Ряд специалистов полагают, что первые, простонародные, версии легенды о Вавилонской башне зародились в Междуречье. Эти версии легенды до нас не дошли, однако на них указывает множество визуальных деталей шумерского и вавилонского происхождения. И в этих, древнейших, шумерских версиях пафос легенды был, безусловно, апологетический. Первичным импульсом для создания вавилонской легенды послужило строительство зиккуратов, древнейших культовых сооружений в Междуречье. С другой стороны, в известной нам поздней израильской версии главный пафос легенды — критичный и даже ироничный, безусловно — антивавилонский.
Недельный раздел Ноах
Михаил Ривкин
И был на всей земле один язык и слова одни. И случилось: двинувшись с востока, они нашли долину в земле Шинар, и поселились там. И сказали друг другу: давай наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а горная смола была у них вместо глины. И сказали они (друг другу): давайте построим себе город и башню, главою до небес; и сделаем себе имя, чтобы мы не рассеялись по лицу всей земли» (Брейшит 11:1-4)
Ряд специалистов полагают, что первые, простонародные, версии легенды о Вавилонской башне зародились в Междуречье. Эти версии легенды до нас не дошли, однако на них указывает множество визуальных деталей шумерского и вавилонского происхождения. И в этих, древнейших, шумерских версиях пафос легенды был, безусловно, апологетический. Первичным импульсом для создания вавилонской легенды послужило строительство зиккуратов, древнейших культовых сооружений в Междуречье. С другой стороны, в известной нам поздней израильской версии главный пафос легенды — критичный и даже ироничный, безусловно — антивавилонский.
Традиционные толкования и мидраши ещё более усиливают антивавилонский пафос легенды. Более того, традиционные комментаторы безошибочно усматривают «сверхзадачу» строителей этого невиданного дотоле сооружения: они стремились установить господство над всем Миром:
«Он (Нимрод) строил башни и укреплённые города, чтобы править всей Землёй, ибо он сидел в башне Оз, и насылал оттуда страх и ужас на всех обитателей равнины» (Ицхак Абарбанель, там)
Эта идея усилена и убедительно развёрнута уже в XIX в. Р. Ш.-Р. Гиршем, который полагает, что, будучи необходимой фазой для достижения мирового господства, строительство Вавилонской башни повлекло кардинальные сдвиги в обществе и государстве, знаменовало собой создание такой диктатуры, такого абсолютного подчинения всех жителей государства одному вождю, такое слепое поклонение людей высшей власти и идолу государства, которого дотоле нигде не было.
“Древним были необходимы камни, а мы способны строить и без камней”. Что это, если не служение бессмысленному идолу, не приносящему счастья, которому человек обязан жертвовать своей жизнью, а община — восхвалять эту жертву как образец следования моральному долгу. \…\ В такой ситуации индивидуум начинает верить, что не так существенно, сколько он прожил на земле и в какой момент должен будет отдать свою жизнь, — лишь бы это было сделано во славу общины, хотя лично ему эта слава ничего не прибавляет к его жизни. \…\ Наши мудрецы учат, что подобная цель может осуществляться только под руководством Нимрода. Лишь такой “коварный герой перед Б-гом” способен подвигнуть людей на самопожертвование. Но даже он не преуспел бы в этом, если бы не умел так ловко возбуждать в массах энтузиазм, если бы не настолько искусно отождествлял себя с массой, отдающей за него жизнь, если бы не знал, как убедить людей в том, что его слава — это слава каждого из них. И Наполеон, и Александр Великий знали, как вести за собой массы, чтобы те служили их целям не ради золота и богатств, а за орденскую ленточку в петлице. \…\ Строительство башни, вершина которой должна была уходить в небо, послужило образцом для последующих поколений.» (Рав Шимшон Рафаэль Гирш, Брейшит 11J
Какова же та местаисторическая реальность, которая проглядывает сквозь все эти, отчасти — исторические, отчасти — традиционно-канонические толкования, объяснения и подробности?
Даниил Андреев в «Розе Мира» рассказывает, что изначально именно зиккураты стали наиболее полным земным воплощением провиденциальных слоёв вавилонской метакультуры, её затомиса.
«Семиступенчатые храмы-обсерватории, сделавшиеся вершинами и средоточиями великих городов Двуречья, повторяли в Энрофе, как отражения, грандиозный небесный город, сооружаемый синклитом этого затомиса»[i]
Именно к этой, самой ранней, эпохе относятся вавилонские апологетические варианты легенды.
