УВЫ, НЫНЕ всё это — из области фантастики: да, в век Интернета депешу порой приходится ждать неделями, хотя руководство «Почты России» уверяет, что в пределах города простое письмо идёт два дня. Мои знакомые решили это проверить и отправили по одному адресу два конверта. Причём — из разных в городе мест: один — из центра (с Загородного проспекта), а второй — из ближайшего к адресату (с проспекта Новочеркасского) почтового отделения. Пока корреспонденция путешествовала по Петербургу, они не поленились замерить, сколько оттуда шагов необходимо сделать почтальону, дабы принести письмо на Октябрьскую набережную, в дом № 6. Оказалось: эта дорога занимает ровно две тысячи девятьсот тридцать шесть шагов и тридцать четыре минуты.

ОПЕРАЦИЯ: «НА ДЕРЕВНЮ ДЕДУШКЕ…»

190 лет назад, 29 января 1833 года, в Санкт-Петербурге открылась самая первая в России городская почта.

Лев Сидоровский

ИЗВЕСТНО ли тебе, дорогой читатель, что в первой четверти XIX века ни в одном из населённых пунктов Российской империи внутригородской почты не существовало? Передать записку даже на соседнюю улицу было довольно сложно, и жители сами изыскивали способ, как переправить послание: словно в далёком ХII веке, им приходилось просто искать попутных людей. Почтамты и городские почтовые отделения «двигали» корреспонденцию только между городами и за границу. Поэтому в разных тогдашних, так сказать, «фирмах» приходилось содержать целые штаты посыльных для разноски пакетов, писем и пригласительных билетов. В общем, дорогой читатель, не так уж и привирал Хлестаков, разглагольствуя (помните?) в захолустье о столице: «Курьеры… курьеры … курьеры… Тридцать пять тысяч одних курьеров!»

И только в 1833-м, 29 января, Петербург наконец-то обрёл самую первую в России городскую почту — «для пересылки между живущими в столице писем без вложения денег и вещей».

Ради этого город разделили на семнадцать округов, в которых открыли «приёмные места». Чаще всего ими служили мелочные лавки, которые в те времена являлись своеобразными клубами для покупателей, да и просто посетителей. Там всегда толпились слуги и извозчики, торговцы и ремесленники, забегали курьеры и посыльные разных казённых учреждений. Ещё там обменивались новостями, рассуждали о насущных проблемах, неграмотные могли попросить лавочника прочесть или написать письмо.

Поначалу таких «приёмных мест» оказалось сорок пять, но через год их число удвоилось. Обычно у входа в мелочную лавку объявление гласило: «Приём писем на городскую почту №…», а в самом помещении красовались «Правила для приёмщиков писем и билетов на городскую почту». Хозяин лавки взимал установленную плату: за каждое письмо, независимо от веса, — 20 копеек ассигнациями или 5 копеек серебром, за пригласительный билет — 10 копеек (или 2 ½ копейки серебром). Лишь после этого в присутствии лавочника письмо или билет отправляли в установленный там же почтовый ящик, который от современного отличался весьма. И форму имел произвольную, и состоял из двух отделений: одно, для опускания писем, закрывалось на замок; другое, открытое, предназначалось для хранения писем, адресаты которых не были разысканы и возвращались отправителям.

Итак, ежедневно в каждом округе два письмоносца (названные так для отличия от почтальонов, разносивших иногороднюю корреспонденцию) поочередно три раза в день, забирая письма из мелочных лавок, доставляли их в отделение городской почты почтамта. Там сортировались по округам и разносились письмоносцами по адресам трижды в сутки: в 8 часов утра, в 1 час дня и в 6 часов вечера. В конце каждой недели хозяин мелочной лавки сдавал лист учёта принятой корреспонденции и выручку за неё, кладя в собственный карман 10% и предоставляя возможность всем участникам этой операции, письмоносцам и работникам почтамта, тоже взять свою долю заработка.

По общему мнению, нововведение имело явный успех — и в 1835-м, 24 сентября, император Николай I подписал документ о том, что «существование городской почты утвердить навсегда».

А в 1845-м для оплаты почтовых расходов появились «штемпельные куверты». Потом отказались от услуг лавочников, развесив по городу почтовые ящики. На почтамте письма сортировали, ставили штемпель и разносили по адресам. В январе 1858-го возникли почтовые марки… И (что очень важно!) находило письмо адресата в Петербурге всего за один день.

 ***

МИНУЛО лет сто «с хвостиком», и однажды, в 1968-м, случилась у меня в «Смене» такая история.

