Александр Габович: Две мамы, или «Хотят ли русские войны»?

Loading

Александр Габович

ДВЕ МАМЫ, ИЛИ «ХОТЯТ ЛИ РУССКИЕ ВОЙНЫ»?

 

Первую историю рассказал нашей семье мужчина, приехавший из независимой Киргизии в независимую Украину много лет назад. Он оставил нам не только её, но и «Киргизский бальзам», которого по понятным причинам уже давно нет. Дабы вслед за ним не исчезла и анонсированная история, я и обращаюсь к вам, дорогие будущие читатели.

В 1942 году семья моей мамы бежала из временного пристанища на Кубани в Среднюю Азию, где до 1944 года и осела в городе Ош — населенном по преимуществу узбеками городе в Киргизской советской республике. Жизнь беженцев была голодная и холодная, а работа у мамы (ей повезло, так как для неё работа нашлась) – тяжелая и пыльная, экспедитором на угольной шахте (мама перед этим окончила биологический факультет Киевского университета). Папа воевал в пехоте, офицером связи полка, но офицерского аттестата и маминой зарплаты не хватало на прокорм её и ещё двух неработающих женщин и ребёнка (маминого племянника, умершего недавно в немецкой эмиграции). Маме очень помогала по причине какой-то случайной симпатии работавшая в шахтной конторе местная женщина, старше мамы, тоже жена фронтовика. Естественно, что женщины стали со временем показывать и читать друг другу письма мужей. Каково же было их удивление, когда они обнаружили совпадение номеров полевой почты! В результате, оказалось, что муж маминой новой подруги К. был начальником штаба папиного полка и его фронтовым приятелем. Через десятки лет после войны сын семьи К. (назовём его В.), который во время войны был маленьким мальчиком, приехал к нам, в Киев.

Вот что значит старость: не удержался и рассказал о двух мамах, не имеющих отношения ни к одной из историй, о которых собрался поведать. Но, может быть, именно с рассказами о мамах переборщить невозможно? Судите сами.

В. приехал к нам, в Киев, и в родную Белоруссию своего отца попрощаться…перед выездом в Израиль. На мой немой, но вопиющий вопрос, этот уже немолодой человек с изрядными монголоидными чертами ответил: жена вывозит. Так что преступные связи с двоюродными для Страны Советов евреями стали в этой семье традиционными. Одна из родственниц жены В., на то время уже перебравшаяся из одной ныне полностью мусульманской страны в другую, тоже с заметным флёром ислама, но формально еврейскую или европейскую (опять же, не мне судить – я Эрец Исраэль видел только по телевизору), и оказалась мамой номер один. Так что, поздравляю – добрались мы с вами, наконец, до намеченной темы. А и впрямь: «поспешишь – людей насмешишь». Хотя, с другой стороны: «кто не успел, тот опоздал». Ведь народная мудрость переменчива и зыбка, как политика незабвенной Коммунистической партии.

Итак, представьте себе начало восьмидесятых лет двадцатого столетия. Среднеазиатский многонациональный город. Старых басмачей уже нет, новых басмачей ещё нет, а баи были, есть и будут – куда от них деться? Ведь и в европейских огрызках СССР есть баи, только они не так называются. Но при всём при том, любимого сына еврейской женщины призвали в армию. И не то, чтобы она была против родимого войска. Ведь сын Сёма– водитель, то есть имеет выгодную в армейских условиях специальность. Да и служит он в соседнем Узбекистане, можно сказать рядом. А полноценное знание и русского, и узбекского даёт ему дополнительное преимущество.