Но, как это не раз случалось в нашем земном мире, который онтологически дуален, и потому доступен влиянию как провиденциальных, так и демонических иерархИй, в какой-то момент эта прекрасная и величественная идея была искажена и замутнена вторжением тёмных начал.
«Но зиккураты в городах Вавилонии и корпорация высокопосвящённого жречества, принимая на этих мистических обсерваториях излучения светлых космических сил, не убереглись от принятия также чрезвычайно деятельного излучения галактического анти-Космоса, центр которого в Энрофе совпадает с системою звезды Антарес. Это всё более замутняло и без того двойственную религию, вливало тонкий яд в существо воспринимающих, оплотняло и утяжеляло их душевный состав грузом сомнения и отрицания»[ii]
Результатом этой деградации вавилонских жрецов стало появление культов двойственных, искажённых и замутнённых. И самым, пожалуй, губительным для душевного состава жрецов стало поклонение тёмному, жуткому и устрашающему демоническому началу, которое подверженные влиянию Антареса служители квази-религии назвали Нергал. Но не только душевный состав вавилонских жрецов был трагически искажён. Кардинально изменилось и назначение самих зиккуратов, ставших средоточием служения тёмным, демоническим началам.
Инволтация анти-космоса трагически исказили вавилонский культ. Но ещё сильнее повлиял на него страшное, необратимое изменение, происшедшее в нижних, демонических слоях вавилонской метакультуры. Именно там был порождён самый первый демон великодержавной государственности — уицраор. Это было событие огромной важности, определившее, в значительной мере, всю земную историю человечества, вплоть до окончания первого эона.
«В большинстве метакультур эти существа [уицраоры — М.Р.] были порождены по воле демиургов как защитники сверхнарода от внешних врагов. Впервые они появились в метакультуре Вавилонии: её демиург попытался это своё порождение противопоставить воинствующим эгрегорам Египта и Мидии, грозившим самому существованию вавилонского сверхнарода»[iii]
Изначально природа уицраора двойственна, поскольку он порождён неким мистическим соитием демиурга сверхнарода и кароссы, локального проявления единой великой стихиали человечества. Демиург — это начало светлое, провиденциальное. Его инвольтация даёт человеку сознание светлой миссии, чувство бескорыстного и жертвенного служения высшим, чистым и благородным идеалам, в конкретной культурно-исторической реальности своего народа. Каросса, напротив, несёт в себе демоническое начало. Именно каросса ваяет нашу земную плоть, она, по-своему, любит свои создания, но она же наделяет их неизбежным Злым началом, делает их склонными к греху и падению. Демиург стремится сохранить свой народ ради выполнения великой, чистой и просветлённой миссии служения Всевышнему, как народа, не допустить его полного истребления. С другой стороны, каросса слепо стремится к бесконечному умножению числа людей своего народа, что неизбежно связано с его неограниченным географическим распространением.
В тот момент, когда существованию того или иного народа, как такового, угрожает смертельная опасность, тактические интересы демиурга и кароссы совпадают, происходит некое мистическое слияние этих двух, казалось бы, противоположных начал. Применяя очень грубую аналогию с явлениями нашего земного мира, можно сказать, что это «брак по расчёту». Как и каждый такой брак, он очень скоро порождает глубокое, трагическое разочарование именно у чистой и доброй его стороны. Уицраор очень быстро выходит из повиновения демиургу, и начинает действовать в соответствии со своей внутренней логикой, всемерно усиливая и укрепляя государство, полностью всемерно уплотняя и искажая его метаисторическую сущность. Те люди, в душу которых проникли инвольтации уицраора, обожествляют именно государство, полностью подменяют великодержавными интересами государства истинные интересы и отдельных людей, и всего народа, готовы ради идола государственности на любые, самые отвратительные и жестокие дела. Они одержимы сознанием величия и абсолютной исключительности своего государства, верят, что ему суждено стать образцом и идеалом для всего человечества. А в дальней перспективе — так или иначе распространить на всё человечество своё влияние, своё покровительство и власть. Наряду с определённой системой ценностей и мировоззрением, люди, которые открыты для инвольтации уицраора, приобретают и некоторые черты характера, которые в бледной размытой форме напоминают особую природу уицраора. Для этих людей характерны необыкновенный эмоциональный накал, зачастую пересиливающий и сметающий любые рациональные соображения, с одной стороны, и полное отсутствие любых моральных сдержек и ограничений.
