Михаил Ривкин: Недельный раздел Ваишлах

Loading

Михаил Ривкин: Недельный раздел Ваишлах

Михаил РивкинЯаков же остался один, и боролся с ним некто до утренней зари. Он увидел, что не может одолеть его, и коснулся его бедренного сустава и вывихнул бедренный сустав Яакова, когда боролся с ним. Он сказал: Отпусти меня, ибо взошла заря. Тот сказал: Не отпущу тебя, прежде чем благословишь меня. Он сказал: Как зовут тебя? Тот ответил: Яаков. Он сказал: Не будешь больше называться Яаковом, но Израилем, ибо приобрел ты силу перед Б-гом и людьми, поскольку одолел. Яаков спросил и сказал: Прошу тебя, скажи мне свое имя? Тот ответил: Для чего ты спрашиваешь мое имя? И благословил его там. Яаков назвал это место Пениэль: «Потому что я увидел Б-жественное лицом к лицу, и моя душа устояла». Солнце взошло над ним, когда он проходил Пенуэль, и он хромает на свое бедро. Поэтому сыны Израиля до сего дня не едят бедренной жилы, что в суставе бедра, ибо он коснулся бедренного сустава Яакова в месте бедренной жилы. (Брейшит 32:25-33)

Как мы уже указывали ранее, перед нами один из самых непонятных отрывков в Торе. Ни традиционный комментарий, ни научно-критический анализ не решают, в данном случае, свою главную задачу: сделать непонятное – понятным. И по мнению Н. Сарна, и по мнению Дж. Фрэзера, самое большее, что мы можем сделать, это найти некие аналогии в других культурах и религиях, некие созвучные мотивы у других народов, и с их помощью хоть как-то прояснить этот загадочный текст. И Н. Сарна, и Дж. Фрэзер эту задачу решают, хотя и с переменным успехом.

По мнению. Н. Сарна, разгадку нужно искать в том, что схватка происходит на берегу реки, а раз так, то соперником Яакова выступает некий «гений места», некий дух реки, который угрожал всем, кто реку пересекает, и которого нужно было задобрить всяким жертвами и приношениями. Поскольку Яаков этого не сделал, дух реки вступил с ним в схватку, но одолеть его не смог. При этом Н. Сарна особо подчёркивает тёмную, демоническую природу этого духа, который обладает могуществом и властью только ночью, но с рассветом исчезает, как и все такие демоны. В самый последний момент, однако, демон сменяет гнев на милость, и благословляет Яакова.

Дж. Фрэзер ищет разгадку в многочисленных мифах, где описываются речные духи, всегда – зловредные, и те особые обряды «умиротворения», которые человек должен совершить, переправляясь через реку, чтобы избежать этих опасностей. Особенно интересен мексиканский миф, который описывает человекообразное существо, бродящее по ночам. Только самые смелые из людей рискуют вступить с ним в схватку и если им удаётся продержаться до рассвета, этот дух их благословляет всеми мыслимыми земными благами: богатством и неодолимой мощью.

Наконец, Т. Манн, едва ли знакомый с этим мексиканским мифом, так описывает противника Яакова в своей знаменитой тетралогии «Иосиф и его братья»:

«его широко расставленные, немигающие воловьи глаза, его лицо, подобное, как и плечи, лощеному камню», точь в точь Каменный Гость!

И Н. Сарна, и Дж. Фрэзер, и Т. Манн согласны в одном: этот дух, безусловно, антропоморфен.

Внимательное прочтение «Розы мира» помогает нам понять, каков же трансмиф, проявляющий себя, так или иначе, во всех этих мифологических сказах и легендах.

«Нибруски представляют собой существа, как бы средние между мелкими демонами Дуггура и тем, что древние римляне представляли себе под именем «гениев места» \…\ Мне ещё неясно, как и почему эти существа заинтересованы в физической стороне человеческой любви и особенно в нашем деторождении. Они по-своему хлопочут, споспешествуя сближению в нашем слое мужчин и женщин между собой, шумно радуются нашим детям, суетливо снуют вокруг них, стараясь даже предохранить их от невидимых нам опасностей. Но они капризны, импульсивны и мстительны. Доверять им можно не всегда. \…\ нибруски, как и жители Дуггура, они обладают плотным, чётко очерченным телом»[i]