Беспокоит маму иное: базарные слухи пошли о том, что отправляют колонну из автомобильной части сына в Афганистан, братскую страну, которой мы, от себя отрывая, помогаем, чем Б-г пошлёт. А послал он богатейшей стране мира только стриженых мальчишек, толстых генералов и огромную кучу стреляющего железа. Как говорится в хлебосольных кругах: «чем богаты, тем и рады». Насчёт железа и генералов мама согласна. Особенно, насчёт генералов. А вот сына отправлять из своей «махалли» громить соседскую «махаллю» несознательная женщина не хочет. Сколько ни звучала по радио исторгающая слёзы умиления музыкально-патриотическая строка «Жила бы страна родная, и нету других забот!», а не дошла благородная мысль до центров управления личностью. Есть у мамы забота, большая забота, о том, как бы сына от намеченной командировки спасти.

Любому советскому ежу понятно, что вопли матери и шевеления родственников – ремесленной мелюзги инородческой глубинки – на решение Партии и Правительства (то есть потного ***ского военкома) повлиять не могут. Но не зря были переданы нужному старшине некая забавная вещица, несколько портретов Ленина на гознаковской бумаге и бутылка смертельно опасной в условиях Узбекистана Б-жьей росы. Стало известно, что отъезд колонны послезавтра, а назавтра назначен смотр с машинами на базе, у покосившегося от частых дёрганий и перелазов, постоянно красящегося и вечно некрашеного забора. Там, под воображаемой тенью чахлых пыльных тополей, на берегу коричневого вонючего арыка есть возможность докричаться до сына.

Не одна Сёмина мама, а все мамы, до которых дошли тревожные сведения, собрались здесь: на ничейной земле, между арыком и забором. Полные решимости в своей постоянной запуганности, рассредоточились по последнему плацдарму несчастные матери худеньких безоружных воинов в жалких просоленных сорочках с короткими рукавами и нелепых панамках, которые заменяли им пробковые шлемы киношного войска колонизаторов из фильмов про мерзких британцев. Начался смотр. Лающие звуки команд растворяются в утреннем мареве, мальчики затрусили к своим машинам. И тут мамы закричали. Каждая кричала своё. И непонятно, то ли они обращались к детям, многие из которых даже не знали о том, что мамы рядом, то ли к равнодушным, всего навидавшимся, старшинам, то ли к усатому полковнику, похожему на величественный среднеазиатский арбуз с ножками, то ли к самому господу Б-гу. А может быть в эти скорбные минуты, минуты репетиции смертельного исхода собственных детей, они просто выли, каждая на свой лад, потеряв выработанный годами унижений, застёгнутый на все гербовые пуговицы, облик советской матери, но приобретя трагический облик Медеи, убивающей любимых детей?

Маму водителя Семёна никто не надоумил. Она ни с кем не советовалась заранее, не читала соответствующие моменту исторические хроники, художественную литературу или сборники хасидской мудрости. Нет, эти слова вырывались из горла сами и летели через забор, к любимому сыну, застывшему у серо-зелёного грузовика. «Сёма, когда ты попадёшь в Иерусалим, не забудь передать от меня привет тёте Риве, а дядя Пиня живёт в Реховоте, запомни, в Реховоте!» Для лиц посторонних, которых, впрочем, там почти не было, эти крики складывались с криками других матерей в назойливый, неумолчный шум, лишённый информационной окраски. Но, тот, который слушал, руководствуясь не праздным любопытством, а благородным служебным долгом, не пропустил ни слова. Можно сказать, что провинциальный чекист выступил в роли Божьего уха, в которое настырно вкладывала заветное желание громкоголосая мама.

Когда на следующий день колонна отправлялась на Термез, водителя Сёмы там не было, а за баранку сел сверхсрочник. Эта колонна не дошла до Баграма, разгромленная на перевале Саланг муджахедами Ахмад-Шах-Масуда. Мало кто уцелел. А Семён, лишённый державного доверия, благополучно прослужил в Узбекистане, за исключением двух командировок для работы комбайнёром в военном совхозе, в Акмолинской области. Да, вот ещё что необходимо добавить: не было тогда у Сёмы никаких родственников в Израиле. Зато теперь их много, если даже не считать самого Сёму и его маму.

