Владимир Рывкин: ВОВА (Окончание)

Loading

Татьяну с мамочкой в кабину,
А остальные в кузов все…
Автомобиль наш к дому двинул —
По новой в жизни полосе.
Мы очень быстро разгрузились,
С людьми встречавшими простились.
И оказался новый мир
Весь в коридоре двух квартир…

ВОВА

Поэма в сонетах

Владимир Рывкин

Продолжение. Начало

Глава 7. ОДЕССА
1948 — 1950 гг.

I

Проспал я поезд, видно, этот,
Но помню, был один майор —
Он под Одессой сел к нам где-то
И вёл весёлый разговор…
Он интересным быть пытался
И даже где-то задирался,
Но папа собран был и строг,
Хоть сам любил шутить… и мог…
Но вскоре все засобирались,
Одесса поезд приняла.
Она вся в солнышке была.
И мы с майором попрощались.
Он тоже нам в ответ махнул
И даже хитро подмигнул…

II
А нас встречали два солдата
И с ними бравый лейтенант.
Им поезд был известен, дата —
Подсуетился интендант…
За нами все они — из части.
И нам сказали дружно: «Здрасьте!»
И все отдали папе честь —
По форме, службе, но не в лесть…
Забрали наши все вещички —
Баулы, сумки, чемодан,
Тот груз, что был в багаж не сдан.
И мы свободные, как птички,
С вокзала к городу пошли
И там полуторку нашли…

III

Татьяну с мамочкой в кабину,
А остальные в кузов все…
Автомобиль наш к дому двинул —
По новой в жизни полосе.
Мы очень быстро разгрузились,
С людьми встречавшими простились.
И оказался новый мир
Весь в коридоре двух квартир…
Тут неудобство находилось —
На две квартиры туалет —
Жильцам в чечётку и в балет…
Входить, порою, приходилось.
Или во двор бежать — в подвал,
Где он, родимый, пустовал…

IV
Конечно, это быт и только,
Но от него себя не деть.
Он важен нам, порой, настолько,
Хоть и другое можно петь…
Но человек, он так устроен.
И он, конечно же, достоин,
Чтобы во всём комфорт иметь,
И дискомфорта не терпеть…
У нас две комнаты не очень.
Одна — и кухня, и моя.
Балкон — вершина бытия
Есть у соседей, между прочим…
У них, такой как я сынок,
И значит, я не одинок…

V

Сосед наш служит с папой в части.
Он подполковник — строевик.
Он от своей любовной страсти
К кухонной женщине приник.
Она была женой второю,
Как говорили, фронтовою…
Был у неё огромный вес,
Быть может, в этом интерес…
Он вызвал первую супругу —
Она была совсем стара,
Давно прошла её пора…
Любил он новую подругу.
Он в богадельный здешний дом
Пристроил первую — с трудом…

VI
А сын их в техникум мотался —
Едва седьмой окончив класс.
Как мог бедняга упирался,
И вот настал серьёзный час.
Пришлось им взять ему подмогу,
Как говорится, слава Богу,
Был в его группе ученик,
Что в тайны знаний чуть проник…
Его учил он сопромату,
Но сын их слабо понимал,
Его он не воспринимал —
Был расположен ближе к мату…
Диплом он всё же получил,
Ну, и, конечно, замочил…

VII

С его отцом мы — на рыбалку.
Бывало, встанем где-то в три,
Как моряки идём вразвалку.
Одесса спящая, смотри…
Идём на берег, где фелюги,
Шаланды — милые подруги
Одесских здешних рыбаков —
И хохмачей, и остряков…
У нас есть удочки и рачки
Ещё живые… и крючки…
И мы уже не новички,
И это вовсе не подначки.
Шаланду с килем мы берём,
И прямо к солнышку плывём

VIII
Идут бычки, идёт ставрида.
Тогда «дурилась» скумбрия.
Пишу я это не для вида,
Так было это, помню я…
Втроём мы шли в наш двор с уловом.
Себя я видел в свете новом —
Не просто малым едоком,
А разудалым рыбаком…
Всё мама жарила, варила,
Потом и папа подходил,
Приятным запах находил…
Но что-то мама и солила.
После войны четвёртый год.
Ещё одесский был народ…

IX

Мы на Сухой лиман ходили.
Сквозь Школьный шли аэродром.
Весь день напрасно проудили…
Они ушли в колхоз с ведром,
Чтоб не идти домой пустыми,
Как говорится, холостыми,
Купить, хотя бы, овощей….
А я поймал больших лещей.
Увидел я у дамбы яму,
Забросил удочку туда,
Зашевелилась в ней вода…
И я представил сразу маму…
Пустых у нас не будет щей —
Я восемь штук поймал лещей…

