Метка: Михаил Ермолаев

Наверное, все-таки не совсем случайно «вы­бирает» нас случай. Что-то требуется и от нас самих, чтобы ему «по­нравиться»: мечта, решительность и яростная готовность действовать, все преодолеть, достичь… Не знаю, заслуженно ли, незаслуженно, но случай «выбрал» меня, я стал полярником…

Отца тоже водили на допрос… Но он говорил, что знать ничего не знает. Никому и в голову не пришло, что он побывал в камере смертника. Конвоир молчал, очевидно боялся расстрела. За это время был пересмотр дела папиного «знакомого» и высшую меру заменили на 10 лет.

…дорога эта поистине построена на костях, человеческих костях. В лагере было одновременно около 40 тысяч человек. Погибло, по моим расчетам, примерно столько же: от голода, болезней, непосильной работы, а сверх того, от тоски; лютой бывает тоска в неволе, не легче голода…

Вот в чем заключалась дьявольская хитрость создателей лагерного режима: убийцы, грабители, так называемый «контингент», неизбежно становились привилеги­рованными членами сообщества, а «контрреволюцио­неры», в бесчисленных вариантах 58-й статьи, — попираемыми… Как и было задумано!..

Собирался писать заново канувшую в небытие, так и не возвращенную мне докторскую диссертацию… Но за внешним благополучием скрывались боль и тревога… Выкристаллизовалась мысль: не слишком ли много узнали мы, выпущенные из тюрьмы, чтобы долго оставаться на свободе? Мысль оказалась пророческой…

Лицо следователя менялось на глазах: из симпатичного, растерянного становилось каменным, непроницаемым, неподвижным, не лицо — маска. — «Сейчас вас отведут в другую камеру, вы подумаете и чистосердечно признаетесь, какая иностранная разведка вас завербовала, нам это доподлинно известно»…

Сошлюсь и на самого М. М. Ермолаева. Он не раз рассказывал мне, что среди его коллег-полярников ходили упорные слухи о массо­вой гибели заключенных на Чукотке, как-то связанной с эпопеей «Че­люскина». Слухам этим он верил…

Так почему же оказался замороженным по существу весь наш Север­ный морской флот, в том числе, обыкновенные торговые, транспортные суда, абсолютно к дрейфу в Арктике неприспособленные, и ведь не на неделю-другую, а на целых полгода? Только ли погода виновата?

Тогда, именно тогда, впервые закралась мысль: все ли у нас так, все ли правильно? Не САМОДЕРЖЕЦ ли новый появился? Мне все-таки удалось тогда приглушить эту крамольную мысль. Она всплыла снова в другое время и в другом месте — в камере № 69 на Шпалерной в 1938 году, где я провел …