Описание нибрусков в «Розе Мира» достаточно близко к тому, как выглядит и как ведёт себя тот таинственный «некто», с кем Яаков вступил в борьбу. Это капризное, изменчивое и непредсказуемое существо, обладающее плотно очерченным человеческим телом. Это «гений места», в данном случае тесно связанный с рекой Яббок, на берегу которой заночевал Яаков. Ночью, когда он чувствует себя хозяином положения, он смело атакует Яакова. Яаков его не боится, поскольку его опекают и охраняют светлые, провиденциальные силы, он борется с ним на равных, и эта борьба смертного человека с неким двусмысленным, амбивалентным созданием знаменует собой переход от сложной, иногда – извилистой, всегда точно рассчитанной тактики, к совершенно иной, возвышенной и благородной стратегии. Если бы Яаков потерпел поражение, его светлая миссия, его сакральное назначение, как третьего Патриарха осталось бы только в потенции, не перешло бы в реальность земного мира. С наступлением рассвета, когда его власть ослабевает, нибруск просит Яакова отпустить его. Яаков устоял перед попытками нибруска редуцировать его роль до простого производителя многочисленного потомства. И потому ничейный, по видимости, результат – это, на самом деле, великая победа Яакова. И он сам чувствует эту победу, стремится закрепить и формально зафиксировать её. Для этого ему очень важно, чтобы и противник эту победу признал. И самой лучшей формой этого признания должно стать символическое благословение, которое поможет Яакову раскрыть тайну его антагониста.

Но капризные и переменчивые нибруски очень не любят дневного света, не любят ясности и точности в определениях и названиях. И даже благословляя, они стремятся, хоть как-то, продемонстрировать свою власть над людьми. Не отвечая прямо, нибруск признаёт, что ему не удалось добиться того, ради чего он вступил в борьбу с Яаковом, признаёт, что тот оказался сильнее. «Приобрёл ты силу перед людьми и божеством, поскольку устоял». И сам Яаков, после этих слов, начинает понимать, в чём же состоял смысл борьбы: «Потому что я увидел божественное лицом к лицу, и моя душа устояла». В обеих этих предложениях использованное Ф. Гурфинкель слово «устоял» наиболее точно выражает смысл всего случившегося. Яаков именно устоял перед страшным соблазном нибруска, перед «Благословением бездны, простёртой внизу» (Брейшит 49:25). И нибруску ничего не остаётся, как благословить Яакова «Благословением неба свыше» (там). Своё внешнее, вербальное выражение это вынужденное благословение получает в новом имени: Израиль – это уже не просто земной человек, это третий Патриарх того великого народа, который, отныне, будет носить его имя, а его сыновья – родоначальники колен Израиля.

Но нибруск и тут не может обойтись без мелкой гадости: расплатой за духовное совершенство, за то, что Яаков «устоял», становится некое, пусть чисто символическое, несовершенство физическое.

Именно нибруски даровали плодородие Лее, той женщине, которая была наиболее близка им по своей природе, в которой земное начало присутствовало в явной, и даже гипертрофированной форме, которая наглядно демонстрирует торжество природного над сверхприродным, той женщине, которая является в Торе наиболее явным воплощение «малого мифа». Именно нибруски подменили в первую брачную ночь Рахель Леей, и сделали Лею для Яакова совершенно неотличимой от Рахель, пока не наступило утро и не закончилась их волшебная власть над Яаковом. Ибо только в тёмное время суток, время, когда человеку труднее всего различать грешное и праведное, когда даже бодрствующий человек воспринимает мир сквозь таинственную дымку грёз и мечтаний, во время соития и торжества плоти, нибруски, существа двойственной природы, могут действовать в полную силу, обретая особую власть над телами и душами людей.

Вот что говорит Ануп, один из таких нибрусков, странное сочетание человеческого и животного:

«В своем равнодушии ночь знает правду, и ей наплевать на бойкие предрассудки дня. Ведь тело у одной женщины такое же, как и у другой, пригодное для любви, пригодное для зачатия. Только лицо отличает одно тело от другого и внушает нам, будто это тело мы хотим оплодотворить, а то нет. Лицо — достояние дня, у которого бойкое воображенье, а для ночи, которая знает правду, лицо ничего не значит»[ii]

Для Нибрусков любое соитие – это самодостаточное свершение, и совершенно неважно, кто именно и с кем именно вступил в связь. Любые препятствия к соитию следует убирать, все средства для достижения соития одинаково хороши, лишь бы оно принесло много детей. И уму непостижимая слепота Яакова в первую брачную ночь, то, что он поступает в точном соответствии с тем, что ему предсказал Анупу, видит только тело и не видит лица, объясняется именно инвольтацией нибруска, стремящегося как можно скорее дать выход сексуальным инстинктам своих «подопечных». И нибруски, на какое-то время, достигает своих целей, именно Лея, а не Рахиль становится матерью десяти сыновей Яакова. И Яаков очень долго не может до конца освободиться от этого воздействия Нибруска. Только схватка при Яббоке символизирует тот момент, когда нибруск окончательно теряет над ним всякую власть.

В заключение отметим, что и рассказ о борьбе Яакова с таинственным незнакомцем, и большая часть рассказа о рождении детей Леи относится к источнику Е, о котором мы ещё поговорим…

Примечания

[i] Даниил Андреев Роза Мира Москва 2001 стр. 197-198

[ii] Томас Манн Иосиф и его братья Москва АСТ 2000 стр.248-250

 

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.