Хозяйка дома — декольтированное платье в пол, в ушах алмазные серьги, и так далее — закрыла дверь, обернулась к гостям, чуть приподняла левую бровь, и рафинированным таким, негромким голосом — истинный Петербург — сказала: «Духовность, бля!»
Декамерон Плюс, или
Пир продолжается
Круглый стол
Часть пятая
Александр Левинтов, Борис Тененбаум, Григорий Френклах, Самуил Любицкий
Продолжение круглого стола «Декамерон, или Пир во время коронавируса»
Продолжение продолжения. Начало (I)
Борис Тененбаум. Из ненаписанных мемуаров
Продолжение. Начало (1–7)
8. В 1968 году я работал в КБ Туполева в качестве чертежника — распределили после техникума. В порядке общественной нагрузки был направлен в многотиражку опытного завода при КБ, в отдел писемв редакцию. В одном из первых прочел предложение:
«… ввиду нашей расточительности мы выбрасываем много лишнего. Но это можно использовать. Hе надо забывать и о несчастных, поэтому надо предоставить доступ к нашим помойкам американским безработным…»
Я, конечно, мало что понимал в свои 20 лет, но предложение показалось все-таки экзотическим. В номер письмо не пошло. Зато туда была помещена заметка редактора, в которой были такие строки:
«… как указывал в своей телеграмме главкому Южного Фронта В.И. Ленин, белая конница против низколетящих самолеов бессильна…»
Статья называлась:
«В. И. Ленин как родоначальник штурмовой авиации».
Мы все-таки жили в довольно странном мире…
9. Встав на вахту…
Время идет. Значительная часть жизни остается позади, прошедшее — так или иначе — хочется осмыслить, но как-то никаких особых идей на этот счет не появляется. Однако я заметил, что при чтении работ моих друзей и/или коллег — будь то проза, или их исторические исследования, или интереснейшие мемуары — какие-то аллюзии на собственные воспоминания всё-таки появляются.
Иной раз буквально одна фраза служит чем-то вроде «кнопки включения» — и вспоминается что-то, что было пусть даже отдаленно, но похоже на то, что мои друзья выделили в своих текстах: «встав на вахту…»
“Короче, эффект я ему сделал положительным…”
Ю. Герцман, “Обида”
Где-то в начале 70-х я перестал бриться. Была в этом настоятельная производственная необходимость — студентом 3-го курса факультета «Управление» МАИ я перешел на новую работу: перестал быть чертежником в КБ А.Н. Туполева, а стал младшим преподавателем автоматики в авиационном моторостроительном техникуме.
И образовался при этом переходе непредусмотренный эффект: в КБ мой непосредственный начальник звал меня не иначе, как полным паспортным именем — Борис Мордкович. Делалось это в ярко выраженном отрыве от именования прочих чертежников — те все были Тани, Миши да Коли — а я вот непременно с отчеством, на которое ставилось еще и ударение.
Ну, я как-то привык.
Но на новом месте работы студенты взяли моду называть меня просто Боря — что, собственно, было и немудрено, потому что я был их старше года на два-три — но подрывало субординацию.
В итоге мысль завести себе бороду стала выглядеть разумным делом — и это действительно помогло: теперь без особого напряга я именовался Борисом Марковичем, по крайней мере в классе…
И вот веду я урок — как вдруг в дверь стучат, всовывается ко мне лохматая голова, и звучно так шепчет:
— Боря, есть дело!
Голова, естественно, живет не сама по себе, а принадлежит студенту из старшей группы, который вертится у нас в лаборатории двигателей и за «автоматический зачет» по мелочи нам помогает.
Выхожу в коридор, спрашиваю:
— В чем дело?
— Он текёт! — отвечает он мне.
— Течёт… — вношу я машинальную поправку, и спрашиваю, — Да что течёт-то?
— Самолет!
Чувствую, что у меня начинается легкое головокружение: самолет у нас один, называется он “Миг-17”, стоит у нас во внутреннем дворе перед лабораторией — я-то его вчера ночью туда и привез — но он был списан для учебных целей, выпотрошен, освобожден от всего хоть в малейшей мере полезного, и течь из него просто нечему…
Иду во двор, подхожу к самолету — о да, течет. Уж и лужа собралась, и судя по запаху — похоже на керосин.
Немедленно звоню напарнику, Витьке.
Мы с ним делим обязанности: я ведаю автоматикой, а он — механизмами и моторами. Понятно, что в авиамоторном техникуме моторы важнее вспомогательной автоматики, и что спрашивать о причинах протечки надо его, а не меня — но дело в том, что Витька недавно женился, и с тех пор регулярно опаздывает на работу.
Причину же опоздания объясняет тем, что спит у стенки, при попытке выбраться из кровати неизменно наталкивается на супругу, и в результате задерживается минимум на полчаса.
Понимаю, сочувствую — но делать нечего. Бегу к телефону, звоню ему домой, описываю ситуацию — и о чудо, минут через двадцать он появляется в лаборатории и бежит к самолету.
Покрутившись вокруг него с пару минут, и ткнув пальцем туда и сюда, поворачивается ко мне и, сильно побледнев, говорит, что самолет заправлен… Hо не заземлён…
Таким образом, у нас на руках потенциально пожароопасная ситуация — а через забор от внутреннего двора расположен цех номерного завода с неофициальным названием “Салют”.
