Игорь Мандель: Две простоты

А теперь представьте, какие значения все эти характеристики могут принимать в голове у политического деятеля в авторитарном обществе — например, в современной России?

Игорь Мандель

ДВЕ ПРОСТОТЫ

Простота хуже воровства
Народная мудрость

В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.
Борис Пастернак

Мир развивается под воздействием разнообразных сил, и ничего другого в нем нет. Сложнейшее эволюционные процессы живой природы и аналогичные им явления в социальном мире — результат изменения баланса в той или иной области, вследствие чего возникают какие-то разности потенциалов и, соответственно, новые силы начинают действовать в изменившемся окружении. Любая сила есть векторная величина с двумя параметрами — величиной и направлением, в отличии, скажем, от энергии или энтропии. Стало быть, для понимания любой ситуации надо иметь представление и о том, и о другом.

Наиболее фундаментальные силы человеческого общества — стремление к собственной безопасности, к сексу, к продолжению рода, к защите семьи — сопровождают все человечество с момента его возникновения. Некоторые — такие, как тяга к лицам своей расы или племени, следование требованиям той или иной религии, стремление к накоплению благ, склонность к защите собственной территории — чрезвычайно устойчивы на протяжении тысячелетий почти для всех представителей homo sapiens. Другие стали действовать в широких масштабах совсем недавно — желание участвовать в политических процессах, стремление сохранить окружающую среду, тяга ко всеобщему равенству.

Поскольку терминология «сил» не очень популярна в социальных науках, чаще всего используют термины типа «причины» событий или процессов. Для простоты можно считать, что это об одном и том же, хотя современные теории причинности еще используют концепцию так называемых «потенциальных последствий», которые к силам не имеют никакого отношения. Как я неоднократно пытался показать, такие теории лишены оснований, так что «силы» и «причины» можно здесь рассматривать как синонимы.

Понять, где какая именно сила (причина) действует, в какую сторону и насколько значительно, в каждом конкретном случае чрезвычайно сложно, чтобы не сказать невозможно. Однако именно гаданием на эту тему заполнены практически все медиа, особенно когда дело касается политических или экономических вопросов. Вспомните, как идет типичное повествование, например, при обсуждении финансовых рынков на соответствующих каналах: «Сток Теслы поднялся на 3 процента. Почему, спрашивает ведущий какого-то приглашенного аналитика? Ну, это ясно, отвечает он — у них вчера был квартальный отчет, он дал хорошие цифры, вот сток и поднялся«. Так это или не так — поди проверь. Может быть, месяц назад был тоже хороший отчет, а сток упал. Может быть, два месяца назад был плохой отчет — а сток вырос. Но поздно, разговор уже идет не о Тесле, а о Гугле. То есть — некая лежащая на поверхности «причина» была «установлена», и для разговора этого было достаточно. Конечно, серьезные аналитики могут сделать (и делают) куда более глубокий анализ, но и он сплошь о рядом подводит — достаточно вспомнить многочисленные провалы в предсказаниях даже таких вещей, как глобальный кризис.

Про политические дискуссии и говорить не приходится. Тут причины «выявляют» куда более лихо: за акциями по крайней мере стоят какие-то цифры, а за политическим терминами не стоит обычно ничего твердо измеримого. Самые свежие примеры — грандиозные ошибки России, Израиля и США в своих стратегических калькуляциях по поводу обоих текущих войн. Но ошибки никого не останавливают. Дискуссии насчет того, что происходит и что будет происходить, продолжаются безостановочно.

Силы действуют на разных людей, как и генерируются людьми, в высшей степени различно. Реальные изменения в обществе всегда достигаются путем утилизации идей и действий мизерной части населения — визионеров, ученых, изобретателей, предпринимателей. Эти люди нарушают устоявшийся порядок вещей, открывают новые возможности, которыми затем пользуются другие. «Неслыханная простота» Пастернака, которая всегда одновременно и ересь — это о двигателе внутреннего сгорания, об уравнениях Эйнштейна, об интернете. Она о тех решениях, которые выглядят чрезвычайно простыми, когда получены и невообразимыми до этого момента.

