Алекс Манфиш: ПРОЩАЛЬНАЯ ВЕХА..

Loading

Вот и вся твоя краткая повесть,
Плоть от плоти охаянных лет.
Не велит мне о ней суесловить
Той эпохи не тающий след.
Той, что билась волною высокой
О крутой волнорез бытия;
Той, чью память проклясть за жестокость
Кто-то может теперь… но — не я…

ПРОЩАЛЬНАЯ ВЕХА…

Алекс Манфиш

Перечитывая предлагаемые здесь стихи, я так и не сумел решить, к которой из двух дат предпочёл бы приурочить их публикацию. Обе эти даты — декабрьские (26-е и 30-е), но отстоят одна от другой не только на четыре дня, а ещё и на шестьдесят девять лет…
Понимаю, что мои настроения разделяются очень немногими из читателей. Что ж, мне не привыкать… Все эти строки и строфы живут своей жизнью, и я искренне рад тому, что возраста они успели достигнуть весьма «сознательного». Рад — и за них, и за себя, — тому, что написаны они в девяностые и нулевые, задолго до нынешнего безумия.
И с удовольствием отмечу то, что осмыслил здесь, в стране, которая уже очень давно стала мне домом. Именно в Израиле — возможно, более, чем где-либо ещё, — подобное отношение к оставшемуся навсегда вдали миру детства и юности стало компонентом народной культуры. Может быть, потому, что для многих людей побудительным мотивом приезда в эту страну было призывающее «куда», а не ожесточённо-отторгающее «откуда». И воспоминания о былом, эмоционально схожие с моими, звучали в устах выходцев из самых разных стран.
Чтобы дать примеры, привожу здесь, вслед за собственными стихами, два своих перевода. Оба произведения — о покинутых краях, совсем не «образцово-показательных» в глазах большинства…


Ты мне не был на свете предтечей,
Не был сверстником или родным.
Ты — безвестный, чей шрам незалечен,
Чьею болью я странно раним.
Разомкнув несмышлёные очи,
Ты по жизни орлёнком летел,
Но преданий ни Божьих, ни отчих,
Позабытых, узнать не успел.
Круто взрезав серёдку двадцатых,
Время жизни твоей повлеклось;
Что всходило, не чая заката,
То преданьем твоим нареклось.
Знал ты алые звёзды и зори,
Знал о том лишь на свете мечту,
Чтобы не был никто обездолен,
Чтоб не в скорби земля, а в цвету…
Был ты целен, и жалом змеиным
Ни на миг не двоилась судьба:
Ты врага называл буржуином,
С красным знаменем мыслил себя.
Свято верил ты в дерзость полёта,
В поступь гордую, в светлый стих;
И коварных сомнений тенёта
Даже глаз не коснулись твоих.
Верил в то, что успело забрезжить,
Что взметённый вмещал окоём;
И как знать — может, первая нежность
На пути повстречалась твоём…
Но не знал ты о том, что в Берлине
Кто-то гибель тебе посулил;
И мелькнул средь июньской теплыни
Чёрный крест из-под чёрных крыл.
И у первой иль сотой заставы
Ты последний свой встретил огонь;
И челном в обожжённые травы
Поплыла и уткнулась ладонь…
Ты заснул навсегда — мальчуганом,
Чьи мечты и желанья легки.
И роса над могильным курганом
Омывает чуть свет васильки…

Вот и вся твоя краткая повесть,
Плоть от плоти охаянных лет.
Не велит мне о ней суесловить
Той эпохи не тающий след.
Той, что билась волною высокой
О крутой волнорез бытия;
Той, чью память проклясть за жестокость
Кто-то может теперь… но — не я…
Ты мне не был предтечей — но всё же
Мы единой стихии ростки.
Ты ей первенцем был; ты не дожил,
Пав в бою, до закатной тоски.
Я — из поздних. Не пору преддверий –
Угасанья застав тишину,
Ни во что я — прости мне, — не верил
И того не держал за вину.
Но когда улюлюканий шквалы
Мне слышны — вспоминаю и я,
Что звездою увенчана алой
Всё ж была ещё юность моя.
Вспоминаю — и сердцем сквозь топот,
Смех и свист ощущаю теперь,
Будто мчался на штурм Перекопа
И, израненный, пал средь степей…
Что высмеивать верность слепую?
Тот не слеп, чьё вчера — не мертво.
Свист и топот? Да нет — это пули
В сердце прошлого моего…
Новой юности — новая данность;
Я — питомец угасших огней,
Пусть не веруя, верен останусь
Смолкшей песне — твоей… и своей.
Не преемственность — памяти плёнка,
Давних кадров упрямая нить:
Кибальчиша в плену и «Орлёнка» —
Не проклясть. Не предать. Не забыть.

