Сергей Филиппов: В друзьях своих души не чаю

Маразм день ото дня крепчает.
Нигде не встретишь ярких лиц.
Кому-то масок не хватает,
Кому «ежовых рукавиц».

Сергей Филиппов

В ДРУЗЬЯХ СВОИХ ДУШИ НЕ ЧАЮ

хххххх

В друзьях своих души не чаю.
Но абонент не отвечает.
Увы, вне доступа, вне зоны
Все городские телефоны,
Что живы в памяти моей
С давным-давно минувших дней,
И бесполезно набирать:
Б-3-16-35.

Но память наша, словно губка.
Хватаюсь каждый раз за трубку
В надежде тщетной дозвониться
Друзьям, знакомым, сослуживцам.
И набираю по полдня:
К-пять-три, девять-два ноля.

Не слышен телефонный зумер.
Так и не знаю, жив ли, умер,
В бегах ли, задолжавший всем:
А-6-08-47?

Бесследно испариться все ведь
Не могут? И молчит 09.

хххххх

Два переулка, до и от
Известных взрослому и школьнику,
У самых Сретенских ворот:
Печатников и Колокольников.
И если Сретенки река
Течёт, как заблагорассудится,
Два этих малых ручейка
Вниз в направленье Трубной улицы.

Привыкли жизнью жить одной,
Цветы на каждом подоконнике.
И двор типичный проходной
С Печатникова в Колокольников.
Не ходят стены ходуном.
На окнах мухи полусонные.
И жизнь всё та же за окном
Неспешная и монотонная.

А ране в древние года,
Не даст соврать Первопрестольная,
Была большая слобода
Печатников и колокольников.
Людей с печатного двора,
Создавших при дворе и школу.
И здесь же жили мастера,
Отлившие в Кремле Царь-колокол.

Как два в одном в её судьбе
Печатников и Колокольников.
Следы остались кое-где
Садов и мини-огородиков.
Два первых из семи ручьёв,
Стекающих от бурной Сретенки.
Хоть нумерация домов
Обратная, как вы заметили.

хххххх

Малыш сидит, уткнувшись в гаджет.
Горят восторженно глаза!
Он счастлив, и никто не скажет:
«Послушай, милый, так нельзя».
Никто бедняге не поможет.
Коль надо, не повысит тон.
Родители? Но оба тоже
Сидят, уткнувшись в телефон.

Малыш рассматривает гаджет.
К его услугам всё меню.
Посев духовный эта гадость
Уничтожает на корню.
И неокрепшее сознанье
Его не в силах устоять.
Как юный Фауст, в состоянье
Он душу дьяволу продать.

Малыш сидит и смотрит в гаджет.
Как с другом лучшим, с ним вдвоём
Проводит весь свой день и даже
Не расстаётся перед сном.
Ведь всё живое в общей массе
По сути — суета и тлен.
И так по-дьявольски прекрасен
Порою виртуальный плен.

хххххх

Хочу вернуться к старой теме.
Где ты, лирический герой?
Как поживаешь в наше время?
Куда девался? Что с тобой?

Давно тебя, мой друг, не видно.
Да ты, я вижу, постарел.
Тебе, наверное, обидно,
Что остаёшься не у дел.

Сегодня всё вокруг другое.
С твоей привычкой рассуждать,
С твоим лирическим настроем
Непросто, видно, выживать?

Ты должен по законам жанра
Искать, любить, сгорать дотла,
А не набрасываться с жаром
На бесполезные дела.

Лечить бесплатно пациентов,
Как добрый доктор Айболит.
И не обманывать клиентов,
И не навязывать кредит.

Такое наступило время,
Не пожелаешь и врагу.
Хочу вернуться к старой теме,
Да, к сожаленью, не могу.

Вновь «буря мглою небо кроет»,
Нависли тучи над страной,
И у лирических героев
Весьма скептический настрой.

ЛЮБЛИНО-ПЕРОВО

Когда тоскливо и «хреново»,
Когда в душе моей темно,
Я еду в старое Перово,
Я навещаю Люблино.

Пропели петухи. Коровы
Плетутся стадом. Здесь давно
Стояли два села: Перово
И чуть южнее — Люблино.