Поднимаем тихую тревогу: я отпуская своих студентов из класса, Витька выгоняет всех наших помощников из лаборатории, и пытаемся сообразить — что же нам делать?
Самолет приволокли накануне ночью.
Буксировали по Шоссе Энтузиастов с аэродрома в Жуковском, при милицейском и пожарном сопровождении, при всех выправленных бумагах, которые я и выправлял — и с тех пор твердо знаю, что при провозе негабаритного груза разрешение на провоз по высоте дает одна организация, а по ширине — совсем другая. И это, как ни странно, имеет смысл, потому что ширину лимитирует туннель или пролет моста, а вот высоту — провеска кабельной сети.
Что до пожарной инспекции, то ее должны были сделать сегодня (поближе к вечеру), или завтра — после принятия всех необходимых мер предосторожности, включая заземление.
Bсе вроде бы было сделано аккуратно и точно — но мне и в голову не могло придти, что самолет окажется заправлен…
Срочно вызываем начальство.
На сцене появляется завлаб и два старших преподавателя — наши с Витькой непосредственные начальники, заместителями которых мы и являемся — но решить что-то не получается. Начальство есть — но лидера не находится…
Однако буквально через минуту на пороге лаборатории возникает Семен Исаакович, личность в нашем техникуме легендарная.
Начать с того, что по положению он был старше всех преподавателей, и что он — один из авторов профильного учебника по авиамоторам, по которому учатся студенты. Но это чисто номинально — ибо он не один из авторов, а один-единственный, а все остальные, люди начальственные, просто подписались, и став соавторами, пробили учебник в министерстве.
Директор нашего техникума без Семена Исааковича — будучи человеком политически правильным, но в бюрократических вопросах неискушенным — бумаг старался не подписывать.
Так что в рамках нашей организации Семен Исаакович занимал должность, которая по-русски называется “умный еврей при губернаторе”, a по-английски — “crisis manager”.
И вот, появляется он на пороге, орлиным взором окидывает сцену происходящих событий, и немедленно берет управление на себя.
— Сколько там топлива? — спрашивает он Витьку.
Тот честно отвечает, что не знает — потому что, во-первых, с самолета свинтили абсолютно все датчики, во-вторых, электричества на нем нет и в помине, и в-третьих, если б там какой-то аккумулятор и забыли, то не дай бог его тронуть — к парам подтекающего горючего нам только искры и не хватает.
Семен Исаакович, ни секунды не колеблясь, отдает распоряжение: открыть бак, горючее сливать в ведра, и таскать эти ведра в подземное хранилище, которое было у нас устроено для реактивного мотора, снятого с вертолета и поставленного на стенд для лабораторных прогонов.
Пустить в ход насос мы не решились — шланг к нему был и короток, и ненадежен.
В общем, по поговорке — глаза боятся, а руки делают — перетаскали мы все, что было в самолете, в это самое хранилище, а осушенный «МиГ» привели в должный порядок, заземлили, лужи все тряпками высушили, асфальт/бетон на дворе хорошенько вымыли — и теперь уж к нам никакая пожарная инспекция не подкопалась бы.
Однако возникла другая проблема: наш стендированный двигатель, хранилище горючего мы тал ловко пополнили, должен был назавтра заправляться более традиционным способом: ожидалась заправочная цистерна, и надо было каким-то образом объяснить, откуда у нас эдак с полторы тонны лишнего топлива.
Семен Исаакович нашел решение и здесь: мы с Витькой, как самые молодые, были оставлены в лаборатории на всю ночь, и изо всех сил гоняли реактивный двигатель, питавшийся от хранилища.
Рев стоял — не приведи господь. Мы, наверное, распугали всех ворон, гнездившихся в радиусе пары километров в округе, и преуспели — сожгли почти все. Заправочная цистерна хоть и обнаружила у нас избыток топлива, но всего-то в три сотни литров.
Семен Исаакович, однако, сказал, что и из этого можно извлечь положительный эффект — и написал бумагу, из которой следовало, что молодые лаборанты, Витька и я, встав на вахту в честь уж не припомню какого съезда КПСС, проводили лабораторные эксперименты так замечательно, что сэкономили государству эти самые три сотни литров горючего.
Через месяц нас наградили грамотой, и премией — по-моему, по десятке на брата. Пропили мы ее в тот же день, всей лабораторией — за исключением Семена Исааковича.
Конечно, мы для веселья были ему не очень подходящей кампанией — а к тому же он еще и не пил.
10. Во время нашей жизни в СССР я собирал для моего отца своего рода досье материалов, связанных с Израилем. Часть этих матриалов бралась из итальянских коммунистических газет, часть — из журнала «Зарубежное Военное Обозрение», на который у меня была постоянная подписка, но немалая часть поступала из вполне обыкновенной советской периодической печати. Полезной она была главным образом при сравнении со статьями из «Униты» или с узко-профессиональными статьями из военного журнала.
Но иногда обыкновенные «Известия» поставляли необыкновенные сведения. Вот пример: в конце сентябре 1973 года в «Известиях» был опубликован военно-политический обзор положения на Ближнем Востоке. И там было сказано, что у Израиля имеется 90 самолетов «Фантом».
