… Игорь налил себе стакан, залпом опрокинул его и запил водой прямо из горлышка графина. Усмехнулся, вспомнил, как бабушка пеняла маленькому Игорьку, чтоб не пил из графина, долил остатки водки в стакан и повторил. Потом достал сигарету, трубку набивать было лень, и глянул мутнеющими глазами на себя в зеркало. Детство кончилось.

Из жизни Игоря Южинского

Продолжение. Читайте начало здесь

Иосиф Рабинович

АЛКОГОЛЬ И ГРАВИМЕТРИЯ

«Вот никогда бы не подумал, что среди Покровских, Петровских и прочих Кузякиных может быть деревня Синие гари и село Большие батманы, — удивлялся Игорь. — Париж какой-то, Гранд-Опера».

Он уже около получаса трясся в кузове грузовика. Кампанию составляли бочка с бензином и его рюкзак. В кабине рядом с водителем сидел Борис Макаров, сегодняшний его начальник.

Они повстречались утром у той же лавочки, где Игорь сидел с рюкзаком. В рюкзаке, помимо вещичек, лежал сверток с завтраком или обедом, Таня собрала, несмотря на его протесты. Подкатил грузовик, водитель и пассажир вышли. Водитель стал возиться с колесом, а пассажир подошел к Игорю:

— Южинский?

— Да.

— Сейчас водила управится — и погнали… Макаров я, Боря, а ты Игорь вроде, — он присел рядом и закурил.

Был Макаров худощав, клетчатая рубаха навыпуск болталась на нем, костюм дополняли помятые брюки и сандалии на босу ногу. Мешки под глазами и синие прожилки на носу и щеках подтверждали сказанное Сулеймановной и Таней. Борис затянулся крепким «Памиром» и спросил:

— Ты вроде уже сечешь дело — Лемехов говорил.

— Не знаю, ему видней.

— Ладно, поглядим. А к нам чего подался? Заработки тут дерьмовые, начальство такое же… Водку пьешь?

— А надо?

— Ишь ты! Это кому как. Непьющий, значит?

— Я этого не говорил.

— Ну ты даешь, студент!

Водила, лысоватый мужик, возился с колесом, подкачивал насосом. Голубая майка открывала плечи и руки, изукрашенные татуировками — там были и грудастые красотки, оплетенные змеями, и кресты, и, конечно же, хрестоматийное «Не забуду мать родную».

Наконец, он управился, спрятал насос и обтер руки.

— По машинам, — сказал Борис, и Игорь перемахнул в кузов.

Бочка все время подпрыгивала. Поначалу Игорь опасливо поглядывал на нее, потом это надоело, и он стал глядеть по сторонам — все равно делать было абсолютно нечего. Проехали очередную деревню, на выезде показалась группа людей — они махали руками.

— Куда? — спросил водитель из кабины.

— До Майдаков.

— Полезайте.

В кузов поспешно забралось четверо — молодая парочка и две тетки с мешками и корзинами. По оживленному диалогу теток было ясно, что они едут на базар — громко и долго обсуждали конъюнктуру майдаковского рынка и деревенские происшествия. Парочка сидела, прижавшись друг к дружке, и Игорь заметил, как девчонка, показывая парню на него глазами, что-то спросила, а тот пожал плечами. «Чем я так привлек местных?» — едва успел подумать Игорь, как «ГАЗик» въехал в те самые Майдаки. Пассажиры слезли, расплатились с водителем, а машина, проехав через село, остановилась на лугу возле одинокой березы. Слезая с борта, Игорь заметил уже знакомый ему курганчик — окопку с колышком.

— Давай, студент, работай, бери опорную, и поедем петлю делать, — Борис протянул Игорю блокнот для записи, а сам уселся на траве, грызя спичку.

Игорь присел у прибора и справился быстро.

— Готово, смотри.

Борис глянул в окуляр:

— Норма, записывай, и поехали, на первой точке нарубишь колышков на весь день.

И началась монотонная работа — поиски места, замеры, потом Игорь ставил колышек, и снова в путь. И тут водитель, который отдыхал, пока Борис с Игорем трудились, впервые заговорил:

— Командир, пора поесть бы уже.

— Погоди, еще точку сделаем и замкнемся уже в Верхних Сырцах.

— Годится, — ответил водитель Володя, а Игорь залез в рюкзак и протянул ему большой Танин бутерброд с колбасой:

— Вот, может пока перекусишь, червяка заморишь.

— Спасибо, студент.

— Ты мне Вовку не развращай, — проворчал Борис, и они доделали точку, пока водитель жевал.

В Сырцах пошли в столовку. Володя на пять минут отлучился и пришел, когда они заказывали официантке обед на троих. Она принесла огурцы и соленые грибы и пошла за борщом. Володя достал бутылку, Борис спросил:

— Так пьешь водку, студент?

Он помнил предупреждения и Сулеймановны и Тани, но не решился отказаться.

— Наливай!

— Вот это по-нашему, по-полевому, выйдет из тебя гравиметрист!

Разлили по полстакана. Володька махнул залпом, Игорь повторил, мол, и мы не лыком шиты, и с удивлением увидел, как Боря медленно цедит водку.