Пока все живы и здоровы,
В вагонах дачников полно.
Кто возвращается в Перово,
Кто электричкой в Люблино.

Взяв кумачовые знамёна,
Тайком сложившись по рублю,
Трудящиеся двух районов
Идут колоннами к Кремлю.

Осознавая на прощанье
По мере трезвости и сил,
Что в этом соцсоревнованье
Так и никто не победил.

Пускай мы жили бестолково,
Пускай нелепо и смешно
Повсюду, в том числе в Перово
И по соседству в Люблино.

Вдали от родины и крова
Мы вспоминаем всё равно
И наше старое Перово,
И наше с вами Люблино.

И пусть всё это и не ново,
Другого в жизни не дано
Тому, кто родом из Перово,
Из Тушино, из Люблино.

хххххх

Бунтарский дух у нас в природе.
Но ныне — боже упаси.
Сегодня Разины не в моде,
И Пугачёвы не в чести.
Играйте пафосные трубы!
Трубите громче в пустоту.
Молчалины и Скалозубы,
И городничий на посту.

Вновь где-то устрицы к обеду.
У Штольца с бизнесом облом.
Везут в Россию «Грибоеда»,
И Гоголь тронулся умом.
Картина Репина «Приплыли».
За нею серая стена.
И неслучайно позабыли
Про Салтыкова-Щедрина.

Маразм день ото дня крепчает.
Нигде не встретишь ярких лиц.
Кому-то масок не хватает,
Кому «ежовых рукавиц».
Вновь сотни выскочек-уродцев.
Вновь над Россией «сон и мгла».
И распростёр Победоносцев
Над ней «совиные крыла».

хххххх

Все демократы разом сникли.
А ретрограды, как один,
Воспряли духом. В моде Киплинг.
Отложен Салтыков-Щедрин.

Быть вне толпы — удел немногих.
И кто б над ними ни стоял,
Дрожат от страха бандерлоги,
И воет прихвостень шакал.

Но если рассмотреть под лупой,
Всё снова задом наперёд.
И наш старинный город Глупов
Всю ту же летопись ведёт.

хххххх

«Им нужны великие потрясения —
нам нужна Великая Россия!»
П. А. Столыпин

Брожение умов рождает смуту.
Духовный кризис, внутренний раздрай.
И вот уже, как следствие, кому-то
Великих потрясений подавай.

А «нам нужна Великая Россия!»
Без лишних наворотов и прикрас.
Свободная от рабской рефлексии,
Которой и Европа — не указ.

В которой не осталось тёмных пятен.
Которой каждый опыт только впрок.
Которой одинаково понятен
И Запад и проснувшийся Восток.

Россия — долговечная постройка.
Россия — благодатная среда.
И цель, а не шальная птица-тройка,
Летящая неведомо куда?

хххххх

«Доколе коршуну кружить?»
А. Блок

Казалось бы, все беды в прошлом.
Расслабься мать. Резвись дитя.
Но кружит над Россией коршун
И сотню с лишним лет спустя.
За кругом нарезая круг,
Всем видом наводя испуг.

Зажить не успевают раны.
Всё тот же внутренний надлом.
А он неистово и рьяно
Грозит и машет ей крылом.
И сколько коршуну кружить,
Нам не дано предположить?

хххххх

Ни свет ни заря спозаранку
Все люди нормальные спят.
И только агенты охранки
Проснулись и пристально бдят.

Ещё не расчерчены дали.
Ещё не слышны голоса.
Ещё петухи не кричали,
И не заблестела роса.

Их лица предельно серьёзны.
А в душах их темень и мрак.
Им всюду мерещатся козни
И в каждом им видится враг.

В глаза вам посмотрят, а после
Стыдливо отводят свой взгляд.
Но снова при этом доносят
И снова за вами следят.

Толкутся и трутся в передней.
Что, где выясняют и как?
С кем Пушкин встречался намедни?
Что дома сказал Пастернак?

Пусть вас не терзают сомнения.
Пускай не тревожит вопрос.
Охранное отделение
Не только у нас разрослось.

