Где всё, что было с давних лет
И дорогим, и чаровавшим,
Благие мысли даровавшим
И сердце чуть не разорвавшим? —
И вот встаёт из глуби свет.

СТИХОТВОРЕНИЯ

Владимир Алейников

Меж гаражами дом зажат —
И ямы рваными краями
Очерчен бред, как выстрел в драме,
И на песке, как будто в раме,
Игрушки детские лежат.

И пресноватой краснотой
В тарелке собранных черешен
Отмечен час — и воздух грешен,
И отрешённо безутешен
Жары приевшийся настой.

И ветер прям, и день сонлив —
И, наперёд не забегая,
Азы досуга постигая,
Влачится, где-то залегая,
Дремоты чувствуя прилив.

Где всё, что было с давних лет
И дорогим, и чаровавшим,
Благие мысли даровавшим
И сердце чуть не разорвавшим? —
И вот встаёт из глуби свет.

* * *

Когда б увидеть мне опять
Твоих очей, очей бессонных,
Бездонный взгляд в садах зелёных,
Я смог бы счастье предсказать.

Когда бы песня не рвалась
Из этих дней в иные дали,
Тогда б и воля из печали
В ненастный час не родилась.

Я посвящу её — кому?
Тебе одной — и это знаю,
И удивлённо понимаю —
Напоминанья ни к чему.

Пусть миновало столько лет,
Над нею возраст не довлеет —
И только волосы белеют,
А страха не было и нет.

Родник журчит, едва живой,
Но вот подземная водица
К нему прильнёт — и он струится,
Как бы встряхнувши головой.

И день звенит, и ночь светлей, —
Не исчезающею тенью
Ты рядом ждёшь — и к посвященью
Зовут Весы и Водолей.

Да вот поймёшь ли? — как спросить? —
Но щёк я чувствую пыланье —
Твоё смелее пониманье,
Чем я могу вообразить.

И всю, как есть, тебя принять —
Как в мир войти и солнце славить, —
Хотя бы раз тебя представить,
А там — скорее бы обнять.

* * *

Где приморские дали вольны
Светлой страсти распахивать лоно,
Где тройным ореолом луны
Обозначена грань Скорпиона,

Где никто не поможет уже —
И сдержать не желаешь движенья, —
На прибрежном застыв рубеже,
Продолжаешь миров постиженье.

Предвечерья торжественный час,
Время облачной розни и смуты,
Отрезвленье для дум и для глаз,
Пробужденье — и вздох по чему-то.

Подождать — и шагнуть за черту,
В сердцевину войти испытанья,
С горьким привкусом травным во рту
Городов миновав очертанья.

* * *

На кромке страха, как в былые дни,
Когда подмоги не было в помине,
Когда эпоха, рыбиной в пучине
Таясь, глухонемая искони,
Но хищная, однако, там, на дне,
Ворочалась и снова залегала, —
И никому вокруг не помогало —
Ни близким, ни товарищам, ни мне —
Привычное терпение, верней —
Безбрежное, глухое ожиданье,
Уже переходящее в страданье, —
Доставшее до глуби, до корней, —
И ждали мы — не знаю уж, чего —
Всё рушилось, то сразу, то частями,
Трещал хребет державы, с новостями,
Рассыпанными так, ни для кого, —
И ветер шлялся, рыхлый и больной,
По скверам, по садам, по новостройкам,
Каким-то недосмотрам, неустойкам,
И веяло холодною весной.
И с осени лежавшая листва
На солнышке коробилась и жухла,
И лампочка рассеянная тухла
В подъезде, где любовь была жива.

* * *

Вот холодом повеяло ночным —
И Северу довольно только взгляда,
Чтоб всё насторожилось, став иным,
Уже шуршащим шлейфом листопада.

И долго ли продержится луна,
Скользящая сквозь облачные путы?
И песня, пробуждаясь ото сна,
Не рвётся из гортани почему-то.

Потом скажу — успеется, потом, —
Не торопись, не вздрагивай, не надо, —
И так звучит во мраке обжитом
Серебряная грусти серенада.