В начале октябры 1973 года в «Известиях» печатались отчеты о полном разгроме израильких войск на «линии Бар-Лева» и оЛ
«… начале наступления египетских войск вглубь Синая…»
А в конце октября 1973 года в «Известиях» была опубликована статья их специального корреспондента из Каира, в которой говорилось о том, как мужественно встречает столица Египта налеты сионистов, и дальше следовали бессмертные строки:
«… в небе Каира появилась вспышка — сбит еще один “Фантом”. 231-й? Или 232-й? Мы еще не знаем точно, радио пока сообщило только о 231-ом…».
Отсюда, вероятно, и ведут свое начало российские слухи о невероятной еврейской пронырливости — получалось, что Израиль ведет успешные боевые действия при наличии, сиречь, отсутствии минус 141-го «Фантома», даже не считая тех, что могли быть потеряны на сирийском фронте.
11. 1975-й. Я уже демобилизовался и даже успел жениться. А мой младший брат готовится поступать в мед.училище, и в порядке подготовки — работает в морге. И приносит домой удивительные плакаты, которые украшают стены этого учреждения. Там попадались поистине оглушительные образцы, например, такой:
“Курящие женщины кончают раком”.
А один из плакатов:
“Пьющая мать — позор для семьи”
— мы даже приспособили для себя: первую часть сделали заменяемой, а вторую оставили как присказку. И получилось, что «проспавший папочка — позор для семьи», или «немытые дети — позор до семьи», и так далее.
До сих пор используем.
12. Пара слов о разнице в технологиях
В информатике есть базовое понятие — бит. Это единица измерения информации: «да/нет», «0/1». Понятно, что в одном бите только это и можно записать — но уже в двух битах у нас будет целых четыре комбинации: «00», «01». 10″, «11». Так все и идет — в трех битах будет 8 комбинаций, в четырех — 16. и каждый следующий добавленный бит дает удвоение числа комбинаций.
Где-то в 50-е годы фирма IBM изобрела понятие «байт» — 8 битов, рассматриваемых как целое.
В байт вмещается 256 комбинаций — и IBM в мудрости своей положила, что такого числа комбинаций достаточно для того, чтобы выразить любой знак клавиатуры пишущей машинки.
Байт — это буква.
А килобайт — примерно 1000 букв (на самом деле 1024, поскольку это ближайшее к тысяче число, которое является степенью двойки, но нам это сейчас не важно, мы будем говорить о другом).
Мегабайт — миллион байтов, или, иными словами — миллион букв.
Так вот — в 1979 году, работая программистом в АСУ Строительства г. Москвы, я полагался на вычислительную машину ЕС-1020 системы «Ряд» (копию американской IBM-360), и было у меня и у моих коллег два отечественных «твердых диска», каждый из которых имел емкость в 7,5 мегабайт, и временами можно было попользоваться импортным болгарским диском, на котором можно было держать 29 мегабайт.
Диски считались «быстрыми устройствами», а их память — дефицитным ресурсом, которым следовало пользоваться экономно, иначе замедлялся расчет.
Hа этом ресурсе держалась вся система информационной поддержки такой организации как ГлавМосстрой, в преддверии Московской Олимпиады 1980.
Ну, могу добавить, что ЕС-1020 был здоровенной машиной, которая в советском исполнении была ненадежна, и для обеспечения надежного счета действовала с паралелльным включением дубликата — одна из машин всегда чинилась. А так называемое «машинное время» было расписано и делилось между разными группами. При отладке программы удачей было получить час-другой в сутки
В сентябре 1981, на моей первой американской работе в кампании ComputerVision, я получил в свое ЛИЧНОЕ распоряжение так называемую «workstation» — персональный компьютер с диском в 400 мегабайт.
«Workstation» никогда не ломалась, и я мог ее использовать хоть круглосуточно — что частенько и делал…
Hо это уже другая история.
13. Мы в первый раз оказались в Италии в 1981, и прожили там с конца февраля и до середины мая. У меня к тому времени было за плечами три семестра итальянского языка — сдавал экзамены на заочно-вечерних курсах. Oчень пригодилось — в качестве переводчика я подзаработал немного денег, и мы поездили по стране.
Второй раз приехали в 1991-м, уже относительно богатыми людьми с американскими паспортами. И поехали поездом из Рима в Милан.
И оказалось, что на главном вокзале в Риме не идут перронные часы.
Во Флоренции они шли, но показывали неправильное время.
В Милане — шли, отставая на 3 минуты.
В кантоне Тичино, где живут итальянские швейцарцы, часы шли секунда в секунду, в воде озер рыбы были видны на самом дне, настолько там было чисто. A в Лугано тротуары, по-моему, мыли шампунем — так они сверкали.
Если припомнить фонтан в Риме около Испанских Лестниц, в котором поверх воды был слой грязи и мусора в руку толщиной, нельзя не удивиться разнообразию кодов поведения итальянского народа
14. История из жизни, происшедшая, так сказать, в два этапа:
1982-ой. Мы год, как в Америке. У нас ничего нет, кроме моей зарплаты. Живем в съемной квартире в небогатом городке Линн, спим на матрасах, из мебели у нас только сборные стулья и стол, найденный на улице, среди выброшенной рухляди.
И вот, нас пригласили в гости.
