Марк Фукс: Ташкент. Возвращение — 2013

Loading

Марк Фукс

Ташкент. Возвращение — 2013

(фото автора)

Многие при упоминании Ташкента ничего оригинальнее выражения «Ташкент — город хлебный» припомнить не могут.

У некоторых Ташкент ассоциируется с мощным разрушительным землетрясением, пахучим пловом и опьяняющими лепешками на роскошных базарах, с реками, несущими ледяную воду с гор и рассекающими изнывающий от жары город с севера на юг, с красивым и доброжелательным народом в его парках, скверах, в махалинских двориках, так напоминающих в августовскую жару наше представление о маленьком рае.

Значительная часть бывшего советского народа и его наследников ничего не может поделать с собой и с заложенной в него программой, и, подтверждая диагноз неизлечимой болезни, по сей день с ухмылкой вспоминает о «ташкентском фронте». 

Как отзывается слово Ташкент в еврейском сердце и душе? Чем мы обязаны этому уникальному городу и его народу? Какой след мы оставили там и какую память о нем передадим своим детям и внукам?

Когда я говорю о народе Ташкента, то подразумеваю именно то, что говорю. Могут возразить: мол, нет такого народа. Отчасти так. Нет такого народа в справочниках и энциклопедиях. Но спросите любого ташкентца, и он подтвердит вам правоту моих слов.

Меня с Ташкентом связывают двадцать два года, выпавшие на самый активный жизненный период. 

Для начала вспомним добрый рецепт и попробуем отстраниться от сегодняшнего, от мобильных телефонов и компьютеров, от наших «Тойот» и «Хонд».

Вернемся во времена пишущих машинок, во времена, когда кинотеатры еще ломятся от зрителей, в книжных магазинах дефицит, цены в театр смешные и можно позволить себе пойти в него не ради утреннего балета для детей, а для того, чтобы отдохнуть от жары в, пожалуй, единственном доступном кондиционированном зале огромного города.

Автопром «предлагает» вам, постояв в очереди лет двадцать, обзавестись через профком «Москвичами» и горбатыми «Запорожцами», а за соседом из горкома, все еще живущим среди простых смертных, приезжает «двадцать первая» «Волга». Русский «FIAT» еще только строится и в прессе оживленно обсуждают как назвать советский народный автомобиль. Наиболее продвинутые ратуют за вариант «ВИЛ-100». На дворе семидесятый год прошлого века, советский народ отмечает столетие со дня рождения вождя и так (!) хочется увековечить его имя и в названии «нового» автомобиля.

Побеждает трезвость, автомобиль получает название «Жигули».

Будущие радетели за чистоту русских тотальных диктантов от ташкентских евреев в восторге. Самобытное, народное, я бы сказал «почвенное» название побеждает. Правда народный автомобиль, как оказывается, предназначен не только для советского народа, значительная часть пойдет на экспорт в страны народной демократии, а там слово «Жигули» произнести то ли неприлично, то ли зубы сломаешь, то ли язык узлом завяжешь…

Потом придумают торговую марку «Лада» и успокоятся на долгие, долгие годы.

Не то, чтобы в городе не было иномарок. Были. Два «VW-жука», принадлежавших авиакомпаниям «SAS» и «Fin air» и часто коротавших время на тогда еще пустынной стоянке у гостиницы «Ташкент».

Скандинавы летали в Индию и Австралию через Ташкент на своих «Боингах» и «DC», а нам лучше «Ила восемнадцатого» и не надо было. Полсотни рублей, пять с половиной часов полета и тройная цена за билет в «Таганку».

Город еще залечивает раны, оставленные землетрясением шестьдесят шестого года.

Скуластая девочка Дина с нотной папкой в руках еще обреченно бредет по Пушкинской в консерваторию.

Но Владимир Рецептер уже давно у Товстоногова в Ленинграде.

Столицы регулярно снимают сливки.

У всех на устах хохмы команды КВН ташкентского политеха.

И Александр Борисович Титель еще просто Саша и еще не профессор и худрук театра Станиславского и Немировича-Данченко, а простой инженер в одном из ташкентских проектных институтов.

Над городом в испытательном полете кружит гигант «Антей», собираемый на местном авиазаводе — союзном флагмане транспортного авиастроения.

Запах утреннего плова и дымок от шашлыка.

Мы в Ташкенте семидесятых. Мы молоды и все еще впереди.

В такой Ташкент я прибыл весной 1970 года. Считалось, что на год-два, покамест жена не окончит консерваторию и мы не снимемся из СССР, как и большинство моих друзей-товарищей.

Год-два растянулись на двадцать два, и только тогда, когда развал Союза стал надвигающейся реальностью, а двери ОВИРа приоткрылись, а затем и распахнулись, мы оставили это во многом замечательное и неповторимое место.

Экскурс в прошлое

Начало семидесятого  года прошлого столетия, это было  время, когда  жители бывшей Кашгарки, как и  многих  других  кварталов, ещё и не думали никуда уезжать из Ташкента.
Фахим  Ильясов

Город уже залечил раны, нанесенные землетрясением шестьдесят шестого года, но все еще представлял собой огромную и динамичную стройплощадку.

В самом его центре заканчивались работы по благоустройству ажурного куба музея Ленина, кипела работа на возводимой двадцатиэтажке на главной площади города. Республиканский Совмин красовался на оригинальных V-образных колоннах, вдали, на южном окончании огромной площади виднелось здание дореволюционной постройки — остатки Ташкентской крепости. Памятник Ленину казался своим, домашним и не давил на прогуливавшихся ташкентцев в отличие от воздвигнутого позднее. Сверкало на солнце новенькое здание ЦК комсомола, а за ним расположилась внушительная пятиэтажная коробка-каре, украшенная табличкой с союзным гербом и аббревиатурой «ГПКТБМ».

Лаконичность названия организации я отнес к пресловутой секретности и не стал уточнять что означает эта аббревиатура.

Моя первая неделя в Ташкенте пролетела быстро, оставив множество впечатлений от Алайского базара, щусевского театра Навои, украшенного резьбой по мрамору и ганчу поверх зеркал, от старого города с его волшебным колоритом, от многочисленных новостроек с надписями «Свердловск», «Казань», «Новокузнецк», а главное — от доброжелательности и особой теплоты ташкентцев, так непривычной прибывшему с обозленной на все и на вся Западной Украины.

Пообедав напоследок в кафе «Лаззат» напротив консерватории, я улетел на свою Буковину. Вернулся в Ташкент быстрее чем предполагал. Уже в сентябре того же года, зарегистрировавшись в паспортном столе и отметившись в райвоенкомате, я стал подыскивать себе работу.

Судьба привела меня в то самое ГПКТБМ, на которое я обратил внимание в первый свой приезд.

В стенах этой организации я отработал 22 года.

ГПКТБМ — детище Среднеазиатского совнархоза. Была такая организация в конце пятидесятых–начале шестидесятых годов прошлого века. Идею совнархозов родил неутомимый новатор Н.С. Хрущев, узбекские лидеры идею поддержали. Они понимали, что, только объединив и сконцентрировав усилия и ресурсы всей Средней Азии в Ташкенте, можно рассчитывать на рывок в экономике и промышленности, на свое место в союзном государстве.

Для практического решения технологических и конструкторских задач, ведения опытно-конструкторских и научно-исследовательских работ в области машиностроения для всей Средней Азии и было создано ГПКТБМ — Государственное проектно-конструкторское технологическое бюро машиностроения.

