Михаил Ривкин: Недельный раздел Брейшит

Loading

Мы уже обращали внимание, что трактовка личности Каина в традиционных мидрашах может сильно отличаться от того образа, который чётко и недвусмысленно прорисован в Торе. Вместо заносчивого, одержимого животной, импульсивной яростью, неспособного ни к каким разумным поступкам, глухого ко всем увещеваниям братоубийцы Мидраш Танхума рисует нам дерзкого и интеллектуально честно мыслителя, который, избегая банальных и слезливых оправданий, не опускаясь до уловок и просьб о милосердии, обращается к Творцу всякой твари с убедительными и логически безупречными аргументами.

Недельный раздел Брейшит

Михаил Ривкин

И познал Каин жену свою; и она зачала и родила Ханоха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего Ханох.И родился у Ханоха Ирад, а Ирад родил Мыхияэйла, а Мыхияэйл родил Мытушаэйла, а Мытушаэйл родил Лэмэха. И взял себе Лэмэх двух жен: имя одной Ада, а имя второй Цилла. И родила Ада Явала: он был отец живущих в шатрах со стадами. А имя брата его Йувал: он был отец всех играющих на кинноре и свирели. И Цилла тоже родила, — Тувал-Каина, шлифующего и кующего всякую медь и железо. А сестра Тувал-Каина — Наама (Брейшит 4:17-22)

Мы уже обращали внимание, что трактовка личности Каина в традиционных мидрашах может сильно отличаться от того образа, который чётко и недвусмысленно прорисован в Торе. Вместо заносчивого, одержимого животной, импульсивной яростью, неспособного ни к каким разумным поступкам, глухого ко всем увещеваниям братоубийцы Мидраш Танхума рисует нам дерзкого и интеллектуально честно мыслителя, который, избегая банальных и слезливых оправданий, не опускаясь до уловок и просьб о милосердии, обращается к Творцу всякой твари с убедительными и логически безупречными аргументами. Самое важное в словах Каина звучит так:

«Я ли убил его?! Ведь это именно Ты сотворил во мне Злое Начало, Ты страж всего, и Ты позволил мне убить его, и тем самым Ты убил его!» (Мидраш Танхума, раздел Брейшит, параграф 9)

Каин утверждает, что Злое Начало, имманентно присутствующее в каждом человеке, толкающее его на преступления, пересиливающее и обесценивающее любые, самые возвышенные и совершенные нравственные и религиозные учения, запрограммировано в нас самим Всевышним!

В рассказе Торы Каин тоже не оставляет без ответа грозное обвинение Всевышнего в братоубийстве, но там он огрызается, мы слышим грубую, примитивную, нелепую отговорку:

«Разве сторож я брату своему?» (Брейшит 4:9)

Достаточно сравнить эти два ответа чтобы понять, насколько усовершенствовался, облагородился, «поумнел» и поднаторел в ораторском искусстве Каин в Мидраше, но ещё интереснее выглядит та трансформация, которую претерпел в пост-талмудических источниках перечень потомков Каина.

В Торе потомки Каина перечислены скупо, без оценок. Исключением, разумеется, стал пятый из них, Лэмэх, выведенный как воплощение и апофеоз чистого, беспримесного, зла. При этом именно трое сыновей Лэмэха наделены узнаваемыми характеристиками «культурных героев»: Явал «отец живущих в шатрах со стадами», Йувал — «отец всех играющих на свирели», Тувал-каин шлифует и куёт всякую медь и железо. Впрочем, и сам Каин тоже представлен как «культурный герой»: именно он построил самый первый город, намного опередив строителей Бавеля.

«Сообщается также, что Ивал — отец всех скотоводов, Иувал — отец всех музыкантов, А Тувал-Каин — отец всех кузнецов \…\ Таким образом, потомки Каина выступают в роли «культурных героев», родоначальников ремёсел и искусств»[i]

Перечень потомков Каина библейская критика относит к источнику J. Источник Р содержит очень похожий перечень потомков Шета, который завершается Ноахом, «вторым первочеловеком».