Сидим на огромной верaнде у наших новых друзей, супружеской пары нашего возраста — вокруг тридцати.
Oни приехали в Штаты на три года раньше нас, как бы старожилы, и у них уже не сьемная квартира, а собственный дом, который мне кажется роскошным.
И они только что вернулись из Квебека, и в числе прочих пустяков привезли с собой оттуда французские пирожные.
A хозяйка дома — молодая, веселая, красивая женщина — ко всему прочему еще и сластена. И вот, она спрашивает нас, как мы приживаемся.
Говорю совершенно честно, что английский лезет у меня из ушей и вызывает чисто физическое ощущение — я тону.
Хозяйка дома берет пирожное, и наставительно говорит:
— Боря, ты не должен забывать, что эмиграция… — тут она делает паузу, откусывает половинку эклера, и с полным ртом продолжает, — … это трагедия!
Ну, у нее было еще и хорошее чувство юмора — она же первой и захохотала…
1985-й. Мы уже год как живем в собственном доме, через две улицы от наших друзей, которые к тому же еще и наши соседи. Выходим утром с идеей, что надо бы купить молока. Садимся в машину. Детей с нами нет, потому что мы подкинули их к бабушке с дедушкой, к большому удовольствию всех заинтересованных сторон. У нас есть целых два дня полной свободы, и возникает естественный вопрос — а зачем же тогда молоко? Через два часа мы уже на пол-пути к Монреалю. Я, правда, вышел из дома в шлепанцах на босу ногу, но туфли мы купили по дороге.
До границы с Канадой ехать еще часа полтора, но в приемнике уже вовсю поют по-французски, мы в зоне приема монреальских радиостанций. Обсуждается вопрос, в какую именно кондитерскую мы пойдем, птому что моя жена — тоже сластена.
И тут она вспоминает нашу соседку Олечку и говорит мне:
— Боря, никогда не забывай, что «эмиграция — это трагедия!»
Так и осталось это выражение у нас в ходу, и употребляется как семейная шутка.
P.S. Мы купили свой первый дом в 1985 — вслед за нашими друзьями влились, так сказать, в ряды американского среднего класса.
15. Рождество 1983-го года. Я уже второй год как работаю, и мы обросли новыми друзьями и знакомыми. Получаем приглашение сьездить вместе в горы, в Вермонт, покататься на горных лыжах. Ну, с лыжами у меня не получилось, но это так, замечание в сторону. А что прямо-таки поразило, так это то, что на горном курорте катаются люди трех ясно различимых типов:
- Китайцы,
- Индийцы,
- Русские евреи.
Спрашиваю старожилов, куда же подевались все остальные, и получаю исчерпывающий ответ: сидят дома, празднуют Рождество, а здесь, в горах, сейчас только те, для кого Рождество — просто выходной.
— А! — сказал я в надежде искрометно пошутить, — Нехристи!
Шутка имела успех, и даже была развита — раз «нехристи», значит, и «басурмане».
Какое-то время мои коллеги называли друг друга «басурманами», потом надоело и забылось. А вот сейчас вспомнилось.
16. Где-то в середине 80-х я попал в Сан-Франциско, по делу. Города я не знал, никаких GPS-ов тогда не было, и в итоге я заблудился, каким-то непонятным образом угодил на огромный мост, по которому меня перенесло на ту сторону (в Окленд?) — и только там сумел я вывернуть на дорогу в обратную сторону, переехал тот же мост, будь он неладен, назад, и при первой же возможности свернул с шоссе на улицу потише, с мыслью остановиться и оглядеться.
Остановился, вытащил карту, огляделся — и подумал было, что начались галлюцинации: на столбе было приклеено объявление на русском языке:
Только у нас пирожки как у мамы.
Оказалось, что меня занесло в середину чего-то, что можно было бы назвать «русским кварталом», и в нем имеется книжный магазин, под названием «Globus». Ну, естественно, я туда сразу же и зашел — и обнаружил в нем самую богатую коллекцию антисемитской литературы, которую я когда-либо видел.
Никогда за следующие тридцать с чем-то лет ничего подобного мне больше не попадалось, и купил я там книжку В.В. Шульгинa «Что нам в них не нравится?».
Разговорился с хозяином. Он оказался, как ни странно, евреем, женатым на польке. Магазин они купили у предыдущего владельца, служившего во власовской армии, и теперь вот занимались постепенной заменой унаследованных запасов.
Я у них просидел больше часа, и они поведали мне много интересного. Кое-что из этого помню до сих пор. Например, согласно хозяевам магазина, книги у них покупает не больше 5% из общего числа людей, владеющих русским — остальные как-то обходятся. Наибольший интерес покупателей сосредотачивается в 4-х разделах: порнуха, чернуха, фантастика, и сентиментальные любовные романы, рассчитанные на женскую аудиторию.
На эти четыре раздела приходится 95% спроса. На все остальное (классика, поэзия, история, справочники, и т.д.) — 5%. Картину несколько искажают книги, которые покупают университеты — славистов фантастика не интересует.
С тех пор я помню, что любая приличная литература может претендовать только на невеликую долю — 5% от 5% — от общего числа потенциальных читателей, и то ее надо делить на доли (проза, поэзия, история, публицистика, etc). И было это примерно в 1984 году.
Думаю, что сейчас картина не изменилась в лучшую сторону.