КБ базировалось на тогдашней территории механического завода им. Ильича (бывших ремонтных мастерских гарнизона Ташкентской крепости), непосредственно примыкавших к крепостному городку в самом центре европейской части Ташкента. Впоследствии завод, ставший подразделением ГПКТБМ, получил статус опытно-механического и перебазировался на тогдашнюю окраину, на берег Салара, а на его месте, на площади Ленина развернулось строительство проектного и лабораторного корпусов КБ.

После ухода Н.С. Хрущева началось сворачивание попыток реформ, имевших целью децентрализацию экономики и управления промышленностью. К середине шестидесятых совнархозы прекратили свое существование.

К этому времени в Узбекистане уже был создан мощный куст предприятий сельскохозяйственного машиностроения, переподчиненных впоследствии союзному Минтракторосельхозмашу. Интересно, что единственным союзным главком этого министерства, находившимся вне Москвы, являлся Главхлопкомаш в Ташкенте. В этот главк и входило тогдашнее Государственное проектно-конструкторское технологическое бюро машиностроения (ГПКТБМ). Таким образом Узбекистан сохранил за собой не только фактическое, но и формальное лидерство в этом направлении машиностроения.

К моменту моего прихода в ГПКТБМ организация располагалась на уже трех территориях. Продолжалось активное строительство: достраивалось северное крыло основного здания в самом центре Ташкента, велось строительство новых корпусов на других территориях.

Произошли изменения и в структуре управления организации. На основе ГПКТБМ было образовано научно-производственное объединение НПО «Технолог».

НПО «Технолог» представляло собой во многом уникальное образование, способное быстро и квалифицированно решать конкретные задачи производства. Проектирование и изготовление оборудования шло почти параллельно, что позволяло его коллективу в кратчайшие сроки вводить на предприятиях отрасли станки и производственные линии, технологические комплексы, внедрять новые технологии, материалы и инструмент.

НПО «Технолог» являлось ведущим в отрасли по направлениям: твердосплавный и безвольфрамовый инструмент и переработка пластмасс.

Кроме того, НПО располагало прекрасными специалистами и всеми прочими ресурсами в области металлургии и литейного производства, сварки, станкостроения, инструмента и оснастки, защитных покрытий и термообработки. Техническая библиотека НПО являлась ведущей в отрасли и способна была обеспечить поддержку начинаниям КБ.

Специалисты НПО вели работы не только по всему Союзу, но и за рубежом (Франции, Германии).

В НПО, не являвшемся академическим заведением, работало несколько десятков кандидатов технических наук, причем в большинстве своем, это были ученые, ставшие таковыми в стенах НПО «Технолог».

Авторитет специалистов НПО был на высоте, а визитная карточка НПО «Технолог» — лучшей рекомендацией.

В свое время, НПО прославилось своим джазовым оркестром «Модуль» под управлением композитора и музыканта Э. Калонтарова. Это был биг-бенд в полном составе, игравший на вполне профессиональном уровне. Жители Нью Йорка могут и сейчас оценить игру музыкантов из «Модуля»: Эдвард Календарь — Э. Калонтаров часто выступает по местному русскому радио и участвует во многих музыкальных мероприятиях.

В НПО царила атмосфера творчества, взаимоподдержки, понимания и товарищества. Все это было очень «по ташкентски» в лучшем смысле этого определения.

Коллектив НПО, как это было характерно для Ташкента, был интернациональным, но, что характерно, в среднем и руководящем звене наблюдалось много еврейских имен…

Наша нынешняя, в конце апреля 2013 года, поездка в Ташкент была вызвана причинами личного характера, продолжалась на практике всего пять дней и не могла вместить многого. Естественно, она была насыщена впечатлениями и сравнениями.

Наша заметка не претендует на всестороннее освещение жизни современного Ташкента, не касается многих актуальных, важных вопросов и проблем возрождения государственности в Узбекистане.

Это репортаж об увиденном, впечатления с небольшими отступлениями-воспоминаниями о прошлом.

Двадцать два года в нашей жизни и в нашем возрасте — это срок.

Произошли изменения и на центральной площади Ташкента, где располагался головной корпус нашего НПО.

Площадь Ленина, естественно, сменила название. «Шедевр» Томского, сместивший в свое время скульптуру Манизера урезали и на постамент вместо Ильича водрузили огромный глобус с рельефной картой Узбекистана на нем.

Здание нашего НПО снесли, а на его месте разбили сквер.

Да что там здание, да что там НПО! Снесли целую империю…

И ничего. Жизнь продолжается. И слава всевышнему!

Совсем недавно мне довелось побывать в одном из израильских ВУЗов. Нас принимал тамошний профессор, интересный человек с доказанным опытом работы и авторитетом. Разговорились. Оказалось, что он в прошлом сотрудничал с нашим НПО, был знаком со многими его работниками и сохранил в своей памяти прекрасные впечатления о нашем тогдашнем коллективе. Профессор проронил:

«Мы не ожидали обнаружить в Ташкенте КБ такого масштаба и уровня».

Я был удовлетворен этой фразой. Она подтвердила нашу самооценку и вызвала у меня прилив гордости за товарищей.

Как стать миллионером?

Нет ничего проще, но при условии, что вы получите визу, приобретете билет и сядете в «Боинг» Узбекских авиалиний, улетающий из Тель-Авива в Ташкент.

По прибытии устройтесь в отеле, примите горячий душ, придите в себя, подготовьте сумку с молнией, затем отмерьте примерно два миллиметра долларов США и спуститесь в лобби.

Вас там ждут.

Молодые и серьезные клерки, владеющие языками, в черных костюмах и при галстуках вежливо примут ваши баксы и выдадут вам ваш миллион, но уже в узбекских сумах.

Не пытайтесь пересчитывать. Бесполезное дело. Плывите по течению. Теперь можно собираться на ужин.

На следующий день после обеда вы обнаружите, что от миллиона осталось всего половина. Не отчаивайтесь! Вам этого хватит на бутылку минеральной воды, билеты в театр и такси.

И так будет продолжаться по синусоиде до конца вашего визита: поход в клуб миллионеров и возвращение к обычной для вас жизни, когда деньги можно пересчитать без специального автомата…

В былые времена, возвращаясь в Ташкент из Москвы или Крыма, я начинал ощущать Узбекистан уже в аэропорту отправки.

К условному времени появлялись тюбетейки на головах, в толпе отлетающих слышались знакомые ташкентцу слова «хоп», «майли» «алайский», «Чимган» и «Бричмулла», почетное место в багаже занимали приобретенные неизвестно где и как огромные ковры, свернутые в рулон и обернутые в пластик.

На этот раз мои ожидания окунуться в знакомую обстановку еще в Израиле не совсем оправдались.

Узбеков мы обнаружили у стойки «Узбекских авиалиний» в зале отправлений аэропорта Бен-Гурион, но это было уже новое поколение, свободно переходящее с английского на русский, строго и элегантно одетое, со смартфонами в руках.

Главным видом транспорта для ташкентцев нашего времени всегда был воздушный. Узбекское управление ГВФ было одним из крупнейших в СССР, флот его состоял из лучших образцов советского авиастроения, а пилоты всегда пользовались моим личным доверием. Прямой наследник Узбекского управления ГВФ — Национальная компания «Узбекистон хаво йуллари» («Узбекские авиалинии») сегодня летает на «Боингах» и «Эрбасах» в пятьдесят пунктов назначения Америки, Европы и Азии и имеет представительства в 25 странах мира.

Из Бен-Гуриона узбекские самолеты летают в Ташкент четырежды в неделю, причем линия пользуется популярностью также у путешествующих в Таиланд, Китай и Индию.

(Примечание: соблюдающие традицию могут рассчитывать на кошерное питание на борту узбекских лайнеров.)