Вторая история относится к тому же славному и достаточно длительному периоду времени, когда Советский Союз строил в исламских странах социализм. Кстати говоря, не в одном Афганистане, а и в Йемене, Сомали, Сирии, Алжире. Я ещё помню пародийную песенку 60-х годов: «В Алжир поедем добровольцами, ТУ-104 не догнать. Арабы станут комсомольцами, ….их мать!» После краха этой экстравагантной идеи, Буш и Обама тоже начали там строить новое счастливое общество, но уже демократическое. Думаю, что оглушительный успех того же сорта, что и в предыдущем случае, не за горами.

Услышал же я эту историю недавно, с месяц назад, во время симпатичного застолья, от Татьяны Трофимовны, весёлой пенсионерки, а в недалёком прошлом – главного бухгалтера одного из многочисленных влиятельных советских учреждений, производивших невесть что, неведомо зачем. Татьяна Трофимовна обладает тем неповторимым украинским юмором, который ценят все, кто с ним знаком, и который безнадёжно объяснять людям, с его носителями никогда не сталкивавшимися. Поэтому прямой речи я постараюсь избежать, ухудшив литературные достоинства дальнейшего текста, но сохранив (я надеюсь!) смак реалий вроде бы ушедших во тьму светлых годов, определяющих, однако, стиль и смысл жизни современной Украины.

Сына Татьяны Трофимовны, Андрея (который смог присутствовать при нашем разговоре, так как излагаемые события закончились для него благополучно), в надлежащее время «взяли» в Советскую армию. Попал он в учебный батальон, расположенный вблизи Днепра, в прекрасном сосновом лесу, где грибные песчаные бугры соседствуют с небольшими заросшими камышом болотцами, из которых летом доносятся брачные, а может и внебрачные, вопли изумрудных лягушек. Готовили его как толкового парня, окончившего до призыва техникум связи, в радисты, но не простые, а некие специальные, секретные. Через полгода обучения должен был он получить две «лычки» младшего сержанта и убыть в какой-нибудь высокий штаб. Мама мечтала, чтобы штаб был киевским. Это казалось вполне вероятным, ибо красивый, зелёный и уютный наш город был переполнен военными учреждениями, казармами, учебными заведениями и пунктами связи. Именно последние соединяли всю эту топологически сложную структуру в единый организм, жадно пожиравший народные деньги. Теперь наш город неуютный, отнюдь не зелёный, весь в наростах уродливых небоскрёбов и малых архитектурных форм – павильонов-времянок. Одно хорошо: имперские милитаристские очаги и замашки исчезли, как дым разваленных киевских заводов. Говоря современным жаргоном, «бабло» одержало полную победу над прошлым «злом», ставши, однако, злом нынешним. Попутно было истреблено всё, что было связано с наукой, образованием, высокими технологиями и настоящим промышленным производством.

Но тогда для молодого грамотного сержанта-связиста было, где приложить богатырскую силушку и полученные в «учебке» знания. Правда, «не так сталося, як гадалося» (укр.). Дело Андрея, как и насколько других дел, было затребовано в Москву, в Министерство обороны: набирались младшие специалисты для центра связи в отрогах Гиндукуша, где бравые генералы с орлиного полёта обозревали афганский театр военных действий. Родители Андрея постоянно интересовались тем, куда могут послать сына. И, хотя место новой назначения всегда является секретным, писаря знали всё. А значит, знали и все остальные. Какой именно отрог Гиндукуша будет обозревать через окно палатки, прикрытое частой сеткой, молодой боец, маму не интересовало. Но ей очень не хотелось, чтобы сын когда-либо увидел Гиндукуш иначе, чем по телевизору. И она начала действовать.

