Елена Данченко: Поэт из Бангладеш

Loading

Ира с удивлением всматривалась в шрифт, который оказался бенгальским, слоговым, состоящим из прихотливых завитушек, палочек, треугольников, точек и черточек. Кое-какие буквы выглядели узнаваемыми фигурами: вот средневековый ключ, вот девочка с косичкой, вот утка-кряква, ныряющая в воду, вот парусник, плывущий по волнам, а вот змея, на манер медицинской, обвивается вокруг шеста. Стихи в фэйсбучном автомат-переводе заинтересовали Иру не меньше диковинного шрифта. Такая яркая нестандартная речь, исполненная чувств. Даже переполненная ими.

Поэт из Бангладеш

Елена Данченко

К поэту-переводчику Ире постучался иностранец, по виду — азиат. Ну как постучался? Вестимо — в виртуальную дверь фейсбука, написав комментарий под каким-то постом.

Вежливая Ира ответила на комментарий и человек срочно прислал заявку на вступление в ряды фэйсбучных друзей, число которых давно перевалило за четыре тысячи. Ира уже давно почти никого не принимала «в дружбу» и совсем уж редко — иностранцев, потому что русская литература их не интересовала. Иностранцев интересовала сама Ира, моложавая круглолицая девушка пятидесяти лет, симпатичная, с гагаринской счастливой улыбкой и ямочками на щеках. Заметим в скобках, что выглядела Ира, мать взрослого и самостоятельного сына, максимум на сорок, что путало всех: о ее настоящем возрасте народ не догадывался. Ира посмотрела страницу новоприбывшего. Она увидела странный шрифт, похоже, индийский, поэтические тексты, написанные на нем, фотографии молодого, несколько  полноватого человека, на большинстве которых присутствует он сам собственной персоной и двое его детей; дети дурачатся перед камерой — поворачиваются так и сяк, широко открывают рты, смеются. Глаза человека излучали доброту, да и дурачества отпрысков перед камерой говорили о том, что отец их мягкий человек, раз позволяет им обезьяньи кривлянья, да еще и любуется ими. В голову ее пришла мысль: «Бывают же чудеса на свете. А вдруг парень появился не ради моего экстерьера, а ради стихов?»

Ира с удивлением всматривалась в шрифт, который оказался бенгальским, слоговым, состоящим из прихотливых завитушек, палочек, треугольников, точек и черточек. Кое-какие буквы выглядели узнаваемыми фигурами: вот средневековый ключ, вот девочка с косичкой, вот утка-кряква, ныряющая в воду, вот парусник, плывущий по волнам, а вот змея, на манер медицинской, обвивается вокруг шеста. Стихи в фэйсбучном автомат-переводе заинтересовали Иру не меньше диковинного шрифта. Такая яркая нестандартная речь, исполненная чувств. Даже переполненная ими. Помимо переводов, Ира десятилетиями занималась поэзией чувств и не сумела пойти мимо текстов. Ко всему прочему автор стихов пел довольно приятным баритоном, на его странице обнаружилось множество ютьюбовских записей с  песнями в стиле индийского кино. Парня звали Музакир  и это тоже понравилось Ире — в его имя было встроено ее собственное. Ира приняла его в фэбэ-друзья и зачем-то начала переводить стихи. Вернее, тексты переводил фейсбук, потом гугл- и яндекс- автопереводчики, а Ира разбирала неловкие строчки машинного самопала, как бы распутывала пряжу и сворачивала ее в моток ниток для вязания, чтобы после набросать из них петельки связного русского текста. Свои дни Ира проводила за переводами разных текстов, в основном, европейских зыков, которыми владела в разной степени. Она не голодала и могла себе позволить браться только за переводы авторов, которые ей нравились. Особых денег это не приносило, но нужды в семье не было: основные деньги в семью приносил муж.