И так сквозит растерянная весть
По золоту смолёному залива —
И трепетнее чувствуешь, что есть
Над нами Бог — и смотришь молчаливо.

Повременим — ещё не началось,
Ещё не в тягость мне воспоминанья —
И что-то в душу вновь перелилось
Оттуда, где бывал уже за гранью.

И семенем к небесному крыльцу
Прибьётся и твоя причастность к веку, —
И правда: как в воде лицо к лицу —
Так сердце человека к человеку.

ВОПРОСЫ ЗЕРКАЛУ

I

И печали уже не унять,
Если дождь погостить соберётся,
Если зеркала ртутная гладь
Над глазами людскими смеётся.

Кто же там, на крутом вираже,
Отраженья туманные прячет?
Очертанья набрякли уже —
Что же всё это всё-таки значит?

Кто же здесь, на глухом берегу,
В наговорах пустых признаётся,
Спотыкаясь на каждом шагу?
Что же делать ему остаётся!

Кто же всюду, где можно дышать,
Догонять наши тени не смеет –
И готов уже что-то решать, —
Да, смешавшись, смешит и немеет?

Что же где-нибудь в ясной дали
Отразит наваждение снова —
И, прозрев от небес до земли,
Возвышать не спешит остального?

Присмотрись — там вниманья игла,
Хоботок церемонный пчелиный,
Раскалённый порой добела
Закуток над хребтом и долиной,

Локоток оттопыренный зла,
Коготок заготовленный птичий, —
И подсказка таким не мила,
Потому что не счесть их обличий.

Наготове ли стаи семян?
Холодов запотели глубины —
И оптический дерзок обман,
Покровитель слепой сердцевины.

II

Вот сейчас на песок бы упасть,
Побежать беззаботно к прибою,
Да пространством насытиться всласть! —
Ничего не поделать с собою.

Земляничный щекочущий ус
Да смородинный лист жестковатый
Тоже рвутся на волю из уз,
Даже запах тая виноватый.

И вдали, как морская волна,
Нарастает предвестие гула,
Словно всё, что познал бы сполна,
На мгновенье ко мне заглянуло.

Словно ветер сюда прихромал
Вместе с песней, в рубцах, но живою, —
И томленья расплёснутый вал
Сразу всех окатил с головою.

Так и плещет всё то, что знавал,
В ненасытную торбу сомненья,
Чтобы связи скорей обрывал,
Чтоб на ощупь распутывал звенья,

Чтоб завязывал с тем, что прошло,
Чтоб узлы развязал, как придётся,
Потому что, считай, повезло —
И распад без меня обойдётся.

И сочатся сквозь дыры тоски,
И ложатся в корявые щели
Непокорного нрава куски,
О котором и знать не хотели.

И текут сквозь холстину мешка
Беспокойного времени клочья, —
Может, ноша такая тяжка?
Что же делать в отчаянье, ночью?

III

Как же быть мне? Да так вот и быть –
С этой жизнью дружить непреклонной –
И, сощурясь, опять проходить
По садовой дорожке наклонной.

Всё, что встарь за собою вело,
Покатилось, помедлив, по саду, —
И сознаться в грехах тяжело,
Но раскаяться каждому надо.

Где же зеркало мне отыскать,
Чтобы лето в него заглянуло,
Чтобы влагу по рекам плескать
Чтобы шёл по степям до Ингула?

Ну а зрению что посулить?
Взгляд не станет наивней иль строже,
Потому что внимания нить
С каждым днём для меня всё дороже.

Если зрение Богом дано,
Уничтожить его невозможно —
Потому и с судьбой заодно
Всё, что в нём накопилось тревожно.

Если зрение всюду с тобой,
Ублажать его незачем вовсе —
Впечатленья приемля гурьбой,
К непредвиденной схватке готовься.

Опасенья совсем не нужны,
Да и страха, пожалуй, не стало —
Видишь, словом твоим зажжены
Мирозданья круги и кристаллы?

И эпохи лицо различишь,
Стоит в зеркало только вглядеться, —
Потому-то уже не молчишь –
Никуда от юдоли не деться.