Во, дает, подумал он, хрустя огурчиками и грибами.

Принесли борщ, под него допили бутылку. Володя ел необычно быстро и уже взялся за котлеты. Водка ударила Игорю в голову, но он чувствовал себя неплохо, московский опыт сказывался. Володя доел и пошел возиться с машиной, а Борис подозвал официантку:

— Доча, принеси чего-нибудь попить, водочки, например.

— Водки нет у нас.

— Тогда коньячку…

— Мы не ресторан, откуда коньяк? Только красненькое.

— Ладненько, тащи портвешок!

Она принесла, и Боря продолжил обед, потягивая портвейн из стакана большими глотками. Игорь видел, что начальник уже поплыл, речь его стала бессвязной, он с трудом доел и положил голову на стол. Игорь ткнул его пальцем, а в ответ:

— Ппорядок, студент. Сей…сей…час двинем добивать п…план.

Что-то надо было делать, начальник явно потерял способность соображать. За обед и портвейн было уже уплачено, поэтому надо было эвакуировать Борю. Был Макаров худ и весил немного — Игорь сгреб его в охапку и вынес шефа к машине. Увидев эту картину, Володька выматерился:

— Твою же мать, что это? Он что, добавлял?

— Ага, портвейну взял.

— Ведь нельзя ему мешать, знает же, падла…

— Я не знал.

— Чего уж теперь горевать. Что делать то будем? Домой его вести, как проспится? Весь день коту под хвост. Или прям сейчас на ночлег определяться? Тоже день побоку, да и хотел я к ночи вернуться.

— А может, давай я попробую? — уж как Игорю хотелось к ночи вернуться!

— А сможешь? Ты вроде уже мерил.

— Отсчет-то я возьму, а вот как точки найти и описать, не знаю.

— Найти помогу, а описать, как он, и все тут, главное, чтобы отсчет взять.

— Давай рискнем, уговорил.

— Тогда закладываем его в кузов, накрываем брезентом, пусть отоспится, и по газам.

— А не побьется в кузове?

— Не, припру я его и гнать не буду.

Они уложили Борю и поехали добивать план. Игорь понимал, что это попахивает авантюрой, но мужик он или не мужик? И он втянулся — они нашли и взяли все точки, Володька помогал, как мог. Наконец, добрались до опорной, только тогда, записав все в блокнот, вздохнул свободно и со смаком закурил.

— Ты даешь, студент, прямо как заправский! Как дадут тебе работу — бери меня водилой, мы с тобой хорошо сладим.

— Погоди ты — надо, чтоб еще ошибок не было.

— Это ясно, дык ведь и у них промашки случаются, но, думаю, ты в точку все сработал. Погнали домой?

И тут из кузова послышалось:

— Что стоим, ехать пора, работать надо!

— Приехали уже, проспал ты все, Игорь за тебя сработал.

— Как так? Где?

— В Караганде, вон уже на опорной стоим.

— Ну, звери, а я что? Прокемарил? Игорь, а ты все правильно снял?

— Старался вроде, а опорную можешь проверить — вон я прибор не убирал еще.

— И проверю, как ты там…

Он вылез с кузова, прильнул к окуляру, покрутил вертушку, потом глянул в блокнот.

— Молодца, все в ажуре, и нехрена Сулеймановне тебя в работягах держать, тем более что народу нехватка.

Игорь стал собираться, а Боря добавил:

— По домам. Садись, Игорь, в кабину, а я еще в кузове покемарю.

Вот так Игорь Южинский стал гравиметристом.

На подъезде к Васильевскому Володька спросил, где Игорь живет, и подвез прямо к дому. Разбудили Борю, чтоб пересел, попрощались, и вот уже Танины руки на его шее.

— Гошенька, я уже волновалась, вы ж на день всего поехали! Ой, а чем это от тебя пахнет? Ты пил, что ли? Вот гад этот Макаров!

— Таньчик, я ж немного — ну, по стакану только — и после этого работал.

И он рассказал все сегодняшние перипетии. Таня и смеялась, и возмущалась, и глядела с гордостью на своего Гошу — она видела, как он изменился за эти дни.

— А теперь мыться, ужинать и…

— Что и?

— И еще…. Я очень хочу тебя.

Как же хорошо быть уверенным в себе мужчиной, которого ждут дома ужин и любовь!

ХРИСТА РАДИ

Экзаменов никаких не устраивали — просто протокол оформили, издали приказ, и новоиспеченный начальник полевого отряда, техник гравиметрист И. Б. Южинский получил первое задание и планшет с картой. В отряде было их двое, кроме Игоря: рабочий из местных, белобрысый детина Витек, и водитель — дали ему Володьку, так как Борис слег, то ли после пьянки, то ли сказались раны военного времени. Володькин грузовик поставили в ремонт и дали советский джип — «козлик» как называли его.

Надо было видеть, как Игорь вышел из дома в первый раз, когда Володька подал машину, что называется, к подъезду. Парусиновые брюки, заправленные в сапоги, небрежно закинутый на плечо рюкзак и, конечно же, трубка в зубах. Из окошка сквозь занавеску глядели на него любящие глаза. Игорь поздоровался, уселся, сказал: «Погнали!» — и, глянув на окно, подмигнул.