Таким образом, если вы пишете стихи, или некую прозу, которую вы находите серьезной — можете рассчитывать на внимание 5% от 5% ваших соотечественников, да еще и конкурируя при этом с несколькими тысячами других авторов. И успехом будет 1% от 1%…
Hо разве для успеха автор выплескивает себя на бумагу?
17. Было это по времени уже после Брежнева, и СССР был еще живехонек, но ворота слегка приоткрылись, и стали приезжать люди культуры и искусства, которых пустили наружу. И для них устраивали вечера в частных домах.
Так вот, собралось человек тридцать в большом особняке чуть западнее Бостона.
Хозяйка — дама в ту пору большой красоты и немыслимой элегантности — представляет гостя.
Имени не помню, какой-то как бы бард. И все бы ничего, но вечер почему-то начали не с концерта, а с фуршета. И бард наш буквально с пары рюмок напился в зюзю (видно, легло на старые дрожжи), и понес собравшуюся публику по кочкам.
Ох, что он нес! Упирал в основном на «ловко вы тут устроились, гады!» и на «попранную раздувшимся мещанством духовность» — но у него довольно скоро перестало получаться связно, и как-то он поник челом и притомился, ну, и его проводили к двери, посадили в машину, и отправили домой — обошлось без концерта.
Хозяйка дома — декольтированное платье в пол, в ушах алмазные серьги, и так далее — закрыла дверь, обернулась к гостям, чуть приподняла левую бровь, и рафинированным таким, негромким голосом — истинный Петербург — сказала:
— Духовность, бля!
18. О жизни, идущей как бы по спирали…
Лет этак… много назад — во всяком случае, еще до слома СССР — был я в гостях, где собралась смешанная компания: там были «старые иммигранты», с 10-ю и больше годами «стажа», и новые, только-только свалившиеся на американскую землю.
И как-то так получилось, что они разбились на два кружка в двух разных углах — в одном доминирующим вопросом был такой: «И, что, этому вы посвятили свою жизнь?». Это были свежие люди, еще не обтертые их новой жизнью. В кружке «старичков» преобладали темы покупки новой и перефинансирования имеющейся недвижимости.
В общем, путь развития представлялся таким — от идеализма к сугубому материализму, даже несколько заземленному.
И вот недавно был я в «обществе», и разговоры крутились уже вокруг детей-внуков. Ну, с внуками все понятно — детишки они и есть детишки, растут и учатся. А вот наши взрослые дети обнаружили изрядные черты идеализма. Сплошь и рядом слышишь истории о том, как тот или другой отверг карьеру, и хочет делать что-то другое, что давало бы «внутреннее удовлетворение».
Дети — кое-кому из них уже под сорок, и выросли они как вольные люди — спрашивают друг друга: «И этому вы посвятили свою жизнь?».
И мне это даже не кажется странным. В России у очень многих людей моего круга не было «соблазна карьеры». Она была либо невозможна, либо достигалась очень уж стыдными методами. И жили мы на манер своего рода монахов — в бедности, но с поиском возможности «делать что-то интересное».
В новой жизни в США «соблазн карьеры» для нас оказался очень силен. А у наших детей — нет. Для них «возможность расти» — не чудо, а непреложный факт.
И похоже, им теперь хочется в основном, чтобы непременно было интересно. Наверное, внуки станут отрицать их ценности, и вырастут сугубыми материалистами?
Продолжение «Ненаписанных мемуаров»
С. Л. Друзьям
Ну конечно! Других — завсегда и везде.
А друзей познавать — так извольте в беде?!
В моей жизни такие моменты бывали —
Я друзей познавал и меня познавали…
Уверяют меня (уж признаюсь) вокруг,
Что я, дескать, надёжный и преданный друг.
Только этим наветам поверю едва ли —
Слава Богу, друзья меня не предавали…
Есть друзья для веселья, друзья для беды.
С теми делишь ты досуг, с другими — труды.
Те в застольи, бывало, тебя развлекали.
Эти — молча плечо под твой груз подставляли…
Хорошо бы, наш адрес не знала беда,
А друзья находили дорогу всегда.
Григорий Френклах. Сказки
Сказка о Мужичонке и Курочке Рябе
Жил на свете Мужичонка и была у него Курочка Ряба…
Снесла курочка яичко. Не простое яичко — золотое.
Положил Мужичонка яичко на полочку и… зарезал Курочку Рябу.
И пока он её резал, ощипывал и варил из Курочки Рябы бульон, мышка пробежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось.
Не стал плакать Мужичонка. Собрал он осколки золотого яичка, в город привёз и там прОдал.
Потом пошёл на базар и на вырученные деньги купил новую Курочку Рябу — ещё и на мышеловку хватило.
Принёс Мужичонка курочку домой, поставил на полочку мышеловку и стал ждать, когда новая Курочка Ряба ему яичко снесёт…
Сказка о Зайце, который стал Кроликом
Жил был Заяц. Такой же, как и все зайцы — с длинными ушами, коротким хвостом. Вот только женат он был на Крольчихе.
Жили они счастливо — любил Заяц жену.
Другие зайцы косо на это смотрели — Крольчиха всё таки. Поэтому решила пара из под куста в лесу перебраться на Кроличью Ферму жить. И жизнь там сытнее, и коситься не будут.