«Представленная генеалогия [Шет] имеет много общих черт с генеалогией потомков Каина. Имена Ханох и Лэмэх встречаются и там, и там. Каин и Кэйнан на иврите практически идентичны. Ирад очень похож на Йэрэд, а Метушаэйл на Метушелах. В обоих случаях последний в генеалогическом списке рождает трёх сыновей. Эти подобия привели многих исследователей к выводу, что перед нами «дублет»: либо позднейший автор переписал у раннего, либо у них был общий источник»[ii]

Далее Н. Сарна перечисляет различия между этими перечнями имён. Но одно различие от внимания уважаемого учёного ускользнуло. Три сына Лэмэха это три культурных героя, каждый из них подарил человечеству некое открытие, упрощающее жизнь и облегчающее борьбу за пропитание. Три сына Шета — родоначальники трёх первичных пост-потопных родов, трёх первых расовых ветвей на родословном дереве человечества, никакими заслугами они не отмечены.

В Торе, как известно, после Потопа уцелел только потомок Шета Ноах, и именно от него произошло всё человечество. По простому смыслу Торы все потомки Каина погибли. Но в пост-талмудических источниках не раз встречаются попытки отыскать среди множества людей тех, кто мог бы быть потомком, продолжателем, реинкарнацией, воплощением первого братоубийцы.

На протяжении всей своей долгой жизни Рав Хаим Виталь возвращался к образу Каина, точнее — к идее реинкарнации Каина в душах некоторых известных исторических личностей. Исследователи его творчества кратко резюмировали эти идеи, в оригинале — не всегда внятно выраженные.[iii]

Как и любая реинкарнация, реинкарнация Каина призвана дать первозданной душе исправление, «тиккун», искупить и исправить тот грех, который первозданная душа совершила. Но рассказывая о реинкарнациях Каина, Р. Хаим Виталь рисует сложные, неоднозначные образы, в которых Добро смешано со Злом в некоем причудливом синтезе, «неслиянно и нераздельно». И Добро, и Зло проявляются в реинкарнациях Каина с необыкновенной мощью и интенсивностью, и именно это позволяет знаменитому каббалисту безошибочно распознать таких людей среди всех прочих. Описывая их душевный склад, Р. Хаим Виталь использует термин «доброе что в душе Каина» и показывает, как эта добрая часть Каина ищет реализации в каждой новой реинкарнации, но зачастую не находит правильного, идеального проявления, и вновь поддаётся соблазну «греха, лежащего у входа». Неудержимый, иррациональный, не терпящий никаких ограничений порыв, даже изначально устремлённый к добру, в конечном счёте вновь и вновь оборачивается злом.

Эта общая идея становится понятней, если мы посмотрим, кого именно Х. Виталь считал реинкарнацией души Каина. Перечень этот включает самые неожиданные имена. Не раз Х. Виталь намекал, что и он сам тоже является неким воплощением, «искоркой» души Каина. Наиболее подробно описана трагическая судьба и особое духовное предназначение Надава и Авиу. Они горели чистым и искренним желанием как можно скорее завершить сложнейший ритуал освящения Мишкана, «хотели наслаждаться сиянием Шехины», «добавить любовь к любви», но при этом категорически отказываются следовать наставлениям Моше и Аарона, своих учителей.

«Доброе, что в душе Каина, сталось в Аароне, а остаток его — в Итро». Иными словами, по мнению Х. Виталя, Итро — это тоже реинкарнация Каина. Итро, жрец Мидьянский признаёт величие Всевышнего, который вывел Израиль из Египта (Шемот 18:1), признаёт величие Израиля и радуется вместе с ним (там 18:9), приносит жертвы, но не иначе, как совместно с Аароном (там 18:11-13). Это — пример того, как душа, несущая в себе реинкарнацию Каина, делает правильный выбор, совершает корректный, завершённый «тиккун» (исправление) греха Каина. Итак, каждая реинкарнация Каина — это душа, разрываемая противоречивыми порывами, она в своей земной жизни либо исправляет и искупает грех Каина, либо вновь его повторяет в новых условиях.