X

Они вернулись с овощами,
Я их лещами удивил,
Чтоб им не быть с пустыми щами,
Лещей я точно поделил.
Мы шли домой с большим уловом,
Меня, конечно, — добрым словом.
Улов был наш из овощей,
Ну, и, конечно, из лещей…
Сосед был косточкой военной.
Потом его перевели.
И я остался на мели,
И упивался жизнью ленной.
И вспоминал потом тайком,
Как был заправским рыбаком…

XI

А сыну, мачеха кричала,
Чтоб «супромацу» он учил,
Не знаю, что она кончала,
Сосед такую получил…
Она стояла на балконе,
И от неё он был в наклоне…
Потом тут наши были дни,
Когда уехали они…
Так в части папиной решили —
Квартирка к нам их перешла,
А в наши две — семья пришла.
В квартире этой мы прожили
Немало сладких вкусных лет
В кругу различных эполет…

XII

Дом буквой «Г» наш, плюс развалка,
Когда-то был он буквой «П»
Ни шатко жили в нём, ни валко,
Как на протоптанной тропе—
Мужчины бегали на службу
И во дворе держали дружбу,
Был женский тёплый коллектив.
Был позитив и негатив…
Обыкновенный дом военных,
Где есть погоны, ордена,
Все офицеры, старшина…
И много юных, современных…
Ворота с улицы, забор —
Есть где затеять разговор…

XIII

В семье полковника два сына.
И оба в Вышке — моряки…
У каждого морская мина,
Они совсем не дураки…
Их старший станет капитаном,
Не будет ссориться с братаном…
Я на корабль его попал,
И он мне с мостика махал.
Опять я сильно разбежался…
Я в Сочи вышел в мастера,
Была счастливая пора,
И я с победой возвращался…
Пока же братья — пацаны,
На них короткие штаны…

XIV
О дяде Саше сказ особый.
Высок и строен. Капитан.
Жил с Бертой — славною особой.
Она лицо имела, стан…
У них сынок один и дочка,
Над ними Берта будто квочка.
За ними пристально она
Всегда смотрела из окна.
Потом, когда я стал студентом,
Она с гитарой помогла —
Мне три аккорда, как могла…
Ей это будет комплиментом.
И с благодарностью я к ней
До этих лет и этих дней…

XV

И я к её тем трём аккордам
Прибавил парочку ещё.
Ходил уверенным и гордым,
Был этим знанием польщён.
В стихи Есенина сначала
Я оттолкнулся от причала,
Свои попробовал писать,
И ими начал потрясать…
Себя, знакомых и домашних…
Они хвалили мой талант,
А я, был, в общем, дилетант,
Вновь я о подвигах вчерашних.
Вперёд я снова забежал,
Про тётю Берту не дожал…

XVI

А родилась она на Волге —
В немецко-русской стороне.
Путь был республики недолгий,
Всё изменилось по войне…
А дядя Саша был не кроха…
Я так о нём не для подвоха.
И, может быть, от сих причин
Имел он этот низкий чин…
Вторая немка из России
У нас на жизненном пути,
И как её нам обойти…
Мы дружим с нею все красиво
И с дядей Сашей, и с детьми,
Читатель правильно пойми…

XVII

Когда дочь замуж выходила,
Был вечер свадебный у нас.
Нас Берта только попросила,
Мы без раздумий в тот же час,
Вмиг предоставили квартиру
Их удивительному миру.
У нас был свадебный обряд,
Был стол и свадебный наряд…
Пока ж их дочь ещё девчонка,
С Татьяной нашею дружна,
Она застенчива, нежна,
И речь её по-детски звонка…
И брату нет ещё шести,
Ещё им надо подрасти…

XVIII
Ещё у нас одно семейство,
В нём чудо-девочка живёт.
Сошлось в ней диво, чародейство,
Она играет и поёт.
И станет примой в Оперетте!
Не каждой девочке на свете…
А тут — из нашего двора
Судьбы счастливая игра.
И были с нею оперетты.
И я с волнением сидел,
И с восхищением глядел,
И слал ей мысленно приветы.
И после арий и реприз
Кричал со всеми громко: «Бис!»

