Коллекционер по натуре, Цвейг приобрел мебель, принадлежавшую Бетховену, а также маленький пюпитр, за которым лежа сочинял больной композитор, его скрипку со смычком, несколько нотных автографов, распоряжений, написанных дрожащей рукой, и прядь бетховенских седых волос. У Цвейга в коллекции было много других автографов и предметов былых эпох.
CТЕФАН ЦВЕЙГ: ИДУЩИЙ ЧЕРЕЗ ПОЛЕ ЦВЕТОВ
В начале века Двадцатого, в кафе “Бетховен”, неподалеку от Венского университета, где любили проводить время молодые художники и поэты с блестящими от бессонницы и кокаина глазами, часто можно было встретить и его: безукоризненной белизны рубашка, галстук, пенсне, щетка усов — Стефан Цвейг, автор восьмистишия в альманахе “Немецкая поэзия” и еще двух произведений — стихотворения и новеллы, опубликованных с помощью приятеля по университету Мартина Бубера в журнале “Мир”.
Его семья жила в высоком остроугольном доме на улице Шоттенринг, напоминающем океанский корабль, только с типичными венскими чертами — лепкой тяжелых балконов, кариатидами у подъезда и трамваем, пущенным вдоль, как раз в первые годы столетья. С портрета в гостиной смотрел на потомков, слегка насупившись и положа руку на лакированный венский стул, седенький дедушка Герман Цвейг — он был родом из Моравии, имел несколько ткацких фабрик, а деньги держал на текущих счетах у банкира Ротшильда — так считалось надежней. Сын его Мориц основал и собственное ткацкое дело на севере Богемии. Писатель вспоминал: “Отец прекрасно играл на рояле, знал несколько языков, к пятидесяти годам стал очень богат, но продолжал путешествовать в поездах вторым классом, никогда не покупал гаванских сигар, а курил, ссылаясь на пример императора Франца-Иосифа, местную дешевку “Трабукос”.
Мать Стефана Цвейга — Ида Бреттауер — принадлежала к богатой еврейской общине Анконы — города на Адриатическом побережье Италии. Один ее родственник распоряжался банком в Риме, другой — в Нью-Йорке.
Стефану и его старшему брату Альфреду родители повторяли неустанно, чтобы они тщательно выбирали себе друзей и знакомых. Можно сказать, что будущий писатель последовал их совету. Вот пятеро, которые повлияли по собственному утверждению Цвейга на его духовное развитие и литературные вкусы. Список дан во временной последовательности: Теодор Герцль — “отец сионизма”, австрийская пацифистка и лауреат Нобелевской премии мира Берта фон Сутнер, ирландский писатель Джеймс Джойс, Зигмунд Фрейд, а также писатель и венский друг Цвейга Иозеф Рот.
После изучения Сократа, германской филологии и латыни Стефан добавил к своей фамилии приставку “доктор” и дальнейшую жизнь связал уже с литературой. На полученные из типографии авторские экземпляры он наклеивал экслибрис в декадентском вкусе, сделанный по его заказу художником из Берлина Эфраимом Лильеном: обнаженный юноша пробирается через цветочное поле к солнцу.
Знаменитость тех лет — австрийский прозаик и драматург Артур Шницлер занес в свой дневник от 28 мая 1909 года: “Познакомился с доктором Стефаном Цвейгом — молодой поэт, очень симпатичный, умный”. К тому времени у Цвейга принята к постановке драма “Терзит” — “подражание античному”, бельгийский поэт Эмиль Верхарн дал ему единоличное право на немецкие переводы всех его произведений, Цвейг переводит также модных французов — Бодлера, Верлена, Рембо. И отправляется путешествовать. Сначала Индия и Бирма. Затем, в 1911 году — США, Канада, Ямайка, Куба, Пуэрто-Рико и Панамский канал.
В историческом архиве Вены хранится военный билет писателя с любопытными пометками: “Стефан Цвейг. Родился 28 ноября 1881 года, шатен, глаза карие, подбородок овальный, рост 174.”
С тремя “звездами” старшего капрала на воротнике он, как и другие венские литераторы, годные к службе, был определен в 1914 году в военный архив, в литературную группу. Здесь за шнурованными казенными папками, прячась от начальства, он написал несколько новелл, прославивших его всемирно. Рассказы Цвейга станут излюбленным материалом кинематографистов. Они экранизировались 38 раз, а особенно часто — “Письмо незнакомки” и “24 часа из жизни женщины”.