Перебрались и зажили в своё удовольствие, но недолго. Затосковал Заяц — чужим он себя среди кроликов чувствовал.
И тогда решил Заяц тоже Кроликом стать. Пошёл он к Главному Кролику на Кроличьей Ферме и говорит: — Слушай, Главный Кролик, хочу я тоже кроликом стать. Разве я не похож на вас — у меня тоже длинные задние ноги и большие передние зубы.
— Ладно — Говорит Главный Кролик: — Напиши прошение и Совет Кроличьей Фермы его завтра и рассмотрит.
Написал Заяц прошение — мол, хочу чтобы Совет Кроличьей Фермы признал меня полноправным Кроликом, поскольку у меня тоже длинные уши и короткий хвост. И женат я на Крольчихе.
Собрался Совет обсудить прошение и решил, что поскольку Заяц на нас похож, тоже любит морковку и капусту, соблюдает наши кроличьи законы и, к тому же на Крольчихе женат — выдать ему удостоверение о том, что он с этого дня полноправный Кролик.
Обрадовался Заяц, что Кроликом стал. Загордился. Вот только в семейной жизни у него через некоторое время проблемы начались и развёлся Заяц с Крольчихой.
А когда его спрашивали «Почему?» — отвечал:
— Не пристало Кролику с бывшей заячьей женой под одной крышей жить. Подстилка она заячья!»
Сказка о коте в тапочках, ставшем котом в сапогах
Жил был кот. Сапог у него не было и, поэтому, ходил он в тапочках с бантиками на танкетке и без задников. Тапочки при ходьбе сильно стучали и распугивали всех мышей в округе, но коту это не мешало — он давно уже не ловил мышей.
Кот очень гордился тем, что у него есть тапочки и его кошке они тоже нравились. Кот даже решил, что тапочки с бантиками лучше, чем сапоги его легендарного предка. Кошка с ним согласилась — она всегда с ним соглашалась с их самой первой встречи в марте.
И всё бы было хорошо если бы однажды кот не встретил… другого кота… в сапогах. Оказалось, что тот и мышей не разучился ловить, и даже великана съел, как великий предок кота в тапочках.
Обидно стало коту и стал он всем говорить, что сапоги у его знакомого совсем не те и, поэтому, нельзя его называть «кот в сапогах». А потом, когда «ненастоящий» кот в сапогах куда-то пропал, заявил, что тапочки с бантиками на танкетке и без задников — это и есть настоящие сапоги.
Коты, жившие по соседству сами настоящих сапог по молодости лет никогда не видели и стали они звать кота в тапочках «кот в сапогах».
Сказка о Колобке для взрослых
На самом краю деревни в избушке около тёмного леса жила-была Красна Девица — печь мастерица. Со всей округи приходили к Девице по вечерам гости угоститься и… в ладушки поиграть.
Вот приходит как-то к девице Дедушка — весь скрипит, песок из него сыплется и говорит:
— Испеки ка ты мне Красна-Девица, Колобок. А пока он остывать будет мы с тобой… в ладушки поиграем, чтобы аппетит нагулять.
Поскребла девица по сусекам, замесила тесто, разогрела печь, испекла Колобок и посыпала его сахарной пудрой. Затем открыла окошко и положила Колобок на подоконник остывать, а сама к деду… в ладушки играть.
Скучно Колобку лежать одному, да и съеденным быть не хочется… Спрыгнул он с подоконника и в тёмный лес покатился. Катится по траве и напевает:
Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают…
Вдруг навстречу ему Торчок — в зубах косячок.
— Привет, Колобки! — Говорит: — Как вас много и какие вы все румяные да аппетитные. Съем ка я одного — от вас не убудет.
Но Колобок даже петь не перестал — прокатился у Торчка между ног и дальше покатился. Катится себе и напевает:
Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок…
Идёт навстречу ему Бухарик — в руке стопарик. Идёт-старается — о деревья опирается.
— Стой! — Кричит: — Колобок. Подожди!. Я сейчас стопарик выпью и тобой занюхаю…
Опёрся Бухарик о дерево, а Колобок у Бухарика между ног прокатился и дальше покатился. Катится по траве и напевает:
Дедушка с девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик…
Навстречу ему идёт Негодник — дамский угодник. Идёт и брови свои по очереди языком облизывает. Увидел колобка и говорит:
— Колобок-Колобок, как ты вкусно пахнешь и сахарной пудрой весь посыпан — дай ка я тебя лизну? — И снова свои брови по очереди облизал.
Но пока Негодник брови облизывал, Колобок у Негодника между ног прокатился и дальше покатился. Катится по траве и напевает:
Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик!
Облизать хотел Негодник —
Только он не мой угодник…
Выкатился Колобок на опушку, а навстречу ему Бабуля — где ты мой Дедуля. Бабуля-Сластёна с корзиночкой плетёной. Жена того самого Дедушки, который к Девице в гости пришёл Колобка отведать ну и… в ладушки поиграть. А в корзинке той у Бабули — тёртый шоколлад в платочке и корица в мешочке.
— Это что ты, Колобок, такое и так красиво пел? — Спрашивает: — Туга я на ухо — не расслышала.
Колобок надулся от похвалы, остановился и возьми да погромче спой:
Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают!
Съесть меня хотел Торчок —
Пусть свой курит косячок!