Именно такое рождение уицраора, впервые случившееся в Вавилоне, породило в нашей трёхмерной материальности, и в метаисторической плоскости целый ряд особых явлений и процессов. Нас интересуют те явления, которые в этот момент произошли в инфернальных слоях вавилонской метакультуры. Для того чтобы эти явления правильно понять, нам следует познакомиться с ещё одним существом демонической природы — с игвой. Они обитают в инфернальных слоях метакультуры, в шрастрах. Это существо высокоразумное, наделённое исключительно острым и ясным аналитическим интеллектом, способное просчитывать последствия своих действий на много ходов вперёд, при этом у них совершенно атрофирована эмоциональная сфера и, разумеется, начисто отсутствует какое бы то ни было подобие морали, способность различать, пусть чисто теоретически, между добром и злом. Вся их жизнь построена на рабском подчинении низших — высшим, а высших в свою очередь, великому игве.
Д. Андреев признаёт, что само происхождение игв ему не совсем понятно. При этом он указывает несколько очень важных деталей: игвы появились от мистического слияния земного человека и «Вселенской афродиты», великой стихиали. Этот человек совершенно осознанно и свободно обратил свою душу, свой разум и свою волю на служение демоническим силам. Он был жрецом квази-божества Нергала, и служил ему ревностно. Произошло это именно в Междуречье в городе, который Д. Андреев называет Эрэх. Город с таким названием упомянут в нашей недельной главе:
«А Куш родил Нимрода; он начал быть богатырем на земле. Он был сильный зверолов пред Господом, поэтому говорится: как Нимрод, сильный зверолов пред Господом. И было, его начальным царством был Бавэл и Эрэх, и Аккад, и Калнэй в земле Шинар» (Брейшит, 8-10)
Итак, согласно рассказу Торы, именно Нимрод, которого многие толкователи и комментаторы Торы, от Иосифа Флавия до р. Ш.-Р. Гирша, уверенно указывают, как вождя и вдохновителя строителей Вавилонской башни, был правителем города Эрэх, наряду с другими городами.
Из истории мы знаем, что Эрех — это арамейский вариант произношения шумерского названия Урук, хорошо известного из множества шумерских и аккадских источников. Вероятно, в разные эпохи на этом месте были построены и разрушены несколько городов, которые сохраняли древнейшее название. Самые нижние пласты археологических раскопок датируются многими археологами 5.000 г. До н.э. Связано ли появление игв с появлением первого уицраора? Какое из этих демонических существ появилось раньше? Об этом Д. Андреев ничего не пишет, однако он указывает важную деталь: земным, человеческим прародителем первого игвы был жрец Нергала.
Сразу же после своего возникновения новая демоническая раса, игвы, начали активно осваивать тот демонический слой, который был изначально для них предназначен, но до поры до времени был пуст. Игвы стали заниматься тем, что они лучше всего умеют делать и больше всего любят, строить огромные, грандиозные и мрачные мегаполисы, которые стали для них естественной средой обитания. Каждой метакультуре соответствует некая ограниченная область населяемого игвами слоя, примерно соответствующая границам земной культуре. Эта, обособленная одной группе игв часть их слоя, называется шрастр. Самый первый шрастр, который построили игвы вавилонской метакультуры, они назвали по имени того квази-божества, которому поклонялся их праотец — Нергал. Именно Нергалу была посвящена центральная, самая грозная и жуткая башня.