У Татьяны Трофимовны, в отличие от Сёминой мамы, полезных связей имелось, хоть отбавляй. Но даже очень влиятельные чиновники разводили руками: «поздно, документ о назначении одобрен Москвой, зачисление в ограниченный контингент советских войск неотвратимо!» Приближался час «икс», когда обучение закончится, и Андрей со своим предписанием отправится в очень отдаленные места. И тогда вспомнили, что свояк работает главным редактором весьма влиятельной республиканской газеты. Свояк был мужчиной решительным и предприимчивым: группа корреспондентов была послана в Учебный центр с двумя заданиями.

Одно задание – написать о суровых буднях Советской Армии – было вроде бы единственным и настоящим, но на самом деле являлось предлогом для проникновения в «логово врага». Кстати, соответствующая статья была через некоторое время напечатана, окончательно спрятав концы в воду. Второе задание было главным, хотя и неофициальным. Требовалось выяснить, когда, как и с какими документами высылают группу радистов, отобранных для ограниченного контингента. Оказалось, что согласованные документы находятся в строевой части, в одной из папок. Остальные папки содержали личные дела других будущих выпускников учебки. Дверь в хранилище документов толком никогда не запиралась, так как в помещении не содержались материальные ценности, а само отпертое целый рабочий день хранилище пустовало во время приема пищи военнослужащими срочной службы. (Офицеров в это время тоже обычно не было.) Однако зондаж офицеров с применением известных универсальных ключей к их сердцам и соответствующей закуски показал несбыточность надежд на санкционированное начальством перекладывания дела Андрея из папки А в папку Б.

Последующее совещание специального ad hoc штаба в редакции газеты зашло в тупик, пока молодого журналиста вдруг не осенило: «а если не переносить дело из папки в папку, что бдительные офицеры могли бы, в принципе, обнаружить, а, для полной гарантии успеха, временно изъять Дело из строевой части? Ведь могло же оно случайно завалиться в какую-нибудь щель?» Сказано – сделано. При последующем посещении воинской части папка перекочевала в журналистский портфель и исчезла в дебрях редакции. Самое любопытное в этой истории – это полная неосведомленность Андрея о бурной деятельности, решающей его дальнейшую судьбу.

Подошло время выпуска, и группы новоиспечённых сержантов постепенно покидали гостеприимную тренировочную базу. Улетели в Москву и лучшие из лучших, отобранные для героической службы в Афганистане. А недоумевающий Андрей продолжал киснуть в той же казарме. Только полы он больше не мыл, так как перешёл в категорию младшего начальствующего состава. Выждав недельку, журналисты явились в часть для окончательного согласования текста статьи и включенных туда фрагментов интервью. В обстановке весёлого общения уже знакомых людей было нисколечко не трудно пробраться в хранилище и подсунуть Личное дело Андрея в одну из оставшихся папок.

Через день сержанты, дела которых до того ещё находились в строевой части, отправились по местам новой службы. Андрею довелось считать дни до дембеля в Черниговской области, при артиллерийском полигоне, где он и дослужился до старшего сержанта. Надо сказать, что прочитав его Дело, командир роты связи на полигоне ужасно удивился, как Андрей сюда попал, но хороший сержант всегда нужен, и недоразумение было быстро улажено. Ведь всюду люди, и ничто человеческое им не чуждо.

Заканчивая историю о двух мамах, их, к счастью, уцелевших сыновьях, и Советской Армии, задачей которой было истребление чужих (что заложено в Боевом Уставе) и своих (что заложено в природе социалистического строя) граждан, я хотел бы добавить ещё пару слов из личного и опосредованного опыта. То, что Советская Армия, как и любая армия тоталитарного государства, чудовищна, вредоносна и смертельно опасна, является общеизвестной истиной. А вот то, что она нелепа и смешна и в своих попытках объять все аспекты и нюансы, и в беспорядочных судорожных колотушках, раздаваемых правым и виноватым в манере ослеплённого Полифема, то это понимаешь, только заглянув под шутовской колпак. К сожалению, смеяться почему-то не хочется.

Print Friendly, PDF & Email