Описывая грех Надава и Авиу, Х. Виталь объясняет, что самое страшное в их поступке, состояло в том, что они принесли в Мишкан «чуждый огонь» (אש זרה). Этот, своего рода, «религиозный дальтонизм», неспособность отличить истинное служение Всевышнему от его извращённой имитации, от «чуждого служения» ( (עבודה זרה, является самой важной, «видообразующей» чертой тех душ, которые мы можем распознать, как реинкарнацию Каина. Такие души проникнуты сознанием своей великой миссии, обуреваемы стремлением совершить нечто исключительное, подняться над земной рутиной, вырваться за пределы серого и скучного прозябания, но не в состоянии правильно избрать свой путь, отличить служение истинно возвышенное и великое от служения тёмного и греховного, на самой главной жизненной развилке они очень часто сворачивают не в ту строну, и совершают грех, не теряя при этом своего грозного величия и мощи

Таков, в общих чертах, негативный сценарий реинкарнации души Каина. Но, как мы видели на примере Итро, возможен и сценарий положительный. В этом случае то доброе, что изначально тоже было заложено в душе Каина, оказывается сильнее, и, столкнувшись с некоей жизненной дилеммой, человек делает правильный выбор. В этот момент совершается частное исправление, которое очищает и облагораживает душу Каина. Чем больше таких частных исправлений, тем ближе душа Каина к полному освобождению от Злого Начала и полному торжеству того доброго, что в ней было заложено. Более того, каждый раз, когда совершается частное исправление души Каина, неким мистическим образом совершается и общее исправление Мироздания. Ибо в нашем Мироздании все субстанции, все феномены и явления, также подчинены закону двойственности. В каждом есть тёмная и светлая сторона. Каждый отдельный акт исправления помогает отделить в одной из сущностей тёмное начало от светлого, перевести светлое из потенции в реальность.

Наконец, когда будет достигнуто полное исправление души Каина, и «доброе, что в его душе» будет окончательно очищено и отделено от злого, неким мистическом образом завершится и исправление всего Мироздания, всё доброе в нём будет отделено от злого, наступит Избавление.

Мы видим, что для Р. Хаима Виталя конкретные события, реалии и быт тех, в ком живёт душа Каина, драматичные перипетии их жизни — не очень важны. Всё это — некая бледная тень главных мистических процессов исправления, которые происходят на качественно ином уровне, в иных мирах, в иных «сферах». Так, его совершенно не интересует, каков мог бы быть правильный выбор Надава и Авиу, что именно они должны были сделать и как изменилась бы история народа Израиля, поступи они по-другому. Важно только, исправлена ли душа Каина. Реинкарнация Каина в той или иной душе не связана с физическим зачатьем и рождением. Мы ничего не знаем о родителях Итро. Эсав, который, согласно Х. Виталю, является ещё одной реинкарнацией Каина, был порождён Ицхаком и Ривкой, про потомков Эсава Х. Виталь вообще не пишет. Итак, телесная, земная родословная человека никак, или очень слабо связана с циклами реинкарнации Каина.

Герман Гессе, автор, по-своему уникальный, сумевший найти неповторимый, завораживающий синтез изящной, стилистически безупречной прозы и сложных, иногда — нарочито усложнённых мистических идей, чарующих и настораживающих читателя, не мог пройти мимо образа Каина.

«В книге Германа Гессе «Демиан» потомки Каина — это люди сильные, мыслители и творцы, творческие качества проявляются в них сильнее, чем в других людях. В то время как остальные люди стремятся плыть по течению, потомки Каина тяготеют к полному самосознанию, и потому возвышаются над массой. В то время как остальные стремятся увековечить статус-кво, потомки Каина борются ради торжества индивидуализма в будущем. Каинова печать свидетельствует об определённой дерзости, и отпугивает обычных людей. Те, на чьем челе запечатлена Каинова печать, обречены отчуждению в обществе, лишённом свободы и любви, потому что только они способны на истинную любовь и свободу»[iv]

В такой трактовке «доброе, что в душе Каина» оттесняет и затушёвывает злое практически без остатка. Потомки Каина, точнее, люди, отмеченные Каиновой Печатью — это самые сильные, свободные и любящие люди. При таком восприятии братоубийство превращается в своего рода «лишнюю деталь», которая плохо вяжется с возвышенным, героическим образом Каина. И от этой детали надо как-то избавиться. Сам Демиан, от которого мы узнаём об этих удивительных людях, и который явно считает себя одним из них, всячески подчёркивает «доброе, что в душе Каина», и старается элегантно обойти самое главное, то что делает Каина безошибочно узнаваемым Каином

«И ты думаешь, значит, что и эта история насчет убийства — неправда? — спросил я взволнованно.