Редакции понадобилось пос­лать письмо известному французскому художнику Жану Эффелю, но адреса мы не знали. Я посоветовал написать просто: «Париж, Жану Эффелю», но коллеги усомнились: дойдет ли? Я возразил — ведь пишут же: «СССР, Юрию Гагарину», и доходит. Но в ответ мои оппоненты заорали, что это — случай особый…

И тут я публично предложил главному скептику пари. Взял конверт и вслед за словом «Ленинград» указал там лишь свою фамилию и инициалы. И больше — ни-че-го. А вместо обратного адреса пометил: «Проездом». В общем, уподобился тому самому чеховскому Ваньке Жукову, который (помнишь, дорогой читатель?) отправил письмо «на деревню дедушке»… Свою затею так и назвал: «Операция: «На деревню дедушке…»». По правде говоря, на успех рассчитывал не очень…

Однако всего через четыре дня, вечером, вернувшись из редакции, с изумлением обнаружил в почтовом ящике знакомый конверт, украшенный многочисленными штемпелями.

 ***

И ТОГДА я решил (для читателей «Смены») проследить, как же это необычное, «безликое» послание своего нахального адресата разыскало.

Судя по печати, каверзный конверт тогда же, в день отправления, 1 февраля, оказался на Кировском сортировочном узле. Будь адрес нормальным, его сразу же переслали бы оттуда в соответствующее почтовое отделение. Но тут случай особый, поэтому депеша проследовала на Главпоч­тамт. Там, в 4-м цехе, где обрабатывалась корреспонденция, поступающая в Ленинград со всей страны, имелся особый отдел — справочный. Сюда-то и попало моё «детище». Впрочем, здесь оно находилось отнюдь не в одиночестве: в тот день, как я выяснил, подобных «дефектных» конвертов было больше двух тысяч! За них принялись четыре оператора. Хорошо, если на письме указан хотя бы номер почтового отделения. Тогда всё просто: телефонный звонок в соответствующую жилконтору, выяснение адреса — и порядок. Однако на моём конверте никаких цифр не значилось. Поэтому дальше для него был один путь — в Городское адресное бюро. Ну а там, как мне разъяснили, разыскать мои координаты было не очень сложно, поскольку во всём горо­де у меня оказалось лишь двадцать пять однофамильцев (причём — с другими инициалами), поэтому справились быстро. Куда сложнее, допустим, найти кого-нибудь из Ивановых: Ивановых тогда в Питере насчитывалось больше ста двадцати тысяч…

В общем, хотя прописку я тогда имел временную и комнату в коммуналке у хозяйки лишь «снимал», письмо на 6-й Красноармейской, в доме № 17, в квартире 3, быстренько, уже 5 февраля, меня «застукало». И потом там, на Главпочтамте, я Верочке Киреевой, которая разыскала мой адрес и, слава богу, оставила на конверте свою подпись, сказал самые нежные слова…

Так что пари выиграл.

Вот так в 1968-м работала на невских берегах почта: местная корреспонденция доставлялась, максимум, за сутки, письма в Москву — на третий день…

 ***

 УВЫ, НЫНЕ всё это — из области фантастики: да, в век Интернета депешу порой приходится ждать неделями, хотя руководство «Почты России» уверяет, что в пределах города простое письмо идёт два дня. Мои знакомые решили это проверить и отправили по одному адресу два конверта. Причём — из разных в городе мест: один — из центра (с Загородного проспекта), а второй — из ближайшего к адресату (с проспекта Новочеркасского) почтового отделения. Пока корреспонденция путешествовала по Петербургу, они не поленились замерить, сколько оттуда шагов необходимо сделать почтальону, дабы принести письмо на Октябрьскую набережную, в дом № 6. Оказалось: эта дорога занимает ровно две тысячи девятьсот тридцать шесть шагов и тридцать четыре минуты.

А вот специалисты почтового дела одолели сей маршрут за… восемь дней.

 ***

БОЛЕЕ ТОГО! Если прежде в критический момент я мог спокойно позвонить в своё почтовое отделение, дабы выяснить, допустим, почему мне сегодня не доставлены по подписке газеты или почему письмо с соседней улицы за неделю до меня так и не добралось, то с некоторых пор сделать это стало абсолютно невозможно: трубку там никто никогда не поднимает. Почему? Да потому, что теперь, оказывается, по распоряжению высшего почтового начальства, любой, даже самый пустяковый свой вопрос я должен адресовать исключительно по номеру 8-800-200-58-88 — в Москву, в самый главный офис «Почты России». И уж в столице решат, помогать мне или нет.

Оказавшись в такой дичайшей ситуации, стал связываться со своими «родными« почтовиками по электронной почте (благо, Интернет сей адрес не скрывал): я им — вопрос, они мне таким же способом — ответ. Однако недавно их e-mail поменялся и теперь держится (опять-таки по приказу начальства) от населения в глубочайшем секрете.

Так что, дорогой читатель, сегодня «Почта России» — это не просто федеральный почтовый оператор, а уже некое «государство в государстве» — со своими особыми законами и правилами, свидетельствующими о том, что им на нас, простых смертных, откровенно наплевать. И — от невозможности добиться там хотя бы какого-то порядка, вспоминая 1968-й год и операцию: «На деревню дедушке» как абсолютное Чудо, — я теперь лишь бессильно вздыхаю: «Ах, где же вы, те самые древние, надёжные мелочные лавки?!»