Четыре с половиной часа полета пролетели быстро и к вечеру, пройдя контроль, мы очутились на площади пред Ташкентским аэропортом. Солнце уже село, город, погружавшийся в темноту, сверкал огнями.

Автомобиль нёс нас по проспектам. Я узнавал и не узнавал знакомые места.

Мысленно я возвращался в 1991 год, в то время, когда мы покидали Узбекистан…

Как мы покидали Ташкент в 1991 году

Не помню уже на каком этапе нам разрешили обменять наши кровные рубли на доллары. Курса также не помню.

Помню только что сумма, полученная мною на семерых и подводившая итог жизни моей семьи и всех предшествующих поколений в России, (все-таки «двести лет вместе»), была смехотворной.

Не более двухсот «зеленых» без права на давно заработанные пенсии, квартиры и т.д.

Сумма — ничтожная, как это понятно сейчас всем, тогда казалась солидной.

Зимой девяносто первого получение ее в банке и доставка домой была задачей не совсем простой и совсем небезопасной.

Все, кто только мог, покидали Среднюю Азию. Прокатились погромы в Ферганской долине. Потихоньку вырезали месхетинцев. Крымские татары начали прорываться на свою родину, к Черному морю. Еще до того стали сваливать в Германию этнические немцы, проделавшие послевоенный маршрут от Волги до Сибири и Урала, и к этому времени через Казахстан просочившиеся в Ташкент. Греческие политэмигранты со своим ЦК, ансамблем «Бузуки» и звездой узбекского футбола Хадзипанакисом покинули нас еще в середине восьмидесятых.

Грабеж и выколачивание денег из отъезжающих стало модным бизнесом.

В еврейском общинном центре на Педагогической, который, на мой взгляд, курировался «теми, кому следует», на эту тему распространялись всякие слухи с леденящими душу деталями и подробностями.

Словом, к получению двухсот долларов следовало отнестись серьезно и основательно.

В соответствии с нашей легендой мы подъехали к банку в районе городского вокзала на двух машинах. Запарковались на некотором расстоянии один от другого. Я вышел из своих «Жигулей», прошел в здание банка, вышел оттуда через четверть часа уже с «зелеными». Оглянувшись по сторонам, направился ко второй машине. Витя, мой друг, насколько это было возможно в центре города, помчал меня к себе домой. Мою машину отогнал сын. Домой я вернулся через пару часов.

В эти дни по Ташкенту мы ездили с маленькими ломиками под рукой. «Успокоители» — ласково называли мы этот нехитрый и полезный инструмент.

Доллары были получены, а вот что делать с рублями?!

Рублей накопилось довольно много. Мы старались продать все, что только можно было. К нашему удивлению, находили покупателей даже самые непродаваемые предметы. Люди приходили в дом без приглашения, непонятным образом, узнавая адреса отъезжающих и график отъезда.

Мы еще не привыкли к захлестывающей страну инфляции, к новым ценам.

За мои годовалые «Жигули», купленные за девять тысяч, отвалили около тридцати «деревянных».

Становилось жутковато от всего этого.

Разговоры разговорами, слухи слухами, а куда же все-таки девать деньги?

Толпы отъезжающих и просто любителей заполняли толкучку.

Ташкентский толчок занимал огромную территорию на южной оконечности города, на ипподроме.

Я принципиально туда не ездил. Там, где толпа, меня нет. Точка.

Жена рассуждала иначе. Вся ее музыкальная школа начинала выходные с ипподрома и затем всю неделю обсуждала покупки.

«Дети голые и босые! Деньги девать некуда! До отъезда остались последние выходные, непонятное упрямство и странные принципы!»

За четыре дня до отъезда я сдался. Уступил. Напрасно, конечно!

Деньги рассовали по внутренним карманам, основную ударную сумму поместили за голенища жениных сапог. Мелочь, сто банкнот по пять рублей, я опрометчиво и беззаботно положил в верхний наружный карман куртки и застегнул молнию.

Несмотря на январский холод и едва поднявшееся солнце, вся огромная площадь ташкентского толчка кишела людьми. От парковки до торговых рядов надо было пробираться еще минут пять-десять.

Купить было нечего. Китайские подделки под кожу. Сомнительные флаконы корейского женьшеня. Самопальные «вареные» джинсы. Запчасти к автомобилям, сработанные нелегально на ташкентских заводах и наварные протекторы. Всякая дребедень…

Толкотня.

Меня дернули за рукав справа, затем толкнули слева, мелькнуло перед глазами и отвернулось лицо молодого человека с живыми восточными глазами.

Молния верхнего кармана куртки оказалась расстегнутой.

Я повел глазами в сторону стремительно растворявшегося в толпе парня.

— Извините, пожалуйста — ко мне обращался среднего возраста мужчина в нутриевой шапке, — вас только что обокрали, вы этого не видели, это профессионалы. Вот мое удостоверение. Мы отслеживаем их длительное время. Сейчас мы проведем задержание. Для нас важно, чтобы вы подтвердили, что вас обокрали именно они. Вы готовы?

Я согласно кивнул.

Почти одновременно с этим где-то в стороне прозвучал громкий голос:

— Только что обокрали гражданина. Проводится задержание. Главное управление милиции. Просьба: не мешать.

Над толпой в воздух веером взлетели мои пятирублевки, выброшенные вором.

— Не трогать! Вещественное доказательство!

Все происходило как в кино. Толпа, было, бросилась собирать деньги, но оттесненная милиционерами в штатском нехотя расступилась, образовав небольшой круг. В центре круга оказались мы с женой, двое сотрудников милиции и еще несколько человек, видимо оперативников, собиравших разбросанные по грязи купюры.

— Вы проедете с нами.

— А где воры? — поинтересовался я.

— Уже в дороге.

Нас быстро провели за трибуны ипподрома и усадили в «Запорожец». Я успел попросить соседа, поехавшего с нами на толчок, отогнать нашу машину домой.

От «Запорожца» такой прыти я не ожидал. Мы неслись через весь город, не останавливаясь, игнорируя знаки и светофоры.

Машина въехала во внутренний двор Главного управления милиции. Нас провели в здание.

В этом здании мне приходилось бывать ранее.

Году в семьдесят пятом, или семьдесят шестом мы с моим другом Витей подписались по телефону, не глядя, реанимировать старенький «Ксерокс». В оговоренное время за нами заехали красного цвета «Жигули». Машина отвезла нас в ГУМ Ташгорисполкома на улицу Жуковского.

Оказалось, что милиция раздобыла диковинку, бывшую в употреблении, но что делать с ней не знает. Отступать было поздно. Как говориться, «когда прокурор говорит «садитесь», стоять неудобно».

Оживили мы старенький «Ксерокс» за пару вечеров, а оплату ждали и выклянчивали около полугода. Вот и погулял я тогда между кабинетами и этажами ГУМа.

В то утро, когда я вновь попал в ГУМ, коридоры огромного здания были пусты. Только дежурный персонал.

Нас пригласили в кабинет и приступили к оформлению документов.

Паспортов у нас уже не было. Единственные документы, визы голландского посольства, да и те дома. Поскольку я еще продолжал появляться на работе, то все еще носил с собой удостоверение министерского образца. На его основании и стали заполнять документы.

Особого энтузиазма по поводу происходящего я не испытывал. Первоначальный «экшн» прошел, рассудок постепенно возвращал нас в реальность.

«На кой хрен мне это надо? Через пару дней нас здесь не будет. Бог с ними, с деньгами. Надо заканчивать все это поскорее» — проносилось в голове.

