Лев Сидоровский: «ВАЛЬС-ЧЕЧЁТКА» В ДОМЖУРЕ

Loading

 СВОИ дни рождения — как уже прежде говорил, дорогой читатель, — не люблю с детства. И никаких таких «дат» — ни «круглых» (кое-кто начинает их празд­новать чуть ли не с тридцати лет), ни «очередных», рано покинув родительский дом, никогда не отмечал. Но вот ког­да подкатило шестьдесят, мне в Доме журналиста вдруг предложили устроить у них юбилейный вечер.

«ВАЛЬС-ЧЕЧЁТКА» В ДОМЖУРЕ,

или КОФЕМОЛКА — В СЧЁТ ПОСЛЕДНЕЙ ЗАРПЛАТЫ…

Такой «подарочек» ровно 28 лет назад мне, на 60-летие, всучил редактор «Смены».

Лев Сидоровский

СВОИ дни рождения — как уже прежде говорил, дорогой читатель, — не люблю с детства. И никаких таких «дат» — ни «круглых» (кое-кто начинает их празд­новать чуть ли не с тридцати лет), ни «очередных», рано покинув родительский дом, никогда не отмечал. Но вот ког­да подкатило шестьдесят, мне в Доме журналиста вдруг предложили устроить у них юбилейный вечер.

Поначалу растерялся — тем более что обстановка в Ленинграде, и прежде всего — доморощенные фашисты из общества «Память», очень тревожила. Но, подумавши, решил: пусть это будет праздник не столько для меня, сколько для всех в зале.

Программу обмозговал скрупулёзно. Прежде всего — «юморную» афишу и такой же пригласительный билет. Билет представлял собою «книжку», где на одной обложке красовалась моя физиономия образца 1934 года, а на другой — 1994-го… Внутри «книжки», после того, как сообщалось, что «Лев Сидоровский — «шестидесятник»», шли стихи:

«Хоть каждый день стращают «Вести»,
Что наша жизнь — всё тяжелей,
Я всё ж решил собрать вас вместе,
Чтоб свой отметить юбилей…»

Ниже уточнялась дата, с припиской: «Начало в 18.00. Окончание — как получится».

Далее, на всю 3-ю страницу, — перечень участников дейс­тва: мол, «сочувствовать этой грустной дате согласились…» Ряд весьма разнообразных и известных имён впечатлял: колле­ги, актёры, писатели, музыканты, учёные… В конце списка значилось: «…и другие «народные», «заслуженные» и просто хорошие люди города Питера. Вход иногородним разрешается».

Ну а адрес «мероприятия» выглядел так: «Невский пр., 70, ря­дом с конями Клодта. Но добираться лучше другим транспор­том…»
Никого из «Смены» приглашать не стал. Потому что к той поре меня там подло предали. Ещё годом раньше лишили не только своего крохотного, весьма оригинально оформленного, уютного кабинетика, но и вообще всякого рабочего места. Да и публиковали весьма неохотно, «со скрипом». В довершение всего, по воле нового юного редактора, я удостоился зарплаты ниже той, что получала наша уборщица. И ведь никто из коллег не возмутился.
Да, «сменовцев» в Домжуре, за очень редким исключением, не оказалось (хотя «лавровый лист» на занавесе был «смонтирован» из «сменовских» страниц). Я мечтал увидеть там только любезные мне лица. Причём был готов каждого потенциального «оратора» тут же экспромтным стишком отблагодарить. (Что удалось).

В фойе гостей встречали разные афиши моих прошлых «творческих вечеров» и специально мной и Таней выпущенная к этому дню огромная, восьмиметровая, стенгазета с весьма ироничным «жизнео­писанием» виновника торжества — в снимках и стихах.

