В чем же может состоять наш вклад в дело очищения русского языка от скверны, которая угрожает единству и целостности литературного языка, расшатыванию его норм, т.к. разрушению его культурных традиций способствуют два основных уже упомянутых выше процесса:
 Это, во-первых, усиление заимствования иноязычных слов и, во-вторых, жаргонизация литературного языка.
Надеюсь, мы все сделаем выводы для себя, задумаемся над своей речью, будем работать над собой, чтобы быть полноценным представителем русского языка.

Кто поможет избавиться от сквернословия «великому и могучему»?

Эдуард Малинский

«Больше всего на свете я боялся заразиться . стертым и беспомощным языком. Отвращение к исковерканному языку накапливалось . долго и перешло в отвращение к нему» . . (К.Г. Паустовский «Книга скитаний»,1963г)

 С интересом прочитал опубликованную 15 ноября на данном сайте статью Бориса Камянова с весьма оригинальной расшифровкой сокращенного заголовка «НОВОЯЗ — НОВЫЕ ЯЗВЫ РУССКОГО ЯЗЫКА».

 Не секрет, что с уважаемым Борисом у нас довольно разная система взглядов на многие явления и события в социальной жизни Израиля, но затронутые им в статье вопросы о судьбе современного русского языка впечатлили меня настолько и вызвали у меня такое желание высказаться, что, начав писать комментарий к статье, я понял, что не смогу ограничиться простым комментарием, а должен сказать нечто более пространное.

 Прежде всего хотел бы выразить свою солидарность с уважаемым Борисом, когда он утверждает:

 «…в своих комментариях к постам в «Фейсбуке», в переписке с украинцами я всегда пытаюсь убедить сторонников тотального запрета русского языка на Украине в том, что он ни в чем не виноват. Именно поэтому сторонникам Украины в России и во всем мире не следует наказывать русский язык..»

 Мне, уроженцу Киева, и проведшему там свои школьные годы, то, что Украина делает сейчас с русским языком, на мой взгляд, чудовищно, и прежде всего, для самой Украины, потому что двуязычие всегда было там широко представлено, особенно в городах.

Мы знаем, что Тарас Шевченко свои стихи хотя и писал на украинском, но прозу и дневники — только на русском, — в этом смысл и суть украинской души и украинской культуры, которая на половину, а то и больше, всегда была русскоязычной. Да и не надо забывать, какое участие в освобождении украинского поэта от уз крепостничества приняли видные деятели российского искусства В. Жуковский, К. Брюллов, Сошенко и др.

 Из своего личного опыта скажу, что, возвращаясь из экскурсии в Польшу в Израиль и попав на пару дней, после длительного перерыва длиною почти в 30 лет, в Киев, а было это в мае 2019 года, я был поражён полным отсутствием русского языка на официальном уровне: несмотря на то, что всё население поголовно в быту общалось между собой исключительно на русском языке, и радио, телевидение — всё вещало по-украински, вывески государственных и частных учреждений, а также объявления в метро — всё было на украинском и английском языках.

 Создавалось впечатление полной фантасмагории: титульная нация находит— ся под ярмом национальной дискриминации при оккупационном или при авторитарном режиме — при приоритете национального меньшинства. Как, например, в Сирии, где алавиты, представляя только 15% населения страны, навязывают, при режиме Асада, свою волю остальному народу, представляя на всех уровнях власть .

 А происходило это, повторяю, почти за три года до начала вторжения России. Значит, процесс деруссификации начался значительно раньше.

 Далее.. Целиком и полностью разделяя возмущение Камянова тем фактом, что

 « современный русский язык обезображен вкраплением в него слов и выражений, превращающих его в феню. …ставшую и разговорным, и литературным языком, которым пользуется сегодня практически весь народ ― от дворников до телеведущих.»

 К такому типу слов, безусловно, относится жаргон — это особенность разговорной речи людей, объединённых общностью интересов и занятий. Он может возникнуть в любом коллективе: школьники, студенты, спортсмены, уголовники.