— Товарищ капитан,— обратился я к заполнявшему документы, через несколько дней мы отъезжаем на постоянное место жительства в Израиль. Нельзя ли сократить процедуру до минимума?

— Счастливого пути. Серьезно, счастливого пути, — капитан на минуту оторвался от документов и посмотрел на нас. Жалко, Марк Иосифович, что такие люди как вы покидают Узбекистан, а такие… — брезгливо коснувшись, бумаг, — остаются с нами. Ничего, будете приезжать в гости. Ничего не бойтесь. Эти ребята сядут лет на восемь, это у них не впервые. Один из них всего две недели как освободился.

Время тянулось медленно. На процедуру мы повлиять не могли. Привезли адвоката. Провели опознание. Принесли чай и бутерброды. Перекусили. Угостили апельсинами. Снова допрос.

Часам к четырем пришло ощущение, что процесс подходит к концу. Наконец на столе появилась пачка моих пятирублевок. Не хватало нескольких купюр. Я расписался в получении. На разницу я не претендовал.

В наступающей темноте мы плюхнулись в такси и поехали домой.

Отлетать самолетом было удобно, но рискованно. Часто отлетающие, уже в Москве обнаруживали, что их багаж затерялся в Ташкенте «с концами».

Сняли купейный вагон. На три семьи и провожающих.

Ночью выпал снег.

Соседи — узбеки, увязая по щиколотки в нем, шли за отъезжающей машиной. В последний момент соседка Юлдуз — Лида сунула нам в руки горячую, с огня, самсу и лепешки.

Годы пролетели быстро, мы состарились и стали тяжелыми на подъем. Многие сменили место жительства и среду обитания, но продолжают оставаться детьми Ташкента, его диаспорой, удивительной тем, что в ней нет ни национальностей, ни вероисповеданий, ни границ.

Все члены этого клуба прекрасно знают, что «Сквер» — это больше чем просто общественный сад в центре города и что утренний плов у друга узбека — это больше чем просто завтрак.

Мы тщательно готовили нынешнюю поездку в Ташкент

Отель был заказан через местную турфирму, что, между прочим, обеспечило нам дополнительную услугу — «зеленый коридор» (сотрудник Министерства туризма встретил нас и помог пройти все формальности на таможне), задачу сопровождения на месте и «опеки» возложили на себя наши ташкентские друзья. За это им отдельная благодарность.

К выбору отеля мы отнеслись тщательно. Нас устраивали четыре звездочки, в центре города, поблизости к метро и в тишине.

Всем этим условиям отвечал «Шодлик-палас» в районе стадиона «Пахтакор» на берегу канала «Анхор». В этом отеле, как правило, останавливаются деловые люди, фирмачи, ведущие свои дела в Узбекистане.

К нашему приезду на флагштоках развивались флаги Японии, Южной Кореи, России, Европейского сообщества, Казахстана, Ирана и Китая.

Еще одним преимуществом отеля «Шодлик» («Радость») является то, что к нему непосредственно примыкает помещение известного и интересного театра «Ильхом» («Вдохновение»).

Посещение этого коллектива было в наших планах и билеты нам приобрели заранее.

Несколько слов о еврейском Ташкенте

«Каждая страна имеет таких евреев, каких заслуживает.»
Эмиль Францоз

К 1970 году, когда я приехал в Ташкент, еврейское население Узбекистана, согласно официальным источникам, составило 102,9 тысяч человек. Это был пик численности еврейского присутствия в Узбекистане, затем начался спад, который продолжается по сей день и говорить серьезно о местной еврейской общине сейчас может только убежденный оптимист.

Выражение моего известного земляка Карла Эмиля Францоза, приведенное в начале главы в качестве эпиграфа, в полной мере относится к Узбекистану и Ташкенту.

Европейские евреи — ашкенази составляли примерно 65 тысяч человек, а местные бухарские евреи — 27 тыс. человек.

Подавляющее количество евреев проживало в городах, причем большая часть европейских евреев — в Ташкенте.

Даже для города с населением под три миллиона шестидесятитысячная еврейская община — явление неординарное и заметное.

В Ташкенте европейские евреи жили как-то параллельно бухарским, не смешиваясь, не конкурируя, а скорее дополняя друг друга, занимая свои ниши.

Евреи поселились на территории нынешнего Узбекистана в 8 веке в районе Хорезма, постепенно они расселялись во всех направлениях от Хорезмского оазиса. К четырнадцатому веку еврейские общины уже существовали в Ферганской долине, Самарканде, Бухаре и Ургенче. В отношении евреев так же, впрочем, как и в отношении христиан, действовали ограничения по численности — община не должна превышать ста семей.

К этому времени евреи, пришедшие в Среднюю Азию из Ирана, уже пользовались в быту еврейско-персидским языком.

В середине 19 века еврейские общины присутствовали практически во всех регионах современного Узбекистана. До этого, на протяжении 16-18 столетий, в связи с изменением геополитической ситуации в регионе, евреи Бухары, Коканда и Хивы оказались отрезанными от соплеменников в Иране и Афганистане.

Жизнь евреев в Средней Азии в то время далеко не безоблачна, их пытаются насильно обратить в ислам, они ограничиваются в выборе рода занятий и места жительства, облагаются специальными налогами.

Постепенно, в начале 19 века среднеазиатские (бухарские) евреи начинают участвовать во внешней торговле и финансовых операциях с Россией.

Еврейские общины Средней Азии автономны и самостоятельны в своей внутренней жизни, управляются выборными калонтарами и наси, которые одновременно являются представителями эмира. Судебные решения проводит Бейт-Дин. Строго соблюдается кашрут, мальчики получают религиозное образование.

Мировая еврейская диаспора понимает, что необходимо оказать помощь, усилить общины евреев Средней Азии. В Бухару в 1793 году из далекого Цфата прибывает рав Иосеф Маймон Магриби, который открывает в Бухаре иешиву, внедряет сефардский порядок проведения обрядов, способствует централизации духовной жизни евреев.

В шестидесятых годах девятнадцатого века Россия предпринимает успешную попытку завоевания Средней Азии, образует на завоеванных территориях Туркестанское генерал-губернаторство (впоследствии — Туркестанский край).

Местные евреи рассматриваются Россией как единственные союзники, единственная лояльная России местная группа населения. Они уравниваются в правах с мусульманами, освобождаются от уплаты особой подати, насильно обращенным в ислам предоставляется возможность вернуться к иудаизму. За еврейскими общинами сохраняется система самоуправления и в соответствии с российской практикой вводятся должности казенных раввинов.

Эти новшества не касались евреев Хивинского ханства и Бухарского эмирата, однако евреи этих протекторатов могли свободно, с предоставлением российского гражданства, переселяться в Туркестанский край, что привело поначалу к резкому росту еврейского населения в Ташкенте, Самарканде и Коканде.

Впоследствии администрация края предприняла ряд мер для ограничения роста еврейского населения и даже прибегла к депортации евреев в протектораты.

Только рост национально-освободительного движения против России и восстание мусульман 1916 года привело имперские власти к пересмотру своей антиеврейской политики и замораживанию уже намеченных акций по регулированию еврейской составляющей местного населения.

К двадцатому веку евреи Средней Азии уже сформировали прослойку крупных купцов, промышленников и финансистов. Становление хлопководства, хлопкоочистительной и хлопкообрабатывающей промышленности в Туркестане связано с еврейскими именами.