«Наибольшее развитие в шрастрах получила архитектура. Города сформировались из сооружений сверхчеловеческих размеров, но голых геометрических форм. \…\ Кубы, ромбы, усечённые пирамиды блистают облицовками красного, серого и коричневого цветов. Стиль конструктивизма в человеческой архитектуре — вот некоторый намёк на стиль шрастров»[iv]
Инвольтации демонической расы ещё более оплотнили и утяжелили душевный состав жрецов Междуречья. Каждый из таких жрецов неосознанно, интуитивно отождествлял себя с великим игвой, а свой зиккурат — с грандиозным сооружением, которое непрерывно росло, укреплялось, конструктивно усовершенствовалось в вавилонском шрастре. По мере того, как росла и менялась Великая башня в вавилонском шрастре, уплотнялась и отяжелялась архитектура зиккуратов
«Неправильно было бы сказать, что в шрастрах налицо эквивалент нашей науки и техники: скорее, наша наука и техника — эквивалент науки и техники игв»[v]
Разумеется, сказанное в первую очередь относится к любимой игвами архитектуре. В результате то исключительное значение, которое придавали вавилонские жрецы строительству зиккуратов, ещё более усилилось. Однако теперь зиккураты стали «местом силы» не только для «тонкого яда», который исходил из анти-космоса, но и для куда более мощных и грубых инвольтаций, исходивших из шрастра, от игв. Разумеется, зиккураты были лишь жалким подобием того сатанинского величия, которого достигли в своём строительстве игвы. Дело не столько в размерах, сколько в принципиальной невозможности воспроизвести в нашей трёхмерной материальности четырёхмерность шрастра. Можно сказать, что зиккураты отличались от Великой башни шрастра так же, как отличается растиражированная в тысячах экземпляров иллюстрация на странице книги от реального трёхсотметрового небоскрёба. Но, при этом, для всех читателей совершенно ясно, какой именно небоскрёб изображён в книге. Вавилонские жрецы интуитивно ощущали, с одной стороны, убогость великого множества своих рукотворных подобий, с другой стороны — запредельное величие демонического прототипа. И эта ностальгия, эта тоска по недоступному величию породила вавилонские легенды о «башне главою до небес». Не множество зиккуратов, а один, вершина которого теряется в облаках — вот идеал вавилонских жрецов. Не отдельные группы рабочих, а всё человечество, строго подчинённое единой, сверхамбициозной цели.
В этот же период обрёл необыкновенную мощь вавилонский уицраор. Будучи, какое-то время, единственным уицрором в своём демоническом слое, он страстно вожделел, несмотря на свои относительно скромные размеры, распространить свою власть на весь этот слой. Те люди, в первую очередь — цари и полководцы древних шумерских и аккадских царств, которые получали инвольтацию уицраора, также вожделели распространить границы своих царств как можно шире.
Попытаемся теперь понять метаисторическую реальность, которая просматривается во второй части израильской легенды, описывающей прямое вмешательство Всевышнего в ход событий.
«И сошел Г-сподь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Г-сподь: ведь народ один и язык один у всех; и вот что начали они делать; а теперь для них не будет недостижимо все, что бы они ни задумали сделать? Сойдем же, и смешаем там язык их, чтобы они не понимали речи друг друга» (там 11:5-7)
Очевидная антропоморфность слова «сошёл», которое дважды встречается в этом коротком отрывке, причём во второй раз — во множественном числе, повергла в смущение многих толкователей Торы, и вызвал множество попыток представить этот, вполне однозначный, бытовой и широкоупотребительный глагол, как метафору, которая может символизировать всё что угодно, но не само движение сверху вниз. Но правильное толкование слова «сойдём» становится возможным только с учётом того, что наш мир состоит из множества восходящих (провиденциальных) и нисходящих (демонически) слоёв, каждый из которых населён различными сущностями либо светлой, либо тёмной природы. В Торе все эти светлые, провиденциальные сущности никак между собой не различаются и не дифференцируются. Все они контаминированы в образе Всевышнего. Однако это различение необходимо для понимания нашего рассказа.
К числу этих просветлённых и могущественных сущностей относятся Синклиты метакультур, те души, которые достигли высших слоёв своих метакультур, затомисов, продолжая дарить свою любовь и помощь земным людям защищая, поддерживая и направляя тех, кто открыт их влиянию
«Деятельность синклитов необозримо многообразна и широка, а во многом для нас и непостижима. Я мог бы указать на три её стороны: помощь — творчество — борьбу. \…\ Братья синклитов могут опускаться в миры нисходящего ряда вплоть до магм и подниматься до весьма высоких слоёв, которые обозначаются как Высшие Аспекты Трансмифов мировых религий»[vi]
Когда влияние демонических сил достигло в вавилонской культуре своего апогея, и возникла реальная опасность полного и бесповоротного её перерождения, души Синклита вавилонской метакультуры, действительно провозгласили «давайте сойдём!» (הבה נרדה). Но речь шла не о схождении в трёхмерную физическую материальность. Светлым силам предстоял куда более «крутой маршрут»: они сошли в шрастр, демонический слой, где обитают игвы. Там, и только там, могли души Синклита встретиться лицом к лицу, напрямую со свои страшным врагом, там могли они одержать решающую победу, которая неизбежно должна была проявиться и в нашем земном мире как усиление светлых верований и устремлений и ослабление демонических квази-религий.