ЧЕТЫРЕ ВЗГЛЯДА

I

Оглянись — холодком своевольным
Вечеров, где недавно бродил,
Отрешеньем твоим добровольным,
Где азы постиженья твердил,

Этим сном, этим привкусом детства,
Где листву разбирал по складам,
Навевается тайны наследство —
И его никому не отдам.

Всё, что в руки чужим не даётся,
Не случайно ты обнял и скрыл, —
Только верить в него остаётся
Соплеменнице плещущих крыл.

Этим жестом, известным заране,
Всеми стаями птиц на ветрах,
Этих звёзд печенежьих мирами,
Жарким хрустом в печах и кострах,

Всё, что выбрал, в любви признаётся,
Нависает, кружась, над крыльцом —
И в пространство хвалёное рвётся
Этих лоз пропылённых венцом.

II

Никогда этих роз не касалась
Та, кому ни за что не уснуть
В час, когда невозможным казалось
Всё, что может уста разомкнуть.

Этих смутных зеркал отраженья,
Потаённых восторгов пути
Не замкнут векового движенья
И невидимы в недрах почти.

До ветвей над собой сребротканных,
До вершин сребролистых тянись,
В переходах познанья туманных
К заповедным слоям прикоснись.

В перепадах сознанья привычных
Ты согласьем небес заручись,
Возвышению сфер безграничных
В тесноте жития научись.

Красоте бытия и отваге
С каждым шагом во мгле забытья
Поклонись — и увидишь во влаге
Прорастающий корень чутья.

III

Золотистая, редкая слава
Да ребристых дорог вензеля —
Расшумятся орехи направо,
А налево вздохнут тополя.

Для того и приемлю я это
Сочетанье речей и кровей,
Что предчувствую света заветы,
Для того и поёт соловей.

Сокровенным, родным, лебединым
Присягну, первородством земным,
Торжеством Божества триединым,
Что не мыслил пространства иным.

Этим ворохом пряным жасминным,
Этим хриплым дыханьем грудным,
Этим эхом, ни в чём не повинным,
Всем, что сызнова встало за ним,

Всем спасеньем своим и защитой,
Всем раскатом холмов и полей
Я обязан лишь воле, открытой
Тем, чья доля всех прочих полней.

IV

Отзовись — этих рос небывалость,
Этих трав изумрудная плоть
Отметают хандру и усталость,
Могут цепкой ордой исколоть.

Этих троп шевелящийся узел,
Этих рек серебрящийся путь,
Чтобы кто-то, блуждая, не струсил,
Оголяют искомую суть.

Для того и наития нити
Позволяют во тьму заглянуть,
Избавляют от спеси и прыти,
Чтобы дальше и твёрже шагнуть.

Пусть чего-то, что глубже и выше,
Не сумеешь вовек одолеть —
Вот и смотришь куда-то за крыши,
Чтобы впредь ни о чём не жалеть.

Вот и жаждешь чего-то упрямо —
И меж тем начинаешь смелеть,
Чтобы сводам желанного храма
На скрещенье эпох уцелеть.

* * *

Разъединённые в сумятице мирской,
Утратили способность мы к сближенью,
А это значит — жизни продолженью,
И звенья сдерживаем россыпи людской
Уже с усилием — вот-вот и разорвётся
Цепь связей наших — и пойдёт разброд,
Где, хаос не приемля, небосвод
Над новой смутой горько усмехнётся.

Увидев то, что только нам дано
Увидеть было — долгую неволю,
И всё, что с веком выпало на долю,
И то, что в сердце было сожжено,
Познали мы немалую печаль,
Но знания такого, видно, мало
Нам было, — вот и терпим, как, бывало,
Терпели в дни, которых, впрочем, жаль.

И ждём чего-нибудь, да только вот — чего?
Не то, что радости — спокойствия хотя бы,
Шагаем через ямы да ухабы,
А рядом нету никого,
А рядом пусто, пусто и темно,
И ночь вселенскою нам кажется порою —
И то нас тянет вроде к Домострою,
А то затягивает скверное вино.