В дальнейшем ввоз дешевых тканей из западных и центральных регионов Российской империи привел к упадку текстильной промышленности, принадлежавшей евреям. Произошло обнищание общины, начались поиски альтернатив и, как результат, в последнем двадцатилетии 19 века переезд полутора тысяч местных евреев в Иерусалим, на землю предков и основание ими бухарского квартала там. С того времени и ведет свое начало бухарско-еврейская община в Эрец-Исраэль.

Таким образом, исход бухарских евреев с территории современного Узбекистана, начавшийся в конце девятнадцатого века, практически завершается сейчас. В Узбекистане сегодня проживает мене 10 тыс. бухарских евреев.

История ашкеназов в Узбекистане несколько иная, хотя итог ее примерно тот же, что и у «бухарцев».

Европейские евреи в своем движении в Среднюю Азию были ограничены чертой оседлости.

Исключение делалось для немногих европейских евреев: для специалистов, необходимых для развития края, для отслуживших в царской армии и т.п.

Европейские евреи, составлявшие немногочисленные общины Самарканда, Ташкента, Скобелева (Ферганы), Андижана в дореволюционный период сумели внести ощутимый вклад в становление русскоязычной прессы, культуры и политической жизни в крае.

Революция (1917) в России отразилась, естественно, и на жизни еврейских общин Туркестана. Евреи, а как же без этого (!), оказались по обе стороны баррикад, но в большей части поддерживали левых эсеров и большевиков.

Победа советской власти в Туркестане внесла в жизнь обеих еврейских общин существенные изменения.

Еврейскими делами в Туркестане занялась региональная Евсекция.

Национальная политика Советской власти в Туркестане имела, конечно, свои специфические особенности, однако в отношении евреев строилась по общему сценарию с небольшими поправками на еврейско-бухарскую общину.

Ашкеназы, доминировавшие в Евсекции, поначалу принялись преподавать в «туземно-еврейских» школах на иврите, т.к. он был единственным общим языком для обеих групп еврейского населения.

Впоследствии появились учебные заведения на еврейско-таджикском языке, аналогично тому, как преимущество у ашкеназов европейской части страны было предоставлено идишу.

Годы гражданской войны, голод и погромы, привели в двадцатые годы в Туркестан множество евреев — переселенцев из европейской части страны.

С образованием СССР поток евреев–ашкеназов увеличился. Теперь это были представители интеллигенции, направленные на работу в Узбекистан.

Интересно, что и в Узбекистане создавались еврейские колхозы, общее количество которых в середине тридцатых годов приближалось к тридцати.

Бухарские евреи были не в восторге от нововведений, а после кровавого навета тридцатого года (Агалык, под Самаркандом) возобновилась легальная и усилилась нелегальна эмиграция их через южные границы с Ираном и Афганистаном.

К середине тридцатых годов властям удалось перекрыть все каналы оттока бухарских евреев. К тому времени общая численность бухарских евреев в Узбекской ССР (включая автономные образования) составляла около двадцати пяти тысяч человек.

К этому времени в республике выходили печатные издания на еврейско-таджикском языке, работали библиотеки, клубы (чайханы), Самаркандский историко-этнографический музей и театр бухарских евреев.

Европейские евреи, жившие в то время в республике, издавали свою газету на идише и основали театр на идиш.

Конец тридцатых годов ознаменовался для евреев Узбекистана усилением антирелигиозной работы. Процесс удушения еврейской жизни в Узбекистане был динамичен. В Ташкенте, например, осталось только четыре синагоги. Религиозная жизнь евреев стала уходить в подполье, в частные дома. К этому времени также были расформированы еврейские кооперативы, закрыты школы и педагогические техникумы, клубы, театры и музеи.

Сталинские репрессии коснулись еврейских общин Узбекистана самым непосредственным образом: в лагеря были отправлены духовные лидеры, верхушка интеллигенции, вновь образовавшаяся прослойка советских и партийных руководителей из числа евреев.

Самым парадоксальным образом, через слезы и горе, всероссийские, а затем союзные катаклизмы и войны, известная доля которых охватывала и Среднюю Азию, в конечном итоге оказывали положительное влияние на жизнь края.

Туркестан служил традиционным местом ссылки (вспомните, например, Вронского у Л. Толстого!) и, будучи глубоким тылом в годы Второй мировой войны стал местом эвакуации населения из Европейской части Союза и перемещения туда значительного числа предприятий, НИИ и учебных заведений.

Что интересно для нас, это то, что, начиная с середины двадцатых годов прошлого века, Туркестан стал местом ссылки активных сионистов действовавших на европейской части страны.

Естественно, что будучи сосланными в Туркестан сионисты, своей деятельности не прекращали.

С присоединением к Союзу стран Прибалтики, Западной Белоруссии и Западной Украины, Северной Буковины и Бессарабии (согласно пакту Риббентропа-Молотова), в предвоенный период значительное число еврейских активистов, интеллигенции и просто состоятельных людей было сослано в Узбекистан.

В начальный период войны, до сорок третьего года, Узбекистан принял из районов, оккупированных нацистами, свыше ста пятидесяти тысяч эвакуированных евреев.

Это были дети, старики, женщины, а также мужчины призывного возраста, которых по вопросам безопасности и политики в начальный период войны не призывали на фронт (из только недавно, перед войной присоединённых к Союзу районов Польши и Румынии).

В 1941 году великий Гафур Гулям — совесть узбекской нации, определил отношение своего народа к моему народу так: «Я еврей» (Смотри приложение).

В числе ученных, деятелей культуры, литературы и искусства многих национальностей со всей европейской части страны республика дала приют и возможность трудиться и творить еврейским представителям этой важной для страны части населения.

С окончанием войны многие еврейские семьи вернулись в европейскую часть страны.

Однако значительная часть эвакуированных осталась в Узбекистане. Развернутая союзными властями послевоенная антиеврейская кампания в Узбекистане, по сравнению, скажем с Украиной, ощущалась значительно слабее и это обстоятельство способствовало тому, что многие вернувшиеся в освобожденные от немцев земли, предпочли повторную добровольную эвакуацию в Среднюю Азию.

Узбекистан внушал евреям чувство того, что они востребованы, нужны и желаемы. Многочисленные ВУЗы не спешили закрывать двери ни перед евреями — преподавателями, ни перед студентами. Республика стремительно наращивала свой промышленный и культурный потенциал. Она нуждалась в кадрах, которые поставляли толковые, нацеленные на учебу и работу, не претендующие на формальное лидерство евреи.

Евреи в Узбекистане продвигались по служебной лестнице вплоть до должностей заместителей министра (включая МВД и КГБ).

Все это разумеется при наличии высшей квалификации и преданности делу.

Мне сложно судить о том, что думает рядовой житель Узбекистана о своих бывших соседях-евреях, но мне кажется, что он понимает, что рядом с ним жил, трудился и растил детей добрый сосед, способствовавший развитию его города и страны и отплативший за хорошее отношение к себе сторицей.

Евреи — народ крайне чувствительный к обстановке вокруг себя, к потенциальной опасности, или наоборот к благоприятному для себя развитию событий. И в этом плане постоянный рост еврейского населения в Узбекистане вплоть до развала Союза и начала Большой алии — лучшее свидетельство того, как власти и народ Узбекистана относились к евреям.

Сегодня еврейское население Узбекистана по оценкам демографов не превышает девять тысяч человек, треть из которых — бухарские евреи.

Самая крупная община — Ташкентская (около пяти тысяч человек).

Республика Узбекистан поддерживает с Израилем дипломатические отношения в полном объеме на уровне посольств.

В современном Узбекистане действуют региональные представительства (Центральная Азия и Закавказье) Еврейского агентства (Сохнут), Джойнта и фонда «Ор— Авнер).