Работа  над текстами неведомого автора увлекла ее так, что Ира решила сделать подборку для хорошего литературного журнала. «Музакиру — почет и уважение в Бангладеш, ну а мне еще одна публикация, все ж дивиденды» — таким приблизительно был ход мыслей переводчицы, не так давно занявшейся литературным переводом. Музакир строчил по стихотворению, а то и по два в день. На странице нового виртуального приятеля Ира чувствовала себя разгуливающей в тропическом густо-зелёном лесу, полном невиданных цветов и плодов, незнакомых запахов и тяжелого влажного воздуха. Последнее слегка напрягало, потому что из-за перенесенной болезни ее легкие работали лишь на тридцать процентов и ей было физически трудно вдыхать плотный, совсем не сухой воздух, пусть и виртуальный. Погружаясь в неведомый доселе мир, она слышала гудение шмелей, обоняла пыльцу огромных ярких цветов, задыхаясь от запахов незнакомых флористических особей. Над головой летали огромные тропические бабочки… Переведенные строчки вели в гущи и чащи, лесными тропинками поднимались на холмы и спускаясь с них, плутали в оврагах и буреломах непривычных, а порой и непонятных метафор и сравнений. День за днем она читала переведенные ею тексты про чувства поэта к незнакомой и очень одинокой женщине и проникалась бангладешской поэзией все больше и  больше. Поэтические излияния, кажется были обращены к женщине примерно ее судьбы…

«Что в Бангладеш, что в  России — везде одно и то же…», — рассеянно думала она, разматывая строчки.

Однажды она перевела следующее стихотворение:

«Просто протяни мне маленькую радугу —
и я смогу стать цветущим небом
в твоем сердце.
Будь хоть немного в курсе моей жизни,
тогда в глубинах твоего таинственного озера
я смогу стать бесконечным морем.
Но для этого мне нужна твоя протянутая рука.
Когда ты протянешь ее мне без ведома других,
я смогу дотронутся да границ горизонта –
для этого нужно совсем немного чуткости.
Мы сможем поселиться в вечной весне
и я буду вечной пыльцой в твоем саду,
если ты сохранишь меня в своем тайном мире.
Хочу дожить до конца своих дней
в беседах с тобой…»

Ира призадумалась. Звучит, конечно, красиво. Что значит потянуть маленькую радугу? Сколько она себя помнила, она не умела раздавать авансы мужчинам. Из литературы она знала, что мужчинам надо подавать какие-то тайные знаки, какие-то невидимые сигналы, уметь флиртовать и все такое. Но по природе своей была слишком застенчива, и совершенно не умела этого делать. Такое уж у нее было воспитание. Или натура, которую, как известно, изменить нельзя. Зато она умела улыбаться счастливой улыбкой до ушей и тогда на ее щеках появлялись сногсшибательные лукавые ямочки, против которых не мог устоять ни один мужчина в мире. Ира была искренна как ребенок. Она рассказывала не все, что с ней случалось, и не всем подряд, но, если она рассказывала, то рассказывала только правду, и это обезоруживало собеседников. Лукавые ямочки вместо лукавых взглядов, простота вместо флирта и тайных знаков почему-то действовали круче любого кокетства.

Когда Ире надо было что-то уточнить, она писала Музакиру на мессенджер и он довольно быстро отвечал, если в Бангладеш не была глубокая ночь. Отвечал витиевато, по-восточному, словно преподносил ей каждый раз букет цветов, настолько обходительно он обращался к ней. У Иры была привычка показывать новые стихи и переводы на фэйсбуке, не их хвастовства, а из желания поделится новым и, заодно, проверить тексты для «ловли блох» — их читали, замечали недоделки, которые не видел замыленный переводами глаз, за что Ира была искренне друзьям-товарищам благодарна. Стихи Музакира в Ириных переводах на ее страничке заметили редакторы и кое-кто захотел их опубликовать.

«Дорогой Музкаир», —  строчила Ира по-английски в далекий Бангладеш, — «Как твои дела? Мой товарищ, редактор журнала «Литературный вестник», прочитал твои стихи, нашел их превосходными и предлагает тебе опубликовать их в своем издании, если ты не против. Одна незадача: редактор не может заплатить гонорар. В нашей стране литература превратилась, увы, в хобби и за стихи почти никто не платит. Поэтому, если ты не против, пришли мне, будь добр, десять-пятнадцать стихотворений для авторской подборки. Я бы их перевела и отдала для публикации».