И нет возможности сдержать разлад и бред,
Скрепить мгновения хотя бы нитью тонкой, —
Уже и почва под кислотной плёнкой
Натужно дышит, и белёсый след
Солей несметных вытянулся вдоль
Земной оси, засыпал все широты —
И Млечный Путь настиг у поворота,
Где живы всё же — Дух, Любовь, Юдоль.

* * *

И смысл поступков строен стал и строг,
И голову я выше поднимаю,
И мир, как есть, душою принимаю,
Покуда жив я светом — видит Бог.

Единым домом станет нам Земля —
Вы, циники, и вы, приспособленцы,
Вы, чужестранцы, вы, переселенцы, —
Какие дали зрите с корабля?

Не зря на крыше хижины моей
Ржавеет якорь, кем-то позабытый, —
Надежды символ верной стал защитой
На острове меж древних двух морей.

С дельфиньей стаей журавлиный клин,
Сетей рыбацких клочья и грузила,
И всё, что прежде исподволь грозило —
Зрачок змеиный, жуть средь вязких глин,

И оползень, и ливень, и разбой,
Смешавшиеся с осыпью событий,
Лавиной слухов, порослью открытий,
Отчётливей я виду пред собой.

И жажды мне безмерной не унять —
Всё впитывая, чувствуя, вдыхая,
Приветствую, в прозрачный шар сгущая,
Чтоб суть постичь — и, может быть, обнять.

* * *

Добродушьем поры небывалой,
Первой каплей, что радость несла
Всей вселенной — и властью немалой
Впечатлений и встреч без числа,

Всей гурьбой, что толпилась за нами —
Деревами, цветами, травой,
Отголосками, полутонами,
Дополнявшими кипень живой,

Всею волей и всем расставаньем,
Повелительным взглядом в упор,
Серебреньем, шатром, целованьем,
Всем, что завтра взойдёт на костёр,

Переливами речи пространной,
Обветшалой ступенькой в пути,
Перекличкою в бездне туманной,
Где имён не осталось почти,

Всем, что мнилось лишь сказкой вчерашней,
Прибауткою, байкой в тени,
Блажью, выдумкой, песенкой зряшной,
Что спасла в окаянные дни,

Присягаю в ненастную пору —
Ведь всегда у подножья креста
Колокольцы звенят разговора,
Чтобы совесть осталась чиста.

* * *

С мошкарой в бестолковом круженье
Запоздалый соседствует шмель —
Музыкальное чую кипенье
В том, что ныне исходит отсель.

Пусть безумствуют малые твари
В мельтешенье своём роковом,
Натыкаясь в полёте, в угаре,
На преграды, — но всем естеством

Правит солнце — и вот на припёке,
После хмури, досады, тоски
Нисходящие тёплые токи
Раскрывают цветов лепестки.

Что же делать с родством несомненным
Всех, кто, щурясь, взирает опять
На округу, чтоб впрямь драгоценным
Белый свет по старинке считать?

Как же быть нам с движеньем всегдашним
К смутной цели, где здесь, на крыльце,
Будет битва за жизнь рукопашной —
Ждёт ли смерть иль победа в конце?

Где же взять нам слова о знакомом,
Сокровенном, на редкость родном,
Если вздох о единстве искомом
Всем сопутствует в ритме дневном?

ДВА НАПОМИНАНИЯ

I

Простор устал от нежеланья
Понять его переживанья —
И непритворное вниманье
Ему приятно в этот раз
Хотя б затем, что, без запинки
Твердя на высохшей тропинке
Его загадки и чудинки,
Их кто-то спрячет прозапас.

Он — круг без верха и без низа,
К нему вы прибыли без визы,
Его мальчишечьи капризы
Доставят вдосталь вам хлопот —
Но всё равно отрадны глазу
Его причуды и проказы —
И разглядеть сумеешь сразу
Его уклад и обиход.

И долог путь к нему окольный,
И близок мир его юдольный
Своей открытостью крамольной
Любому сердцу и душе —
И ясен день его печальный,
И вечер высветлен прощальный,
Чтоб ночь с улыбкою случайной
Зарю приветила уже.