Президент Узбекистана в свое время нанес визит в Израиль, а, посещая США, не упускает возможности встретится с представителями еврейско-бухарской общины.

Но несмотря на все вышеизложенное, мне кажется, есть место для большего развития двусторонних отношений между Узбекистаном и Израилем.

В чем все же состояла главная цель нашей поездки?

Как я уже писал ранее, Ташкент мы покинули в январе 1991 года.

С тех пор мысли часто переносили нас в этот далекий, но ставший родным город. Нас интересовали новости из Узбекистана, мы радовались успехам страны, если они были и бедам ее, если они случались.

Салон нашего дома украшают этюды и картины ташкентских художников, на почетном месте прописалась узбекская посуда, а настоящий чай мы предпочитаем пить из пиал. Узбекский плов частый гость на нашем столе, казан вычищен до блеска и всегда готов принять участие в торжестве.

Времени на обустройство в Израиле нашей возрастной группе было отпущено мало, на все про все — двадцать лет и вероятность посещения Узбекистана рассматривалась нами чисто теоретически. Были другие важные и неотложные направления нашей жизнедеятельности.

Вместе с тем, нам очень хотелось вновь окунуться в до боли знакомую и близкую обстановку Востока и главное: в Ташкенте остались могилы наших родных, а обычаи и традиция велят нам посещать эти святые для нас места.

Решение лететь в Ташкент было принято сразу после наступления нового 2013 года, на организационные вопросы (визы, билеты, заказ отеля) ушло немного времени. В конце апреля, когда Ташкент готовится перейти от короткой весны к жаркому лету, парки утопают в сирени и запах цветущей акации пьянит вас и сбрасывает вам годы, мы ступили на землю Ташкента.

Утром за нами прибыл автомобиль. Ташкент — город не из маленьких, расстояние от центра города до кладбища километров двадцать. Мы пересекаем город в южном направлении по широченному проспекту, параллельному выходящей местами, на поверхность линии метро. По обе стороны проспекта — утопающие в зелени кварталы жилых домов и многочисленные новостройки общественных зданий, не знакомые нам.

Слева показался комплекс ипподрома, и вскоре за ним ограда огромного кладбища «Домбрабад».

Самые старые сохранившиеся еврейские захоронения в Ташкенте находятся на Чагатайском еврейско-бухарском кладбище, основанном в 1820-22 годах на землях купленных еврейской общиной города.

В 1957 и 1983 годах Чагатайское кладбище дважды расширялось за счет вновь приобретённых участков.

Стараниями еврейско-бухарской общины кладбище неоднократно благоустраивалось. В 1987 году при входе на кладбище был сооружен монумент с вечным огнем памяти погибшим и пропавшим без вести в годы войны (1041-1945) воинам — бухарским евреям.

Кладбище включено в генплан развития города, и находится под защитой государства, ему присвоен статус мемориального.

Захоронения евреев–ашкеназов до войны производились на т.н. «Коммунистическом кладбище», а в годы войны на тогдашней окраине Ташкента в районе текстильного комбината. Сейчас это центр города.

Сначала, в годы войны, на этом кладбище хоронили воинов красноармейцев, скончавшихся в ташкентских госпиталях от ран.

Затем его полностью передали еврейской общине. Помимо ашкеназких карт (около 17000 захоронений) на кладбище имеются и еврейско-бухарские карты (более 1000 захоронений).

В 1964 году на южной окраине Ташкента было основано «Добробадское кладбище» –крупнейшее европейское кладбище в Центральной Азии, занимающее площадь в 165 гектаров. Всего на кладбище захоронено 450 тыс. человек. Из 165 карт, 35 выделено для еврейских захоронений. Еврейские карты подразделены на женские и мужские, отделены от прочих карт и покоятся там 15 500 евреев.

В настоящее время, с 1992 года, захоронения производятся на новом Урта-Сарайском кладбище, где две карты выделены для нужд еврейской общины города.

До нас доходили слухи о случаях вандализма на еврейских кладбищах Ташкента и мы с замиранием сердца въехали на территорию кладбища.

Я тщательно подготовился к визиту, разыскал в интернете карту кладбища, сориентировался на ней, обозначил требуемые места, но когда наш автомобиль покатил по улицам и аллеям кладбища, моя уверенность в себе стала уступать место легкому беспокойству и озабоченности.

За двадцать два года деревья под ташкентским солнцем высоко поднялись и сомкнули свои кроны над этим грустным и молчаливым городом. Прежние, казалось бы, ориентиры исчезли, глаз скользил по мрамору и граниту, по некогда золотым надписям и символам выбитым на камне и не останавливался.

Наши опасения, связанные со слухами о вандализме оказались преувеличенными.

Я не могу утверждать и судить о других кладбищах, но та картина, с которой столкнулись мы свидетельствовала о естественном износе объектов и о том, что администрация содержит основные аллеи и улицы мертвого города в порядке.

Одну из разыскиваемых могил мы нашли относительно быстро, а вторую, когда я уже стал терять надежду, бросив все дела по уборке аллей и связавшись по телефону с администрацией кладбища помогла нам разыскать одна из уборщиц. Это заняло примерно минут тридцать и все это время наша добровольная помощница терпеливо улыбалась, внушая в нас уверенность и спокойствие.

Я еще не понимал настоящую цену узбекским сумам и в благодарность отстегнул от пачки денег с десяток купюр и протянул ей со словами:

— Катта рахмат! («Большое спасибо!»).

Уже во второй половине дня я понял, что этих денег и на мороженое было мало.

К обеду мы покинули кладбище.

На дорогих нам могилах горели привезенные и зажженные нами поминальные свечи из Израиля и покоились оставленные нами согласно обычаю камни с еврейской земли.

Главная и основная часть нашего визита была выполнена.

Теперь оставшееся время можно было посетить культурной программе и запланированным встречам с друзьями.

Читайте окончание здесь

Print Friendly, PDF & Email

15 комментариев для “Марк Фукс: Ташкент. Возвращение — 2013

  1. Спасибо за статью, Марк! Очень приятно было прочитать этот материал, в частности о НПО Технолог, где сама проработала несколько лет и мой отец работал много лет и принимал активное участие в строительстве нового пятиэтажного здания конструкторского бюро, будучи заместителем начальника ГКТБМ по организационным вопросам. Очень жаль, что этого здания уже не существует… Еще раз, большое спасибо за приятные воспоминания о Ташкенте нашей юности!!!

  2. Несколько дней назад я уже писал свой комментарий, однако он не был опубликован. Может быть, это связано с нелестной оценкой деятельности текущей узбекской администрации? Ответьте мне хотя бы в приватном варианте…

  3. Марк! Какое же огромное спасибо! Прочитали с мужем на одном дыхании! Нахлынуло! Окатило!
    Росла на Красной площади. Буквально. Жили рядом и ходили летом кувыркаться на травяном газоне, что казался огромным в детских глазах. После землетрясения прямо на месте нашего двора (ул. Инженерная, 14) горел Вечный огонь. (Кстати, это осталось?). На Кашгарке жили бабушка и дедушка. Хорошо помню эту кривую, безоконную, без единого деревца улицу. На изгибе ее — маленький хауз и арык с двумя айванами. На одном сидели узбекские деды в чапанах, на другом — еврейские, в белых каламенковых костюмах, таких же фуражках и белых же парусиновых туфлях… И кладбища… На всех перечисленных — родные люди…
    У каждого, конечно, свои воспоминания… Но все мы — из Ташкента! Помним, любим…
    Разослали ссылки всем нашим друзьям и родным, что раскиданы по всему свету. Даже распечатали для тех, кто без инета.
    Спасибо, что все по-доброму. Часто слышу от посетивших Ташкент негатив — и жить там невозможно, и Чиланзар разваливается, и т.п.
    И отдельное спасибо за отличные фото и за то, что они подписаны.