Но жаргон — это словесный мусор, это просто лишние слова, которые, подобно тому, как обычный мусор вредит здоровью нашей природы, словесный — буквально давят на горло нашей речи.

 Да, впору уже говорить об экологическом состоянии русского языка, которое ухудшается с каждым днём…

 Это, в конечном счёте, искаженная, неправильная речь! Даже язык не поворачивается назвать жаргон этим звучным словом — «речь».

 Итак, жаргон — это негодная субстанция, но если бы он всегда оставался в формате своей изначальной территории, он был бы безопасен для широкого общества…

 И, безусловно, это наша вина, что мы допустили вторжение в «великий и могучий русский язык» всего общества этих слов, употребляемых людьми узкого круга, внутри отдельно взятого коллектива. И эти словечки не спешат возвращаться из нашего лексикона на своё законное место. А нас с вами, оказывается, это всё устраивает…

 Есть расхожее мнение, что жаргон придаёт нашей речи эмоциональную насыщенность и поэтому надо терпеть его соседство.

 Но ведь это далеко не так! Если человек не может «насытить эмоционально» свою речь нормальной, литературной лексикой, а делает это только с помощью языка «арго», разве это не признак воинствующего невежества и просто отсутствия элементарной культуры речи?!

 Сделаем небольшое отступление от темы, собственно говоря, это тоже часть темы, но невозможно охватить всю тему в формате одной статьи, поэтому придется сказать об этом фрагменте темы лишь вскользь.

 Я имею в виду засорение русского литературного языка иностранными словами, например, «вау», «йоу», «йес», «пати», «респект», — знакомо звучит, не правда ли? … Мы так уже привыкли к этим словам, что, можно сказать, сроднились с ними. А ведь они нам далеко не родные. Эти неоправданные заимствования-паразиты — ещё один мусор и хлам, от которого наш язык руками и ногами пытается отмахнуться.

А мы всё пичкаем этим мусором свою речь, как будто она резиновая!

 Конечно же, следует различать, ког­да по­яв­ля­ет­ся что-то но­вое, еще не име­ющее на­зва­ния в рус­ском язы­ке, и мы ис­поль­зу­ем его инос­тран­ное наз­ва­ние, как, например, в спортивной терминологии,.

 И со­вер­шенно дру­гое, ког­да мы умыш­ленно за­меня­ем су­щес­тву­ющее рус­ское сло­во иностранным, лишь ис­хо­дя из убеж­де­ния, буд­то всё инос­тран­ное это бо­лее «кру­тое»!

Но ведь заимствования и бездумная иностранизация речи — это разные вещи.

Иностранизация культуры, иностранизация жизни, иностранизация речи, что дальше,?

 А дальше то, что именно язык позволяет человеку чувствовать себя нацией, даёт нации название. По языку люди идентифицируют друг друга. Он сплачивает людей. Он хранит всё, что было сделано и современниками и их предками. Без языка они будут просто набором биологических организмов, «Иванами, не помнящими родства».

 Замусоривая язык и уродуя его, люди и нация, и самих себя уродуют и уничтожают.

На этом наше отступление от темы завершается, мы обещаем позднее вернуться к более подробному его освещению, а сейчас вернемся к основному посылу.

Итак, продолжим… Кроме того, нельзя забывать о действительно «замечательном соседе» жаргонной лексики — лексике ненормативной, той самой, что, к несчастью, бытует в нашей повседневной речи.

Неужели это тоже грозит стать языковой нормой? А такая опасность действительно существует и, может быть, это уже и вирус, против которого нужна вакцина.

 …Наибольшее распространение в наше время получил молодежный жаргон (его также называют сленгом): комп — компьютер, наезжать — угрожать. кинуть — обмануть, халява — то, что получено даром и т.п.

 В общем и целом жаргонизмы — это социально ограниченная группа слов, находящаяся за пределами литературного языка.

 … Здесь сделаем паузу и подробнее рассмотрим применение жаргона «за пределами литературного языка».