«Дорогая моя подруга Ирина», — настрочил в ответ бангладешец,  и дальше пошел-поехал следующий  текст: « Мои дела настолько превосходны, насколько превосходна Ваша симпатия к моим стихам. Передайте  мое самое теплое приветствие своему товарищу — редактору «Литературного вестника» и скажите ему, что я очень рад, что ему понравились мои стихи и я обеими руками за то, чтобы их напечатать в России. Мои стихи дают мне резонанс счастья. Я пишу их для того, чтобы освободить чувства, которые иначе замёрзнут в моем сердце. Я не хочу умалять ощущение этого счастья какой-либо платой за это лучшее из моих «счастий». То, что я раскрываю, не принадлежит мне. Это говорит во мне земля. Вот чего я не могу выразить, так это только боль от моего счастья. Радость свежей жизни —  прекрасна.»

Ирина не поняла, зачем и к чему такая витиеватость в деловой переписке и  попросила  Музакира перевести десять-пятнадцать стихотворений на английский язык, для уверенности в понимании текстов на бенгали. Он ответил: «Дорога Ирина.

Ваша просьба обоснована и я сделаю то, что Вы просите.

Вообще-то я занимаюсь бизнесом для прокорма. Для душевного счастья  пишу и пою — это и есть направление моей жизни. Ок, я извлеку время души из бизнеса. Дайте мне несколько дней, я сохраню стихи на отдельном файле, переведу их на английский и отправлю вам».

Через несколько дней Музакир прислал стихотворения, переведенные  на английский язык. Числом три штуки. Приписка к письму со стихами гласила: « Надеюсь, ты проводишь свои дни  в удовольствии любви».

«Негусто», — подумала Ира, — « и при чем тут любовь-морковь?»,  и продолжала  переводить уже с английского без подстрочника. В мессенджере возникло послание от Музакира, с которым они перешли «на ты»: «Дорогая Ирина. Сейчас час ночи. Я давно подумываю о том, чтобы написать тебе письмо. Но позднее время и чувства не способствуют моему мышлению. Все же, я попытаюсь тебе кое-что сказать. Слушай, я не могу думать о жизни и литературе отдельно. Я думаю, что жизнь — это борьба за достижения, а не за то, чтобы достигать и добиваться чего-то в рамках выживания. Я живу с матерью и отцом. Моя жена занимается домашним хозяйством. У нас в семье двое детей: девочка и мальчик. Мальчику четыре года, девочке десять лет. Девочка ходит в школу. В семье зарабатываю я один. Я продаю одежду в маленьком магазинчике, в котором провожу весь день. Когда она не будет продаваться, может быть, у меня появится шанс изучать литературу (смайлик). Это делает меня намного счастливее. До недавнего времени мои дела шли очень хорошо. Мне удалось сэкономить немного дополнительных денег, на которые я смог купить старый ноутбук у своего друга. Я был очень счастлив в тот день, потому что я смог записать свои переживания, используя десять пальцев руки. Год я мог писать свободно. Однажды я был тяжело ранен и моя пишущая машинка, то бишь, ноутбук оказалась сломанной. Тем не менее, я мог бы починить его и начать писать снова. На мобильных телефонах многие могут писать быстро. Но вот у меня не получается, потому что это отнимает много времени. Я могу писать только большим пальцем руки. Мне стоит огромного времени я заполнить телефонную страницу при помощи большого пальца руки слово в слово. И ты уже знаешь, что я пою. Я исполняю эту песню, когда у меня есть время выйти куда-нибудь в праздничный день и я тебе ее сейчас высылаю. Я много наговорил тебе, мой друг. Не знаю, почему, но я подумал, что могу рассказать тебе что-нибудь о себе. Когда-нибудь я расскажу тебе больше». Письмо заканчивалось пожеланием вечного чувства счастья для Ирины и содержало в себе мелодичную индийскую песню.