Любые силы действуют в рамках определенных ограничений, которые общество так или иначе формулирует (нельзя убивать, нельзя воровать и т.д.). Ограничения, в свою очередь, материализуются точно также, посредством приложения силы. Если ограничение «не воруй» просто декларируется — оно никого не остановит. Если сила (неважно какой природы) применяется неукоснительно — воровства не будет, как в некоторых городах, где мафия контролирует туристский бизнес и не позволяет ворам обижать туристов, равно как и в некоторых странах, где моральный кодекс населения таков, что воровства тоже нет.

На каждый данный момент времени в обществе существует некий баланс как результат игры всего этого многообразия сил. В идеале, он «гармоничен» и «натурален», так как возник в ходе естественного развития. Такой баланс чрезвычайно сложен (вообразите хотя бы современную логистику, международные связи и пр.). В реальности, до гармонии обычно далеко, ибо натуральному развитию препятствуют силы совершенно особого рода, которые можно назвать силами простых решений. Они возникают из двух кардинально разных источников.

Первым является деятельность правительства. Государство, как известно, в идеале должно иметь монополию на насилие. Перебор насилия со стороны государства приводит к деспотическим, авторитарным и тоталитарным режимам, а недобор — к недогосударствам, failed states, и к анархии. Это в целом, на политическом уровне. Но любой закон, какой бы области он ни касался, если не носит исключительно разрешающего характера, есть разрезание чего-то по живому, Бюрократия, однако, заинтересованная в первую очередь в воспроизводстве самой себя, склонна принимать запрещающие законы, ибо они несравненно более просты и способствуют ее самосохранению (а заодно и коррупции) куда больше, чем разрешающие. Более того, поскольку простые решения не требуют особого интеллекта, а в бюрократии, особенно политической, его особо и не наблюдается — для них возникает своя натуральная почва. Можно рассмотреть чуть подробнее логику принятия политических решений (в большой степени она такая же и у экономических, но не буду на этом останавливаться).

Попробуйте встать в положение какого-то выборного политического лидера в демократической стране, которому рутинно надо принимать решения, влияющие на жизнь миллионов людей. Я не был в такой позиции, но был руководителем предприятий с американским капиталом в Казахстане и Узбекистане. От моих действий зависела деятельность пусть не миллионов, но тысяч людей, так что я могу немного вообразить, что в голове у политика. Там несколько вещей.

1. Его (ее) собственные убеждения, некая концепция мира, которые и привели его в политическую жизнь; желание изменить мир к лучшему.
2. Желание сохранить свою власть как таковую и/или получить ее снова на следующих выборах.
3. Необходимость согласования своих действий с партией, которая привела его к власти.
4. Необходимость найти общий язык с тем административным аппаратом, без которого выполнение никаких действий невозможно.
5. Желание выполнить предвыборные обещания и вообще сохранить положительную связь с избирателями.
6. Желание извлечь из всего происходящего какую-то персональную выгоду.
7. Совесть, которая является окончательным «внутренним судьей» любых решений.

Перечисленные аспекты в каждом конкретном случае могут иметь совершенно разные значения, по шкале, например, от 0 до 10. Циник скажет, что любой политик преследует только цель 6 и не имеет 7 вообще. Романтик скажет, что 1 должно доминировать в любом случае. Порядочный человек скажет, что 6 должно быть равно нулю. Прагматик допустит, что все семь аспектов имеют ненулевые значения в любом случае. Но только очень недалекий человек может думать, что пункт 2 не носит превалирующий характер — с потерей власти все остальное (кроме совести) просто испаряется.