 Автор рассматриваемой статьи совершенно верно заметил, что даже телеведущие позволяют себе подобную вольность. Да, это так. И причина здесь лежит на поверхности.

 Нам с младых ногтей внушали, что учиться грамотной речи надо у артистов ведущих московских театров и дикторов Гостелерадио.

Но телеведущий — это не диктор, а скорее всего или уже общественный деятель, или, по меньшей мере, стремящийся им стать. Вспомним, почти все ведущие в очень популярной программе «Взгляд» в конце 80х на ещё советском ТВ: Владислав Листьев, Александр Любимов, Дмитрий Захаров,

 Александр Политковский, Владимир Мукусев, Артём Боровик стали депутатами Госдумы первого созыва; или, в нашей израильской действительности, телеведущие 9 канала Кожинов и Сова тоже прошли в Кнессет, потому что трибуна телеведущего служит трамплином для достижения этой цели.

Поэтому аморально, если ведущие передач на радио и ТВ, эти «властители дум» своих слушателей и зрителей, пользовались преимуществом своего положения для достижения своих целей, применяя негодные средства,-т.е.

просторечную лексику , которая обычно встречается в речи не очень культурных, порою малограмотных людей,— именно таким образом они завоёвывают популярность у электората.

 (Оговорюсь сразу, что мои упрёки не распространяются на ТВведущих 9 канала, упомянутых выше).

 Вспомним «тронную речь» Владимира Путина, которого, конечно, нельзя упрекнуть в незнании литературного языка (за плечами юридический факультет ЛГУ), но и он, руководствуясь популизмом, (после назначения его преемником Ельцина ему еще предстояло участие в президентских выборах , употребил в этой речи явно не литературную лексику о необходимости «мочить в сортире» террористов. Какую бурю восторга вызвали эти слова почти во всех слоях общества, не только среди маргиналов и люмпенов: «Наш человек, свой в доску!» Не это ли свидетельство резкого падения уровня культуры в обществе!

 И как следствие такого печального явления, в современной демократии электорат, в массе своей не обладающий необходимыми знаниями и критичностью мышления, не способен грамотно и всесторонне оценить предвыборные программы кандидатов. В итоге зачастую избиратели делают выбор в пользу успешных популистов!

 Есть ли возможность закрыть шлагбаум перед существующим рядом с нами, в непосредственной близости от нас этот рассадник вульгаризма, жаргона и сленга, который, не довольствуясь отведенной ему средой обитания, о которой было упомянуто выше, стремится, подобно раковой опухоли, пустить свои метастазы на сопредельную территорию. И, скажем прямо, далеко не безуспешно.

 Действительно, в последнее время учителя-словесники, писатели, общественные деятели, учёные, журналисты обеспокоены современным состоянием русской речи, тем, что с нею происходит..

Так, специалисты в разных отраслях науки бьют тревогу по поводу тотальной безграмотности даже в диссертациях, уже не говоря о дипломных и курсовых работах студентов: исчезают причастные и деепричастные обороты, фразы становятся короче, видимо, чтобы укладывались в твиты.( Воздействие клипового сознания, конечно, ощутимо, и с этим действительно надо что-то делать!)

 Не хочется думать, что, может быть, в этом и выражается развитие языка?.. Длинные предложения, как у Льва Толстого, сегодня редкость, собственно, таковыми они были уже и во времена Булгакова.

 И уже вполне уместно ставить этот исконно типичный для российской интеллигенции вопрос: «Кто виноват?» в этом беспределе?

Выше мы уже переводили стрелку на популистов из числа общественных и политических деятелей. Но всё-таки , надо признать, не они на этом поприще делают «погоду в доме» России, используя для этой цели СМИ в условиях отсутствия цензуры в лице отменённого в 1991году Главлита.

А органы СМИ и медиа издательства по выпуску литературы, попав в частные руки, после отмены государственной цензуры превратились в механизмы по выколачиванию сверхприбыли.

