Яков Каунатор: Нахлынули воспоминанья…

А с Инкой Шутов разговаривать боялся. Красивая, невпример брату родному с его грубым, словно вытесанным из камня лицом, коротконогий, с мощным торсом, с короткими же руками, мускулистыми, с широкими ладонями, напоминавшими совковую лопату.

Яков Каунатор

НАХЛЫНУЛИ ВОСПОМИНАНЬЯ…

Нахлынули воспоминанья,
Воскресли чары прежних дней.
И пламя прежнего желанья
Зажглось опять в крови моей.
Оскар Строк

Андрей Сергеевич Шутов стоял на…, собственно, мостом это назвать затруднительно и унизительно для настоящего моста. Стоял он на мостике городского канала. Длиной мостик был около двадцати метров, а шириной — около четырёх.

Шутов стоял облокотившись о чугунные резные перильца. Он склонил голову над перилами и смотрел на плавное, медленное течение воды.

Философу по натуре это плавное течение представлялось ему прожитой жизнью. Вот так и жизнь его от детских яслей, от школы, плавно перетекла, вернее, переправила его в восьмой десяток. Может быть поэтому и любил он — нет, не каждый день, но раза два-три в неделю приходить на этот мостик. Тем более был он в двух шагах от дома. И надо-то всего лишь перейти улицу, пройти несколько парковых аллей и очутиться на этом мостике, знакомом ему со школьных лет. Сразу за ним, за мостиком, с правой стороны и возвышалась школа, которую он посещал с 4 по 10 класс.

В воде сверкнули солнечные блики, в которых Шутов явственно углядел чьё-то лицо. Он напряжённо вглядывался в воду… «Инка!» испуганно прошептал он. Там, в тёмной воде почудилось ему лицо Инки Орловой. Она смотрела на него своими чумовыми весёлыми глазами, в глубине которых лихо отплясывали те же самые хитринки-чёртики, которые он впервые увидел 60 лет назад.

«Инка…» — повторил он. Закружилась голова и он отшатнулся от перил, боясь сверзиться в воду.

Инка была сестрой Лёши Орлова из его бригады. Был он на четыре года старше Андрея и попал в бригаду Шутова уже после дембеля.

Через Лёшу он, Андрей, и познакомился с его сеструхой, с Инкой. Была она одногодкой Андрею.

Вспомнилось Андрею Сергеевичу, как легко и свободно разговаривал он с Алексеем, несмотря на солидную в иx возрасте разницу в годах. И было интересно слушать Алексея, иногда возражать ему, да ведь чаще соглашаться и удивляться. После смены они вместе отправлялись в вечерку. Он — Андрей — в одиннадцатый класс, а Лёха — в пятый. А по жизни Орлов был и начитанным, и знающим и философов древних, вставлял в их разговоры мудрости этих самых философов. И к музыке классической — это он, Лёша Орлов, приучил его, тогда просто Андрюху, к еженедельным лекциям о классической музыке в городском Доме знаний. Спасибо Орлову, а так бы и прожил бы всю жизнь Андрей Сергеевич Шутов, не ведая о композиторе Густаве Малере и о многих других. А Орлов… Он не просто слушал, а ещё и записывал в блокнотик непонятное и интересное из лекций. Однажды в комнатке Алексея, куда Орлов пригласил своего бригадира, узрел тот на прикроватной тумбочке книгу. «Похвала глупости». Эразм Роттердамский. И тетрадочку с выписками мудростей этого самого Роттердамского, который Эразм, средневекового мудреца. Это — у Лёхи, у которого из образования лишь начальное. Вот тут-то и стало без пяти минут выпускнику средней школы Шутову Андрею стыдно… Стыдно от собственных незнания и глупости, о которых этот самый Эразм наверное и писал…

А с Инкой Шутов разговаривать боялся. Красивая, не в пример брату родному с его грубым, словно вытесанным из камня лицом, коротконогому, с мощным торсом, с короткими же руками, мускулистыми, с широкими ладонями, напоминавшими совковую лопату.

