Борис Неплох: Червонная дама в колоде блатных королей

Про нее и на Сахалине ходила масса легенд. Говорили, что это не настоящая Сонька Золотая ручка, а ее «сменщица». Настоящая, мол, гуляет на свободе.

Борис Неплох

ЧЕРВОННАЯ ДАМА В КОЛОДЕ БЛАТНЫХ КОРОЛЕЙ

Красавица Одесса-мама знала не только поэтов и скрипачей. Знаменитые одесские «шниферы», взламывающие сейфы, как банки с сардинами, «поездушники», снимающие чемоданы на скорости курьерского поезда, карманники с пальцами пианистов и прочая воровская элита были такие же законнорожденные ее дети.

— Одесса — мама. Ростов — папа, Варшава — тётя-мотя, — это как пароль на каторжных пересылках.

А какие восторженные «майсы» складывала блатная молва про Соньку Золотую ручку — эту самую фартовую аферистку дореволюционной России?!

Ее звали Соломонник Шейндля-Сура Лейбовна. Жила она с «папой-мамой сначала не в Одессе, а в Варшаве, там ходила в частную гимназию и вышивала на пяльцах цветные выпуклые узоры. Одесса была потом, как и новые фамилии — Блювштейн и Штендель. Это её мужья. Два бахура[*] в красивых бархатных жилетках, два знаменитых карточных шулера.

Про нее рассказывали историю, от которой плакала крупными слезами даже Маруся Жеребец. А она вообще раньше никогда не плакала, а только, наоборот, ухмылялась.

Однажды в Аркадии Соню увидел молодой поручик-аристократ. Томная красота настолько поразила в самое сердце православного воина, что он умыкнул ее в Петербург.

Там Соня носила платья от лучших портних, сверкала бриллиантами на балах и вообще вращалась в высшем свете до тех пор, пока негодяй-поручик ее не бросил. А Соня осталась нищая и босая.

И здесь жизнь ее делает новый зигзаг, и она превращается в ве­ликую авантюристку и королеву блатного мира — Соньку Золотую ручку.

…К магазину ювелира Фаберже на Большой Морской улице в Петербурге подъехала лакированная коляска. Из нее вышла дама ослепительно яркой наружности.

Войдя в магазин и осмотрев обстоятельно витрину, она попросила приказчика показать ей сначала бриллиантовую эгретку для волос, потом жемчужное ожерелье и, наконец, колье из рубинов и бриллиантов с огранкой в виде роз. Затем она позвала хозяина.

— Что будет угодно, сударыня? — спросил тот.

— Видите ли, — сказала дама, — я жена профессора Бехтерева. Мой муж всегда любит сам смотреть, что я покупаю у ювелиров. А сейчас он очень занят. Не соблаговолите ли вы привезти выбранные драгоцен­ности к нам домой. Я оставлю адрес… Впрочем, могу за вами и заехать.

Договорившись с ювелиром, Сонька Золотая ручка, а это была именно она, направилась к известному уже тогда психиатру, профессору В.М. Бехтереву. В его кабинете она разрыдалась.

— Мой муж страдает от навязчивой идеи. Он все время твердит, что ему должны какие-то деньги, при этом выдает себя за ювелира.

Бехтерев понимающе закивал.

— Доктор, мое сердце разрывается, когда я вижу страдания моего мужа. Помогите, я привезу его к вам.

Она выложила на стол пятидесятирублевую ассигнацию.

Вечером заехала за ювелиром. В приемной, возле кабинета психиатра взяла из рук Карла Фаберже драгоценности, якобы для того, чтобы показать их мужу, а самого ювелира оставила дожидаться.

Через некоторое время вышла.

— Доктор просит вас зайти.

Ювелир был весьма озадачен, когда Бехтерев захотел его осмотреть, и предложил раздеться.

— Вы меня, конечно, извините, но я очень спешу, — отнекивал­ся он. — Нельзя ли сразу отдать причитающиеся мне деньги?

Но Бехтерев был неумолим. Он долго осматривал, выстукивал, прослушивал Фаберже, загляды­вал ему в уши и рот.

Прошло еще какое-то время пока они оба не догадались, что их жестоко обманули. Конечно, когда Бехтерев с ювелиром вышли из кабинета, дамы и след простыл.

К драгоценностям Соня всегда была неравнодушна. Есть еще история, как в Москве она заставила ювелира надеть полное архиерейское облачение и в таком почтенном виде тот бежал по Кузнецкому мосту за ней и её подручными, укравшими у него дорогую брошь.

На суде во время одного из многочисленных ее процессов была выложена груда колец, браслетов, колье. Свидетельница по тому делу подошла к сокровищам, меняясь в лице. Она теребила в руках каждую вещь, говорила заплетающимся языком. На что Соня ей хладнокровно заметила:

— Мадам, я вас умоляю, эти бриллианты поддельные…

Фальшивые векселя и продажа несуществующих имений, многочисленные брачные аферы — все это из репертуара знаменитой мошенницы.

Каторгу она отбывала на Сахалине. Держала там квасную лавку — своеобразный кафе-шан­тан с нелегальной продажей водки.

Каторжные ее не любили, но относились с уважением:

— Баба — голова!

Про нее и на Сахалине ходила масса легенд. Говорили, что это не настоящая Сонька Золотая ручка, а ее «сменщица». Настоящая, мол, гуляет на свободе.

Несколько раз пыталась бежать. После одного из побегов ее жестоко секли и заковали почти на три года в ручные кандалы. После этого она кое-как еще владела правой рукой, а левой уже не могла.

Во время каторжной ее жиз­ни прошел слух о причастности Соньки к двум громким делам: убийству лавочника Никитина и к ограблению некоего Юрковского. Следствие по этим делам дало массу подозрений против нее, но ни одной улики.

Писатель Влас Дорошевич во время своей поездки на Сахалин встречался с «Золотой Ручкой». Как он потом описывал:

«К тому времени она была старушка с нарумяненным лицом, сморщенным, как печеное яблоко, в ажурных чулках, в старинном капоте». Поразили Дорошевича только ее глаза — «мягкие, бархатные, выразительные».

Соня много расспрашивала писателя о том, как там на воле и вздыхала печально:

— Хоть бы глазком на всю эту красу поглядеть!

Примечание

[*] Бахур — парень (иврит)