Вопросы этики и нравственных категорий их совершенно не интересуют. И руководствуются они только принципами, которые Маркс изложил в «Капитале» в виде длинной цитаты из современной ему английской газеты о готовности капитала на любые преступления ради всё возрастающей прибыли.

 Итак, создав для себя прикрытие с помощью далеко не узкого круга прикормленных журналистов, социологов и психологов , которые на профессиональном уровне создают и обосновывают различные теории, защищающие их работодателей от претензий и упрёков общественности в потере морального облика, эти работодатели чувствуют себя очень комфортно: наёмники, которые пустились во все тяжкие, чтобы убедительно, как им самим кажется, доказать недоказуемое, добросовестно создают им этот комфорт. . Вот конкретный пример.

 Существует — не берусь судить, к сожалению, хорошо это или нет, — почти слепое доверие, по крайней мере, у русскоязычных народных масс к печатному слову, особенно при наличии поголовной грамотности. Подтверждением может служить народная пословица «Что написано пером, того не вырубить топором». Это обстоятельство, безусловно, учитывают вышеупомянутые деятели пера.

 Поэтому приходится остановиться на этом вопросе более подробно.

 Слово предоставляется Аркадию Арканову, известному сатирику и юмористу. Рецензируя книгу с нецензурным заглавием А. Никонова, одного из современных авторов, он пишет:

Она написана во фривольном стиле языком арго… Мат в нашем языке присутствует …в качестве своеобразной эпатирующей игры в среде достаточно культурных и утонченных людей.

 Точно в таком же духе высказываются и другие рецензенты этой книги, повторюсь, уже. в названии которой присутствует нецензурная лексика: Лев Новоженов , Виктор Шендерович и другие сторонники « своеобразной эпатирующей игры в среде достаточно культурных и утонченных людей».

 Помилуйте, нет причины для беспокойства,— убеждают они, -ведь это всего лишь эпатаж, т.е. умышленно провокационная выходка или вызывающее, шокирующее поведение, противоречащие принятым в обществе правовым, нравственным, социальным и другим нормам, демонстрируемые с целью привлечения внимания.

Но Арканов идёт дальше: он призывает в качестве гарантов своей правоты основной закон критического реализма — отображение правды жизни на литературных страницах. Вот послушайте:

 «И если автор пишет честное произведение, он не может заставить уголовника говорить эзоповским языком, так же как и не может запретить своим литературным героям-студентам разговаривать на арго.»

 И ему вторит Роман Трахтенберг, ещё один поборник «жизненной правды»

в интервью «Я еще вернусь» в конце 2005 года, отстаивая принципы

эпистолярного стиля уже другого современного писателя В. Сорокина:

—Я занимаюсь фольклором! Я занимаюсь ненормативной лексикой в русском фольклоре.
— А как вы с точки зрения мата расцениваете творчество писателя Владимира Сорокина? Как вы расцениваете как специалист, его чудовищные многострочные матерные пассажи?
— Это жизнь. Сорокин — гениальный писатель. Сорокин хорошо изображает жизнь. Когда смотришь фильм про войну — и там никто даже ни разу не ругнётся. Это неправильно.

Есть очень тонкая грань между ненормативной лексикой и нецензурной бранью. Ненормативная лексика сама по себе прекрасна. А брань отвратительна и оскорбительна. 

И далее. «Специалист по мату» развивает любопытную теорию. Оказывается, что русский язык — это единственный язык, внутри которого есть ещё парочка параллельных языков, как минимум. Это воровская феня, которая мало понятна обычному человеку, и ненормативная лексика, которая всем понятна.

 Уникальный язык, в котором всего 4 слова, все остальное — это производные от них. Краткий, очень хороший язык.

 Россия без мата не бывает! Ругаются в России все — даже женщины и маленькие дети.

Но критик (психолог, социолог ) идёт ещё дальше. Излагается целая теория

не только легиматизации ненормативной лексики, а даже её желательности.

 Он утверждает, что ненормативные выражения характеризуются опреде— ленной степенью поэтичности. Эта особенность отличает ненормативную лексику от непристойности и выделяет значение ненормативных слов на фоне ругательств, оскорблений и других обидных выражений..