Инка же была высокой, выше брата, стройной, круглолицей. Тёмные волосы спускались ниже плеч. И вот на лице её — два пятна, два глаза тёмно-карие и всегда смеющиеся. И всё бы ничего, если бы Андрей в первую встречу не увидел в её глазах шальных чёртиков-хитринок. Вот с первой же встречи, с первого знакомства с нею дома у Алексея она ввела его, Андрея, в ступор, из которого он, кажется, и сейчас не вышел…

А тогда, при первой встрече:

— Инна Петрооуна! — представилась она и тут же добавила: — А что, Лёшенька, а не прийдёт ли Андрей однажды свататься за меня?

— Цыц, сестра! Андрюху не трожь! Он у нас «ручной сборки», штучный. К тому же нецелованный ещё. Не порть натуру!

Шутов явственно ощутил, как кипяток, обваривший его щёки при этих словах «компаньеро» Алексея, перелился в глаза. И тут до него и дошло что вызывало у него тревогу, что держало его в напряжении при появлении Инки. В её чуть раскосых глазах явственно проступало нечто лисье. «Патрикеевна!» — наконец дошло до него. И стало ясно, что же тревожило его во взгляде Инки: лукавая бесстыдная насмешливость.

Инка расхохоталась:

— Так это дело поправимое, Лёшенка, дай мне его на пол-часа! Научу я его, научу целоваться!

Вспомнилась сейчас спустя 60 лет та сценка из жизни и улыбнула…

Андрей Сергеевич сошёл с мостика и свернул в парковую аллею. Он радовался этому ещё не прохладному дню, осеннему разноцветью, тишине, какая бывает только осенью, только в парках, где, казалось, всё и все дышат умиротворением.

Он шёл по парковой дорожке мимо лавочек, разбросанных по обе стороны, как вдруг…

На одной из лавочек сидела молодая женщина.

«Ну и что?» — резонно спросите вы. И почему «Как вдруг?» Мало ли женщин разновозрастных рассиживают на парковых скамейках?

Э, нет, дорогой читатель. В руках у ЭТОЙ была книга. БУМАЖНАЯ! В наши-то времена, когда предсказания Рэя Бредбери в его романе «451* по Фаренгейту» вот-вот превратятся в жуткую реальность, встретить средь бела дня женщину МОЛОДУЮ с бумажной книгой в руках СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ!!?? Сегодня, когда книги читают с планшетов, с телефонов, это было…это было из области фантастики…

Андрей Сергеевич подошёл поближе и спpосил ну очень тихим голосом, позволительно ли будет ему присесть на эту же лавочку.

Женщина окинула его взглядом, но не сверху вниз, а снизу вверх. Она увидела начищенные до блеска туфли, брюки «в стрелочку», глаженую голубую рубашку(верхняя пуговица растёгнута), опрятную куртку.

— Да, конечно же, присаживайтесь, — произнесла она благожелательно.

«Контакт! Есть контакт!» — взорвалось в голове Шутова. Он присел. Поначалу он осматривал равнодушно перспективу перед собой: клумбу с яркими, но явно приговорёнными уже к увяданью цветами, канал, который и отсюда, со скамейки был виден, мостик, на котором он совсем недавно стоял. Любопытство брало верх, уж больно интересно узнать, что же такое читает эта женщина, которой, по-видимому было лет 35, ну никак не больше по мнению Андрея Сергеевича Шутова.

Он не выдержал и напрямую спросил, что же за книгу держит в руках эта женщина?

Дама повернула книгу обложкой к своим глазам и произнесла:

— Юрий Герман. «Дорогой мой человек»

Позже Андрей Сергеевич вспоминал свои ощущения от этой короткой фразы:взрыв в голове.

«Что ваще происходит? Сначала Инкина физиономия в воде, затем эта женщина на лавочке с БУМАЖНОЙ книгой в руках, и — наконец — ЮРИЙ ГЕРМАН! «ДОРОГОЙ МОЙ ЧЕЛОВЕК»! Что за день такой сегодня? К добру ли это «Средь шумного бала, случайно, в тревоге мирской суеты, тебя я увидел…» или не к добру?

Осень!!! Это всё она, осень с её прощальною красой виновата в странных встречах с давно минувшим…»

Он смотрел на женщину ошалелыми? ошеломлёнными? изумлёнными? глазами. Собственно, какая разница? Женщину его взгляд напугал.

— Что с вами? Что вас встревожило?