Следят, друг под друга копают.
И только какой-нибудь псих
Последний сегодня считает,
Что можно прожить и без них.

И если получится в спешке
На вашем нелёгком пути
На миг оторваться от слежки,
От камер уже не уйти.

ОТТЕПЕЛЬ

Замёрз, дрожишь, как все на свете,
Ложась в холодную постель,
От страха даже не заметив,
Что наступила оттепель.

И можно, лёжа на кровати,
Расслабиться на пять минут.
Что днём тебя уже не схватят
И даже ночью не возьмут.

Что на дворе другие речи
И новый пафосный елей.
Но жить при этом всё же легче
И что уж точно — веселей.

И пусть всё снова нестабильно
И, как всегда, полно интриг,
Но сколько сразу новых фильмов
И интересных новых книг!

Их насмотревшись, начитавшись,
Вдруг понимаешь, и тебе
Пора бы тоже поменяться
И что-то изменить в судьбе.

Пересмотреть прерогативу
Решать за нас любой вопрос….
Но тут особенно ретивым
За это так накрутят хвост,

Что больше не сказав ни слова,
Поймёшь на долгие года:
Всё, оттепель прошла, и снова
В страну вернулись холода.

«ЭТО СЛАДКОЕ СЛОВО — СВОБОДА!»

Устарело и вышло из моды?
Иль не всем, так сказать, по нутру?
«Это сладкое слово — свобода!»
В новом времени не ко двору.

Затаимся тихонько, как мыши.
Не хочу никого убеждать,
Господа, но приказано свыше
Со свободой пока обождать.

Кто-то прячет в кармане вновь кукиш,
Разве в этом, родимые, суть.
Если вовремя гайки закрутишь,
Можно горы с народом свернуть.

Закрути их потуже, а дальше,
(Что свобода? — пустые слова),
Сам увидишь, не за три, как раньше,
Пятилетку осилим — за два!

Чем ещё удивить малолеток,
Если нет на руках козырных,
Как романтикой тех пятилеток
И масштабами строек былых?

И с две тысячи энного года,
Возведя для других Пантеон,
«Это сладкое слово — свобода!»
Отложить до грядущих времён.

хххххх

Всех легковерных и наивных,
Готовых век терпеть и ждать
И замирать по стойке «смирно!»
Не стоит переубеждать.

Какой бы ни казалась куцей
Их жизнь, поверь, они не те,
Кто будет рад, пусть остаются
В своей извечной слепоте.

Там, где не действуют законы,
И попираются права,
Нет смысла убивать Дракона,
Не задушив в себе раба.

хххххх

Сегодня люди не встречаются.
Закрыт древнейший институт
Общения, порознь слоняются,
Друг к другу в гости не идут.

Ни обсуждений и ни диспутов.
Ни споров сыновей-отцов.
А значит ни осад, ни приступов,
Ни взятий тюрем и дворцов.

Живи, работай, вакцинируйся,
А хочешь высказать свой взгляд,
Будь добреньким, зарегистрируйся,
Кто ты и с чем тебя едят?

Оставив напрочь конспирацию,
Подробно, а не в двух словах
Всю процедуру регистрации
Пройдя, останься в соцсетях.

И в них сиди напропалую
Все дни, а выскажешь не те,
Что надо, мысли, арестуют
Или уволят по статье.

СОВРЕМЕННАЯ БРИГАНТИНА

«Надоело говорить и спорить»
П. Коган

Устал на свете не один ты.
Все потихоньку устают
Со временем. И люди Флинта
Разбой меняют на уют.

Послушав мудрого совета.
Под прессом силовых структур.
Решив, что песенка их спета,
И хватит в жизни авантюр.

Возможно с ними интересней,
Но наступает тот момент,
Где романтическая песня
Лишь бесполезный рудимент

Для тех, кто с бурями не споря,
Трусливо опустил глаза.
И бригантина в синем море
Не подымает паруса.

хххххх

То уйдёшь надолго в тень.
То займёшь соседний столик.
Веришь всем, кому ни лень,
Даже тем, кому не стоит.

То радеешь за престиж.
То Онегин ты, то Ленский.
То страдаешь, то грустишь
Так, что грусть сродни Вселенской.