По этому признаку ненор­мативные слова выделяются, даже, когда не употребляются по своему пря­мому значению, что особенно характерно для русской ненормативной речи.

 Поэтому, якобы, можно утверждать, что ненормативные слова содержат поэтические качества. Это утверждение прямо со­гласуется с понятием поэтичности в формулировке Романа Якобсона:

 — Но в чем проявляется их поэтичность?

— В том, что слово ощущается как слово,…и не представляют собой некоего …указания на действительность, а приобретают собственные вес и ценность.

И далее следует вывод упомянутого «специалиста», что в романе «Голубое сало» Сорокин не только использует поэтичность ненор­мативных слов, но и усиливает их поэтический эффект, В особенности это заметно в первой части романа, но полемика на эту тему не входит в наши намерения.

 Иными, простыми, а не «научными» словами апологетов концепции, что . «Ненормативная лексика сама по себе прекрасна»,

из вышесказанного вытекает, что мат вполне допустим и даже желателен в речи, если он применяется для «связки слов», а не в качестве брани, т.е. словесный мусор обретает право гражданства в структуре языка, прикрываясь критериями критического реализма,

Рассмотрим же их аргументы.

Да, действительно, критический реализм выдвинул задачу правдивого, объективного и глубокого отображения действительности. Но такая позиция не означает простого копирования того, что есть.

Поэтому представители реализма стремились к максимальной объективности и конкретно-историческому отражению действительности, избегая при этом слепого копирования реального, и, в отличие от натурализма, реалисты находили наиболее существенные проявления бытия.

В критическом реализме оформился один из главных его принципов — принцип типического. Сторонники реализма установили, что типические характеры формируются только в типических обстоятельствах, под их влиянием..

 А наши новоиспеченные поборники реализма вместо принципа типизации, т. е. отбора самого существенного и передачи его в наиболее доступной для читателя форме, тянут нас в дурно пахнущее болото натурализма и стараются сосредоточить наше внимание именно на таких деталях быта, как разговор на арго, на рассматривание чуть ли не под микроскопом отхожих мест и помоек, и все это — под флагом реализма, правдивого отображения жизни.

 Этим деятелям, претендующим на высокое звание «инженеров человеческих душ», следовало бы почаще обновлять в памяти основные положения известной ещё со школьной скамьи монографии Н.Г. Чернышевского «Об эстетическом отношении искусства к действительности».

 Задачей автора монографии было исследование вопроса об эстетических отношениях произведений искусства к явлениям жизни.

. И автор доказывает, что искусство напоминает нам своими воспроизведениями о том, что интересно для нас в жизни, и старается познакомить нас с теми интересными сторонами жизни, которых мы не имели возможности наблюдать в действительности. ( Не думаю, что простому человеку в

 реальной его жизни не хватает общения с теми сторонами жизни, знакомство с которыми в литературе ему старается навязать под флагом критического реализма Арканов и К0 )

 А воспроизведение жизни — это общий признак искусства, составляющий сущность его. И если существует недовольство человека прекрасным в действительности, то именно вследствие таких потребностей человека и возникает искусство, с главным содержанием которого неразрывно связаны вопросы о сущности прекрасного .

Исследование вопроса о сущности прекрасного привело классика к убеждению, что прекрасное — это сама жизнь.

 А вот и прямая цитата из монографии:

 Но если прекрасное есть жизнь, то само собою решается вопрос об эстетическом отношении прекрасного в искусстве к прекрасному в действительности: искусство воспроизводит все, что есть интересного для человека в жизни.

 Наш комментарий: может быть, ненормативная лексика и востребована « в среде достаточно культурных и утонченных людей», но она навряд ли заинтересует рядового читателя.

 А если, по мнению классика,« искусство воспроизводит все, что есть интересного для человека в жизни», то здесь без воображения не обойтись, потому что человеку интересно не только то, что он видит в реальной жизни, в пределах визуального наблюдения, но и многое другое.