И пускай Бухарик,
Выпьет свой стопарик!
Облизать хотел Негодник
Только он не мой угодник…
— Нет, не расслышала — Говорит Бабуля, а сама уже совсем близёхонько к Колобку подобралась — тёртый шоколад и корица наготове….
Подкатился Колобок к ней ещё ближе и начал петь свою песенку в третий раз:
Дедушка с Девицей в ладушки играют,
А когда закончат меня уж не поймают…
Тут Бабуля его и схватила, тёртым шоколадом и корицей посыпала и стала жадно откусывать от Колобка большие куски, своими вставными челюстями. Дедушку не нашла — так хоть Колбком полакомилась…
Но Колобок пока по лесу катился — полностью остыть не успел. А Бабуля так быстро Колобка съела, что случился у неё заворот кишок.
Тут бы и сказке конец, но на этом всё не закончилось.
Дедушка после неожиданной смерти Бабули на Красной Девице женился. Но недолго она его свежими колобками в сахарной пудре кормила и… в ладушки с Дедушкой играла. Едва успел прописать он Девицу в своей избушке, как стала та его Вдовой…
Сказка о Ненастоящем Художнике
Жил на свете Художник. Писал свои картины и продавал. Так и жил. Не богато, но и не бедно.
Пришёл к нему как-то в гости один из больших начальников Общества Настоящих Художников — сам Настоящий Художник и говорит:
— А не пора ли и тебе, Художник, тоже стать Настоящим. Ведь на самом деле ты и есть Настоящий — вон сколько картин написал. Народу они нравятся — покупает.
— Зачем мне это надо? Спросил Художник: — Мне и так хорошо. Иногда люди у меня картины покупают, а не у Настоящих Художников.
— Не скажи… Говорит большой начальник — Некоторые покупатели перед тем, как картину купить интересуются, а Настоящий ли Художник её нарисовал. А ты возьми — достань удостоверение и сунь им в нос — мол и я Настоящий — а? Тебе и делать-то ничего не надо будет — напишешь прошение в Общество Настоящих Художников, составишь список всех своих картин, возьмёшь рекомендации у нескольких Настоящих Художников, что ты тоже Настоящий — и дело в шляпе!
Долго большой начальник Художника уговаривал и, наконец, уговорил. Составил тот список картин, собрал рекомендации у нескольких Настоящих Художников и подал прошение в Общество Настоящих Художников. А сам тем временем очередную картину писать.
Получили в Обществе Настоящих Художников прошение — обрадовались. Признал нас Художник — одним из нас стать хочет! Но потом посмотрели на список его картин и говорят:
— Не те названия у картин. Да и не все они писаны маслом И вообще картины ли это? Так мазня.
И отказались единоглсно Настоящие Художники признать Художника Настоящим. И сам большой начальник и те, кто Художнику рекомендацию давал.
Записали они это своё решение на бумаге, а начальник подписал и печать поставил. Отказать, мол, Художнику в просьбе признать его Настоящим.
Заболел Художник от огорчения — не ожидал он такого.
А почти законченная им картина до сих пор ждёт, когда он поправится и её допишет.
Сказка о Дюймовочке, которая выросла
Жила-была девочка. Такая же, как все остальные — только очень маленькая. Росточком девочка была чуть больше двух с половиной сантиметров и, поэтому, все её звали Дюмовочка. Ведь дюйм — это как раз чуть больше двух с половиной сантиметров.
Больше всего на свете Дюймовочка хотела вырасти, но не знала как. Сначала она надеялась, что вырастет если будет очень хорошей девочкой. Поэтому Дюмовочка дважды в день чистила зубы, полоскала рот, не ругалась и не сплетничала. Все любили Дюймовочку и было у неё много друзей.
Шли годы, но она так и оставалась маленькой. Однажды все это так надоело Дюймовочке, что она не выдержала и закричала: «Ненавижу этот (огромный) мир!»
Глядь — а испугавшаяся от её громкого писка прекрасная бабочка, сидевшая рядом, стала меньше. «Лети отсюда!» — Ещё громче закричала Дюмовочка. и бабочка улетела.
Дюймовочка посмотрела вокруг и увидела, что и горшок на подоконнике, где она любила гулять и цветок в горшке тоже стали меньше.
«Противный цветок!» — Снова закричала Дюмовочка, и тот опять стал меньше. И тут девочка поняла, что это не цветок с горшком становятся меньше, а сама она растёт.
Стала Дюймовочка ругать всё и всех вокруг и расти-расти-расти.
Вскоре она стала такой высокой, что её даже взяли играть в школьную команду по баскетболу — в той самой школе, куда Дюмовочку раньше приносила в пенале на уроки бывшая подружка. Бывшая — потому, что друзей у Дюймовочки не осталось…
Сказка о рыбке и её зонтике
Однажды у одной модницы-рыбки украли зонтик. Очень она расстроилась — ведь зонтик по цвету так гармонировал с её переливающейся чешуёй.
К тому же это был автоматический зонтик — стоило нажать плавником на кнопку, и он раскрывался.
Это свойство зонтика не раз спасало жизнь рыбке, когда она заплывала туда, куда заплывать не стоило и где её запросто могли проглотить. Но рыбка лёгким движением плавника нажимала на спасительную кнопку и вместе с зонтиком застревала поперёк горла у неудачливого живоглота.