Но проблема удержания власти (или, тем более, ее получения на более ранней стадии) есть, по сути, проблема компромисса между всеми остальными аспектами деятельности. О ней нельзя не думать, что бы лидер ни делал, даже если законодательно человеку ничто не угрожает. Вспомним злосчастное правление Трампа, когда он только этим и занимался все четыре года. Уже одно это обстоятельство является чрезвычайно важным упрощающим фактором, влияющим на поведение лидера. Если что-то приходит в противоречие с пунктом 2 — несмотря на все негативные последствия в подавляющем большинстве случаев принятое решение будет в пользу сохранения власти. В этом одна из главных причин того, что так трудно анализировать действия любого политического деятеля. Никогда нельзя понять, что же именно им двигало из этих семи импульсов и в какой пропорции: польза дела, личный интерес, какая-то интрига в духе 3 или 4, а то и внезапный окрик совести. Например, попробуйте понять, почему Байден подписал в первый же день своего правления 17 указов — какая часть его «я» кипела ненавистью к своему предшественнику (и он просто отменял то, что он сделал), а какая диктовалась интересами страны, как он их понимал?

А теперь представьте, какие значения все эти характеристики могут принимать в голове у политического деятеля в авторитарном обществе — например, в современной России? Насколько будет примитивизирована его деятельность, при любых исходных намерениях? Говоря кратко, недопустимая простота вшита в сам механизм политических решений. Чрезвычайно просто устроенные государственные структуры, минимизирующие действия прочих сил, приводят и к наибольшему уровню насилия, от империи Чингисхана до СССР. Неизбежность насилия именно в том, что простые решения невозможно воплотить в жизнь добровольно, ибо они противоречат естественному ходу событий. Нельзя придумать ничего более противоестественного, например, чем концепция «военного коммунизма», связанная с попыткой, частично материализованной, отмены денег — но, тем не менее, «гениальный Ленин» на это пошел. Весь коммунистический эксперимент в целом — грандиозное насилие над здравым смыслом и натуральным ходом вещей — но ведь он был поставлен! Доктрина возобладала надо всем, настоящий триумф воли, точно как в знаменитом фильме по поводу другого подобного триумфа. Доктрина потепления Земли за счет действия человека — другой пример потрясающего упрощения действительности, в котором наука, как мусор, категорически заметена под ковер. Послушайте видео с записями обращения российских офицеров к своим подчиненным на фронте и оцените уровень комбинации: простота приказа, пренебрежение конкретными обстоятельствами, игнорирование вопроса о стоимости человеческой жизни. Швейку такое не могло и присниться.

Вторым источником простоты является народ. Любые массовые требования носят чрезвычайно простой характер и не могут быть по определению иными. Но это не простота изящной формулы, выведенной после нескольких страниц доказательств. За ней нет ничего, кроме непосредственного желания разрушить сложившийся тонкий баланс грубой силой. Это простота революции и бунта, за которой стоит, как правило, какая-то реальная проблема, истинная или ложная, но никогда не понятая во всей ее сложности. Коммунисты требовали феноменального упрощения общества и добились своего, учинив самые массовые убийства в истории человечества. Нацисты Германии требовали еще более простого — «расовой чистоты» и новой территории для развития примерно с тем же результатом. Движение BLM в США требует, аналогично, расовых привилегий, которые, в форме DEI, уже дали неисчислимые потери в производительности труда, в насаждении двоемыслия и в упадке морали.

Массовые сравнительно мирные забастовки в период классического капитализма привели к сокращению рабочего дня, к расширению прав голосования для разных групп населения, к получению равных гражданских прав — то есть те весьма простые, но очень важные вещи, для понимания которых и не требуется какой-то теории или особой грамотности, могут быть успешно достигнуты. Простыми народными средствами против простого гнета власти, так сказать. Таковы, например, массовые выступления против фальсификаций выборов или против войны (когда это еще разрешалось) в России или Венесуэле — с той разницей, что простые и важные вещи массовыми действиями не были достигнуты. По мере усложнения общественной жизни области, в которых массовый протест может решить какую-либо проблему, резко сужаются. В развитых демократиях современности любое массовое движение будет лишь разрушающе действовать на социальную ткань общества в силу того, что вносит недопустимое упрощение в построенный веками эволюции сложный баланс. Ярчайший пример последнего времени — движение БЛМ, когда абсолютно надуманный повод позволил вспыхнуть массовым беспорядком, которые быстро выдохлись именно потому, что в их основании не лежали какие-то серьезные интересы определенной группы людей. Стало ясно (к сожалению, еще не всем), что буквальное следование требованиям движения (типа «defund police» или «pay reparations to blacks») и абсурдны и невыполнимы, как и любые примитивно простые требования. Даже в демократическом Израиле массовые протесты за «сделку любой ценой» — ни что иное, как призыв не побороть заклятого врага, а вновь позволить ему собрать силы.