— Только этого мне еще не хватало , — пробормотала Ира себе под нос, —  К чему эти откровения с незнакомцами? Или  с незнакомицами? Что это, завуалированная просьба денег на новый компьютер? Или на операцию руки? И для того, чтобы в следующем письме бангладешец не попросил «ключ от квартиры, где деньги лежат», Ира, прямая как Тверская, быстренько накропала ответ:

«Жаль, что у тебя проблемы с компьютером. Музакир, я небогата, а мой муж — не такой уж высокооплачиваемый специалист. И… литература в России вообще не приносит денег. Я сдаю небольшую квартиру и, еще — я серьезно больна. Мне нужны деньги на лечение и на поездки к морю. Я не хотела бы говорить о своих болезнях, но я инвалид, с трудом могу ходить. Если ты хочешь поддерживать дружбу со мной на основе литературы, это нормально. Если тебе нужны деньги, то ты ошибся адресом».

Ира написала правду. Еще в двадцать шесть лет ей, киевлянке, не повезло: в восемьдесят шестом году ее накрыл Чернобыль, она тяжело болела онкологией и лечилась в МНИРРИ* —  в одном из лучших медицинских заведений Москвы.  Врачи с большим трудом поставили ее на ноги, а потом Ира сама себя долечивала десять лет…Диеты, спорт, плавание, йога, эзотерика — все пошло в дело, лишь бы не сесть в инвалидную коляску, лишь бы не обременить родных, лишь бы вырастить сына … В личной жизни ей тоже не повезло: первый муж ушел к другой и исчез без осадка, то есть без алиментов, а она осталась в Москве одна с маленьким ребенком, не обладая крепким здоровьем, без работы и без гроша в кармане. В стране бушевала перестройка с перестрелкой — самая настоящая гражданская война 90-х с безработицей, инфляцией и пустыми полками в магазинах. Ира барахталась в столице в одиночку, цепляясь за незначительные дружеские помощи, за подработки, за посылки из поезда «Украина», с проводниками которого старушка мать отправляла дочери и внуку картошку, весеннюю зелень и редиску с дачи, творог и сметану из магазина, а иногда даже и мясо, обернутое крапивой. Ира бегала по биржам труда, соцотделам, добиваясь хоть какой-то помощи от государства, добывала липовые справки и печати в трудовой книжке с фальшивых работ — иногда они срабатывали в отделах соцслужбы, иногда нет, и тогда печати и подписи  липовых «служб» вымарывались из ее трудовой безжалостной рукой очередной чиновницы — до разрыва страниц и опустившегося куда-то в желудок сердца. Работы в веселое горбачевско-ельцинское время не было от слова «совсем». Тридцативосьмилетняя Ира из-за болезни и инвалидности  давно ушла из журналистики, у нее имелся на руках маленький ребенок и на работу ее не брали никуда. Пойти на панель она не могла себя заставить ни при каком раскладе и даже при голоде… А на работу уборщицы у нее элементарно не хватало физических сил…

В общем, материально поддерживать поэта из Бангладеш не входило в ее планы.

Ответ из Бангладеш прилетел незамедлительно:

«Дорогая  Ирина,  Ты друг моего чистого сердца. От всего сердца я хочу, чтобы ты окончательно выздоровела, ведь чем здоровее человек в нашем мире, тем он богаче. Я смотрю на каждый кризис в выживании как на источник создания жизненного процветания. Насколько я смогу выбраться из беды, настолько я смогу быть самым важным в мире человеком для себя самого. Я никогда не думаю о деньгах как о главном факторе в жизненном движении. Я воспринимаю тебя как друга, и буду помнить тебя вечно. Я так же красив или уродлив, как красивы или уродливы мои мысли, поступки и слова. Их скорость и еще, может быть, мои гены направляют меня  в литературу. Опять же, это может быть и не литература. . Я пришел в этот мир, чтобы любить, обожать и открыть свое сердце радости. С наилучшими пожеланиями…».

У Иры отлегло от сердца.

Музакир писал и писал новые стихи, как из пулемета строчил.

