросил лозунг “Ускоренная индустриализация!” и в считанные годы довел экономику страны до состояния полной разрухи. Впрочем, удивляться нечему. Как свидетельствует заместитель “героического партизана” Эрнесто Бетанкур, его патрон “не имел ни малейшего представления о самых элементарных принципах экономики”.

Чтобы представить себе масштабы “свершений” Че Гевары на экономическом поприще, достаточно ознакомиться с данными из доклада ЮНЕСКО, опубликованного в 1957 году, т.е. до революции: “Одной из примечательных особенностей кубинской социальной структуры является наличие мощного среднего класса… Кубинские рабочие более полно охвачены профсоюзным движением, чем американские трудящиеся… Средняя зарплата за восьмичасовой рабочий день на Кубе выше, чем в Бельгии, Дании, Франции и Германии…  Под действие программ социального законодательства на Кубе подпадает 44% населения — больше, чем в США…”

В 1958 году подушный доход на Кубе был выше, чем в Австрии и Японии. По уровню зарплаты промышленных рабочих Куба стояла на восьмом месте в мире. В 50-х годах кубинские докеры зарабатывали больше, чем их коллеги из Нового Орлеана и Сан-Франциско. Куба перешла на восьмичасовой рабочий день в 1933 году — на пять лет раньше, чем США. Кубинские трудящиеся имели месяц оплаченного отпуска. Социал-демократические государства Западной Европы, которыми так восторгаются американские либералы, достигли этого показателя на 30 лет позже. На Кубе было больше (на душу населения) врачей и дантистов, чем в Великобритании, больше автомобилей и телевизоров, чем в Канаде и Германии.

Неудивительно, что трудящиеся не проявляли никакого желания поддержать своих самозванных “благодетелей”. В августе 1957 года Кастро объявил всеобщую забастовку в знак протеста против диктатуры Батисты, угрожая смертью ослушникам. Невзирая на угрозу, рабочие отказались выполнить приказ, всеобщая забастовка с треском провалилась. Революционный вождь назначил новую всеобщую забастовку на 9 апреля 1958 года — и вновь рабочие проигнорировали призыв “лучшего друга трудящихся”.

И все же он захватил власть, хотя никого ему при этом свергать не пришлось. Фульхенсио Батисте пришлось отречься под давлением Госдепартамента и ЦРУ, которых кастровские пропагандисты при деятельной помощи американской “прогрессивной общественности” убедили в том, что Фидель Кастро — “кубинский Томас Джефферсон” и “аграрный реформатор”. Так вождь “рабоче-крестьянской революции” уселся на трон. Впрочем, “рабоче-крестьянской” его революцию можно назвать лишь с большой натяжкой, ибо она была практически исключительно движением интеллигенции.

Вот состав первого правительства “аграрного реформатора”, который приводит Умберто Фонтова в своей книге «Фидель: тиран-любимец Голливуда»: 7 юристов, 2 университетских преподавателя, 3 студента, 1 врач (сомнительно: Че Гевара учился в медицинском институте, но нет никаких свидетельств того, что он его окончил, не говоря уже о том, чтобы практиковать как врач), 1 инженер, 1 архитектор, 1 бывший мэр и 1 полковник-перебежчик из армии Батисты”. А где же рабочие и крестьяне? Они составили подавляющее большинство участников массового антикастровского движения, которое возникло сразу же после захвата власти коммунистами и после шести лет упорного сопротивления было потоплено в крови Че Геварой и его карателями.

Кубинские трудящиеся не ошиблись в своем отношении к коммунистическому режиму. Кастро превратил Кубу в нищее полицейское государство, где средняя зарплата составляет 12 долларов в месяц, где население питается хуже, чем кубинские рабы полтора столетия назад, где проституция и переводы от американских родственников — главные источники дохода для значительной части населения, и где наибольшим спросом на черном рынке пользуются товары, предназначенные для бегства с “острова свободы” — пенопласт для изготовления плотов и ракетки для пинг-понга, кое-как заменяющие весла. Таковы плоды “освобождения”, принесенного комунистами.

На рубеже 1964-65 годов Фидель Кастро, раздраженный растущим культом личности Че Гевары, решил от него избавиться. Аргентинец, дерзнувший соревноваться в популярности с самим “команданте”, был отправлен за границу раздувать пламя революции под лозунгом “Нам нужны два, три… много Вьетнамов!” Сначала он решил облагодетельствовать конголезских “борцов за свободу”. Однако их лидеры Мулеле и Кабила не торопились уступать регалии вождя заезжему консультанту. Особенно после того, как несколько спланированных им военных операций позорно провалились. Как сокрушено пишет биограф Че Гевары: “Он получил весьма чувствительный удар по своему самолюбию”.

Пришлось коммивояжеру от революции спешно уезжать из Африки. На сей раз он решил направить свои стопы в Боливию, где народ — он ничуть не сомневался — с нетерпением ждал его прибытия, чтобы в едином порыве подняться против ненавистной военной хунты. Но боливийские крестьяне почему-то не торопились браться за оружие. “Крестьянские массы совершенно нам не помогают”, — недоуменно записывал в своем дневнике Че Гевара. Все его попытки разжечь революцию окончились провалом. А вскоре наступила развязка: его выследили и схватили.