Фридерика Мария фон Винтерниц — венская писательница, была в разводе со своим мужем и жила с двумя дочерьми — Сюзанной и Алис. Свою новую пьесу «Иеремия» Цвейг посвятил Фридерике, они поженятся в 1920 году, а вскоре все вместе плюс спаниель по кличке Каспар переедут в Зальцбург, где писатель купил себе роскошный дом с садом и обставил его как дворец.
Коллекционер по натуре, Цвейг приобрел мебель, принадлежавшую Бетховену, а также маленький пюпитр, за которым лежа сочинял больной композитор, его скрипку со смычком, несколько нотных автографов, распоряжений, написанных дрожащей рукой, и прядь бетховенских седых волос. У Цвейга в коллекции было много других автографов и предметов былых эпох.
В сентябре 1928-го его пригласили в Москву, на празднование 100-летия со дня рождения Льва Толстого. К тому времени уже замышлялось 12-ти томное собрание сочинений Стефана Цвейга в кооперативном ленинградском издательстве «Время». Он был не беден, но кто ж отказывается от лишних денег, от лишней популярности, даже славы?! Друг Горького и Ромена Роллана, Цвейг казался абсолютно лояльным советскому режиму и действительно не скупился на комплименты, которые пришлись бы по вкусу и современным российским идеологам:
— Я чрезвычайно огорчен, что мне приходится говорить перед русскими не на русском языке, но это результат существовавшего до последнего времени пренебрежительного отношения буржуазной Европы к русскому народу.
И еще:
— Если бы вы знали, как лгут у нас о России! Уезжая, я был опутан паническими предостережениями друзей и знакомых, как если бы речь шла о поездке в Китай XVII века или в Африку к людоедам.
В ответ раздавались громкие похвалы и писателю со страниц советской прессы: «…В первом купе у окна сидит человек знакомый по многим портретам и все же не похожий ни на один из них. Стефан Цвейг похож на свои новеллы. Он изящен и радушен. Но сквозь его лоск и корректность европейца пробивается сила глубокого интеллекта, и зоркость писательского глаза блестит из-за стекол его золотого пенсне. У него мягкий, баритональный голос. В разговоре он чуть склоняется на бок и сутулит спину. Он часто улыбается, и тогда над губой его топорщится черная грядка усов. (…) Он очень скромен — этот знаменитый писатель, (…). Он краснеет, когда ему говорят о его популярности, и, сообщая свой адрес, даже мнется.
— Будете ли Вы писать об СССР?
— Что Вы, что Вы, — пугается Цвейг, — я никогда не осмелюсь писать книгу о стране, в которой пробыл несколько дней и язык которой мне неизвестен. Сильнейшее любопытство влечет меня в Россию. Вскоре я приеду сюда надолго, и тогда буду по-настоящему изучать страну, родившую Толстого и Достоевского».
Но следующего раза уже не было. Свое же настоящее отношение к «завоеваниям социализма» Стефан Цвейг выразил в письме к Ромену Роллану, написанному сразу же после возвращения в Зальцбург:
— Они обещали равенство, но создали новое неравенство, подавили все, что только существует в свободных и независимых умах.
Великолепный исторический писатель, автор книг о королеве Марии-Антуанетте, о другой несчастной — Марии Стюарт, о Бальзаке, Эразме Роттердамском, Магеллане, Цвейг тонко чувствовал время и мастерски его описывал. Он только не мог предвидеть одну из главных трагедий ХХ века — фашизм, и то, что сам он попадет под его кровавые жернова.
Гитлеровцы сожгли книги писателя, изгнали его из собственной страны. С 1935 года он в Лондоне. Ко всем несчастьям добавились и разлады с женой. Она его ревнует, и не без основания к его литературному секретарю Шарлотте Альтман — молодой женщине, бежавшей в Англию из польских Катовиц. Шарлотта сопровождала Цвейга в Шотландию, где тот собирал материалы о королеве Марии Стюарт. С конгресса Пен-клуба в Аргентине писатель привозит забавную фотографию, где он снялся с породистым быком. Жена делает на обороте язвительное замечание: «Два великолепных экземпляра. Каждый герой в своих владениях». Развод не за горами.