А Таня собиралась на работу. Странное ощущение было у нее, что-то вроде раздвоения личности. С одной стороны, чувство счастья, радости, переполнявшее ее, с другой — тревога, понимание мимолетности этого счастья и жуткий страх огласки и позора. Правда, страх этот немного уменьшился — по экспедиции пустили слушок, мол, Решетилов пристроил своего племянника. Она не опровергала и не подтверждала эту спасительную сплетню, а представить себе правду их отношений никто не мог. Сплетня потихоньку утихла — племянник оказался нормальным парнем и работником и никаких преимуществ не имел — вкалывал наравне со всеми.

А время шло, вот и сегодня он выехал в рейс. Никто его не провожал. Таня уехала на три дня в Москву: надо было что-то сделать с детишками, она придумала себе поручение, и жену начальника командировали. Игорь дал Тане телефон родителей и попросил позвонить, поздравить с серебряной свадьбой и передать его фото в экспедиционном виде, которое сделала ему одна девушка из камералки. Конечно, если время позволит.

Дорога всегда укачивала Игоря, он уже приладился досыпать в машине, держась за скобу над дверцей.

В условленном месте Володька останавливался, и начиналась его работа. Игорь давно уже понял, что никакой романтики нет, обычное производство, только на свежем воздухе. Работали до обеда, заехали перекусить, без выпивки, правда. Водку покупали обычно с левых доходов, но сегодня пассажиров не случилось, что злило Володьку. Эти левые деньги делились после рейса, но Игорь пару раз оставил все Володьке, чем заслужил то ли благодарность, то ли исконное презрение работяги к интеллигенту.

Уже в столовой он обнаружил, что не взял с собой денег, была только какая-то мелочь в верхнем кармане куртки. Конечно, ведь никто утром не сказал: «Гошенька, проверь документы, деньги, ножик, фонарик…» На обед денег из кармана хватило, правда, в обрез. «Не беда, — подумал Игорь, — все равно вечером вернемся, аванс завтра, мужикам моим получить надо, да и у меня деньги на подсосе».

За обедом угрюмый без выпивки Володька завел разговор:

— Командир, боюсь я за резину.

— А что ж не сменил?

— Хрен-то сменишь у этого барыги Погребного и его шалавы, химичат они с резиной.

— А в чем дело?

— Да, понимаешь, резина-то новая, но лежалая, пересохшая, покрышки слоятся и жуют камеры.

— Что делать будем? Сумеем сегодня?

— Хрен знает, а вернуться надо — аванс, а у меня шансы по нулям.

И как накаркал Володька: через час полетело колесо. Поставили запаску, но ближе к вечеру накрылась и она. Володька достал из-под сидения заначку и, матерясь, с помощью Витька переставил камеру. Увы, удача нынче отвернулась от Игоря. И последняя камера лопнула, причем так, что и не склеишь. Володька матерился как сапожник. Он ворчал, что нанимался водить, а не ишачить, и ему должны давать резину, а не это дерьмо. Они стояли в полутора километрах от Палеха, уже видны были дома легендарного села художников-иконописцев.

— Клеить бессмысленно, да и аптечка у меня никакая, — сказал Володька и пнул проклятое колесо. — Надо вулканизировать, а где?

— Ладно, снимай камеры, схожу в Палех, попробую договориться, может, починят или взаймы резину дадут.

— А вот этого не хочешь? — он сделал выразительный жест. — Дадут ему, как же!

— Не сидеть же тут! Снимай камеры, пойду.

И вот Игорь с двумя камерами через плечо, прямо как Кутузов с орденской лентой, входит в Палехский районный комитет КПСС. А куда ж еще, эти все могут. Из начальства на месте был только заведующий сельхозотделом. Он с удивлением вчитывался в служебное удостоверение Игоря. Правда, оно было напечатано на машинке, но имело две могучие печати — Управления геологии РСФСР и Ивановского обкома. А написано было там и такое: «Учитывая государственную важность работ, вверенных товарищу Южинскому И. Б., просьба ко всем советским, партийным органам, учреждениям милиции и транспорта оказывать всяческое содействие в…» Дальше шло солидное перечисление, вплоть до закладки шурфов и проведения буровзрывных работ.

Игорь сказал удивленному партработнику, что работы государственной важности аварийно прерваны в связи с отсутствием целой резины и что он просит дать взаймы новую или починить старую.

— Игорь Борисович, новую не могу, сами знаете какой дефицит, а завулканизировать сейчас попробую организовать.

Он тут же созвонился с пожарной охраной и сказал Игорю, что его там ждут.

— Спасибо партии родной, — сказал про себя Игорь, выходя от пожарников с залатанными камерами через плечо.

— Охренеть, — только и мог сказать Володька, когда Игорь сбросил с плеча камеры и велел монтировать и собираться в дорогу — план есть план.

И они двинулись, в маленькой деревушке под Палехом ждала их опорная точка. Быстро взяли замер — и домой, домой! Но коварная покрышка решила испортить им жизнь — козлик снова захромал. Поставили запаску с заплатанной камерой, но сегодня был не их день, запаски хватило еще километров на десять, и возле деревни, у самой дороги, ведущей к Васильевскому, она лопнула.