Ира переводила переливающиеся бангладешские тексты, распутывала и разглаживала нитки плохого интернет-перевода, снова и снова спрашивая Музакира, что он имел в виду под тем или иным пассажем…Музакир охотно отвечал. Он прислал ей фотографии широченной реки Падма, на которой родился, фотографии  своих поэтических сборников, книг Чехова на бенгали, фотографию своего магазинчика одежды и даже фотографии сына, который в свои четыре года совсем не говорил и Музакир водил его к специалисту. Иногда он присылал новые песни. Бангладешец делился своей жизнью…С удовольствием рассказывал о том, что он думает, чувствует, чем живет. Писал такие милые философские письма, в конце всякий раз добавляя, что больше всего на свете хочет, чтобы его русская подруга «форэва»** Ирина выздоровела.

Наконец он прислал её собственную фотографию, выуженную из интернета. Ира изредка публиковала в литературных журналах кое-что свое, но известным поэтом не была.

Поэт был настолько откровенен, что постепенно до Иры дошло, что новые стихи поэта посвящены ей, переводчице, что она и есть героиня его лирических стихов. Каким-то шестым чувством человек совсем другого неба и других, нерусских рек понял, насколько она одинока в своём вроде бы благополучном браке…Ира нигде не афишировала пустоту отношений со вторым мужем. Муж был положительным, не пил, не курил и даже не изменял. Он был интересным человеком, состоявшимся в профессии, частично добрым, и с ним было о чем поговорить, но…Во всяком браке есть свои «но», видно хорошее дело «браком» не назовут. Муж был холоден и черств, как безнадежно засохшая хлебная корка, которую невозможно размочить и слезами. Он оказался существом из другого измерения, где все почти всё меряется профессиональными достижениями и социальным успехом. В старом советском фильме девушка говорит парню перед разрывом :«Не было между нами черемухи»…Примерно такими были отношения  у Иры с мужем: ровные, дружелюбные, но без черемухи, то есть без чувств.

Однажды бангладешец написал такое стихотворение:

Поэты рождаются в поэзии.
В поисках слов,
опьянённые мыслями,
они не понимают дневного света,
не понимают темноты ночи.
Они называют утреннее солнце огнем грез,
а ночную тьму — светом самопознания!
Я многого не понимаю,
но хочу, чтобы ты была такой же, как я.
Не поэтическим языком,
не обольщающим ритмом,
хочу тебя своим простым желанием.
Я хочу тебя,
и нет никакой жалкой разлуки,
я хочу тебя, саму доброту.
Я не разбираюсь в поэзии,
но я знаю тебя без грамматики и рифм.
Моей чистой страстью
я знаю тебя, я ищу тебя.
Весь мой длинный день — это только ты, ты и ты!
Если кто-нибудь скажет, что это поэтично,
я отвечу,
что я ничего в этом не понимаю,
я просто нахожусь в потоке жизни, которая — ты.

И следом — вот такое стихо:

Я перехожу от опьянения к трезвости и наоборот.
Я обжигаюсь в спешке,
я ухожу
в безумии неожиданной любви.
Я беспокойный жадный ворон
под жарким солнцем,
я зажигаю свой огонь.
А потом солнце садится.
Темнота наступает.
Дождь идет.
А потом
зеленые бутоны просыпаются на влажной почве.
Эти зеленые малыши — подростки,
Молодая трава — тоже подросток.
Желание возникает в этой зелени,
в черном шершне —
потому что цветы здесь в желтом соке меда…
Я — из независимых,
но хочу отправится в страну зависимости,
или, может быть, в мир ошибок.
В противном случае — я
украшу бессмертную поэзию в нашем неполном мире.

Что ж, бангладешец влип… Или не влип, а играет в свои игры, это было уже неважно…Ире, намучившейся за  ее полувековую жизнь, не раз обманутой в поисках счастья, вырастившей  в одиночку  сына в невесомом состоянии безалиментности и с трудом обретшей стабильность только в сорок пять дет и во втором браке, совсем не улыбалась виртуальная любовь человека моложе ее на шестнадцать лет и обитающего на расстоянии в тысячи кээм.

