Метка: Александр Шлосман

Стоя на тротуаре, она обдергивала на себе пальтишко, перелицованное из материнского, поправляла любимую, горчичного цвета, беретку, так шедшую к ее каштановым волосам, и, отвернувшись к стене дома у остановки, обтирала тряпочкой свои старые туфли, затоптанные в автобусе чужими, неразборчивыми ногами.

Наверное, так бывает: живешь себе, живешь, а потом в миг, в одну неуловимую секунду вспыхивает озарение, или возникает запах, раздается звук голоса, — и тебя решительно разворачивает лицом к чему-то новому, что только грезилось, но не становилось внятным, определенным.

С мамой виделся от раза к разу. По случаю праздников, в основном. Вика удрученно слушала безыскусные рассказы, задумчиво и печально всматривалась в его лицо. Когда уходил — провожала взглядом дверь, закрывавшуюся вслед за сыном. По некогда прекрасному ее лицу текли беспомощные слезы. Катилась жизнь..

Довольно аккуратный в привычках, вечным хаосом своей прически, растерянным выражением лица он производил впечатление общего беспорядка при своей довольно приятной внешности. О нем хотелось заботиться. Незамужние и вдовые госпитальные дамы разных возрастов нередко бросали на него прицельные взгляды.

Когда шла с посудой к умывальнику в углу комнаты, почувствовала, как немного все поплыло. Умыла лицо холодной водой, открыла настежь окно в темнеющий вечер. Парк шумел деревьями. Где-то отдаленно громыхало. Прохладный ветер из парка приятно освежал, разливаясь по комнате.

В комнате умирала тишина. По случаю серьезного разговора радио не включали. Без стука вбежала Анастасия: — Вы уже все знаете? — увидала чужие лица матери и дочери, поняла — ничего не знают. По радио выступал Молотов…

Внешность ее была отмечена с самого начала. Редкий человек в институте мог пройти мимо, не оглянувшись на невысокую студентку — изысканная тонкость черт ее бледного лица поражала. При всей скромности ее одежды, красота, стать — все вместе, украшали ее наружность…

Наконец, гром грянул: маменька, пристально взглянула на дочь и поняла пораженным сознанием, что с ней творится. Вскоре вечером, когда Ксения, возвратившись со службы, по обыкновению отказалась от еды и прошла к себе в комнату, Полина Владимировна последовала за ней…

Весна задула влажными пахучими ветрами, предвещая конец снегам, будущее тепло и цветение. Во многих дворах, основательно прогретых солнцем, уже вздымались облачка пыли. И в одеждах по-прежнему неяркой толпы стало заметно облегчение: солдаты, прогуливаясь с барышнями, щеголяли шинелями внакидку.

Пребывая все еще в ошеломлении, она вышла в густевшие сумерки Мясницкой. Едва светили редкие огни. Свежий предвечерний воздух, неторопливая ходьба немного остудили ее, возвратили способность размышлять. Домой возвратилась почти успокоенной. И все равно — слегка обессиленная, как после болезни…

Несмотря на многие годы супружества, она всегда очень скучала по отсутствующему мужу, удрученная вынужденным одиночеством и затхлой, как ей казалось, окружающей московской жизнью. Ни занятия с дочерью, ни чтение журналов и книг, ни упражнения за роялем, — ничто не могло рассеять гнетущей тоски.

Неожиданным диссонансом, нарушившим заданное течение вечера, прозвучало громко выраженное, настойчивое пожелание военных гостей насладиться пением дочерей хозяина. Девушки жеманиться не стали, однако, смущенные шумным оживлением части гостей, долго не решались двинуться к большому роялю, притихшему в углу залы.