— Бляха муха, что за жизнь! Спать, что ли тут?! И в деревню не пойти — не бросать же машину, обдерут как липку, суки! Надо было тебе в Палехе жратвы взять, да ты спешил, понимаю.

— Так и я пустой, деньги дома забыл. А у Витька, поди, тоже ничего?

— Угу, — Витек был немногословен.

— Значит так, вы ставите палатку и костерок разводите — вон хворосту полно, а я в деревню, побираться.

И он пошел. Игорь знал, что у него в рюкзаке завалялась банка бобов в томате, но решил, что ее судьба определится после его похода.

«Ох, бабуля, бабуля, видела бы ты сейчас своего Игоречка, — размышлял он, — ты, которая ругала меня, когда я в эвакуации совсем малышом со своей подружкой ходил по деревне. Мы пели песни, и нас за это угощали сметаной и медом, а ты говорила, чтоб я не смел побираться».

Тут Игорь вспомнил, что подружку звали Таней, улыбнулся и продолжил разговор с бабушкой: «Но ты, же пойми, бабуля, — ради себя никогда бы не пошел, а тут люди, мои люди, я же начальник, я за них отвечаю. А начальник — он не орать должен, а обеспечить, чтоб его люди работать могли, ты понимаешь, бабуля, потому я и иду в деревню, не сердись».

Это Володьке и камерам не везло нынче, а к Игорю судьба благоволила. Обратно он шел нагруженный провизией — полный капюшон плаща картошки в одной руке, пожалела страдальцев сердобольная старушка. За пазухой лежала буханка черного, а второй рукой Игорь прижимал горшок с томленой кашей, это был дар веселой молодухи, с которой пришлось перемигнуться, но не более того. Горшок надо было утром вернуть, он обещал.

Свою команду начальник застал в унылом состоянии. Уже смеркалось, палатка была поставлена, и оба сидели у костерка с кислыми физиономиями.

Радость подчиненных была неописуема.

— Ну, командир, живем! Хоть пожрем сейчас, — и Володька отломил кусок от буханки.

— Стоп, — сказал Игорь, — будет так: разделим пищу на две части, на сегодня и на утро, — я завтра побираться не пойду.

— Как скажешь, командир, — и Игорь почувствовал, что он действительно стал начальником.

Проснулись утром, позавтракали, выложив в миски остатки каши. Игорь отнес молодухе горшок и объявил приказ по своему войску:

— Я доберусь до Васильевского и привезу летучку с резиной, выбью, не бойтесь, а вы загорайте и ждите.

Тут он достал из рюкзака заветную банку.

— Это вам дополнительный паек, чтоб не скучно было.

— Ну, Борисыч, ты зверь! А что ж вчера молчал?

— А что бы вы сегодня тогда жрали?

— И то, правда твоя. Нам что ни дай, все сметем…

— Угу, — добавил Витек.

Добирался Игорь трудно. Денег у него не было, и, чтоб не приняли за обычного пассажира, объяснял, когда садился в кабины (в кузове трястись не пришлось), что оставил водилу со сломанной машиной и спешит. Так, сменив три попутки, добрался до поворота на Васильевское. Тут застрял. Машин было мало, и никто не останавливался. Когда показалась очередная, он стал посреди неширокой дороги и раскинул руки.

— Ты что? — водитель грузовика, остановился и выругался, высунувшись из кабины.

— До Васильевского подкинешь?

— Залазь. С экспедиции, что ль?

— Ага.

— А что под колеса лезешь?

Игорь объяснил.

— Да, едрён корень, — резюмировал водитель — резина пошла что на шины, что на сапоги, — как тесто, ползет.

В конторе из нужного начальства был только Малышев. Игорь уже видел его мельком, да и приказ он подписывал. Начальник партии выслушал его взволнованный рассказ про резину, про выполненный план, про то, что « мои люди сидят там голодные и даже аванса получить не могут».

— Понял, что так кричишь, не глухой я. Пойди к завгару, пусть снарядит машину, скажи, что я велел, и поезжай за своими.

— А записочку черкните для скорости и надежности.

— Вот молодежь, растете бюрократами, — и написал указание завгару.

— Так для пользы же дела, спасибо, Михаил Иванович!

— Иди уж, иди, ишь ты — мои люди, — пробормотал он, когда Игорь захлопнул дверь.

Завгар согласился, но о шинах пришлось поскандалить с кладовщицей — она не может, видишь ли, без Погребнова. Игорь чуть не сказал ей, что она может делать с Погребновым, но вовремя сдержался, а малышевская записка помогла, и вредная баба выдала нужное. Пока завгар собирал машину, Игорь получил аванс и взял в магазине буханку хлеба и шмат колбасы для ребят.