В солнечные дни зонтик сливался с поверхностью тёмного дна, и рыбку никто не видел. Зато она видела всё, выглядывая из под зонта.
И вот такую необходимую рыбке вещь украли…
Ей хотелось громко закричать, но ведь рыбы немые. Рыбка плакала от горя, но слёз её никто не видел — ведь вокруг была вода.
А ещё говорят: «Нужен, как рыбе зонтик»
Сказка про тень
Тень. случалось, гуляла по ночам одна, поскольку ночью ей делать было нечего.
Кроме того, ночью, издали, в лунном свете тень иногда принимали за человека, и это льстило её самолюбию. Ведь больше всего — и в этом тень не признавалась даже себе — ей хотелось стать чем-то настоящим.
С приближением рассвета накатывала тоска. А тоска у тени — это не тоска у человека — это гораздо сильнее. Тень была готова даже грызть камни, но зубы скользили по поверхности, не оставляя следа…
А знавала тень и лучшие времена…
Когда-то она была тенью Судьбы, но за использование служебного положения в корыстных целях была сильно понижена в должности и стала обычной тенью.
Хорошо, что ещё так обошлось — легко отделалась. А то ведь могли отправить в Ад Теней — темную зеркальную комнату без единого лучика света, где бесчисленное число раз отражённая в зеркалах чёрная пустота заставлала непрерывно вопить от ужаса безнадёжности любую — даже самую «крутую» тень.
Самым унизительным в её теперешнем положении было всегда ползти. Ползти по земле, по стенам домов, по деревьям… Ах как она завидовала миражам которые «летали».
Ладно — стиснув зубы, думала тень — пока я ползаю в грязи, но я заползу так высоко, что буду сверху смотреть на всех.
— Придёт ещё моё время — громко крикнула тень
— Время… время.. время — повторило эхо
— Всё не так уж плохо — ухмыльнулась тень — если сравнивать с положением эха, тем более эха тени…
Александр Левинтов
Классикой по классике
наша Таня громко плачет:
генерал на ней не скачет,
а Онегин, вертопрах,
снова числится в бегах
* * *
идёт поэт, шатается
меж кабаком и девками:
ох, денежки кончаются,
с последними запевками
* * *
как-то поздним вечерком
выхожу один я на дорогу,
глядь, а под любым кустом
стол и тёплая берлога
* * *
я с теми, кого обуяла месть,
мечтая, что вечен Путин,
отечество славлю, которое ест,
хоть путь до корыта так труден
Урок теоретической физики
бозон Хиггса не имеет спин —
кто бы мог подумать, блин?
и на каждого бозона
тратят парочку глюонов:
на хрена?!
* * *
под Женевою коллайдер
запустил не наш провайдер,
и гоняют в нём частицы,
распуская небылицы —
на хрена?!
* * *
струны стонут, словно чайки,
нам без них загнули гайки,
Космос долбят сгоряча,
непонятно лишь на ча
и на хрена?!
* * *
если б физик-теоретик
жил, как все, и без патетик,
мы б дожили до конца,
не теряя, блин, лица,
а всё это — на хрена?!
И развлекательно и мудро.
Большое спасибо всем авторам и редакции.
Хороши ненаписанные мемуары! Откуда они взялись у автора, если он их не писал? Секрет фирмы. Возможно, из левого кармана. Или из правого. Но в любом случае, они сдобрены точными деталями, атмосферой знакомых ситуаций и неизменной порцией юмора. Многое узнаваемо и наводит на разные полезные мысли. Отличная работа, Борис!
Самуил Кур
5 апреля 2020 at 23:42 |
==
Спасибо вам, дорогой друг …
Борис Тененбаум
«… как указывал в своей телеграмме главкому Южного Фронта В.И. Ленин, белая конница против низколетящих самолеов бессильна…»
Подобные низкопробные пропагандистские перлы,. особенно в самодеятельных заводских мало тиражках, не вызывают удивления. Типичное для совковой поры явление. Их и читали в основном сами сочинители.
Прочие фрагменты специфики совкового бытия метко отражены уважаемым автором.
Так мимоходом, как бы в шутку, получилась подборка на веселую и интересную книжку. 1% от 1% прочтет.
Ох, как хорошо! И нет смысла выделять лучшее vs. хорошее.
Б.Т., т.е я сам:
«… если вы пишете стихи, или некую прозу, которую вы находите серьезной — можете рассчитывать на внимание 5% от 5% ваших соотечественников, да еще и конкурируя при этом с несколькими тысячами других авторов. И успехом будет 1% от 1% …».
==
Удивительно! Мой «Черчилль» официально разошелся в количестве 16 тыс.копий. Если принять во внимание, что в мире примерно 160 миллионов читающего по-русски народа, то выходит одна книга на 10,000 человек, или 1% от 1%.
Как в воду глядел …
Б.Тененбаум
— 2020-04-05 04:37:
… «Черчилль» официально разошелся в количестве 16 тыс.копий. Если принять во внимание, что в мире примерно 160 миллионов читающего по-русски народа, то выходит одна книга на 10,000 человек, или 1% от 1%.
Как в воду глядел …
====
Стоит прибавить ещё одну, привезённую в Австралию. 🙂 160001!