Кубинская пропаганда расписывает, как мужественно вел себя прославленный революционер, оказавшись в руках врагов: “Стреляй, трус, настоящий мужчина не боится смерти”, — якобы бросил он в лицо палачу. Однако согласно официальному рапорту командира подразделения боливийской армии, основанному на показаниях двух солдат, арестовавших аргентинца, все было по-иному: при виде врагов Че Гевара в страхе уронил автомат и отчаянно закричал: “Не стреляйте! Я Че! Живой я вам больше пригожусь, чем мертвый”!

Девятого октября 1967 года он был расстрелян. Карьера революционера Че Гевары завершилась, но карьера глобального брэнда “Че Гевара” только начинала раскручиваться.

Об идеологических воззрениях Че Гевары, о том, как именно он собирался облагодетельствовать трудящихся, красноречиво свидетельствуют его собственные деяния и изречения. Он мечтал превратить Латинскую Америку в сталинское полицейское государство, где правители определяют за своих подданных, что они могут читать, что говорить, сколько зарабатывать, где жить и работать, чем и как питаться. Из всех стран соцлагеря, по собственному признанию Гевары, на него наиболее благоприятное впечатление произвела Северная Корея.

Но, как водится среди пламенных революционеров, суровую аскезу, которую он планировал сделать участью “рабочих и крестьян”, на себя Че не распространял. Паскаль Фонтэн пишет в «Черной книге коммунизма», что “на словах презирая деньги, на самом деле он жил в одном из самых фешенебельных районов Гаваны”. “Суровый аскет” занимал роскошный особняк с искусственным водопадом и любил совершать морские прогулки на собственной яхте. И если он редко мылся, то отнюдь не из-за нехватки мыла, а по зову души, за что и снискал себе прозвище “свинья”.

Известный американский либеральный журналист Нат Хентофф вспоминает, как в 1964 году после выступления кубинского революционера на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, он подошел к Че Геваре и спросил: “Придет ли когда-нибудь время, когда на Кубе будут проводиться свободные выборы?” «Борец за права безгласных», как сам себя называл Че, удивленно посмотрел на американца, переспросил “На Кубе?”, саркастически расхохотался и отошел прочь.

После кубинского ракетного кризиса Гевара доверительно сообщил корреспонденту органа британской компартии газеты “Дейли уоркер”, что, если бы кубинским руководителям удалось убедить Хрущева передать им контроль над советскими ядерными ракетами, размещенными на Кубе, они не замедлили бы выпустить их по Америке.

Поклонники изображают Че Гевару как чистого сердцем молодого человека, выходца из зажиточной семьи, который променял буржуазный комфорт на тяготы жизни борца за свободу. Его привели в революцию глубокое сострадание к униженным и оскорбленным, ненависть к жестокости и несправедливости. Совершив в молодости поездку на мотоцикле по Латинской Америке, он насмотрелся на народные страдания и ужаснулся. Его большое сердце не выдержало, и он поднял красный флаг восстания. Он не мог иначе.

Однако из книги Альберто Гранадо, его спутника по тому самому путешествию, которое было увековечено фанатичными поклонниками Че Гевары из Голливуда в фильме “Мотоциклетные дневники”, вопреки намерению автора — вполне правоверного левака, возникает совершенно другой образ Гевары: избалованный отпрыск состоятельной буржуазной семьи “лимузинных ленинистов”, с пеленок впитавший в себя крайне левые взгляды, прирожденный бунтарь, наделенный недюжиным талантом ненависти, изнывавший от жажды власти.

Ключ к характеру Че Гевары можно почерпнуть из восторженного пассажа в его дневнике, посвященного покорителю Чили конквистадору Вальдивии: “Действия Вальдивии символизируют неутолимую жажду человека подчинить своему контролю страну, где он рвется к абсолютной власти… Он принадлежал к той особой породе людей, которые время от времени появляются в истории, чья жажда неограниченной власти носит настолько всепоглощающий характер, что ради нее они готовы переносить любые тяготы и лишения, воспринимая их как нечто совершенно естественное”. Вот кто был кумиром Че: не мать Тереза, утиравшая слезы сирым и убогим, о которых якобы пекся «аргентинец», а кровавый конквистадор, огнем и мечом прокладывавший себе путь к власти. Подобно всем видным революционерам, Че Гевара был одержим властью и только властью, и его преклонение перед Вальдивией было абсолютно закономерно.

Можно спросить: а не все ли равно, как изображают кубинского палача и изувера? Дескать, пусть себе глупые либералы тешатся, играя в революцию и поклоняясь своим кровожадным идолам. Нет, не все равно! Как указывал великий британский мыслитель и государственный деятель, один из столпов политического консерватизма Эдмунд Бэрк, “для торжества зла достаточно, чтобы люди доброй воли сидели сложа руки”.

Вот какую запись оставил на одном из киносайтов 14-летний американский подросток: “Я только что посмотрел «Мотоциклетные дневники», и у меня возник вопрос: а что плохого в коммунизме?… Нам, молодежи, говорят, будто коммунизм — это плохо, но не объясняют, почему… «Мотоциклетные дневники» убедили меня в том, что Эрнесто Гевара стремился служить людям… Не понимаю, почему его называют таким “ужасным” человеком и за что его убили американские власти”.