И вот он уже катил обратно, торопливо жуя в кабине. Вдруг он вспомнил, когда уже выехали на трассу, что сегодня должна вернуться Таня. А он, свинья, даже не заглянул посмотреть по дороге. Причину можно было найти, чтоб объяснить водителю. Но делать было нечего, и с эти камнем на душе он поехал дальше. По дороге познакомился с водителем. Дмитрий Михалыч был местный. Игорь узнал, что ему пятый десяток, что всю войну он за баранкой, что троих детей нажил, правда, все они моложе Игоря, потому как женился Михалыч, уже придя с войны. Он сразу же понравился Игорю: рассудительный, ведет вроде неспешно, а добрались быстро. И еще понравилось сравнение:

— Понимаешь, машина — она как баба: ты с ней ласковый, и она всегда к тебе со всей душой, а иначе блуданет, когда не ждешь.

Так под разговоры и добрались они. Обалдевшие от безделья Володька с Витьком встретили их радостно. Схвативши по куску хлеба с колбасой, принялись менять резину. Михалыч поинтересовался, можно ли ему назад — у него именины у жены, он сегодня должен был дома вообще-то сидеть.

— Поезжай, дядя Митя, что тебе томиться? — Володька был в настроении.

— А может, и я с ним? Мне тоже еще кое-что сделать надо, — неуверенно добавил Игорь.

— Езжай, начальник — ты свое дело сделал и харч привез. А главное — резина, я гляжу, и завод другой, и год поближе. Езжай, не менжуйся! Мы с Витьком все доделаем. А прибор тебе завезти или у себя оставить?

— Оставь у себя, — Игорь с легким сердцем полез в кабину, и они тронулись.

— Ишь ты, не менжуйся, все-то Вовка по блатному, оно не удивительно — пятерку то он отмотал. Говорит, за хулиганку, кому-то по кумполу настучал, а там кто его знает…

Доехали быстро, уже на повороте к Васильевскому встретили экспедиционный «козлик». Притормозив, Михалыч спросил:

— Серега, ты куда в такое время да один?

— Хрен его знает, в Иваново погнали, жену начальника встречать с багажом.

У Игоря отлегло с души — значит, он не насвинячил, и Танечка будет сегодня.

Когда к дому подъехали, Игорь попросил Михалыча подождать его пару минут — он возьмет чистое белье: надо успеть в баню, сегодня мужской день, и скоро закроют.

Он пулей бросил рюкзак, схватил белье, и Михалыч повез его в баню.

— Да, а уж я нынче так, без бани, да и не работал, считай, сегодня. Братаны придут и шурин. Нас-то у матери пятеро было, трое старших на войну пошли, а младшие-то дома с мамкой остались. А вернулся я один, а батя — тот еще до войны помер.

Банщица уже собиралась закрываться, мужики все прошли, и она решила сама вымыться. Игорь вошел, начал искать, кому бы заплатить нужную рублевку, и, не найдя, крикнул:

— Есть живые люди?

— Есть, — раздался из мыльной женский голос, — чего тебе?

— Помыться хочу, день то мужской.

— Да уж помылись все мужики, ладно, домоюсь сейчас!

— Помочь? Спинку потереть?

— А не боисся?

— А чего бояться — мы, вятские, ребята хватские, нам бы за что ухватиться.

— Ладно, хватать ему, выхожу уже, вятский, тоже мне!

И она появилась, монументальная, как статуя из парка, краснолицая, завернутая в казенную простыню.

Помылся Игорь быстро, надо было спешить, вода уже остывала. Но он ухитрился даже подбрить бороду, которую начал отпускать на шотландский манер, наконец-то она стала обретать пристойный вид.

Он еще успел заскочить под занавес в магазин, взял у знакомой продавщицы конфет, банку крабов, которых здесь никто не покупал, и кое-чего еще, ведь Таня приедет.

Он заварил чай, и, покуривая трубку, стал ждать свою ненаглядную. Бросил взгляд на зеркало, висевшее возле кровати. Оттуда глядел загорелый не по-пляжному мужик — на месте майки было намного светлее. Отросшая бородка окаймляла покрытое загаром лицо, трубка гармонировала с бородой.

— Что, Южинский? Собой залюбовался? Матерый геофизик? Как девка, в зеркало пялишься!

— Отстань, просто хочу глянуть, как побрился, — шотландку трудно подбривать!

— Конечно, типичный мачо! Не знаешь, чем еще поразить свою королеву?

— А это грех? Хочу быть ей еще приятней!

— Куда ж еще-то? Она уже и так поражена… наповал! А кто сегодня клинья под банщицу подбивал, а?

— Так то шутка, я ей сам и расскажу про банщицу.

— И про спинку потереть?

— И про спинку!

— Ну ладно, шути-шути, пока шутится.

— Слушай, не порть мне настроения — у меня сегодня все получилось.

Урчание мотора прервало этот интересный диалог. Игорь метнулся к окну глянуть, не тащит ли шофер какой-нибудь груз, он-то сидел в одних трусах. Но нет, Таня шла одна к дверям с дорожной сумкой, и через мгновение он обнимал и целовал свою королеву.

— Гошенька, любимый мой, я так соскучилась, я думала, с ума сойду!