———-

Век былой печалит кривдами,
Век наставший гложет смутами.
И назвали цепи — крыльями,
И назвали крылья — путами.
Что тебе, Россия, чаялось
С первых песен до седьмой стези?
Не с мечтою ль ты прощаешься,
Не звезда ль с чела — в синь-море-зыбь?..
А мечты твоей погашен свет,
И не юн уж тот, кто знал её,
И раздался клич торгашеский,
И затмились зори алые.
А тот клич — ночных разбудит сов
Да ветра взметёт пустынные,
И свободе, чей дик-буен зов,
Ты глядишь в глаза совиные.

Будут в книгах письмена мудры,
Будет в поле разлюби-трава.
Снова, будто лебедь на море,
Ждать ты будешь стрелка быстрого.
Ну а он — на белый свет один,
Коль живёшь, взыскуя вечного;
И сквозь то, что шалый век судил,
Вновь проступит то, что мечтано.
И сойдёт печать тоски с чела,
И тревожный сон уляжется,
И из дали синей исчерна
Чуден-светел град покажется.

———-

ТРИ ЧЕТВЕРТИ ВЕКА (отрывок из поэмы)

… Не выспросив, злато ли, медь ли
Жизнь юная прочит в дары,
Не спешно, не скоро, помедлив,
Не грозной дождавшись поры, —
Так, робкая, медлит невеста
Пред взоры, в сиянье и плеск, —
Настали рожденье и детство,
Сквозь «нечто» забрезжило «есмь».
Ни тьмы, ни войны, ни обмана,
И жизнь — без рубцов полотно,
И сказку читала мама,
И тополь глядел в окно.
Всех снов и видений целебней,
Не гас её голос в дожде, —
О той ненаглядной царевне,
О чудной живой воде…
Бесспорнее всех политграмот
Там добрых талан и удел.
Мне сказку читала мама,
А сам я ещё не умел.

Что ж дальше? А дальше — поэма,
В которую память слилась,
Иль снимок послевоенный,
Где просинь чернил расплылась.
Потёртый, негнущийся снимок,
Надписанный вечным пером…
Там скачка неуловимых
И с «Красной Стрелою» перрон.
Там чашкой разбит голубою
Июнь, чья заря так чиста,
И насмерть сражаться с судьбою
Клянутся невзрослых уста.
Там образ, стократно знакомый,
Великих и скорбных путей,
Закрытые двери райкома
И лица блокадных детей;
Там ждавшая слова и взгляда
В пятнадцать, в тот вечер, в тот миг;
Там имя и песнь Ленинграда,
Там боль его, отклик и лик…
Там первые читаны слоги
И первый решён там пример
Под плач той смоленской дороги
О взмывшем за грань стратосфер…
Там тишь высоты и посёлка,
Чьи веси Господь имена,
И робкая властность комсорга
У той, чья улыбка нежна;
Там словно косынкою женской
Укрытое «жди и зови»,
И вечный, как голос Шульженко,
Завет — не прожить без любви…

И если — не саблей, а словом, —
Ударила тьма полуправд,
Не колокол — душу былого
Победно влача в переплав,
И если по стороны обе –
Икона, во имя ж ея
Рубают — в пылу иль в ознобе, —
Дрожащую плоть бытия,
То мне — предуказан ли поиск?
Как ветвь свою знает побег,
Так знаю я песнь ту и повесть,
Что чуждой не станет вовек.
Её не предам, коль повинна, —
Мне с ней невозможна вражда.
Её, словно луг свой травинка,
Я с детства узнал навсегда.
Поставят свечу панагиям,
Святя самодержца лик,
Но тех, про чью пели мы гибель,
Деникинский выстрел настиг…
Кто в доме взращён — не погасит
Огня, сколь раздор ни пылай.
Цвет юности — так же он красен,
Как губы и кровь Гюльчатай.
Омывший живительным хладом
Уста — не судья роднику…
Я вновь, я опять Ленинградом
Обитель, где рос, нареку.
Прощальная выбита дата
На сердце уставшем моём.
Поставим пластинку, ребята?..
А может, товарищ, споём?..
Нет с датою той ни повестки,
Ни записи в классный журнал:
Есть память, что я по-советски
И мыслить, и жить начинал.
Прощальная выбита веха
На сердце имперском моём.
Уходят три четверти века –
Под песнь, будто в ночь батальон.