6 сентября 1939 года, через 5 дней после начала Второй мировой войны Стефан Цвейг и Шарлотта Альтман поженились. Их поездка в Аргентину и Бразилию — вроде затянувшегося свадебного путешествия.
23 февраля 1942 года в Петрополисе — маленьком курортном городке в Бразилии Стефан Цвейг и его вторая жена Шарлотта Альтман одновременно покончат с собой, приняв смертельный яд. Бразильские газеты опубликовали фотографию, холодящую кровь: их руки сплетены, они, как будто спят, а на столике возле кровати гостиничная лампа, спичечный коробок, несколько мелких монет и открытая бутылка сельтерской со стаканом.
Цвейг написал прощальное письмо, в котором признался с горечью, что не находит себе места в современном жестоком мире.
Спасибо автору за интересную работу. Неплох о Цвейге в стиле Цвейга: увлекательно, но без нажима. Две прекрасные иллюстрации о том Цвейге, который не мог жить в этом жестоком мире.
Читателя «Заметок по еврейской истории» интересует не только еврейская судьба писателя. Цвейг талантливо и очень сочувственно писал о еврейской истории и еврейской современной ему трагедии.
К развитию намеченной автором темы Цвейг и Россия могу рекомендовать обстоятельную статью из «Нового Венского журнала» https://nwm.at/vse-ob-avstrii/znamenitye-avstrijtsy/stefan-tsvejg-v-rossii.
Не мог Цвейг поступить, как Жид: они видели разный СССР: Цвейг — 1928 года, Жид — 1936 г.
Отличный очерк!
Прекрасный очерк, написанный профессионально, занимательно, и, при этом, изящно.
Хотелось бы конечно узнать, что помешало состоятельному и состоявшемуся Цвейгу пойти по пути Андре Жида, который, вернувшись из поездки в СССР во Францию, громогласно поведал миру о страшном сталинском режиме. Его собрание сочинений уже бывшее в работе, в типографии, было моментально рассыпано. А Цвейгу вроде бы сам Бог велел так поступить?
Мне показалось странным, что говоря о двойном самоубийстве Цвейгов, Вы не упомянули о смертельной болезни жены писателя. Томас Манн считал, что именно это, в первую очередь, и подвигло их покончить счеты с жизнью таким скорым способом.
Вот в доказательство отрывок из письма Манна к дочери Стефана Цвейга:
Томас Манн — Фридерике Цвейг
Сентябрь, 1942 года
Калифорния
Глубокоуважаемая фрау,
Покойный был человек решительно и радикально пацифистских склонностей и убеждений. В нынешней войне, которой надо было страстно желать, и которую мог отсрочить только такой позор, как «Мюнхен», в войне, ведущейся против самых дьявольских, самых неспособных к миру сил, какие когда-либо пытались навязать человеческой жизни свой облик, он не видел ничего другого, кроме войны, кроме кровавой беды и отрицания своего естества. Он восхвалял Францию за то, то она не хотела бороться и тем самым «спасла Париж». Он не хотел жить ни в одной из воюющих стран, покинул, будучи британским поданным, Англию и уехал в Соединенные Штаты, а отсюда в Бразилию, где пользовался высочайшим почетом. А когда оказалось, что и эта страна будет втянута в войну, он добровольно ушел из жизни.
……Вы пишете (о чем я не знал), что его супруга страдала неизлечимой болезнью и что это очень способствовало их решению умереть вместе. Почему он этого не сказал, а оставил нас с мыслью, что мотивом его поступка было неверие во время и в будущее?
……Неужели он смотрел на свою жизнь как на сугубо частное дело и просто сказал: «Я слишком сильно страдаю. Управляйтесь сами. Я ухожу»? Вправе ли был он предоставить нашему заклятому врагу кичиться тем, что вот снова один из нас капитулировал перед его «великим обновлением мира», расписался в своем банкротстве и покончил с собой? Такое истолкование, такое использование его поступка врагом можно было предвидеть.
…….Поверьте мне, глубокоуважаемая фрау, что о замечательном человеке, чье имя Вы носите, я скорблю не менее искренне, чем те, кому дано было выразить свою боль и свое восхищение в печати.
……
Преданный Вам
Томас Манн
Опять же — профессионально и интересно. Несколько бегло.
Хорошо написано, интересные подробности. Кто не читал, могу рекомендовать его мемуары:
Вчерашний мир. Воспоминания европейца
https://flibusta.is/b/412842