Он даже не знал, что сказать и только бормотал:

— Таня, Танечка, Танюшечка…

Наконец, они сели за стол, Таня стала разбирать сумку, доставать гостинцы, рассказывая ему:

— Твоим я позвонила, поздравила, подошел папа. Мы договорились встретиться, я сумела уйти из дома на часок, а папа подъехал, как мне удобнее. Право, неловко даже. Фоточка ему очень понравилась, он сказал, что мама и бабушка волнуются за тебя и тоже рады будут увидеть фото. Замечательный у тебя папа. Но самое интересное знаешь что? Он просил меня проследить за тобой по возможности. Чтоб ты не пил сильно и не увлекался девушками. Я прямо чуть не прыснула, но пообещала посоветовать тебе, хотя ты уже большой мальчик. Ты уж постарайся, Гошенька, не подводи меня. Не ходи по девушкам, я же папе твоему обещала, — и она сделала умильные глазки.

— Жаль, не знал я о твоем обещании, кабы знал, не стал бы сегодня банщице куры строить.

— Какой еще банщице, признавайся, коварный Донжуан! — она сделала сердитые глаза.

Он все рассказал, они долго смеялись, Таня потребовала, чтобы он впредь ходил в баню тогда, когда там будет много народу, иначе она вынуждена будет написать папе. Игорь поведал о нынешних своих приключениях, она слушала, ахала, всплескивала руками, а потом вдруг:

— Ах, дурья я голова, забыла еще про один подарочек — я же требе коньячок привезла, — и вытащила со дна сумки четвертинку «Двина» — самого дорогого коньяка.

— Ты же не любишь, когда я выпиваю! Кстати, сегодня маковой росинки во рту не было.

— Ну, вот и выпьешь, и я с тобой выпью, я хочу быть пьяной и распущенной!

Так все и было, желание женщины — закон!

БЕЗ ОДНОЙ

А жизнь и работа катились своим чередом. Игорь ездил в поле теперь с Михалычем. Володька уволился — поскандалил из-за зарплаты, чего-то ему там недоначислили. С Михалычем было очень надежно и спокойно, а он ценил своего начальника за то, что тот не заставлял делиться левыми заработками, теперь Михалыч обеспечивал только выпивку и только по вечерам, когда ночевали в какой-нибудь деревне. Выпивка стала привычной, Игорь оказался стойким к ней и чувствовал только легкое расслабление — работе это не мешало. И даже Таня перестала возражать — еще бы, ее Гошенька настоящий мужчина, и если пьет, то меру знает и ведет себя как джентльмен, это даже и другие отмечали. Иногда и она вместе с ним выпивала рюмочку и тогда сразу покрывалась румянцем: «Ой, я совсем пьяная!»

Игорь успел и на вертолете слетать с Лемеховым — это было очень интересно, и за вертолет платили прилично. В экспедиции появилось двое студентов, приехали они на дипломную практику, и ребят сразу техниками зачислили и пустили в поле — кадров не хватало, многие поувольнялись. Игорь познакомился с этими москвичами, они часто приглашали его расписать пульку, но графики их не совпадали, да и зачем ему эти дамы и валеты, кода у него дома такая козырная дама. Они и сегодня звали его на вечерок, у всех у них намечался на завтра выходной — областные гаишники должны были приехать на техосмотр. Но у Игоря были совсем другие планы, у Тани тоже завтрашний день был свободен. Он уже предвкушал этот счастливый завтрашний день, поспешая домой, но Михалыча не подгонял, тот и сам торопился. Его корявые узловатые пальцы уверенно лежали на баранке, и машина шла ходко. Михалыч, как обычно, бормотал себе под нос матерные частушки, коих знал великое множество.

Уже темнело, когда они подкатили к дому, Игорь издали увидел, что в окошке горит свет. Он вылез с рюкзаком на плече, обошел машину и обомлел. В окне видны были два силуэта, именно два — женский и мужской. Постояв полминуты на месте, он на ватных ногах двинулся в дом. Чего угодно мог ожидать Игорь, но только не приезда Решетилова. Таня говорила, что, став начальником, он никогда не ездит по полевым экспедициям. А вот на тебе, как снег на голову! Что говорить? Как себя вести? Ну, не драться же с ним! И он шагнул в дверь. Супруги сидели за столом, это был поздний обед. Дальше все было как в бреду, разум отъехал, остались только инстинкты.

— Здравствуйте, Юрий Дмитриевич, с приездом.

— Здравствуй, Южинский.

— Садитесь кушать с нами, Игорь, — пролепетала Таня.

— Спасибо, Татьяна Петровна, я не голоден, вообще.

— Садись, садись, Южинский — с поля приехал, — голос Решетилова был негромкий, но в нем чувствовалась угроза.

— Спасибо, сейчас руки помою, — и он вышел на кухню. Разумеется, она к нему не вышла. Игорь сполоснул руки, вслушиваясь, что происходит в комнате, но там стояла тишина.

И вот они трое за столом — король, дама и валет. Мужчины посматривают друг на друга, идет безмолвный поединок взглядов, а дама, которую они разыгрывают, сидит ни жива ни мертва. Впрочем, какое разыгрывают? Король старше, и дама принадлежит ему по праву. И валет это прекрасно понимает, но он не может потерять лица в ее присутствии и делает странный, нервный ход.

— Татьяна Петровна, непорядок — хозяин в доме, а на столе даже чарки нет. Вы же знаете, у меня стоит в буфете бутылка, надо было бы выставить!