А вот обещанные израильские песни о покинутых краях:

ПЕСНЯ КАСАБЛАНА (из одноименного фильма)
(слова — Амос Этингер, музыка — Дуби Зельцер)

(Прозвище лирического героя указывает на его родину — Марокко)

Есть за морем — мне ль забыть о том, —
Белый берег и уютный дом,
Не наскучит там светить лучам
На проулки и морской причал.
Мой дом родной — за морской волной.
Суббота, вечер… огонёк свечи дрожит,
И отец в глаза мне смотрит и молчит.

Этот чудный край всё светит мне.

Звук молитвы там в любом окне.
Пред субботою, чью ждут звезду,
Мать и дочь пекут там хлеб в саду.
Мой дом родной — за морской волной.
Мне не забыть — глаза отца, и я у ног,
И глядит, глядит он на восток.

Этот край так далеко сейчас —
Без напевов, без молитв, без нас.
В узких улочках, чей отзвук тих, —
Лишь беззвучный плач домов пустых.
И над волной — сердце в край родной
На звук молитвы той умолкнувшей летит,
В опустелый дом, что там, вдали, грустит.

Куда б ни бросило меня судьбой,
Под сердцем буду я носить с собой
Виденья те, которых не забыть,
Край, что буду я всегда любить.

יש מקום רחוק

יש מקום רחוק אחרי הים
שם החול לבן, הבית חם
שם השמש מאירה מעל
את השוק, הרחוב והנמל
הבית שם, אחרי הים
אני זוכר בליל שבת הנר דולק
ואבי מביט, מביט בי ושותק.

זה מקום רחוק, מקום נפלא
שם מכל חלון שומעים תפילה
בחצר הבית אם ובת
בתנור אופות חלות שבת
הבית שם, אחרי הים
את העיניים של אבי שם לא אשכח
איך מביט, מביט אל המזרח.

זה מקום אשר נשאר רחוק
בלי שירי שבת, תפילה וצחוק
סמטאות צרות מול ים גדול
ובתים ריקים בוכים בלי קול
הלב עוד שם אחרי הים
אני שומע קול תפילה מבית ריק
יש מקום אשר נשאר נשאר הרחק.

לכל מקום אשר אליו אברח
ישנו מקום שלא שלא אשכח
אותו תמיד אשא עימי בלב
יש מקום אותו אני אוהב.

(1) יהורם גאון — יש מקום | מתוך הסרט קזבלן — YouTube

СОНЕТ «СОСНЫ» (Лея Гольдберг)

(«Тот край» — Литва, где поэтесса жила с семи лет и где прошла её юность)

Кукушки плач мне здесь не прозвучит,
Косынки снежной не наденет крона.
Но этих сосен тень — не то ли лоно,
Что детские виденья воскресит?

И вновь простор, что инеем укрыт, —
Родной. «Жил-был» — поют мне хвои звоны…
Родное мне — и плен льдистозелёный
Ручьёв, и песнь, что в том краю звенит.

Лишь птица кочевая — лишь она,
Качаясь меж землёй и небосводом,
Ту боль двух родин чувствует сполна…

Я вместе с вами, сосны, двум природам
Причастна; довелось мне, вам под стать,
Из двух истоков дважды прорастать.

אורן

כאן לא אשמע את קול הקוקיה,
כאן לא יחבש העץ מצנפת שלג,
אבל בצל האורנים האלה
כל ילדותי שקמה לתחיה

צלצול המחטים: היה היה
אקרא מולדת למרחב השלג»
לקרח ירקרק כובל הפלג,
ללשון השיר בארץ נכרייה.

אולי רק ציפורי מסע יודעות
כשהן תלויות בין ארץ ושמיים —
את זה הכאב של שתי המולדות.
אתכם אני נשתלתי פעמיים,
אתכם אני צמחתי, אורנים,
ושרשי בשני נופים שונים.

 

 

 

 

 

 

Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Алекс Манфиш: ПРОЩАЛЬНАЯ ВЕХА..

  1. Рад читать Вас снова, Алекс!
    Спасибо!
    С наступающим Новым Годом!
    Здоровья Вам и счастья!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.