Журнал-газета истории, традиции, культуры
На рубеже 1950–1960-х родилась новая поэтика. Смелая, без цензурных и идеологических оков; она сразу расширила лексикон, словарь, сделав легитимной массу слов, которые для официальной и официозной поэтики неприемлемы, недопустимы. Новая поэтика разрешила использование слов немыслимых ранее стилей.
В качестве оправдания объясню, зачем я вообще интересуюсь этой, прямо скажем, провокационной темой. Меня это давно интригует как человека пишущего. Я верю, что успешным становится тот писатель, который умеет включать воображение будущего читателя, умеет правильно его, это воображение, задействовать.
Сейчас вывыскажу крамольную мысль, то, что может показаться вызывающим, несправедливым: современная русская поэзия зачастую ограничивается тем, что «ласкает слух», в то время как рассказ ставит высокую планку – в нем ты обязан затронуть читателя – и нет у тебя финтифлюшек, за которыми спрячешься.
Русский язык не самый лучший. Он самый лучший — для меня. Я его знаю лучше, чем любой другой… Только на этом языке я могу писать, говорить максимально образно, цветисто, выражать тончайшие нюансы своей мысли.
Роман, конечно, сразу полюбил… Одно меня не то что бы огорчило — скорее вызвало недоумение: Почему Булгаков пишет о том времени современным ему и нам языком? Но с другой стороны: А что ему делать? Как говорили бы на русском языке 2 тысячи лет назад, когда и языка этого еще не …
Скажите же вы такую речь один раз, не хлопайте дверью, не стройте из себя обидчивых барышень — кому другому, а вам, писателям, журналистам, артистам, ученым — не простительно. Дайте отпор…
Воланд не мог быть князем тьмы хотя бы по той очевидной причине, что он явился временным гостем в империи зла, империи, созданной бесами осенью 1917 года…