О нет! Это наверняка правда. Сильный убил слабого. Был ли то действительно его брат, на этот счет могут быть сомнения. Это неважно, в конце концов все люди братья. Итак, сильный убил слабого. Может быть, это был геройский поступок, а может быть, и нет. Во всяком случае, другие слабые пребывали теперь в страхе, они всячески жаловались, и если их спрашивали: «Почему же вы просто не убьете его?», они не говорили: «Потому что мы трусы», а говорили: «Нельзя. На нем печать. Бог отметил его!» Так, наверно, возник этот обман» (Г. Гессе, «Демиан»)

Итак, убийство существовало от века, в этом плане Каин ничего не «изобрёл». Его «новация» состояла в том, что он был горд своим убийством, что он, гордо убив другого, сумел внушить всем остальным жуткий страх, и поставить их на качественно низшую ступень, для оправдания которой и был придуман рассказ о Каиновой Печати, которая, у нас на глазах, превращается в «знак качества», в присущий некоторым людям зримый признак величия и превосходства.

Таков «первый подход к снаряду», но и далее потомки Каина продолжают оставаться постоянным лейтмотивом в бесконечных диалогах взрослеющих героев, и по мере их взросления, мы узнаём о них ещё много интересного. Оказывается, «неразумный», нераскаявшийся грешник на Голгофе — тоже из потомков Каина. Итак, для потомков Каина поклонение Единому и Единственному, Всеблагому и Всемилостивому Творцу принципиально невозможно, по сути своей они призваны исповедовать дуализм, и воздавать божественные почести как Доброму, так и Злому началу. Ибо само наше Мироздание имманентно двойственно, и доброе в нём неразрывно связано со злым, любые попытки их умозрительно, философски разделить — искусственны и потому безрезультатны

Похоже, но не совсем, описывает наше теперешнее, «данное нам в ощущении» Мироздание и Р. Хаим Виталь. Для великого каббалиста Мироздание, онтологически дуальное, эстетически несовершенное и этически ущербное, это лишь некая временная, преходящая стадия Бытия, и сменяющие друг друга реинкарнации Каина являются в наш мир именно для того, чтобы этот дуализм снять и преодолеть, исправляя грех Каина и, тем самым исправляя всё Мироздание. Для Демиана эта дуальность Мироздания абсолютна, совершенна и непреложна, более того, прекрасна в своей непреложности, а потомки Каина это те, кто наделён особым эстетическим даром, особой творческой способностью эту имманентную этическую и онтологическую двойственность переживать, осмыслять, переводить из потенциала в повседневную реальность.

Р. Х. Виталь верит, что на смену нашему эону, суть которого — в неразрывном слиянии Добра и Зла грядёт новый эон, в котором Добро будет полностью очищено и отделено от Зла. Демиан, напротив, прозрачно намекает, что близится некий грандиозный катаклизм, который обнажит эту первозданную двойственность, возведёт её в до предела взрывчатую, горячечную, беспощадную и кровавую бытийную реальность, и этот переход не сулит простым смертным ничего хорошего.