Таня сделала растерянные глаза, вот умничка, мол, ваша бутылка, Игорь, вы и доставайте.

Он встал, поставил «Московскую» на стол, налил по стопке ему и себе. Таня сказала: «Ой, мне не надо!»

И они чокнулись и выпили. Игорь всегда ел быстро, а тут уплел одним махом и встал из-за стола.

— Спасибо! Ну, я пошел на танцы, а потом к дипломникам в преферанс — до утра пулю писать будем. Счастливо оставаться, Татьяна Петровна, Юрий Дмитриевич.

— Всего хорошего.

Последнее, что он услышал, уходя, было жалкое Танино: «Он такой гулена!».

Выкатился Игорь из дома и пару минут шел просто вперед, ни о чем не думая. Потом присел на лавочку возле колодца и набил трубку. Так, табак на месте, деньги при себе, остальное неважно. То есть как неважно?! О том, что сейчас происходит или произойдет в горнице, не хотелось даже и думать. Может, не надо было заходить вообще? Ерунда — секрет Полишинеля, он же не идиот. Правда, и спектакль, который они разыграли с Таней, тоже не ахти… Бедная моя Танечка, хотя она все понимала, но сама же пошла… Ну и скотина же ты, Южинский…

Игорь понимал, что тут, в Васильевском, скандала не будет, меньше всего он нужен Решетилову, которого версия с племянником очень устраивает. А в Москве? И что будет завтра?

Он понял, что сходит с ума от предположений, и решил направиться к студентам. Надо было прихватить с собой выпить — не идти же с пустыми руками. Он подошел к дому продавщицы Зинки, постучал в форточку, сунул туда деньги и получил бутылку. У Зинки дома всегда была водка, и маленькая ночная наценка служила законным бизнесом продавщицы, будить ее можно было в любое время.

Студенты обрадовались нежданному гостю.

— Привет, физик!

— Привет, геофизики!

— Садись. Выпить хочешь?

— Не против, — Игорь достал бутылку и поставил на стол.

— А пулечку?

— Сочинку?

— Зачем, время есть, можно и классику, к утру и распишем.

Валера открыл, разлил на троих, а Жорик достал хороший шматок сала и сверток с солеными огурцами.

— Закусывайте, профессор, сало доброе, в Ландехе на базаре брали вчера, и огурцы оттуда же.

— Мерси, доценты!

Пригубили, и игра началась. Игорь никак не мог собраться, карты требуют сосредоточенности, а он каждый раз, когда держал в руках короля, даму или валета, уносился мыслями в горницу. Да, валетом он оказался не козырным — крыть короля ему было нечем.

— Некозырной, что поделаешь?

— Как не козырной, — удивился Жора, — трефовый, ты что?

— Прости, задумался.

— Еще бы, ты с поля, устал, да уже и светает! Ну, сейчас допишем, пустяки остались.

— И пару бутылок усидели, — прокомментировал Валера.

Игра и правда подходила к концу. На предпоследней раздаче Игорь заказал мизер, и друзья все-таки всучили ему взятку.

— Без одной! — радостно воскликнул Жорик.

— Согласен, — ответил Игорь, а про себя подумал: «Нет, без двух, Танюшку я потерял, дубина!»

Легли спать — ребята дали ему спальник, и вскоре усталость и водка взяли свое, но спал он неглубоко, проснулся рано и ушел, написав на обратной стороне пульки «ГРАНМЕРСИ!». Сейчас можно было пойти позавтракать в столовку, но не хотелось после вчерашней выпивки. Можно было добавить в «Голубом Дунае», так геофизики называли шалман на площади перед церковью, но Игорь не любил опохмеляться, может, это и спасало его от большой пьянки. А не навестить ли Борю Макарова? Правда, там можно снова напороться на выпивку, но не силой же принуждать будут.

Опасения были напрасны — Боря встречал свой выходной в прекрасном настроении, расслабленный и добродушный, принял уже с утра дозу.

— А, студент! Заходи! Выпить хочешь? — только он один упорно продолжал звать Игоря студентом.

— Спасибо, уже было.

— Молоток, хвалю, наш человек, настоящий геофизик! Кстати, знаешь, Сулеймановна решила меня к одному делу приставить — приборы сушить и тестировать. Представь — сидишь в бане сухой и меряешь! Боится она, как бы я в рейсе чего не учудил, правда, по-своему поясняет: «Макаров, вы же опытный гравиметрист, только с питьем завязывать надо». Ага, завязала бабка деду! А вообще, толковая она баба, хоть и резкая, — потолковей всей нашей верхушки, и никого не боится, потому что не химичит никак. То ли наш Малышев с Погребновым — в штаны наложили, как вчера Решетилов нагрянул нежданно. Я уж не знаю, что и как они там колдуют, но колдуют точно. А Решетилов мужик резкий и злой ,и раз приехал, накопает и фитиля вставит по самые не балуй.

— Возможно…

— Точно говорю. Слышь, студент, все хотел спросить, без обид: ты Решетилиху пользовал?

— Ты что, сдурел, Макаров, или лишнего с утра взял?