Дико боялся, что всё завалю, потому что уже больше ме­сяца никак не мог справиться с где-то подхваченным бронхитом, но только вышел на сцену заполненного под завязку актового зала, хвороба сразу исчезла, и потом за все четыре часа, что без пе­рерыва вёл это «шоу», ни разу не кашлянул…
***

НАЧАЛ всё с подведения «итогов»:

«Ужель и для меня — о боги! –
Настал тот самый грустный час,
Когда подводим мы итоги,
Или они подводят нас…
Мне убедиться бы воочью,
Что не пропал мой скорбный труд.
Родился я морозной ночью
«Во глубине сибирских руд».
Я был взращён той стылой далью,
А не «под сенью дружных муз».
Окончил школу я с медалью,
Но не попал в столичный вуз.
Забыть о том смогу едва ли,
Был тяжек той обиды груз…
А через год не принимали
Меня и в ленинградский вуз.
Я слышал: «Вон отсюда! Быстро!»,
Но бился — всем врагам назло.
Добрался даже до министра –
И мне впервые повезло…
Учёба в Университете –
Как лучезарны годы эти:
Мне вспоминаются не зря
«Картошка» и «спецлагеря»…
От вёсен тех был пьян в дугу я,
Жить без стихов не мог ни дня.
«Одна заря сменить другую»
Спешила — точно! — для меня…
Ну а потом в моём окошке
Взошли иные времена:
Я в новгородской «молодёжке»
Писал с утра и до темна.
Но вдруг обком тот Новгородский
Мне закатил кровавый пир,
Решив, что я страшней, чем Троцкий,
Бухарин, Рыков и Якир…
Что ж, ситуация знакома,
За правдой я помчал в ЦК.
Но у всесильного обкома
Была в ЦК длинней рука…

Потом — районная газета,
Она мне не сулила роз.
Зато я каждый день, с рассвета,
Шагал в колхоз, шагал в совхоз.
Ах, как легко тогда ходилось —
В леса, в поля, сквозь топь и мхи…
Про кукурузу и про силос
Слагал я звучные стихи!..
А дальше — заводская пресса,
Какой немало на Руси.
Газету делал для «Прогресса»,
Потом — другую, для ЛИСИ.
И оказался, между прочим,
Затем в «Строительном рабочем» –
Абсурд в названии таком,
Его, конечно, дал обком.
Ну а потом — объятья «Смены»,
Я в тех объятьях тридцать лет.
Но нынче в «Смене» — перемены,
И прежней «Смены» больше нет.
Пусть я и раньше не был вольным,
Пусть не любили меня в Смольном,
Но всё же я — не их вассал,
Я в «Смене» н е д л я н и х писал.
Я сочинил мильоны строк там –
Во имя юных, чистых душ.
Ну а теперь для них лишь рок там,
А также — ёрничество, чушь…
Ах, если б «Смена» вновь окрепла!..
Застать мечтаю времена,
Когда, как Феникс, к нам из пепла
Победно явился она!
Я ж время попусту не трачу
И вновь пишу для чистых душ.
Газету «Госпожу Удачу»
Стал редактировать к тому ж.
Иду упрямо сквозь все рифы,
Чтоб только не задуть свечу.
Для «Космомолки» и «АиФа»
Лихие очерки строчу.
Ну а пока пусть в доме этом
Всё озарится добрым светом —
Чтоб шёл сей вечер без помех,
Чтобы звучал почаще смех.
Хоть каждый день стращают «Вести»,
Что наша жизнь — всё тяжелей,
Я всё ж решил собрать вас вместе,
Чтоб свой отметить юбилей.
Маразма нет, и ходят ноги,
И плечи тоже не висят –
Так на фиг подводить итоги?
Ещё ж не финиш — шестьдесят…
Ещё шампанское игристо,
Ещё есть курс у корабля,
И, слава Богу, «Сын юриста»
В стране ещё не у руля».
***

А ПОТОМ на сцену стали, один за другим, подниматься дорогие мне люди…

И руководитель Санкт-Петербургско­го Союза журналистов Игорь Сидоров, одаривший юбиляра огромной плюшевой, по его словам, «львицей», которая при внимательном рассмотрении оказалась всё-таки львом.