Наиболее сильный эффект простоты возникает, когда обе силы — государственная и стихийно народная — объединяются. Именно такое крайнее объединение порождает монстров типа СССР, Германии времен Тысячелетнего Рейха, Кампучию Пол Пота или одуревшую в военном психозе нынешнюю Россию. Упрощение, именно потому, что оно нарушает натуральный баланс, и приводит к перерождению естественных сил в насилие. Война — вообще самое простое из всего, что может быть. Жизнь из цветной превращается в черно-белую; именно в этом, наряду с ее прямыми выгодами для агрессора (оттяпать себе чего-то от соседа), заключается ее привлекательность: жить, когда все очень просто, куда легче. Война — великий упроститель, палочка-выручалочка для ее организаторов, мощнейший источник мобилизации, то есть оболванивая масс. Люди делятся на «своих» и «врагов» — самое древнее, самое простое деление, которое человечество знало. Такое «упрощение» возвращает общество в наиболее архаичное состояние — состояние страха, первичной из всех эмоций. Простота — это архаика; архаика — это в первую очередь страх.

С позиций диалектики простоты и натуральности можно посмотреть на старый вопрос о разнице между демократами и республиканцами в США, как и вообще между «левыми» и “правыми», при всей туманности этих наименований. Республиканцы придерживаются, безусловно, более естественного, натурального взгляда на природу общества. Очень характерно, что никакого специального учения на этот счет не требуется. Классический либерализм (он же консерватизм), начиная с Эдмунда Берка, вполне достаточен для «обоснования» того, что и так произойдет само по себе, после сбрасывания различного рода феодальных ограничений. Конституция США — уникальный, очень сложно устроенный документ, ориентированный именно на поддержание баланса разных сил в обществе. Единственная функция более поздних теоретиков (таких, как Мизес, Хайек или Поппер) была, по сути, в защите этого естественного хода жизни от угрозы со стороны новых тоталитарных течений.

Не то с демократами. Они поддерживают, создают или оседлывают любые массовые народные движения (даже такие, как саморазрушительную неконтролируемую иммиграцию в собственную страну), то есть непосредственно способствуют примитивизации общества, при всей видимости «прогрессивизма», якобы усложнения. Для этого, безусловно, нужны серьезные «теоретические» оправдания, ибо никто непосредственно не признает, что его двигают к архаике. И оправдания находятся в огромном количестве. Самое знаменитое — марксизм в его множестве вариантов, Другое — статизм, начиная с фашизма Муссолини и социализма в версиях Сталина и Гитлера; он в значительной степени и без «эксцессов» первопроходцев был усвоен Рузвельтом. Третье — национализм, мощная сила, с которой никто не знает, что делать, но пытается использовать в своих нуждах самым беззастенчивым образом. Нынешняя вакханалия с «привилегиями белых» и «недооцененными страданиями черных» есть версии этой старой игры на новый лад. Названные течения мысли переплетаются между собой, о чем нет возможности тут писать.

Абсолютно не случайно, что все теории «простых массовых движений» имеют за собой шлейф из гекатомбов трупов — примитивизм массового запроса на «справедливость» слишком быстро превращается в самую простую альтернативу: быть живым или мёртвым. И недаром современные тоталитарные режимы так похожи на наиболее древние по уровню приниженности масс и деспотии верхов.

Попытка изменить природные законы имеет чрезвычайно высокую цену. Это не та «неслыханная простота» познания и очищения, а та, которая действительно хуже воровства — она тянет время назад.