На кого-то давит груз
Долга с примесью морали.
А твоя немая грусть
Неразрывна от печали.

Жизнь торопит, но душа
Медлит вольно иль невольно.
Те ж, кто чувствовать спешат,
Лишь сочувствия достойны.

хххххх

Нас затянула круговерть,
И существует точка зренья:
Жизнь нескончаемая цепь
Одних и тех же повторений.

Пугающих порой иных.
В других вселяющих надежду.
Нелепых, странных и смешных.
Трагических и неизбежных.

Всё повторяется точь-в-точь.
И опыт прежних поколений
Нам должен в принципе помочь,
Раз повторенье — мать ученья.

И коль расхожие пути
Для нас удобнее, то каждый
Из нас пытается войти
В одну и ту же реку дважды.

А то и боле, и живёт,
Ведь жизнь сама в каком-то роде
Один сплошной круговорот
Воды, накопленной в природе.

хххххх

Поэту злиться не пристало,
И ты на время злиться брось.
Как жизнь бы нас не доставала,
Плохой советчик наша злость.

Она заставит лезть на стенку,
Но не поможет вместе с тем
Дать объективную оценку
И не подбросит вечных тем.

Жизнь нас не делает добрее,
Но и от злости только шум
И ни одной живой идеи
Хоть раз пришедшей бы на ум.

Не оскверняй заветной лиры,
Растратив свой потенциал
На злобу дня, как этот мир бы
Тебя порой не доставал.

хххххх

Не беспокойся, Бога ради,
О славе, почестях, деньгах.
Поэт обязан быть в накладе,
Дерьме и по уши в долгах.

Лесть для поэта, что отрава.
Свобода хуже кабалы.
Безвестность лучше громкой славы.
Хула важнее похвалы.

Поэт лишь пасынок отчизны.
И, полагаю, не солгу,
Сказав, что памятник при жизни
Сродни позорному столбу.

Скорей он сдохнет, околеет,
Чем рубль одолжит из казны.
Награды, лавры, юбилеи
Поэту даром не нужны.

А нужен только бедолаге
Всего-то — внутренний толчок,
Перо да чистый лист бумаги,
А то и попросту клочок.

хххххх

Я не люблю блестящей рампы,
Таланты, что близки к нулю.
Актёров не люблю за штампы,
И режиссёров не люблю.

Мне безразличны их уловки,
Их каждый новомодный трюк.
Неинтересны постановки,
Пусть их поставил сам Виктюк.

Как Станиславскому, мне впору
Кричать, причём давным-давно
«Не верю!» — каждому актёру
Эстрады, театра и кино.

Я не люблю, когда на сцене,
Стремящийся пробиться вверх
Артист, кривляется пред теми,
Кто ест искусство на десерт.

«Отелло», «Гамлета» ли, «Федру»,
Пусть даже Горького «На дне».
Когда искусство не для бедных,
Искусство сытых не по мне.

хххххх

У нас идут две знаковых,
Две культовых премьеры:
«Дни Турбиных» Булгакова
И «Дон Жуан» Мольера.

Меня вы тут же спросите,
Кто будет, как ни странно,
Играть не Лариосика,
Конечно — Дон Жуана!?

Бинокли на колёсиках
Направят ваши дамы
Все мимо Лариосика,
Все сплошь на Дон Жуана.

Хотя на жизни просеке
Встречали постоянно
Ранимость Лариосика,
Коварство Дон Жуана.

И будут, морща носики,
Оплакивать жеманно
Не муки Лариосика,
А гибель Дон Жуана.

Деля всех снизу доверху
Мужчин на два лишь вида:
Кузенов из Житомира
И донов из Мадрида.

хххххх

С ответами повременим.
Но те, кто помнят мир другим,
С вполне понятным раздраженьем
Воспринимают измененья,
Хотя и чувствуют наверно
Порой, что всё закономерно.

И мир не повернёт назад.
И пусть любой из них предвзят,
А коль при этом и наивен,
Тем более необъективен,
Все здравомыслящие люди
В тревоге, что же дальше будет?

Хоть невелик их общий вес,
Но раз попали под замес,
Со всеми вместе наблюдаем,
Что мир почти неуправляем,
И ничего не изменив,
В конце концов получим взрыв.