  4. М.Ф.: Касательно антисемитизма, то я выходец из Западной Украины, в сравнении с тамошними реалиями, всегда Узбекистан оценивал, как территорию с минимальным уровнем преследования евреев. То, что там после войны годы удерживалось такое количество европейских евреев – лучшее свидетельство этому.
    Сегодня Узбекистан поддерживает с Израилем полнокровные отношения. Репортаж о новом после Израиля в Ташкенте — http://mytashkent.uz/2013/11/02/pervaya-vstrecha-s-poslom/. Это характерно, кстати, и для мусульманских Казахстана и Азербайджана. И смею предполагать, в этом явлении есть исторический вклад еврейских общин в этих республиках в прошлом. Евреи показали себя там вполне лояльными к местному населению, народом полезным и отдающим дань уважения национальным традициям и особенностям Узбекистана.
    ::::::::::::::::::::::::::::МСТ::::::::::::::::::::::::::
    Согласен. Но есть и более основательная причина. Лидерами указанных республик остаются бывшие коммунистические «вожди» с серьёзной «закваской» пусть казённого, но — ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА; лидеров, не сбившихся на модную сейчас (кстати, не только у наших евреев, но и у Путина с Медведевым) квазирелигиозность.
    Не забывется, как Соединённые Штаты жучили Ислама Каримова (даже угрожали ему) за то, что он «посмел недемократически» подавить исламский путч в Ферганской долине — едва ли не рекордном регионе по плотности населения — исламского!
    Вот Штатам иметь террористов ещё бы и оттуда…

    1. Я много раз писал, еще раз повторю, что заслоном радикальному исламу в Узбекистане стал человек по имени Ислам.
      Но не согласен с тов. Марксом, что его подвигло на это советское воспитание (и — добавлю, русская жена.)

      У соседа Рахмонова, вроде бы, такая же биография, и у покойного Туркмен-баши. Результат другой.
      И все это лопнет вместе с Исламом Абдуганиевичем. Более того, прогрессивное человечество будет преследовать его и его семью.
      Между прочим, в арабских кругах, близких по идеологии к ХАМАСу, бытует уверенность, что Каримов — еврей. И потому активно борется с Хезб-ут-Тахрир, джихадистской организацией, ставящей целью создание всемирного Халифата. Знаю об этом не из савэцких эмигрантских газет, а из личного общения.

      Кстати, тов. Маркс! В первые свои постсоветские годы президент Каримов сделал немало для возрождения традиции, главным образом, религиозной. Посмотрите на симках Макса во второй части, какие мечети отбухали! При мне это были развалины. А закон о языке, принятый в 1992 г., обязыающий и принуждающий всех граждан Узбекистана скоропостижно перейти на узбекский язык, при том, что городские узбеки, люди более-менее грамотные, его, как правило, знали как разговорный, в лучщем случае! А сельские были неграмотны, по определению. Не знаю, как для кого, для меня это стало последней каплей.

  5. Марк, спасибо за статью. Ташкент — был один из самых мне нравящихся городов Союза. Ну сразу после Вильнуса и конечно Тбилиси. Это — вне конкуренции.
    И до сих пор помню: где то в 80-х зашёл на ташкентский Главпочтамт, если не ошибаюсь в районе базара, уж не помню его название. И с огромным удивлением обнаружил на стене образец заполнения медлународной корреспонденции, где в качестве адресата был указан адрес в Тель Авиве. Это тогда было что-то.
    Кстати, у меня перед Вами должок. Какое то время назад я критиковал Вас за приукрашивание нашего Нижнего Города в Хайфе. Недавно посмотрел на всё это свежим взглядом и признаю, что к правде были ближе Вы, а не я. Изменения в лучшую сторону поразительные.

    1. Сэм!
      Я рад Вашему отклику.
      Я помню этот ОБРАЗЕЦ в старом здании Главпочтамта по ул. Некрасова (рядом со старым зданием консерватории по пути к Алайскому базару.
      О Вильнюсе ничего сказать не могу, не был, хотя на следующей неделе у меня гости оттуда и связь постоянная. Все впереди.
      От Тбилиси впечатления замечательные. С первых минут. На входе в туалет в аэропорту отделения обозначены рисунками «курительная трубка» и «раскрытый зонтик». Никто не путает. Все попадают по назначению.
      Разочаровала грузинская кухня. В сравнении с узбекской, разумеется! Но об этом во второй части.
      Следите за рекламой.
      Что касается Хайфы, то тут несколько моментов:
      — Ваш угол зрения и умение пользоваться «ножницами»,
      — динамика развития города и динамика порчи нашего характера с возрастом (как правило в обратной зависимости!),
      Но главное не забывать слова моих сотрудников «Марк тамид цодек»
      М.Ф.
      P.S. А Вы сами из каких мест?

  6. Спасибо, Марк, очень интересно, а, главное, написано теплым человеком. Наверно, и вправду хороший город…
    Ждем продолжения.

  7. Спасибо, Марк., очень интересно. Буду ждать продолжения.

  8. Cпасибо, Марк, за интересный очерк! Я встречался с бывшими ташкентцами-евреями в Магдебурге и все они привязаны к родному городу. Все говорят, что в советское время антисемитизм в Узбекистане был почти не заметен и, во всяком случае, значительно меньше, чем в России. Особенно в крупных городах. Сейчас, видимо, ситуация несколько ухудшилась, раз Вы пишете о вандализме на еврейском кладбище.

    1. До 67-го года в Ташкенте лицо юдофобии было исключительно православно-славянское. А после поражения арабов в 6-дневной стало ощущаться и мохаммеданская юдофобия. Правда уровень московской, питерской, вильнюсской или киевской никогда достигнут не был. Как оно сейчас, не знаю. В постсоветские 92-94 гг этническое давление было на всех европейцев, причем, постепенно нарастающее.
      На государственном же уровне дискриминации именно евреев не было. Узбекистан, провозгласив независимость, вскорости установил дипотношения с Израилем. Открылись центры Сохнута и Натива, и все это вместе облегчило нам алию.
      Что касается кладбищ? Марк несколько неточен. Самое старое еврейское кладбище возникло еще в 19-м веке рядом с православным, которое примыкало к военному лагерю русских оккупантов. На моей памяти там были православное, еврейское и «коммунистическое». Но захоронения на еврейском прекратили еще до войны. Там похоронены моя прабабушка, мамины братья и сестры, умершие детьми. Но были евреи, считавшие для себя непрестижным быть там похоренными, в основном, разного уровня начальники, и их хоронили на «коммунистическом». Там у меня тоже лежат пара родственников. Но они умерли в середине 50-х. А на православном мы, где-то на стыке 70-80 гг хоронили нашего главного инженера. Но, кажется, в могилу его матери.
      Следующим по времени было «Текстильное» кладбище на ул. Ш.Руставели (не знаю, как она сейчас называется). Его открыли во время войны. Там начали хоронить военнослужащих, умиравших в госпиталях и эвакуированных, среди которых было много евреев. Вначале оно было за городской чертой, и там выделили карту для захоронений узбеков из соседних кишлаков. Так это кладбище и сложилось: православная карта, еврейская карта (там у меня много родни, включая папу), мусульманская карта и военная. Из военной карты в годы «липовых маршалов», как водится, сделали мемориал с вечным огнем и обелисками в честь город-героев.
      А в середине 60-х открыли, опять же, практически, за городом, огромное Домбрабадское кладбище.
      Надо сказать, что местные жители держат своеобразный бизнес по уходу за могилами. Стоит это несколько десятков долларов в год. Раз в год присылают фотографии могил, чтобы оценить их работу. Если требуется ремонт, можно его заказать и оплатить.