II

Река устала от усилий
Сдержать наплыв легенд и былей —
Кумыс расплёснутый кобылий
В обозе Млечного Пути
Её подпитывать не станет,
Покуда гром над ним не грянет,
Покуда тьма с признаньем тянет,
Что обескровлена почти.

И где-то в области гаданья
Её русалочьи мечтанья,
Её наивные шептанья
С простором позднею порой —
И всё, что было, миновало,
И счастье сплыло, запропало,
И то, что часто вспоминала,
Невинной кажется игрой.

А жизнь текла, видать, негладко —
Легла непрошенная складка
На лоб — и слишком ей несладко —
Свободно сможет ли вздохнуть?
И мы, возросшие в неволе,
Немало съели с нею соли, —
И ты заплачешь ли от боли,
Что тяжелит ночами грудь?

* * *

И вырастет лох седой
Над болью твоей давнишней,
Чтоб ждать под ночной звездой
С надеждой, отнюдь не лишней,
Чего-то, о чём всегда
Ты ведал, да вот не встретил, —
И молча плеснёт вода
Туда, где просвет заметил.

Не надо насильных фраз
И слёз на виду умильных,
Поскольку никто не спас,
Не вынес из бед обильных,
Поскольку никто не снёс
Того, что ты прежде вынес, —
И самый простой вопрос
Из розни всегдашней вырос.

Покуда тропа крута,
Скитанья твои крылаты —
И складкой лежит у рта
Всё то, что прошло когда-то,
И чувства твои чисты,
И речи твои понятны,
Хоть шепчешь, бывает, ты
Взволнованно и невнятно.

* * *

Хочешь — вместе к нему мы пойдём,
К долгожданному нашему дому,
Где заветное счастье найдём
В дни, когда и нельзя по-другому?

Хочешь — вместе однажды поймём,
Что нельзя нам с тобой разлучаться?
Всё, что подлинно в мире моём,
Не желает вдали отмолчаться.

Хочешь — вместе мы встанем за ним,
Зрелых лет сокровенным приютом,
Где дыхание жизни продлим,
Вопреки непогодам и смутам?

В наше время широк окоём,
Да изранен лихою годиной —
Видно, жить суждено нам вдвоём
Отрешённой четой лебединой.

Может, век по привычке зажжёт
Утешенья незримые свечи
В час, когда отдохнём от забот,
В честь любви небывалой и речи.

Всё, что душу в юдоли вело,
Всё, что в ней проросло, накипело,
Замирало, но вновь расцвело,
Всё, что в сердце сияло и пело,

На краю подсознанья ищи,
В сердцевине покоя и воли, —
Не судьба ли метнёт из пращи
Сгусток совести, вести и боли?

Утоли же печали мои,
Будь со мною, наитьем ведомым,
Навсегда — с бытием в житии,
С неизведанным чудом и домом.

* * *

В неспешных действиях, поступках и словах
Есть свет особенный — и мы к нему стремимся,
И от бессмыслицы назойливой таимся,
Зане с державою былою дело швах.

И, не бахвалясь, мы с трудом своим дружны
В тоске, в рассеянье, в забвении, в скитанье,
Поскольку жертвенное жизни прорастанье
Мы чуем пристальней на грани тишины.

Покуда вижу я негаданный просвет
Во тьме безумия, в чаду кровопролитья,
Иду на ощупь я, но всё ж иду за нитью —
Тонка она — такой у вас и вовсе нет.

Покуда слышу я то гул на берегу
Прибоя позднего, то птичьи восклицанья,
Приемлю долю я, отринув отрицанья,
И перед родиной своею не в долгу.

Покуда призван я в ненастный этот мир
Для песни, славящей его преображенье,
Я, порождение его и отраженье,
Творю неслыханный свидетельства клавир —

О том, как рушилось эпоха, о таком,
Что было истинным, что век опередило
Во имя радости, — и вот земная сила
Дарует веру мне — и светлый строит дом.