Из рассказа Торы очевидно, что такая решающая победа была одержана. Для того, чтобы понять, в чём именно она состояла, нужно разобрать ключевое для всего рассказа выражение: נבלה שפתם. Начиная с Септуагинты и Вульгаты эти слова обычно переводят как «смешаем язык их». Как мы уже указывали, это один из множества примеров «редуцирующего», «упрощающего» перевода. Переводчик столкнулся со словом, значение которого ему не понятно, но общий контекст рассказа и созвучие корней ב-ל-לи נ-ב-ל помогает ему найти простой и привычный эквивалент в родном языке. Но трудность понимания слов נבלה שפתם возникла не на стадии перевода. Автор этой легенды, а именно автор источника J, обладал необыкновенно развитым духовным слухом. Он стремился, насколько это возможно, передать своей аудитории всё услышанное и увиденное в горних мирах, явленных ему благодаря полученным свыше Светлым Дарам Провидения, даже в тех случаях, когда значение какого-то слова или образа было не до конца понятно ему самому. Именно так и произошло в данном случае. Истинное значение слов נבלה שפתם становится понятнее по результатам сравнительного анализа корней ב-ל-לи. נ-ב-ל
Первый корень, действительно, обозначает смешение. Второй имеет достаточно широкий спектр значений, может означать процесс увядания, усыхание, отмирание растений, или же животное, умершее естественной смертью от истощения и болезней, без кошерного убоя, и потому запрещённое в пищу. Наконец, этим же корнем обозначается флейта. То, что идентичность трёх корневых согласных указывает на смысловую близость слов, в своё время обстоятельно доказал Ш. Р. Гирш, и это единодушно признано в наши дни. Но в чём же именно может состоять эта смысловая близость в данном случае, на первый взгляд совершенно непонятно.
Однако эта смысловая разноголосица, существующая в иврите, отражает, в конечном счёте, разные аспекты той удивительной победы, которую одержал Синклит вавилонской метакультуры над игвами, и которая относится именно к сфере языка. Сам Д. Андреев уверенно пишет, что язык затомиса — это преображённый язык соответствующей земной культуры. Про шрастры и населяющих их игв он этого не пишет. Однако праотцем игв был обычный земной человек, жрец Нергала, и потому логично допустить, что он передал своим сыновьям тот язык, на котором он сам говорил, те — своим сыновьям и т.д. Этот язык стал для игв мощным орудием проникновения в душевную сферу людей, её «оплотнения и утяжеления». И именно на борьбу против этого языка была сфокусирована просветлённая сила и мощь Братьев Синклита, когда они снизошли в вавилонский шрастр для борьбы с игвами. В результате язык игв претерпел колоссальные изменения. Он увял, омертвел, усох, утратил красоту и выразительное богатство человеческой речи. Он, с тех пор, обнажённо и цинически откровенно отражает в самой лексике и синтаксисе те процессы разложения, гниения, протухания, которые доминируют в реальном существовании шрастров, а в нашем земном мире превращают тушу животного в невела, несъедобную гниль. Наконец, язык игв утратил своё акустическое, фонемное богатство и стал звучать как простенькая флейта, из которой можно извлечь лишь несколько однообразных звуков.
«Игвы обладают звуковым языком односложного строения. Из наших языков он фонетически ближе всего, пожалуй, к китайскому, но, благодаря трубчатому строению рта, среди гласных у игв доминируют звуки вроде «о», «у», «’у’».»[vii]
Эта катастрофическая деградация языка радикально повлияла на способность игв давать демонические инвольтации самим жертвам. Ни одна инвольтация, даже полученная во сне и оставшаяся в глубинах подсознания, не свободна, на стадии последующего осмысления и рефлексии, от того или иного языкового воплощения. И потому, чем беднее язык тёмной инвольтации, тем меньше она влияет на свои жертвы.
Итак, в результате нисхождения Братьев Синклита в нижние слои вавилонской метакультуры и вавилонские культы, с их зиккуратами, и вавилонская культура, и сами жители Междуречья были спасены от безвозвратной духовной деградации и подчинения демоническим силам.
Примечания:
[i] Даниил Андреев Роза Мира М «Мир Урании» 2001 стр. 126
[ii] Даниил Андреев там
[iii] Даниил Андреев там стр. 184
[iv] Даниил Андреев там стр. 182
[v] Даниил Андреев там стр. 180
[vi] Даниил Андреев там стр. 122-23
[vii] Даниил Андреев там стр. 179