— Ах, извини, ты ж племяш, забыл. Но племяш ведь, а не сынок же? Такую тетеньку и я бы …

— Закройся, Борька, трепло ты, несешь с бодуна! Лучше объясни про Сулеймановну, про сушку поподробнее.

— А она тебя туда не поставит — ты ей в поле нужен больше, ты у нее в доверии: пьешь мало и тетенек не…

— Опять! Заладила сорока!

— Не буду, не буду, что, как девка, дуешься?

И с неожиданным энтузиазмом стал описывать тонкости работы в бане, а спец он был действительно каких мало.

Игорь слушал с интересом, время шло, и возникла опасность, что Борьке потребуется добавка. Поэтому он поспешил уйти, заручившись возможностью переночевать у Макарова в связи с Решетиловским визитом.

Что же будет все-таки? И не в ночлеге дело. Надолго ли приехал Решетилов, и что он собирается сделать с Таней? О себе Игорь не думал, да гори она, в конце концов, эта экспедиция — уволят так уволят, да и за что увольнять? Главное — Таня, Танечка, и помочь не могу, не в силах. Вот кабы Юрия Дмитриевича инфаркт хватил или инсульт, да так, чтоб насовсем! Нет, этот бугай всех переживет, не надейся… Мысли прыгали, метались, как звери в западне, не находя выхода. Ответ не замедлил ждать. Нет, не что делать, с этим было неясно по-прежнему, а что будет?

Игорь заметил их сразу, когда шел от камералки в сторону дома, шел просто так, без всякой цели. Таня, одетая во все городское, причесанная, бледная, в туфельках на каблуках, шла с сумочкой в руке, а впереди нее шагал с непроницаемым лицом муж с ее чемоданчиком. Игорь застыл на месте, Таня прошла мимо, глядя себе под ноги и не оборачиваясь. Игорь не посмел не только заговорить с парочкой — даже попрощаться не решился. И только когда они остались у него за спиной, повернулся и увидел, как Решетилов с женой садятся в машину. Все было кончено.

Медленно, на автомате продолжал он двигаться к дому. Зачем понадобился Юрию Дмитриевичу этот проход, ведь он мог приказать подать машину прямо к дому? Может быть, хотел подтвердить версию «племянника»? Может быть, но какое это имело значение сейчас?

Тетя Поля встретила его растерянная и расстроенная:

— Уехала Татьяна Петровна, сказала, совсем уезжает.

— Знаю, с детишками у нее непорядок.

— Ну, коли так, что поделаешь, понимаю, с детьми всякое бывает.

— Она ничего не просила мне передать?

— Нет, ничего, попрощалась только, а глаза-то грустные.

Он еле сдерживался, а тетя Поля продолжала:

— Как теперь будем-то? Искать тебе соседа, или сам предложишь кого из своих?

— Вот что, тетя Поля, я буду жить у тебя один, понимаешь, совсем один, и платить буду, как уговаривались.

— А не накладно тебе будет?

— Не беспокойся, все в порядке, буду жить, как и прежде, только один, если ты не против, конечно.

— Господь с тобой, живи хоть до холодов!

— Не до холодов — уеду в последних числах августа, как договаривались.

— Ну и слава богу, ты спокойный жилец… А все-таки хорошая была женщина.

Игорь буркнул что-то утвердительное и быстро ушел в горницу, у него просто уже не хватало сил.

Там все было чисто и прибрано, ничего не напоминало о счастье, тетя Поля даже поменяла белье. Он перерыл всю комнату, ему казалось, что может быть записка, какой-то знак — нет, все было пусто. И в горнице, и на душе. Он уселся за стол и глянул в зеркало. Бородатая помятая морда. Глаза отекли.

— Что, Южинский, доигрался?

— Злорадствуешь?

— Отнюдь, тебя предупреждали.

— Да, предупреждали, а я, а мы… надеялись на чудо, а судьба дала такую оплеуху.

— Этого надо было ожидать, вы элементарно сошли с ума! А ты, Южинский, просто мальчишка, у которого злой дядька отобрал игрушку.

— Не игрушку. Я люблю Таню, понимаешь?

— Понимаю, и еще вот что важно. Он отобрал у тебя игрушку, которую ты своровал у него, понимаешь?

— Он скотина, да она просто не любит его!

— Она тебе так сказала? Чего не скажет влюбленная женщина своему любовнику! Он отец ее детей, не забывай об этом, и если она тебе дорога не на словах, моли бога, чтоб муж простил ей измену с тобой.

— Уйди, я ненавижу тебя!

— То есть, ненавидишь себя?

— Дааааааааааааааа!

И начальник полевого отряда, матерый полевик Игорь Борисович Южинский расплакался. Он плакал беззвучно. Рыдания сотрясали его. Так прошло минут десять. Встал, заглянул в буфет — проклятая бутылка стояла почти полная, после вчерашнего к ней не прикасались. Утирая рукавом опухшее лицо, Игорь налил себе стакан, залпом опрокинул его и запил водой прямо из горлышка графина. Усмехнулся, вспомнил, как бабушка пеняла маленькому Игорьку, чтоб не пил из графина, долил остатки водки в стакан и повторил. Потом достал сигарету, трубку набивать было лень, и глянул мутнеющими глазами на себя в зеркало. Детство кончилось.

Окончание