XIX

Жил старшина с семьёй под нами
И хорошо он выпить мог.
По нерабочим дням «цунами» —
Народных песен, топот ног…
К ним из деревни собирались,
Ну, и как надо напивались…
Была там выпивки река.
Потом плясали гопака…
Потом они про огирочки,
Потом про Галю и коней
Потом ногами — кто сильней…
И затихали среди ночки.
А в будни шёл он важно в часть,
Стараясь в глаз нам не попасть…

XX

В дом поселили Героиню,
Она тринадцать родила.
Она имела мужа Гриню,
И каланчой над ним была.
А дети взрослые, малютки…
И между ними промежутки —
Когда отец их отдыхал
И вместе с мамой не пахал…
Все подрастали, вырастали,
Учились в школе, на дому,
Ну, и, конечно, по уму,
В конце — концов все кем-то стали.
Потом всех в городе встречал
И на приветы отвечал…

XXI

А папа наш — в полку за «Чумкой»,
Такая в городе гора.
Он строг, не тянется за рюмкой,
И служба папе не игра.
А мама дома по хозяйству,
А я, порой, по — разгильдяйству…
И ей за нами глаз да глаз.
Об этом дальше мой рассказ…
Пока что лето, море близко:
По Пироговской — до Ворот,
Потом по улочке проход…
И там оно на пляже…низко…
Любил я к морю вниз идти
И к самой кромке подойти…

XXII
Семей ещё у нас немало —
Есть две парадных как ни как,
Есть два ещё полуподвала,
В одном из них майор — казак…
Весёлый парень энергичный,
Ну, и, конечно, симпатичный.
Он — дворовой у нас шутник,
И любит, как и я, — турник…
Есть и другие — поважнее:
Три подполковника, майор.
Военных, в общем, полон двор,
От лет становятся полнее…
А в центре дерево растёт
И тень свою жильцам даёт…

XXIII

Хочу я сделать отступленье,
Как Пушкин делал иногда.
Чуть укротить своё стремленье,
Умчаться мыслью в никуда…
Взять, поваляться на диване,
Мысль удалить от графомани,
Пресладко вытянуться в рост,
Забыв компьютерный погост…
Подумать молча о сонете —
Что он такое, почему
Он мне пришелся по уму,
И об отце его — поэте…
Понять его всю благодать
И честь обоим им отдать.

XXIV
Сонет онегинский прекрасен,
Его сам Пушкин изобрёл.
К тому же очень он опасен,
Он и меня, считай, подвёл…
К нему хотел чуть прислониться,
И не сумел остановиться —
Он притянул меня к себе,
И с ним пошёл я по судьбе…
Он вдохновил меня на повесть —
О жизни прожитой моей,
А в ней немало лет и дней,
Старался я строчить на совесть.
Так мне казалось самому.
Хотел потрафить я ему…

XXV

Турник у нас был у забора
И у ворот был общий кран.
У нас, скажу не для раздора,
В квартире был телеэкран…
У нас соседи собирались,
За место ближнее не дрались.
Футбол смотрели и кино.
У папы так заведено…
Был во дворе наш папа старшим.
Его назначил, может, КЭЧ…
Он во дворе, бывало, речь.
Толкал жильцам соседям нашим…
Я никого тут не сужу,
Я просто в прошлое гляжу…

XXVI
Балкон наш против стадиона.
В военном округе есть СКА.
Смотреть футбол мешает крона,
Лишь виден счёт издалека….
Но чётко слышен крик трибунный—
Болельщик старый здесь и юный.
И после гола слышен крик,
И дом наш к этому привык…
Когда тут СКА и «Черноморец»,
А, может быть, и «Пищевик»,
Тогда уже особый крик —
Он слышен даже там, у моря,
И есть милиции заслон,
Такой у нас тут стадион…

XXVII

Наш дом на Крупской, Пироговской,
Как говорится, на углу…
В прекрасной местности таковской,
У жизни местной на балу:
Один квартал — и Пролетарский
Бульвар невиданный и царский,
Через ворота — море, пляж…
Неповторимый вернисаж!
Внизу яхт клуб и пляжик детский,
«Отрада» слева, «Ланжерон»,
А у тебя в руке баллон
Автомобильный мировецкий.
Плыви, купайся загорай,
Внимай одесский летний рай…

XXVIII
А каждый день на Крупской песни —
В строю солдатики поют.
Прогулка вечером, хоть тресни,
Чуть нарушает наш уют…
Мы слышим песни строевые
И боевые-фронтовые,
И деревенские, порой,
Такой уж он солдатский строй…
К прогулкам этим мы привыкли.
Потом не стало их совсем.
Немного стало грустно всем.
Потом совсем от них отвыкли…
Их заменила тишина,
И оглушала нас она…

XXIX

Был почтальон у нас хороший,
И с нашим папой он дружил…
Его все звали Харитошей,
Он весел был и не тужил.
Письмо доставит, телеграмму
И смотрит весело на маму,
Или же к папе подойдёт
И не без денежки уйдёт…
Потом он начал петь с оркестром, —
На свадьбах, званных вечерах,
При платах, видимо, дарах…
Стал популярным и известным.
Теперь он с виду важным был,
Но нас совсем он не забыл…