Ответствовал я Сидорову так:

«Вождь петербургских журналистов,
Почувствуй главную угрозу –
И новоявленных фашистов
Секи, как сидорову козу!»
И приятель с университетских времён, академик из «Пушкинского Дома» Александр Михайлович Панченко, который вспомнил нашу об­щую молодость: лекции, драмкружок, военные лагеря и даже слегка по­хабные частушки…

Я отреагировал:

«Сказал бы Пушкин в адрес твой:
«И академик, и герой…»,
Сказал бы Лермонтов без лести,
Что Панченко — «невольник чести»!»
А обаятельный токарь, Герой Социалистического Труда Евгений Николаевич Моряков произнёс мудрые слова, которые вызвали такой отклик:
«Взгляд цепок, и рука тверда,
И заработок Ваш не хилый…
Из всех Героев Соцтруда
Вы, безусловно, самый милый!»
Его сменил самый талантливый из местных журналистов, питерский собкор «Литературной газеты», к тому же — прекрасный поэт Илья Фоняков, который примчал в Домжур прямиком из аэропорта, поскольку только что прилетел из Греции. Именно с этого я и начал своё ответное слово:

«Сейчас ты прибыл из Эллады,
А родом ты — из Бодайбо.
Твои эклоги и баллады
Затмили Гейне и Рембо.
В минуту праздничную эту
Признаюсь, искренность любя:
Я не читал бы «Литгазету»,
Когда б там не было тебя!»
И слово Олега Басилашвилии тоже меня растрогало:
«На прессу обижаться бросьте,
Вы нам милы со всех сторон.
Но, если позовёте в гости,
Я всё ж возьму с собой ОМОН.
Нет, Галочка меня не съест:
Меня пугает Ваш подъезд…»
Эти строки требуют пояснения. Двумя месяцами раньше направляющаяся к Олегу Валерьяновичу в гости приятельница — руководитель Ленинградской дирекции ВГТРК Бэлла Куркова в его подъезде была новоявленными фашистами жестоко избита.

А другим гостям из БДТ: актёрам — «народному» Леониду Неведомскому, «заслуженной» Людмиле Сапожниковой и заведующему музыкальной частью «заслуженному деятелю искусств» Семёну Ефимовичу Розенцвейгу я признался:

«В честь вас, друзья из БДТ,
Я мигом выдам фуэте!»

И выдал.

И на развесёлую парочку «народных» артистов из «Комиссаржевки» отреагировал тоже мигом. Станиславу Ландграфу заявил без обиняков:
«Скажу без комментариев,
И буду в этом прав:
Вы — не из пролетариев,
Поскольку Вы — ЛандГРАФ!»

А бывшего моряка-черноморца Ивана Краско, поскольку в стране именно тогда остро поднимался вопрос о разделе Черноморского флота, я задел за живое:
«Ты, Ванечка, — советский плоть от плоти,
Ты мощный и не скользкий, как налим.
Пока служил на Черноморском флоте,
Он был несокрушим и неделим!»

А из «Ленконцерта» заявились тоже два «народных». Почтенный Бен Николаевич Бенцианов (чей «куплетный» репертуар я значительно пополнил в давние годы, когда, работая в газете, одновременно писал для эстрады) здесь тоже, как говорят актёры, «прошёл на ура». Я на это отреагировал:

«Вы на эстраде, Бенцианов,
Громите разных басурманов!
Вы нам нужнее, чем озон!
Поёте лучше, чем Кобзон!»

И следом за ним в Домжуре поимел громкий успех обладатель превосходного тенора Анатолий Константинович Александрович, о чём я, естественно, промолчать тоже не смог:

« Не из заморских Вы краёв,
Вы взращены на нашей ниве!
Таких певучих соловьёв
Нет ни в Бордо, ни в Тель-Авиве!»
А другие очень близкие мне люди — бывшие ополченцы из Ленинградского инженерно-строительного института, о которых я немало поведал и в газетах, и в журналах, здесь, на сцене, даже зачислили журналиста «почёт­ным бойцом» в свой очень, увы, поредевший взвод.