Ира начала держаться совсем уж прохладно в переписке…

Наконец, один из журналов решил опубликовать  подборку Музакира, затребовав его фотографию, биографию и документ о том, что он не претендует на гонорар. Поэт написал по-английски нужные слова, подписался, прислал электронную копию нужной бумажки, а Ира переслала их в редакцию. В Москве вышла роскошная подборка Музакира, все как положено: с  фотографией-биографией и выслана автору в электронном виде.

Бангладешец  рассыпался благодарностями, разместил на своей странице публикацию, огромный Ирин портрет пятнадцатилетней давности, и объяснился Ире в любви. И в этом не было бы ничего особенного — подумаешь, человек испытывает счастье от публикации собственных текстов на чужом языке. Любой нормальный человек, любит того, кто приносит ему удачу и радость. Можно и яблоне объясниться в любви, если она хорошо плодоносит.

Но тут к Ире потянулись другие бангладешцы-поэты, которых она приняла в дружбу не глядя.

А вот этого  делать не стоило…Среди них объявилась женщина по имени Зейнаб, которая представилась литературным агентом Музакира. После витиеватой благодарности за «френдство» последовал текст такого содержания: «Если Вам нужно, я могу рассказать Вам о Музакире и о его творчестве. Он мой друг и моя Любовь с большой буквы».

У Иры глаза полезли на лоб.

«Спасибо, Зейнаб», — ответила она, — « но не стоит. Я литературный переводчик и краткую биографию Музакира для журнальной врезки уже получила от него самого».

Бангладешская дама не угомонилась. В следующем послании она принялась рассказывать совершенно незнакомой русской женщине о своей неземной любви. Заодно она прислала новую песню в исполнении Музакира и перевод песни на английский язык. Текст дышал нешуточной  страстью и отдавал порнографией.

«За что мне это все?…» — думала Ира, борясь с желанием послать все к чёрту — и Музакира с Зейнаб, и Бангладеш с бенгали — « У них так принято, что ли, откровенничать с иностранцами? Ну какая здесь может быть ревность?  Какая на фиг, «лав стори» на расстоянии более пяти тысяч километров, да еще и с человеком, годящимся мне почти что в сыновья?»!

Не выдержав, она попросила Музакира унять даму сердца. В ответ получила заверения о том, что Зейнаб больше никогда не побеспокоит ее, но на всякий случай заблокировала страстную девушку.

Следующее письмо поэта из Бангладеш  содержало в себе призывы пожалеть Зейнаб: « Эта девушка — ребячливая простушка и не очень умна. Она жаждет заботиться обо мне, иногда больше, чем нужно. Иногда она меня очень раздражает…Зейнаб работает в руководстве отдела новостей Национального радио и телевидения Бангладеш. Даже если я не хочу, она присылает мне подарки, например книги хороших авторов. Заботится о моих любимых блюдах и одежде. Это называется тиранией любви, но даже если я хочу сбежать от этой пытки, я хочу, чтобы Зйнаб было очень хорошо. Она сейчас психически и физически больна и находится в больнице. Я здесь, на земле, только для того, чтобы вызывать любовь, мой друг. Но когда я вижу, что кто-то страдает из-за меня, тогда внутри я страдаю еще больше. Я не расстаюсь с ней, потому что я могу сломать любовь»…и тому подобная ахинея.

На даче в конце лета — начале сентября в воздухе появляются невидимые мелкие мошки, крошечные как точки. Они садятся на лицо, забираются в ноздри, попадают с дыханием в горло, сыпятся в постель черной крошкой, от них не спасает даже самая мелкая москитная сетка… Ира почувствовала себя облепленной такой осенней мошкарой. Вспомнилась любимая  поговорка покойного дедушки: «Чёрт-те что и сбоку бантик».

Бантики надо было срочно обрезать. Жестко и беспощадно.  Поэзия чувств — это хорошо  в литературе. Но не тогда, когда тебя тащат в чужие отношения и адюльтеры, да еще и происходящие на  другом конце земли в неведомом обществе. Подивившись странной натуре редактора Национального радио немаленькой  страны, Ирина отписала:

«Здравствуй Музакир, надеюсь, что Зейнаб угодила в больницу не потому, что я ее заблокировала. Я переводчик, а не психолог и в моей стране не принято изливать душу переводчикам и незнакомым людям. Я сама хронически больна, мне пятьдесят лет и я кочую из больницы в больницу. Так что давай тему личных отношений мы оставим навсегда».