«Душа Европы — зверь, который бесконечно долго был связан. Когда он освободится, первые его порывы будут не самыми приятными. Но пути и окольные пути не имеют значения, лишь бы вышла наружу та истинная нужда души, которую так давно и упорно замалчивали и заглушали. \…\ Понимаешь, все люди готовы совершить невероятное, когда под угрозой оказываются их идеалы. Но никто не отзовется, когда новый идеал, новый, может быть, опасный и жуткий порыв только начнет подавать голос. Теми немногими, кто отзовется тогда и поднимется, будем мы. Ибо нам это на роду написано — как было на роду написано Каину вызывать страх и ненависть и гнать тогдашнее человечество из идиллического мирка в опасные дали» (Г. Гессе «Демиан»)

Тут, наконец, Демиан, как бы нехотя проговаривается, и называет нескольких потомков Каина: Моисей и Будда, Наполеон и Бисмарк. Ф. Ницше, хотя прямо и не назван, не раз появляется на страницах «Демиана» цитатной тенью как «новый идеал, опасный и жуткий». Трудно найти такую спекулятивную философскую доктрину, которая перечислила бы эти имена на одном дыхании, в качестве своих идеальных героев. Но у Демиана это получается совершенно естественно!

Николай Гумилёв, в своём рассказе «Дочери Каина» вместо перечисленных в Торе восьми потомков Каина мужского пола рисует волшебные, чарующие образы семи дочерей Каина. Упомянуты, между прочим, и сыновья, которые «строят ловушки для слонов и тигров, перебрасывают через пропасти цепкие мосты», но главные героини, безусловно, именно дочери.

Именно они несут бессменную вахту у гробницы объятого вечным сном великого грешника, ибо только семикратно умноженная невинность может помешать ему восстать и вновь нести в наш мир красоту и грех. Ни мудрость Зороастра, ни дивная песнь Орфея, ни весть о том, что Христос искупил все грехи Мироздания, не могут отвлечь семь дев от их великой и трагичной миссии. Для них, порождённых «отцом красоты и греха», самые совершенные, самые возвышенные религиозные учения слишком бледны и прямолинейны. Они посвятили себя охране и защите Мироздания от Великого Зла, но ценой этому становится их последовательный отказ от Добра.

Даниил Андреев в своей «Розе Мира» прямо не упоминает потомков Каина, но достаточно подробно рассказывает о существах, которые отчасти похожи на то описание, которое дал Р. Хаим Виталь. Д. Андреев рисует нам величественные, могучие и грозные образы. Некогда они обитали в иноматериальном слое, который, впрочем, очень похож на нашу земную физическую материальность (на Энроф). Сам Д. Андреев называет эти существа именем титаны. Но в данном случае, как и во многих других, использование хорошо известного названия не должно вводить нас в заблуждение. Титаны Д. Андреева сильно отличаются от подавляющего большинства описанных им иноматериальных существ, и очень напоминают земных людей тем, что наделены, в равной мере, как Добрым, так и Злым началом. Однако оба эти начала выражены в них с небывалой в земном мире полнотой, яркостью и интенсивностью. Злое начало, на определённом этапе существования, толкнуло Титанов на открытый, осознанный бунт против Всевышнего. Доброе начало спасло их от превращения в безвольные орудия Сатаны и открыло путь к Спасению

«Доброе, которое в их душах» с тех давних пор становится источником последовательного и непримиримого противостояния Демоническим силам. «Они жаждали абсолютной свободы своего «я», но жестокость и злобу демонов ненавидели». Титаны никогда не будут им служить, именно потому, что они наделены небывалой в земном мире интенсивностью Доброго начала, и всегда смогут разгадать, предупредить и отвергнуть самые хитрые замыслы Гагтунгра. В течение миллиона лет они искупали страшный грех богоборчества в инфернальных иноматериальнных слоях. Сегодня их монады продолжают свой сложный, диалектически извилистый путь в Энрофе (в материальном земном мире), воплощаясь в некоторых людей. Воспоминание о богоборческом порыве, который некогда поднял их на недоступную огромному большинству земных существ высоту, имманентно присуще их монадам, поэтому их отношения со Всевышним всегда были и будут куда более сложными и глубоким, чем отношения огромного большинства людей.

Д. Андреев подчёркивает, что изначально титаны были лишены пола. «Рождение нового не было связано с союзом двух старших никак». Каждая монада титана нисходя в земной мир (в Энроф) получает свою, уникальную реинкарнацию, воплощаясь последовательно в астральном, эфирном и материальном телах, которые все сохраняют особую, «титаническую» индивидуальность. Именно поэтому все земные воплощения титанов наделены огромными творческими, художественными способностями, масштабной, сумрачной, но не тёмной личностью, притягивающей и интригующей как современников, так и далёких потомков.