А солисты детского — руководимого Ниной Винниченко — ансамбля «Степ» после своего выступления тут же вручили мне канотье и палочку — так что пришлось тряхнуть стариной, исполнить «вальс-чечётку», чему зимой 1944-го в Иркутске меня, мальчишку, научил (слова «степ» тогда у нас не существовало) сосед по нашей избе — артист эстрады Михаил Лемперт, вернувшийся с фронта после ранения. В адрес юных виртуозов и их наставницы я «с чувством» произнёс:
«Страна родная вмиг ушла б вперёд,
Одни «пятёрки» заслужив в зачётку,
Когда бы так работал наш народ,
Как эти ребятишки бьют чечётку!»
Ну а аккомпанировал мне очень давний дружок, блес­тящий автор-эстрадник Александр Мерлин, за что тоже был вознаграждён экспромтом:

«Ты, как автор, — лирик и философ,
Ты для Лиды — превосходный муж.
Что бы делал без тебя Утёсов
И Рыкунин с Шуровым к тому ж?» 

А творец дивных мелодий Георгий Портнов наиграл и напел свою трогательную песню: «Если ты с малых лет в Ленинграде живёшь, ты поймёшь меня, друг, ты поймёшь». И мне — в ответ — оставалось лишь вздохнуть:

«Наш сегодняшний быт, безусловно, хренов.
Хорошо, что хоть есть Ваши песни, Портнов…»

А услышав трогательный монолог, произнесённый неувядаемой кино— и театральной дивой Танечкой Пилецкой (из-за которой когда-то, в 1957-м, узрев её в фильме «Разные судьбы», нынешний юбиляр сбежал от потенциальной столичной невесты), я теперь перед актрисой опустился на колени:

«И за Миледи, и за Роксану
Мы все давно Вам поём осанну.
Ведь все мужчины земли Советской
Хранят у сердца портрет Пилецкой!»

А в честь тоже «народной» примы из «Музкомедии» Людмилы Федотовой, с которой мы дуэтом на мелодию Кальмана и спели, и станцевали, я в финале провозгласил:

«Вы всех давно уж покорили!
Я перед Вами — как улан!
Виват божественной Людмиле!
Ах, почему я не Руслан?!»
А писателю-сатирику Семёну Альтову слегка польстил:

«Твоё перо известно миллионам,
Весь СНГ давно в тебя влюблённый.
Ах, как горжусь я Альтовым Семёном!
Ты мне дороже, чем Семён Будённый!»
А сопредседателя оргкомитета фестиваля «Золотой Остап», писателя Николая Николенко, вручившего мне этот приз с изображением «Великого комбинатора», окрылил:
«Нас мучает быт пострашней, чем гестапо,
Немало преград на пути,
Но даришь ты нам «Золотого Остапа» –
И легче по жизни идти!»
А умнейшего из известных мне спортсменов — заслуженного тренера РСФСР, почётного судью по спорту Александра Иосифовича Иссурина умилил:
«С восторгом мы на Вас глядим:
Всегда Вы — в облике отменном!
Когда б Ваш ум дать всем спортсменам –
Наш спорт бы стал непобедим!»

А известнейшего автора актёрских «капустников» Вадима Семёновича Жука поощрил:
«По интересам ты совсем не узкий,
Ты так любим, как в Турции — сельджук!
Как хорошо, что ты — исконно русский,
А не какой-то колорадский Жук!»
А знаменитых комедиографов Бориса Рацера и Владимира Константинова вдохновил:
«По плечу вам юмор и сатира!
За плечами — тысячи премьер!
Обогнали Шварца и Шекспира!
Позади — и Рощин, и Мольер!»

А эстрадный конферансье и, главное, — невероятный хохмач Владимир Дорошев выдал, «по поручению старых одесситов», обалденный монолог, который завершался так:
— …И пусть лопаются от за­висти ненавистные нам князья Белосельские, а особенно — Белозерские. Потому что вы устроили весь этот шухер намеренно как раз напротив ихних окошек, в этом здании около Фонтанки, где прочно стоят эти четыре коня со своими конюхами. Все. Восьмером. Это же всегда было место свиданий. Оно так и на­зывалось — «У шестнадцати яиц!» Так мы вам желаем лошадиного здоровья и счастья в эту непростую эпоху повсеместной рефор­мы. И можете сказать этому Гайдару, что Россия уже сделала свой выбор. И этот выбор — Сидоровский! Мы целуем вас и, как сказал на днях один заезжий туркменбаши на Привозе: «Ми пиём за Ваше сидоровье!..»
В ответ мне оставалось только воскликнуть:
«Вы держитесь совсем не кротко,
Полны блистательных острот!
Они нужнее нам, чем водка,
Чем хлеб, чем пиво, чем фокстрот!»
Потом мой старинный приятель художник Леонид Каминский на огромном листе бумаги мигом меня в шарже изобразил, а я прокомментировал:
«Не прошло ни в коем разе
Даже двух минут,
Как меня обезобразил
Этот баламут!»