Ирина перевела еще несколько стихотворений Музакира по инерции.

Один из литературных журналов опубликовал переводы его стихов.

В другом издании их с восторгом приняли, поставили в план, в нужный срок прислали верстку страниц, пообещали похлопотать об авторском номере, но в самый последний момент, когда номер журнала уже был практически утвержден, выкинули подборку окончательно и бесповоротно, сославшись на недостаточный уровень стихов. Дело было не в уровне (он был хорош), а в чем, Ирина так не узнала. Вероятно, мольбы съехавшей с катушек влюблённой Зейнаб достигли ушей бангладешских богов и они — в своей национальной небесной редакции — наложили вето на русские переводы.

Примечания:

*МНИРРИ — Московский научно-исследовательский рентгенорадиологический институт Министерства здравоохранения РСФСР.

**Форэва — искажённое «вечная» по-англ.

Print Friendly, PDF & Email

17 комментариев для “Елена Данченко: Поэт из Бангладеш

  1. Я больше скажу…
    Неумение рифмовать многое может сказать о претензиях человека на то, чтобы считаться писателем.
    Как сказал классик:
    «Поэтом можешь ты не быть, но рифмовать уметь обязан!» 🙂

    1. Вы не совсем правы. Современная поэзия во многих странах пишется сейчас верлибрами. Пример: американская поэтесса Луиза Глюк, получившая пару лет назад Нобелевскую премию. Поэт, о котором идет речь, пишет верлибрами.

  2. Спасибо! Отличный, хорошо написанный рассказ. Недаром говорят, что лучшие прозаики — поэты.

    1. «Иностранцев интересовала сама Ира, моложавая круглолицая девушка пятидесяти лет, симпатичная, с гагаринской счастливой улыбкой и ямочками на щеках. Заметим в скобках, что выглядела Ира, мать взрослого и самостоятельного сына, максимум на сорок, что путало всех: о ее настоящем возрасте народ не догадывался…»
      :::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
      да будь я и негром преклонных годов,
      и то без унынья и лени,
      я б Ире послал комментарий такой,
      что позавидует Лена.
      🙂

        1. Будет сделано, дорогая Елена. По какому адресу?
          Надеюсь, не Бандаглеш 🙂

          1. Нет, не Бангладеш) Адрес не скажу, это секрет фирмы Одуванчиков)

    2. Написано, канешна, не плохо.
      А фотография — вообще… с ума сойти.

      1. Спасибо. Фотография сделана давно очень хорошим фотографом. Оригинал уже так хорошо не выглядит))

    3. Спасибо аграмаднющее)) Как правило, бывший поэт пишет, как минимум, приличную прозу. А вот с прозаиками обратная метаморфоза происходит не всегда удачно.

      1. «Как правило, бывший поэт пишет, как минимум, приличную прозу. А вот с прозаиками обратная метаморфоза происходит не всегда удачно…»
        ——————————————————————————————-
        Интересные факты из жизни поэта, ставшего прозаиком:
        1. Он является автором стихов к песням кинофильма «Удивительный мальчик», блистательно исполненным народной артисткой СССР Аллой Пугачевой.
        2. Бабушку и дедушку его по материнской линии в 1941 году расстреляли в Румбуле.
        3. Одними из самых известных стихов его являются «Я знал четырех поэтов», «Стихи о вечной юности» … и др.
        4. Писатель Сергей Довлатов назвал поэта «интеллектуальным ковбоем»,
        а Иосиф Бродский критично замечал, что «переводы его малость сгубили».
        —————
        Обратите внимание, Елена, на п. 4-ый, про пере-воды.
        Я Вы говорите — Бангладеш 🙂

        1. Вы пишете про Наймана. Это крупный литератор, очень одаренный, работал во всех жанрах. И сейчас многие так рабоатют.

Добавить комментарий для Елена Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.