Чтобы лучше понять, в чём состоит эта миссия в разные времена и в разных культурах, обратимся к списку тех людей, которых Д. Андреев относил к категории титанов: Эсхил, Данте, Леонардо, Микеланджело, Гёте, Бетховен, Вагнер, Ибсен, Лермонтов, Лев Толстой.[v]

Их творения стали культурным достоянием всего человечества, образы, ими созданные, вошли во всемирную сокровищницу культуры, стали узнаваемыми и близкими для многих поколений. Своим творчеством титаны делают лучше, благороднее, возвышение наш, земной мир, в этом их «тиккун» (исправление греха богоборчества), и в этом их великая миссия «культурных героев» в самом широком смысле слова. И именно в нашем земном мире, совершенствуя, очищая и исправляя конкретно-историческую реальность, титаны исполняют свою великую миссию.

Разумеется, каждый титан принадлежит своей эпохе и своей культуре, и потому невозможно выделить какие бы то ни было общие характерные черты в их художественном творчестве. Однако вдумчивый и внимательный читатель сможет, всё-таки, расслышать среди этого множества столь непохожих друг на друга голосов некий общий обертон, заметить некую особенность, отличающее творчество титанов от творчества других авторов, иногда — не менее одарённых. Особенность эту можно определить, как проницающий или прозревающий взгляд на Мироздание. Сквозь нашу физическую трёхмерную материальность, сквозь населяющих её людей, сквозь реальные исторические события титаны стремятся узреть иноматериальные миры, как восходящего, так и нисходящего ряда, увидеть сияющие провиденциальные вершины Трансмифа и заглянуть в его страшные демонические пропасти. И это неустанное, профетически озарённое, и с необыкновенным талантов выраженное всматривание в то, что огромному большинству людей, в принципе, не доступно, является той особенностью, которая помогает нам разглядеть величественные и таинственные фигуры титанов среди множества талантов и гениев.

Но, увы, ни один из титанов, при всей их одарённости и при всём их даре прозревать иные миры, не был свободен до конца от внутренних борений и противоречий, которые неизбежно оборачивались срывами и падениями как в творчестве, так и в земной, человеческой жизни этих сумрачных гениев. О том, в чём именно состояли срывы и падения некоторых из них, Д. Андреев подробно рассказывает в «Розе Мира», о других мы хорошо это знаем и сами…

Мы видим, что титаны Д. Андреева с полным основанием могли бы причислить себя к числу воплощений, потомков, или неких нисходящих в земной мир проявлений души Каина.

Примечания:  

[i] Г. В. Синило Древние литературы Ближнего Востока и мир ТАНАХа Минск 1998 стр. 197

[ii] Nachum A. Sarna The JPS Torah Commentary Genesis Philadelphia NY Jerusalem 1989 pp.40-41

[iii] סיפורי בראשית ידיעות אחרונות ת’א 2002 עמ’ 167-169

[iv] L. Finkelman The Romantic Vindication of Cain NY 192 pp. 131-137

[v] Даниил Андреев Роза Мира М «Мир Урании» 2001 стр. 96

Print Friendly, PDF & Email

7 комментариев для “Михаил Ривкин: Недельный раздел Брейшит

  1. История Каина и Авеля — отражение тысячелетней вражды зарождающегося земледелия с исконной скотоводческой культурой, вытаптывавшей поля…
    Исход борьбы для нас ясен: земледелец Каин убивает скотовода Авеля. Таков прогресс — ход истории. Но, заметим, симпатии авторов Торы на стороне Авеля. Это очевидное свидетельство глухой древности данного текста.

    1. Любопытно наблюдать классическую «борьбу братьев» даже сегодня. В Ферганской долине перемешаны узбекский, таджикский и киргизский анклавы. Узбеки в основном вне скандалов — доминирующая в б. советской Ср. Азии нация. Но вот у таджиков-земледельцев с киргизами-скотоводами непрекращающиеся распри — вплоть до военных действий. При разумном мирном объединении всех сил здесь процветал бы едва ли не рай. Засушливый Узбекистан мог бы прекратить эксплоатацию Аму и Сыр-Дарьи — получая воду да и электричество водообильных Таджикистана и Киргизии. Вернулось бы обильное рыбой Аральское море, ожила бы гибнущая Каракалпакия… Нефть и газ Туркмении, золотые рудники Ухбекистана, хлопок, замечательные не только сады, но и плодовые леса. Я многажды был там: дикие, не знающие человеческих рук, но вполне качественные и съедобные фрукты, ягоды, грецкие орехи — всё в каком-то чудовищном изобилии — безо всякого человеческого труда. Человек, вторгаясь, разрушает созданное самой природой. Больно было видеть это. Райский край, гибнущий в раздорах и чудовищной (Туркмения) деспотии…

    2. Спасибо за интересный комментарий. Марк!
      Несомненно, рассказ про Каина и Авеля восходит к древнейшим легендам о вражде земледельцев и скотоводов. Такие легенды, возможно, бытовали ещё в эпоху неолита, но та версия, которая дошла до нас, претерпела множество редактур и правок. Я писал уже об этом, (Брейшит 2019), повторю только самое главное. Г. В. Синило справедливо указывает, что перед нами контаминация двух, изначально независимых, и очень разных по своему идейному посылу мифов:
      «В притче о Каине и Авеле исследователи видят одну из вариаций архаичного близнечного мифа, связанного с соперничеством двух братьев — доброго и злого, кроткого и жестокого (ср. египетский мифологический сюжет с Осирисом и Сетом), а также связывают её с шумерским сюжетом о споре земледельца Энкиду и пастуха Думузи».
      Миф про Энкиду и Думузи – самая древняя из дошедших до нас, как часть шумерского исторического наследия, версия мифа, но, разумеется, это только оформленный и записанный в Междуречье древнейший и широко распространённый географически, миф. Далее Г. Синило отмечает, что изначально мифы про вражду земледельцев и скотоводов, как правило, не дают очевидного предпочтения и недалеко не всегда заканчивались однозначной победой одной стороны, и. тем более, убийством одного из героев. И, разумеется, его герои, как правило, не братья, а представители разных родов. (Галина Вениаминовна Синило Древние литературы Ближнего Востока и Мир ТАНАХА Минск 1998 стр. 197)
      Нахум Сарна добавляет к этому, конвенциональному, объяснению, одну важную подробность:
      «В новейшее время принято интерпретировать этот рассказ как отражение традиционного соперничества между кочевниками и фермерами и усматривать в предпочтении, которое всевышний отдал Авелю, пастуху, влияние кочевнического идеала племён Израиля» (Nahum Sarna, Understanding Genesis, The Jewish Theological Seminary of America, NY, 1966, р. 28)
      Н. Сарна также склонен считать, что в древнейшей версии миф не отдавал явного предпочтения одной из сторон, или же существовали у разных народов и племён разные версии: у скотоводов «хорошим» был скотовод и «плохим» земледелец, и наоборот. Израиль, народ скотоводов, зафиксировал в своём легендарно-мифологическом наследии, и, затем, в канонизированном письменном изложении предпочтение Авелю, чья жертва угодна Всевышнему. А земледелец Каин – жестокий убийца. Кроме того, мясная жертва явно предпочтительнее для Творца, чем растительная, что тоже указывает на культурные модели Древнего Израиля.

  2. Интересный рассказ… Похоже, перевод. Интересно было бы взглянуть на олригинал….
    Но сложность тут в том, что образ Каина меняется до неузнаваемости, на библейского Каина геррой рассказа не похож абсолютно ни в чём. Похожую трансформацию Каин претепевает и у Г. Гессе. Но тут нарушаются некие герменевтические правила игры. Трактовка может быть очень свободной, но нечто безошибочно узнаваемое, некое «жёсткое ядро» образа должно быть удержано….

    1. Это не перевод и не рассказ, а повесть бывшего советского, а сейчас израильского писателя-фантаста Песаха (Павла) Амнуэля. Поиск по названию повести и фамилии писателя даст ссылки на книгу, которую можно прочитать онлайн.