хххххх

Как навязчивый завет,
Повторяют наши люди
Не один десяток лет:
«Победителей не судят».

Повторяет молодёжь.
Повторяют очевидцы
И свидетели. Но всё ж
Кто-то мог и усомниться?

Я, поверьте, не из тех,
Кто навязывает кредо
Всем своё, но вдруг успех —
Только пиррова победа?

Пусть худой, но всё же мир,
Чем платить такую меру
За победу, думал Пирр
Триста лет до нашей эры.

Но у древних склад иной.
Что нам до времён античных?
Победить любой ценой
Как-то более типично.

Напоследок громкий залп
Из оставшихся орудий.
И безжизненный оскал
И свидетелей и судей.

хххххх

Я ненавижу громких слов,
Страшусь восторженных оваций.
Когда слова звучат взахлёб,
То налицо их девальвация.

И даже лучшие слова,
Как то: «за Веру!» и «за Родину!»
Столь благозвучные сперва,
В конце концов набьют оскомину.

Какой в них ни вложи запал,
Каких экстравагантных фобий,
Идей и страхов ни впитал
Любой из нас ещё в утробе.

Но помогают наяву,
(Все знают нашу неуёмность),
Одним держаться на плаву,
Другим прикрыть свою никчёмность.

В который уж по счёту раз,
Не мне, так памяти поверьте,
Перекроив сознанье масс,
Подняв вновь свой престиж и рейтинг.

И также будет наперёд,
Пока, не видя всю изнанку,
Не шибко сведущий народ
Готов клевать на их приманку.

А посему, скажу я вам,
Пусть это прозвучит вульгарно,
Не верьте никаким словам,
Особенно высокопарным.

Ни в наши радужные дни,
Ни в дни тревоги и печали,
Как бы восторженно они
Из уст кого-то ни звучали.

Высокопарные слова,
Гул одобрений и оваций,
Возносят кверху, но едва
Ли помогают удержаться.

И все мечты из раза в раз
Вдруг превращаются в химеры.
И на поверху вновь у нас
У всех ни родины, ни веры.

хххххх

Продолжайте верить в перспективу,
Открывая новую главу,
Пусть и не до жиру, быть бы живу
Всем нам, говоря по существу.

Пусть вокруг нужда, дороговизна,
Пусть невзрачным выглядит сюжет
Нашей повседневной, скудной жизни,
Да и перспектив-то толком нет.

Пусть вся жизнь — стоячее болото,
Перспектива в ней, как благодать.
А раз так, то должен же хоть кто-то
Перспективы наши выявлять.

Предоставим им прерогативу
В сонме бурь и вечных катаклизм
Нам твердить о наших перспективах,
Сохраняя вялый оптимизм.

Парадокс, скорее даже казус,
Но слепой настрой на позитив
Сохранит в нас столь нам нужный градус
В жизни без особых перспектив.

Бог поможет поздно или рано?
Или чья-то щедрая мошна?
Так что больше перспективных планов,
И реальность будет не страшна.

хххххх

Ты опять, дружище, не при деле.
Наблюдаешь, как в очередной
Раз смущают гении-злодеи
Твой столь легковерный шар земной.

Плохо различимый в общей гуще,
Слыша улюлюканье и свист.
«Гениям злодейства не присущи», —
В нос бубнишь, как нудный моралист.

Моцарт прав, но лишь в какой-то мере,
Вон и музыканты наших дней
Вновь играют скучного Сальери,
Сняв проблему «гений и злодей».

Ты же в окруженье идиотов,
Приходящих каждый раз в экстаз
От удачно кем-то взятой ноты,
От пустых и легковесных фраз.

От любой сомнительной идеи,
Да и просто от всего подряд,
Что им эти гении-злодеи
Всем внушить в итоге захотят.

Затаившись, смотришь одиноко
И не знаешь, примет или нет
Мир наш с гениальной подоплёкой
Дьвольски закрученный сюжет.

Что задуман и разыгран теми
Или тем, кто в ракурсе идей
Современных, может быть и гений,
Но по сути — форменный злодей.