 А потому, чтобы перекинуть мостик через столетие, с 1855 года, когда Н.Г Чернышевский защитил свою диссертацию, в 1964г.— время публикации повести почти нашего современника — как летит время: уже почти 60лет прошло! — К.Г. Паустовского «Золотая роза», автора которой я и призываю в помощь:

 «Воображение — это свойство человеческой натуры. Пользуясь запасом жизненных наблюдений, мыслей и чувств, создавать наряду с действительностью вымышленную жизнь, с вымышленными людьми и событиями. И это наряду с существующей настоящей жизнью…Человек хочет знать, видеть и слышать всё, что хочет пережить сам. А воображение заполняет пустоты человеческой жизни!»

 Надеюсь, мы были достаточно убедительны в стремлении доказать ошибочность популистской точки зрения на неотвратимость засорения русского языка словесным мусором.

Продолжим же наши рассуждения о роли языка.

 Русская классическая художественная литература всегда отличалась красотой и силой выразительности языка. Но понимание всей её глубины приходит позже, чем понимание более легкой литературы западных писателей, потому что поднимаемые, например, Флобером, Мериме и Гюго проблемы были, по выражению Константина Паустовского,

 «ясными и понятными, как летнее утро, а Достоевский надвигался, как гроза с её тревогой и желанием спрятаться под надёжную крышу. И Диккенс и Бальзак не знали мучительных сомнений Достоевского» 

 Одним из критериев этой легкой доступности понимания литературы, по мнению некоторых литературных критиков, является изображение эротики.

И если во французской литературе 19 века по этой части тон задавали такие корифеи, как Мопассан с его «Милым другом», Золя с «Нана» — с этими яркими образцами натурализма и эротики, то, что уж говорить о «Человеческой комедии» Бальзака, в которой, по выражению литературного критика В.К.Ра дионова,

 «эротика всеохватывающая — от фривольности Боккаччо до космического сладострастия Генри Миллера»,

то русская классическая литература, кроме своего сложного восприятия даже подготовленным читателем, отличается от литературы Запада и своим целомудрием, своей строгой нравственностью и чистотой. если не считать опусов Баркова и ранних, ещё юношеских опытов общепризнанных клас — сиков.

 Безусловно, неукоснительно придерживаясь генеральной линии соблюдения целомудрия и в советской литературе, цензура в лице Главлита только в последние годы прошлого века разрешила «оживить» её советской эротикой. Родился даже термин «оживляж«. До каких же пределов он был разрешён?

 Вот пример из советской прессы того времени.

10 февраля 1982, «Литературная газета»:
Статья критика С. Чупринина «Оживляж» открывает дискуссию о необ— ходимости и пределах эротики в произведениях советских писателей. Автор признаёт, что «лет двадцать назад» такая статья не могла быть написана «ввиду нехватки материала».

Теперь же он приводит десятки примеров из романов и повестей, опубликованных в журналах за 1981 г., типа: взгляд «скользнул на вырез платья, выискивая там груди с голубыми жилочками, с коричневыми длинными сосками». А самым частым эротическим сюжетом было подглядывание за раздевающейся или купающейся женщиной и сцена самораздевания женщины перед зеркалом-цитата из статьи С. Чупринина:

«Наглядевшись в журнальной прозе на всякого рода Ниночек, Вер, Ольг, разнящихся лишь тем, что одна «скидывает», другая «сбрасывает», третья «стаскивает» с себя бельё перед оторопевшим читателем, поневоле будешь говорить уже не о творческой смелости художника, а о некоей сложившей-ся беллетристической норме…»

 И собственная память тоже озвучивает фрагмент из статьи того же времени, принадлежащей перу рецензента, фамилию которого я уже не помню, но представился он как член общества старых политкаторжан. И критиковал он роман В.Пикуля «На задворках великой империи» за этот самый «оживляж»:

уж очень откровенно, по его мнению, Пикуль «раздевал» свою литературную героиню Конкордию.

(Окончание следует)