    2. Я бы ещё посоветовал прочитать фантастический роман П.Амнуэля «Люди кода».
      И вообще — он (Амнуэль) много написал (фантастики) на тему Торы, но не только.

  3. «Однажды на стадо, которое охранял Каин, напали соседи и увели большую часть овец прежде, чем Каин поднял тревогу. Потеря стада — трагедия. Каина судили.
    — Как ты мог?!
    — Я не видел.
    — О том и говорим. Ты не смотрел. Ты думал о себе.
    — Нет, я думал обо всех. Если посадить, и вырастет много, то еды хватит надолго.
    — Ерунда. Пища — от богов.
    Это был бесполезный разговор: они не понимали друг друга. Каин был наказан — его били. Нормально, лозами, согласно традиции. Авель бил тоже. Как все.
    Наутро Каин опять был на своей делянке. Недавно взошли чахлые кустики, названия которых он не знал, весна выдалась сухая, и Каин носил воду от источника, поливал растения и плакал, вспоминая, как бил его родной брат. Младший.
    Еще несколько дней, и племя уйдет, и опять все придется начинать сначала. Каин подумал, что должен остаться, когда уйдут остальные. Все равно он один среди всех. Эта мысль родилась давно, но в тот весенний день оформилась окончательно, и Каин, отправившись в очередной раз к источнику за водой (он носил воду в деревянном ковше, и приходилось много раз бегать туда и обратно) думал о том, как отложить незаметно побольше еды.
    Вернувшись, он увидел картину, от которой захлестнулось его сердце, помутился разум, ковш упал, вода пролилась, и свет померк. Брат его Авель стоял над разоренной делянкой и дотаптывал последний кустик. Остальные, частью выдернутые с корнями, частью затоптанные, были уже мертвы. Убиты его дети, его радость, смысл его жизни. А брат его Авель смотрел исподлобья, он не торжествовал победу, он просто исполнил долг. Спасал брата. Как он понимал долг и спасение.
    Когда все кончилось, Каин стоял над телом Авеля, сук — кривой и тяжелый — выпал из руки его. Не впервые человек убил человека. Брат брата — впервые. Я был потрясен не меньше Каина, оба мы стояли над телом Авеля и думали о смысле жизни. Он думал просто: Каин убил, страдал и жалел, но жалел не только брата, а еще — и может, даже в большей степени, — погибшие растения. Я не мог осуждать его, потому что и сам не знал, в чем сейчас большее зло: вытоптать или убить. Вытоптать — это убить душу, мечту, прогресс. Авель лежал мертвый, он расплатился, за все нужно платить, плата была высока, но чрезмерна ли? Убивать нельзя. Что нельзя убивать? Тело? Душу? Мечту? Не убий. Если бы не Авель, история рода людского стала бы иной. С гибелью посевов и каиновой души изменился мир. Со смертью Авеля не изменилось ничего. Он был один из множества. Каин — один среди всех.
    — Где брат твой, Каин? — спросил я, войдя, наконец, в его мысли.
    Человек огляделся. Он искал брата. Мужчина, лежавший у его ног, братом не был. Братья — это не те, кто рождены одной матерью. Братья — те, кто рождены одной идеей. У Каина не было брата. Никогда.
    — Это не брат мой, — сказал Каин, глядя на кровь. — Я не знаю, где мой брат. Разве я сторож ему?
    — Ты убил, — сказал я.
    — Я не успел спасти, — ответил он. — Это хуже.
    И мне — мне! — пришлось согласиться. Не успеть спасти — хуже.
    — Ты начнешь все сначала, — сказал я.
    — Смогу?
    — Если не сможешь, чего вы стоите — ты и твоя мечта?
    — Меня убьют прежде. За него.
    — Нет, — сказал я. — Не убьют.
    Это я мог для него сделать. Отвести месть племени. Но я не мог — не хотел — отвести мук совести. Не мог — не хотел — отвести страданий.
    — Иди, — сказал я, — твой род не будет проклят.
    Каин смотрел в широко раскрытые глаза Авеля и видел — меня.»

    Песах Амнуэль, День последний — день первый

Добавить комментарий для Zvi Ben-Dov Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.