***
ВСЁ это длилось, повторяю, четыре часа, настроение в зале царило отменное… И вдруг выходит на сцену никем не приглашённый редактор «Смены» Балуев и произносит речугу нас­чёт того, что, оказывается, нынешний юбиляр «душою — самый молодой», что он («лауреат четырёх международных премий, единственный в редакции Заслуженный работник культуры») «даст сто очков» любому, что вообще «Смена» без него — это не «Смена»… Честно говоря, от такого ёрничества я даже растерялся, всё понимающие зрители «оратора» тоже восприняли хмуро, а Балуев сунул мне китайскую кофеварку и исчез…
Впрочем, все быстро об этом инциденте забыли, «юбилей­щина» покатила дальше, от желающих выступить отбоя не было.
Зачитали несколько приветственных телеграмм. Прямо на сцену позвонил гениальный композитор Андрей Павлович Петров, чьи слова сподобили «адресата» на такой отклик:
«Очень нам дороги песни Петровы!
Как растревожили наше нутро Вы!
Даже природа колхозных угодий
Вмиг оживает от Ваших мелодий!»
Ну а в заключение я попрощался с гостями под душевную мелодию Вениамина Баснера:
«Промчался вечер, как мгновенье,
И я замечу без прикрас,
Что никогда свой день рожденья
Не отмечал, как в этот раз.
Спасибо вам от всей души!
Я полон дивных впечатлений.
Мне хватит этих поздравлений
На всю оставшуюся жизнь,
На всю оставшуюся жизнь…
Мгновенья сказочные эти
Уж скоро в прошлое уйдут.
Не знаю я, в какой газете
Найду потом себе приют.
Давно не верю в миражи,
Но — вопреки любым холерам –
Не стану я пенсионером
На всю оставшуюся жизнь,
На всю оставшуюся жизнь…
Пускай для вас пылают розы,
Пусть вас любовь берёт в полон.
Пусть будут все умней Спинозы
И постройней, чем Аполлон.
Со всей страной в капитализм
Шагайте, полные азарта!
Чтоб — ни инсульта, ни инфаркта
На всю оставшуюся жизнь!
На всю оставшуюся жизнь!»

***
ЗАТЕМ ещё случился фуршет… Так что цветы мы с Таней до своего жилища дотащили еле-еле…
Это было в пятницу. А в понедельник пришёл я в «сменовс­кую» бухгалтерию — получать свою здесь последнюю за тридцать лет зарплату. И вдруг слышу:
— Вам не положено.
— Почему?
— Вам в счёт зарплаты подарили кофеварку…
— Что-о-о?!..
Рванул я домой, схватил эту самую кофеварку, примчал с ней в редакцию и швырнул в физиономии «дорогих коллег» их щедрый подарочек…

На снимках:
Академик Александр Михайлович Панченко
вспомнил наши совместные университетские годы…
«Вальс-чечётка» — в шестьдесят…
Афиши, стенгазета…
Друзья из БДТ:
Леонид Неведомский, Людмила Сапожникова, Семён Розенцвейг…
На весь зрительный зал — лишь одно свободное место,
потому что актриса Людмила Федотова сейчас на сцене…
Фото Олега Миронца

Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Лев Сидоровский: «ВАЛЬС-ЧЕЧЁТКА» В ДОМЖУРЕ

  1. Как видите, шестьдесят — это юность старости … Здоровья Вам, бодрости, и долгих лет творчества!

  2. Если ваши ответы гостям настоящие, а не подготовленные заранее экспромты — снимаю (воображаемую) шляпу и обнажаю (реальную) лысину 🙂

Добавить комментарий для Don Kapada Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.