— Видите ли, эту книгу я впервые встретил 60 лет назад… И… неожиданная встреча сегодня…

Он замолчал, перенёсся в воспоминания о Вите Полякове из его заводской бригады.

Из воспоминаний о Вите Полякове:

Посреди недели Витёк неожиданно отозвал Андрея в сторонку и, смущаясь, заговорил:

— Андрюха, тут, это, намечается у меня день рождения, так что в субботу подкатывай часам к пяти. Адрес помнишь ли?

Aдрес Андрей помнил и адрес-то — не проблема. Само приглашение было для него неожиданным и очень приятным. Витя Поляков, Витёк… Указ об усилении борьбы с хулиганством дважды прокатился по Вите катком. Один раз — по малолетке да по дури, конфет шоколадных захотелось ночью ему да друзьям, а вот во второй раз — это да, это за дело — драка в общественном месте с нанесением средней тяжести побоев… Это да, однако, случись та самая ситуация нынче, опять бы Витя кулаки пустил бы в ход… Ну да быльём поросло да последствия «выросли». И последствий было — и наружное , и внутреннее. Снаружи шрам в углу рта, что повредил лицевой нерв и придавал Витькиному лицу выражение какой-то полупрезрительной улыбки. Посторонние, люди не сведущие улыбки этой боялись и ею возмущались, даже Шурик, АлексАндр Николаевич, поначалу всё к Андрею с упрёками в адрес Витьки лез. А внутреннее последствие — это язва, о которой только Андрей и знал, и, как скрутит Полякова, отправлял его бригадир в раздевалку, перемогнуть хоть на время боль.

И приглашение для Андрея было и приятным, и льстило его, уже и не мальчишескому самолюбию. Самолюбие самолюбием, да вот и проблема образовалась — а подарок? Что же подарить корешу с которым за несколько месяцев совместной вахты уж сколько-то там соли определённо съедено? И вспомнилось Андрею: «Самый лучший подарок — это книга!»

(Смейся, смейся, дорогой читатель, да не забывай, что времена были, прямо скажем — «доисторические», и в своей простоте и наивности люди и впрямь верили и полагали, что и вправду — книга не только лучший подарок, но и друг. Наивные, глупые были…) И Андрюха верил. А потому сразу после работы — в троллейбус — и в центр Города, где магазинов книжных — через один. А там, в книжных, Шутов давно уже примелькался. А книгой, самым лучшим подарком для Витька, конечно же будет трилогия Германа: «Дорогой мой человек». «А что ж? Какую ещё книгу читать человеку с судьбой уже на взлёте — нелёгкой?» — думал Шутов входя в знакомый магазин. И услышал, в ответ на свой вопрос о книге: «Где ж ты раньше был? Где ж ты раньше был?» — снисходительно улыбаясь пропела продавщица, но увидя Андрея расстроенное лицо, на минутку задумавшись, сказала:

-Подожди здесь, я сейчас позвоню, узнаю — и вышла в комнатушку, что обреталась прямо за её спиной. Вернувшись, улыбаясь, но уже не снисходительно, а по-доброму, она сказала: — Беги на Вейденбаума, знаешь, где там магазин? Пешком успеешь, скажешь — от Бируты, дадут они тебе книгу.

«Ах, — думал Шутов, — какие же добрые и хорошие люди вокруг! И проблему решили, будет Витьке подарок! Кто бы догадался мне сделать такой же…» — с этой мыслью он уже входил в магазин.

Андрей Сергеевич Шутов, пенсионер местного значения, 77-и лет отроду сидел на скамеечке рядом с молодой женщиной 35-и лет.

Он рассказывал ей историю своего знакомства с писателем Юрием Германом, с его книгами не только о Володе Устименко.

Рассказывал и о «Лапшине», и о «России молодой»…

Через час он выходил из парка с листочком бумаги в кармане куртки, где был записан телефон Татьяны Вересовой и с размышлениями о том, чем он сможет «угостить» Татьяну в следующую их встречу. Правда, размышления были недолгими. В книжном шкафу на верхней полке лежали раритеты. Несколько номеров журнала «Юность» с подборкой повестей Бориса Васильева.

Шутов подошёл к переходу. Оглянулся, прощаясь с парком и прошептал:

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора…