Кроме омерзительного содержания, это, по-моему, просто плохое стихотворение. Настолько плохое, что я сначала приняла его за стилизацию. Может быть, именно эстетика тут первая и отказала — и потянула за собой этику.
МОЙ И НЕ МОЙ БРОДСКИЙ
Эта заметка впервые появилась в печати в 2015 году. С тех пор очень многое изменилось: пандемия, две войны. Иногда даже кажется, что несколько жизней прожито за эти девять лет. Публикую этот текст без изменений, добавлено только маленькое послесловие.
Это было больше полжизни назад. До Горбачёва оставались считаные годы, я была студенткой Казанского Университета; мой бойфренд Мишка тоже был студентом, только на пару курсов старше и гораздо умнее. Мишка, кроме научных работ и чего-только-не, ещё устраивал дискотеки: необычные, «не квадратные», часто не танцевальные, — пользовался дискотечным форматом, чтобы легализовать действо с авангардной музыкой.
Очередную дискотеку решено было устроить со стихами — наверное, по примеру «Машины времени», они в первых своих концертах перемежали песни стихотворными вставками. Меня попросили сделать подборку стихов к готовому музыкальному материалу. Это была страшно интересная работа: я натаскала всякого любимого, не-хрестоматийного, того что не входит в малый джентльменский набор. Серебряный век, переводы Лорки и Рильке, Арсений Тарковский.
И ещё был один поэт из книжечки родительского самиздата. Когда я читала его друзьям, то просила не распространяться, потому что поэт уехал в Америку. В книжечке (впрочем, небольшой) меня поражало то, что все до одного стихи «попадают» — нет плохих или даже средних. Ну не бывает же, чёрт возьми, чтобы всё было хорошо — даже у классиков! Выходит, бывает. Правильно, Иосиф Бродский. Этого Бродского у меня в подборке оказалось три стиха. Мишка взбунтовался: не надо в универе устраивать вечер крамольного поэта! Мишенька, говорила я, ну ни одна же собака не догадается — никто же не знает его стихов. Максимум один стих, авторитарствовал Мишка. Сторговались на двух.
Дискотека удалась на славу: пришло много преподавателей, люди больше слушали, чем танцевали, я чувствовала каждое слово, когда читала — и радовалась тому, как здОрово вплелись русские тексты в нерусский музыкальный авангард-андерграунд.
Потом времена стали раскручиваться как пружина, в литературе и публицистике можно было утонуть; и даже в этом море Бродские стихи сильно выделялись; и было ясно, что в одном человеке как бы два поэта: юноша и старик, и непонятно, какой действует сильнее. И я написала ему любовное письмо. Куда? В Америку. Кто-то ехал из Казани в Москву, потом кто-то другой из Москвы в Нью-Йорк, а там была возможность отправить письмо куда надо. Ванька Жуков отдыхает. Татьяна Ларина, в общем, тоже. А лет мне было, наверное, как им двоим вместе взятым, и я была — молодой специалист в НИИ при заводе ЭВМ.
В актовом зале этого завода я и делала первые свои большие поэтические вечера. Конечно, и по Иосифу нашему Александровичу тоже. Как я захлёбывалась от восторга, цитируя из его нобелевской лекции «…Ибо эстетика –— мать этики…» — Да! Да! Как это верно! Как наоборот тому, что нам с детства талдычили в Совке!
Так получилось, что моя программа по Бродскому прозвучала раньше декламаций его стихов по телевизору знаменитыми артистами — и от многих я потом слышала, что они воспринимают только мою интерпретацию. Нет, вряд ли мне грозит мания величия: я вовсе не пытаюсь представить себя круче великих исполнителей. Просто любовь, отправленная в письме, должна же куда-то дойти.
Эта самая любовь прошла у меня около года назад: когда я прочла пресловутый стих Бродского «На независимость Украины».
Кроме омерзительного содержания, это, по-моему, просто плохое стихотворение. Настолько плохое, что я сначала приняла его за стилизацию. Может быть, именно эстетика тут первая и отказала — и потянула за собой этику.
А совсем недавно (с неделю назад) я узнала, что автор противился распространению этого стихотворения, не давал к публикации и пр. И мне снова захотелось отправить ему письмо. Это ведь неважно, получает адресат письма или нет. Интересно (важно), что там с этикой и эстетикой происходит. Не будучи философом — или социологом — или моралистом, — я не берусь рассуждать о том, какое из этих двух «э» первично (может быть, это вроде вопроса о яйце и курице). Я могу только робко-радостно удивиться, насколько всё в этом мире связано. Как сам автор не хотел распространять то, что явно выпадает, то есть падает ниже, ну и пусть совсем отпадёт.
Связано — этикой-эстетикой — конечно, всё на свете, но поэзия — особенно. Потому что, по Цветаевой, «…в стихах, кроме стихов (стихотворной стихии), есть еще все стихии».
Послесловие
Итак, после первой публикации этого текста произошло многое — и в мире, и в моих лично-публичных отношениях с Бродским.
В 2020-м было 80-летие великого Джозефа, и готовиться к этому событию я начала чуть не за год. Объявила международный конкурс аудиоисполнений его стихов, декламаций и песен, сделала четыре большие программы на разных СМИ: два радио, одно телевидение, одна англоязычная онлайн-встреча. На двух из них, набравшись наглости, рассказала о своей виртуальной влюблённости и получила массу забавных комментариев.
А в 2022-м начала большой антивоенный проект, в котором — неожиданным образом — имя Иосифа Александровича упоминается часто. Проект представляет собой видеоинтервью с разными деятелями культуры, и всем задаются следующие три вопроса.
- Споры славянофилов и западников начались около двухсот лет назад. Как по-вашему, связана ли эта тема с войной в Украине?
- Есть ли русские стихи, которые вы разлюбили после начала войны? Если есть, то какие?
- Что бы вы хотели сказать тем, кто живёт в РФ и, рискуя свободой, открыто выступает против войны?
Конечно, упомянутый стих Бролского очень часто звучит в ответе на второй вопрос. По частоте с ним может соперничать только «Клеветникам России» Пушкина.
А мне интересно, что бы ответил любимый поэт моей юности на первый и третий вопросы. Наверное, сказал бы только:
«…я благодарен бывшим белоснежным
листам бумаги, свернутым в дуду».
По поводу тезиса о том, что Бродский «противился распространению этого стихотворения», я бы поспорил. Если бы противился — мы об этом произведении не знали бы. Даже в ЮТ есть видео, где Бродский читает это стихотворение публично (хотя и с предисловием, что «вам это не понравится»). А «загадка» решается очень просто. Во-первых, характеристика «хороший поэт» — (далеко) не всегда эквивалентна понятию «хороший человек». Некоторые (если не многие) хорошие поэты были в жизни достаточно говнистыми (pardon my french) людьми. Да тот же Пушкин… Но самое главное — поэтический талант уж никак не может (и не должен) коррелировать (снова pardon my french) с политической культурой. И мы знаем, как минимум, несколько примеров такого вопиющего несоответствия: отличная поэтесса Юнна Мориц, Бродский… Других не знаю, но, без сомнения, таких «политически неграмотных» и «нравственно недалеких», при этом — талантливых, деятелей искусства хватает.
Как-то так…
Кажется Вы не очень знакомы с «материалом». Вот, что писал о Бродском Довлатов в «Рыжем»:
«Бродский создал неслыханную модель поведения. Он жил не в пролетарском государстве, а в монастыре собственного духа.
Он не боролся с режимом. Он его не замечал. И даже нетвёрдо знал о его существовании.
Его неосведомленность в области советской жизни казалась притворной. Например, он был уверен, что Дзержинский — жив. И что «Коминтерн» — название музыкального ансамбля.
Он не узнавал членов Политбюро ЦК.
Своим поведением Бродский нарушал какую-то чрезвычайно важную установку. И его сослали в Архангельскую губернию.
Советская власть — обидчивая дама. Худо тому, кто её оскорбляет. Но гораздо хуже тому, кто её игнорирует… «
Многие не очень усердные читатели путают понятия
русский и милитаристский.
Одна из причин: редко перечитывают А.С. Пушкина:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.»
Русские люди в той массе, которая определяет национальный характер, после школы вообще
не перечитывают Пушкина. Этот «толераст и либераст» им только настроение портит.
И, обратите внимание, А.С. Пушкин говорил только и только от своего имени. В отличие от Державина.
Русские люди в той массе, которая определяет национальный характер, после школы вообще не перечитывают
Пушкина. Этот «толераст и либераст» им только настроение портит.
И, обратите внимание, А.С. Пушкин говорил только и только от своего имени. В отличие от Державина.
(Повторяю, чтобы не дожидаться проверки. Предыдущий комментарий можно удалить без проверки).
Многий не очень усердный читатель
Забыл поблагодарить вас, А.В. за подтверждение своего мнения о русской национальной идее. Пушкин указывает на свои необычные для русского характера черты: «чувства добрые я лирой пробуждал, / что в мой жестокий век восславил я Свободу/ И милость к падшим призывал.» Именно это в нем незаурядно, отделяет его от России. Сказать об этом ему важно. Так что он вполне солидарен с Державиным в восприятии российской реальности. Чего и вам желаю.
Зачем Вам-то, Вита, затевать очередную провокацию. Захотелось популярности Льва Мадорского и Сони Тучинской в одном флаконе?
«Очередную дискотеку решено было устроить со стихами — наверное, по примеру «Машины времени», они в первых своих концертах перемежали песни стихотворными вставками.»
___________________________
Помню эти стихотворные вставки на магнитофонных записях. Меня они почему-то раздражали. Но запоминались, например:
Никого со мною нет.
На стене висит портрет.
По слепым глазам старухи
Ходят мухи, мухи, мухи.
Хорошо ли, — говорю, —
Под стеклом твоем в раю?
По щеке сползает муха,
Отвечает мне старуха:
— А тебе в твоем дому
Хорошо ли одному?
А.Тарковский.Портрет
P.S. А Бродский мне почему-то никогда не нравился — не дорос, наверное.
Зачем же вы всуе…?
«Не сотвори себе кумира…» Я уж и не помню, сколько раз спотыкался об эту истину.
Попробуйте для себя определить: остался ли Бродский дла Вас кумиром? Думаю, что остался.
Ваше отношение к нему поколебало одно стихотворение — «На независимость Украины».
Я всегда пытаюсь в таких случаях отыскать ответ на вопрос: ПОЧЕМУ? Почему у Бродского появилось стихотворение «омерзительного содержания, просто плохое стихотворение…»
Уверен, Вы знаете ответ. Он кроется в глубине веков, а именно — в веке 17-м.
«Кровь Клааса стучит в моём сердце» Эмоции одержали верх над разумом. Вероятно поэтому Иосиф Бродский противился публикациям этого стихотворения.
Так, может, водрузим поэта на его обжитое им место — на место кумира?)))
«И ещё был один поэт из книжечки родительского самиздата. Когда я читала его друзьям, то просила не распространяться, потому что поэт уехал в Америку. В книжечке (впрочем, небольшой) меня поражало то, что все до одного стихи «попадают» — нет плохих или даже средних. Ну не бывает же, чёрт возьми, чтобы всё было хорошо — даже у классиков! Выходит, бывает. Правильно, Иосиф Бродский. Этого Бродского у меня в подборке оказалось три стиха.
…Эта самая любовь прошла у меня около года назад: когда я прочла пресловутый стих Бродского «На независимость Украины»… А мне интересно, что бы ответил любимый поэт моей юности на первый и третий вопросы…»
————————————————————-
Так я Вам таки скажу. Иосиф Александрович отвечать не стал бы. Ни на первый, ни на второй вопросы. «Пером простым — неправда, что мятежным», он чувства добрые к вопросам сохранял и оттого восславил он свободу, а на вопросы Пушкин отвечал, иль, на худой конец, Державин.
Он Штивельман восславил и в гроб сходя, благословил и славу, и Жукова, и Баха. Не дал он Маху.
*******
Иосиф Александрович Бродский . Собрание сочинений Аннотация Неопубликованные ранние стихи 1 (1957 — 1962) Воспоминания
«Пером простым — неправда, что мятежным!
я пел про встречу в некоем саду
с той, кто меня в сорок восьмом году
с экрана обучала чувствам нежным.
Предоставляю вашему суду:
a) был ли он учеником прилежным,
b) новую для русского среду,
c) слабость к окончаниям падежным.
В Непале есть столица Катманду.
Случайное, являясь неизбежным,
приносит пользу всякому труду.
Ведя ту жизнь, которую веду,
я благодарен бывшим белоснежным
листам бумаги, свернутым в дуду.
1974
На смерть Жукова
***
Вижу колонны замерших звуков,
гроб на лафете, лошади круп.
Ветер сюда не доносит мне звуков
русских военных плачущих труб.
Вижу в регалиях убранный труп:
в смерть уезжает пламенный Жуков.
Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо в опале,
как Велизарий или Помпей.
Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
К правому делу Жуков десницы
больше уже не приложит в бою.
Спи! У истории русской страницы
хватит для тех, кто в пехотном строю
смело входили в чужие столицы,
но возвращались в страхе в свою.
Маршал! поглотит алчная Лета
эти слова и твои прахоря.
Все же, прими их — жалкая лепта
родину спасшему, вслух говоря.
Бей, барабан, и, военная флейта,
громко свисти на манер снегиря.
1974
Однако, несколько «стишат» в году 74-ом в конце концов решил публиковать.
И тогда наверняка заплясали облака и народы Гостевых возликовали.
Ну вот зачем он Державина испортил, влез в него прямо в пр
аохорях, аки пародист какой?*
«Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?»