    2. В том, что касается старого Ташкента лучше опираться на родившихся в Ташкенте, таких как дорогие А.Бизяк и Р. Миллер. Но и их могут ожидать открытия. Мои сведения из литературы, хотя на всех перечисленных объектах я бывал.
      Коммунистическое кладбище примыкает старому православному «Боткинскому» в районе бывшего Ташсельмаша. Говорить о нем как об организованном еврейском сложно. Отдельные вкрапления. Кладбище на «Текстиле» я описал достаточно подробно.
      Новое «Домбробадское» также описано подробно.
      Дорогой Лев, я не делал выводов о вандализме, я указал на наши опасения и на слухи.
      Состояния дел на других объектах, кроме посещенного, я не знаю.
      Когда я указываю на порядок, то имею в виду не отдельные захоронения. Забота о них – это забота родственников. Я говорю о порядке вообще. Сам видел и сталкивался: работают озеленители, уборщики. Состояние дел с памятниками я определил, как естественный износ.
      Касательно антисемитизма, то я выходец из Западной Украины, в сравнении с тамошними реалиями, всегда Узбекистан оценивал, как территорию с минимальным уровнем преследования евреев.
      То, что там после войны годы удерживалось такое количество европейских евреев – лучшее свидетельство этому.
      Сегодня Узбекистан поддерживает с Израилем полнокровные отношения. Репортаж о новом после Израиля в Ташкенте — http://mytashkent.uz/2013/11/02/pervaya-vstrecha-s-poslom/. Это характерно, кстати, и для мусульманских Казахстана и Азербайджана. И смею предполагать, в этом явлении есть исторический вклад еврейских общин в этих республиках в прошлом. Евреи показали себя там вполне лояльными к местному населению, народом полезным и отдающим дань уважения национальным традициям и особенностям Узбекистана.
      М.Ф.

      1. Марк, спасибо за слово «Боткинское»! Я уже забыл это название. Не мой район. Что же касается, Марк, твоего неразличения на Боткинском кладбище еврейского и «коммунистического», то объясню. На тамошнем еврейском кладбище перестали хоронить в начале войны. А по прошествии скольких-то лет, думаю, уже в середине 50-х, начали потихоньку еврейскую карту разыгрывать заново -ставшие бесхозными могилы использовать под захоронение «коммунистов», среди которых было немало и беспартийных, не желавших лежать далеко от центра города, в который к тому времени превратился дальний конец Лагерного проспекта (с 1899 г. — ул. Пушкина, как сейчас, не знаю?). Двое моих родственников , похороненные там в середине 50-х — мелкое начальство, беспартийное. Но похороненное не среди «пархатых» с Кашгарки. А как истинные арийцы!

        Таким образом, «коммунистическое» кладбище практически поглотило еврейское. Я был там в последний раз в конце 1990 г. Ходили с мамой, перед ее алией, прощаться с могилами ее бабушки, сестренок и брата. Все нашли, все было на месте и в относительном порядке, хотя все захоронения относились к концу 30-х. И эти могилы были среди еврейских могил. Других рядом не было.

  9. Я, ташкентец с 50-летним стажем (1945-95), присоединяюсь к уртаку-Бизяку и выражаю глубокую благодарность Марку за поднятую тему. Хотя, идеологически сам нахожусь, скорее в блоке с Бизяком («Ташкент – детство, отрочество, юность, школа, университет ТашГУ, первая любовь, женитьба и отцовство. Одним словом, РОДИНА.»). Я добавил бы еще: рождение, работа. Впрочем, о работе у Марка тоже написано, и, полагаю, будет еще немало. Случайным образом, мы вообще не оказались сотрудниками. У меня был старший приятель, работавший в этом самом ГКТБ и пытавшийся меня, студента 2 курса, женившегося и искавшего заработок, туда пристроить. Почему-то не проканало, и жена этого приятеля пристроила меня в километре восточнее во вновь открывавшееся ОКБ электронной техники, где я и проработал 30 лет до выхода на узбекистанскую пенсию и алию в Израиль.

    Что касается самого рассказа Марка, я вижу человека из немного другой среды, попавшего в Азию уже в зрелом возрасте и воспринимающего многое, для меня (и думаю, Алекса), органично привычное, извне.

    Не согласен с его историческим пассажем об евреях в Средней Азии. Предки бухарских евреев, насколько я знаю, пришли в Среднюю Азию с Александром Македонским из Месопотамии и Персии и были в числе основателей тамошней античной субцивилизации. Название «Бухара» вам ничего не говорит? — «Избранница».

    По этой причине — именно евреи — древнейший сохранившийся народ того ареала. И самым главным показателем разрушения жизнеустройтва стало то, что в 70-90х годах именно бухарцы первыми поднялись и массово сорвались с места, где прожили 2500 лет, пережив всех и вся! И, в отличие от нас, ашкеназим, они были четко «заточены» на сионизм. Возможно, он у них был недавним, возникшим в конце 19-го в., о чем у Марка написано. И они, в отличие от нас, в гораздо большей степени были в лоне еврейской традиции. А ашкеназы были тоже двух сортов: ассимилированная русскими интеллигенция всяческих профессий (вплоть до палачей КГБ, как пишет автор) и «местечковые» евреи, нахлынувшие во время гражданской и второй мировой, а также в Голодомор. Если первая публика, жившая в Ташкенте еще с царских времен, старалась селиться в «русском» центре города (вроде девочки Дины, бегавшей в консерваторию), то вторая создала своеобразное гетто в Старом городе, вокруг Кашгарской улицы -«Кашгарку». (Это «местечко» хорошо описано у Эли Лихтеншейна). Землетрясение 1966 г. разрушило и «русский» центр, и Кашгарку, и консерваторию… И к приезду Марка все смешалось… Консерваторию, правда восстановили. Он не видел Ташкент нашего с Алексом детства. Ташкент, о котором писала большая фантазерка девочка Дина, ставшая на какое-то время Главной Учительницей Русского Языка, вызвав немалое возмущение русского народа. Как же? «Оккупантка Западного берега»!
    И мы с Алексом, грешные, писали. В меру своих сил. Помню его замечательный рассказ о дне смерти Сталина в восприятии учеников ташкентской школы. А у меня это вылилось в первые части «Мыльной оперы».

    Керц геред, дерзай, Марк, дважды земляк. Продолжения ждут и Миллер, и Бизяк!

  10. Дорогой Марк, спасибо за прекрасный материал! Говорю это не только, как читатель, но и как и ташкентец.
    ————————————————————————-
    «Как отзывается слово Ташкент в еврейском сердце и душе? Чем мы обязаны этому уникальному городу и его народу? Какой след мы оставили там и какую память о нем передадим своим детям и внукам?
    Когда я говорю о народе Ташкента, то подразумеваю именно то, что говорю. Могут возразить: мол, нет такого народа. Отчасти так. Нет такого народа в справочниках и энциклопедиях. Но спросите любого ташкентца, и он подтвердит вам правоту моих слов».
    —————————————————————————
    ПОДТВЕРЖДАЮ!!! Как ташкентец с двадцатилетним стажем (1946 — 1966), для которого Ташкент — детство, отрочество, юность, школа, университет ТашГУ, первая любовь, женитьба и отцовство. Одним словом, РОДИНА.
    Катта рахмат тебе, дорогой уртак!

Обсуждение закрыто.