XXX
К нам «Стари вещи» приходили,
Кто с барабаном, кто с трубой…
Просили били и трубили,
Порой весь день наперебой…
И керосинщики звонили,
И крепким запахом манили…
Молочник: «Бабы! Молоко!»
От нас совсем недалеко.
Ещё паяльщики кричали,
Всё предлагали запаять,
Ну, и стекольщики вставлять
Нам стёкла в окна обещали…
Ну, и точильщики, порой,
Дразнились нашей детворой…

XXXI

Была у нас овчарка «Муха»
И «Альма», вроде, спаниель—
Висящих два мохнатых уха,
И «Васька» рыжий кот — кобель…
Вся эта тройка уживалась,
Ласкалась, грызлась, обнималась.
Потом остался кот один,
Как настоящий господин…
Потом была и пинчер «Мушка».
Она любимицей была,
И с нами долго прожила,
Ей наша нравилась избушка…
Всех папа где-то находил,
И приносил, и приводил…

XXXII
Я на Привоз ходил, порою,
Давали три рубля всего.
И возвращался я с горою —
Купив того, того, того…
Я две авоськи нёс с Привоза,
Купить старался у колхоза
Побольше фруктов, овощей —
Для всех салатов и борщей…
Мне цены, жалко, позабылись.
Но торговался, помню, я,
Был кайф, когда брала моя…
Я и они не торопились…
Но уступали часто мне,
При той копеечной цене…

XXXIII

Восьмой в Калинине я кончил.
Имею троек целый ряд…
Директор каждый рожу корчил,
В меня вперял суровый взгляд…
Три школы ближние не взяли
Меня и мило отказали…
А эта дальняя, взяла,
Быть может, что-то поняла…
Я написал в одном рассказе
Об однокашниках, о ней,
Но пролетит немало дней,
Всё это будет в новой фазе…
А школа ведала чутьё —
На откровение моё…

XXXIV
О школе нашей вышла книжка.
И в ней поставлен мой рассказ —
О жизни нашей пересказ
Без пережима и излишка…
Есть в книжке с самого начала,
А по-другому — от причала:
Кто в ней учился, кто учил
И кто медали получил…
Там есть портрет русачки нашей.
Рассказ её бы удивил,
И, может быть, её скривил…
Она могла нас скушать с кашей.
Но, жаль, её давно уж нет.
Остался лишь её портрет…

XXXV

Когда была ещё Россия,
И тут гимназия была,
Училась в ней одна Мария —
Два года с лишним отдала…
Досталась ей такая слава,
Она текла за ней, как лава —
Её Владимир полюбил,
Тот, что потом себя убил…
«Мария, дай!» — кричали строчки
И удивляли очень нас,
Любил он и рабочий класс,
Что называется, до точки…
В Одессе есть ему, пока,
Мемориальная доска…

XXXVI
Язык украинский был в школе.
А я его мог не учить.
Не по своей, понятно, воле,
И аттестат мог получить.
Я начинал в ней класс девятый,
И школа числилась девятой —
Я девять школ за жизнь прошёл,
Пока до зрелости дошёл…
Ходить мне в школу на Канатной,
И папа летом, до неё,
Вмешался в знание моё —
Меня — к учительнице знатной:
Дать мне украинский язык —
К перестраховке он привык…

XXXVII

Она Шевченко мне читала
И многих авторов иных.
Моя душа в себя впитала
Язык украинский и стих.
«Хиба рэвуть волы…» и «Яма» —
Как человеческая драма,
Стихи Шевченко, помню я, —
Серьёзно трогали меня.
Учёба долго не продлилась,
Но, всё же, что-то я впитал,
Что-то услышал, почитал.
Она со мной чуть повозилось…
Не стал я папу волновать,
Хоть знал — мне это не сдавать…

XXXVIII
Мой папа самых честных правил —
И офицер, и коммунист.
В семье своей как надо правил,
Был перед ней, пред всеми чист.
Гвоздя не взял бы он чужого.
Не наклепал бы на другого.
Он на своём всегда стоял
И под напором устоял.
Его пример и мне наука,
И я чужого не беру,
Играю в честную игру,
Вся жизнь его и мне порука.
Такой была и наша мать,
И это надо понимать.

XXXIX

Из комсомола в кандидаты
Её — в её семнадцать лет.
И в день большой советской даты
Вручили ей и партбилет.
И при советской новой доле
Она рулила в комсомоле.
Тогда был в Харькове ЦК,
А папа весь был в РККА…
Для них открылась жизнь иная,
Они любили эту жизнь,
Хотя она порой: «Держись!»
Кричала, им напоминая,
Что переменчива судьба
Что, жизнь есть вечная борьба…

(Окончание следует

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.