В этой паре гениальных строк бьется русское сердце, как к нему ни относись. Хоть прокляни, но глаз не спускай и слушай внимательно. Да, времена Державина не вовсе устарели.
Прохор ходит в прохорях, а по праху — в прахорях
———————————————————-
Блоги журнала «Семь искусств»
ЯНВАРЬ 1996-го — ИОСИФ БРОДСКИЙ
Из — Жизнь замечательных людей , Лосев Лев
«1996 , начало января — ленч с Роджером Страусом и Шеймусом Хини в кафе на Юнион-сквер
Январь — стихи «Август» («Маленькие города , где вам не скажут правду. . .»).
22 января — Бродский встретился с Еленой Чернышевой по дороге к врачу, чтобы обсудить результаты очередной сердечной пробы.
27 января — день рождения Барышникова, которого Бродский поздравил по телефону (Барышников был в Майами). Вечером у Бродских гостили Елизавета Леонская и Александр Сумеркин. После ухода гостей приготовил книги и рукописи , чтобы назавтра взять с собой в Саут-Хедли.
В ночь с 27 на 28 января — Бродский умер в своем кабинете не позже 2.00 утра. В 9 часов утра Мария нашла его на полу кабинета за дверью; он лежал одетый , в очках , с улыбкой на лице.
……………………………………………………
«Ну , это всё минувшие дела , кроме чувства. Чувства остаются и именно они делают древних авторов узнаваемыми. Подобно любому человеческому существу , поэту приходится задумываться над тремя вопросами: как , для чего и во имя чего жить. “Буколики”, “Георгики” и “Энеида” дают ответ на все три , и эти ответы одинаково пригодны как для императора , так и для его подданных , как для античности , так и для наших дней. Современный читатель можетиспользовать Вергилия также как Данте в своём прохождении через Ад и Чистилище: в качестве проводника.»
И.Бродский , Перевод с английского Елены Касаткиной.
ОДНОЙ ПОЭТЕССЕ
Я заражен нормальным классицизмом.
А вы, мой друг, заражены сарказмом.
Конечно, просто сделаться капризным,
по ведомству акцизному служа.
К тому ж, вы звали этот век железным.
Но я не думал, говоря о разном,
что, зараженный классицизмом трезвым,
я сам гулял по острию ножа.
Теперь конец моей и нашей дружбе.
Зато начало многолетней тяжбе.
Теперь и вам продвинуться по службе
мешает Бахус, но никто другой.
Я оставляю эту ниву тем же,
каким взошел я на нее. Но так же
я затвердел, как Геркуланум в пемзе.
И я для вас не шевельну рукой.
Оставим счеты. Я давно в неволе.
Картофель ем и сплю на сеновале.
Могу прибавить, что теперь на воре
уже не шапка — лысина горит.
Я эпигон и попугай. Не вы ли
жизнь попугая от себя скрывали?
Когда мне вышли от закона «вилы»,
я вашим прорицаньем был согрет.
Служенье Муз чего-то там не терпит.
Зато само обычно так торопит,
что по рукам бежит священный трепет
и несомненна близость Божества.
Один певец подготовляет рапорт.
Другой рождает приглушенный ропот.
А третий знает, что он сам — лишь рупор,
и он срывает все цветы родства.
И скажет смерть, что не поспеть сарказму
за силой жизни. Проницая призму,
способен он лишь увеличить плазму.
Ему, увы, не озарить ядра.
И вот, столь долго состоя при Музах,
я отдал предпочтенье классицизму.
Хоть я и мог, как мистик в Сиракузах,
взирать на мир из глубины ведра.
Оставим счеты. Вероятно, слабость.
Я, предвкушая ваш сарказм и радость,
в своей глуши благословляю разность:
жужжанье ослепительной осы
в простой ромашке вызывает робость.
Я сознаю, что предо мною пропасть.
И крутится сознание, как лопасть
вокруг своей негнущейся оси.
Сапожник строит сапоги. Пирожник
сооружает крендель. Чернокнижник
листает толстый фолиант. А грешник
усугубляет, что ни день, грехи.
Влекут дельфины по волнам треножник,
и Аполлон обозревает ближних —
в конечном счете, безгранично внешних.
Шумят леса, и небеса глухи.
Уж скоро осень. Школьные тетради
лежат в портфелях. Чаровницы, вроде
вас, по утрам укладывают пряди
в большой пучок, готовясь к холодам.
Я вспоминаю эпизод в Тавриде,
наш обоюдный интерес к природе.
Всегда в ее дикорастущем виде.
И удивляюсь, и грущу, мадам.
авг — сент 1965
Норенская
Спасибо! Говорим мы о разном. Вы правы в том, что остались в пределах повода. Предлагаю остаться при своих. Еще раз спасибо!