А если вырвется на волю, / считай, что очень повезло. / Что остаётся кроме боли? / Любовь, надежда, ремесло…
И звёзды я трогал рукой
Анатолий Нестеров
Долго бился за правду
с кем-то я в унисон.
Оказалось: не прав я…
Правды нет -только сон.
А взамен её — мука,
тяжело с нею жить.
Правда, правда-разлука
от сегодняшней лжи.
Я смирился и право,
мне узнать не дано,
что я умер за правду
очень-очень давно.
* * *
Что в этой жизни остаётся?
Всё меркантильность, суета…
И лишь порою жалко бьётся,
в капкан попавшая мечта.
А если вырвется на волю,
считай, что очень повезло.
Что остаётся кроме боли?
Любовь, надежда, ремесло…
Но так расплывчато и зыбко
уставшая маячит цель.
… А на ветру скулит калитка,
как пёс, посаженный на цепь.
* * *
Что цыганка мне нагадала —
не сбылось, ничего не сбылось.
И несбыточно над годами
предсказание пронеслось.
К этим играм я не причастен,
захлестнула другая волна.
… Иногда мне кажется счастьем
то, что жизнь нам однажды дана.
* * *
Отплясали дни-скоморохи,
клоунада сошла на «нет»
как вчерашние «ахи», «вздохи»…
Не поймёшь: где поэт — не поэт…
И в плену пустозвонных оргий,
кто мог думать, что это — миг!
Отшумели давно и восторги,
только бродит по жизни миф.
А когда наступают тучи
не на небе, в душе — комок…
Мне приходит на помощь Тютчев,
а ему помогает Блок!
* * *
Вдоль обочин кусты смородины
убегают дружной гурьбой.
Ах, ты Родина, милая Родина,
что мне делать, скажи, с тобой?
Больше чёрного, меньше белого,
реже радость спорит с тоской.
Ах, ты Родина, что ты сделала
и не только с одним со мной?
Вдоль обочин кусты смородины,
поезд мчится из кутерьмы…
Ах, ты Родина, милая Родина,
на обочине жизни и мы.
* * *
Та прошлая жизнь улетела,
распалась, куда-то ушла…
Чего-то иного хотела,
наивно мечтая, душа.
Я жил! Жил весёлый и юный,
не зная, что значит покой.
Звенели от зноя июни,
и звёзды я трогал рукой.
Совсем я не думал о счастье,
не знал об изменах и лжи.
И жил без любви настоящей,
представьте, прекрасно я жил.
Плевал на чужие победы,
своим было тесно в груди…
Но я одного лишь не ведал,
что всё впереди, впереди…
* * *
Декабрь лютует! Лютует!
И снег под ногами хрустит,
как будто зима салютует,
как будто бы осень грустит.
И в этих морозах суровых
понять и увидеть должны:
глаза — неизбежность сугробов,
душа — неизбежность весны.
* * *
Что ж, теперь ничего нам не надо,
пусть за глупости мстят мне года.
Листья юного нашего сада
улетели, не знаю,— куда!
И опять, и опять бестолково
всё бросаю я в прошлое взгляд,
устремляясь за листьями снова,
будто можно вернуть их назад.
Вслед за листьями — дни, наши годы,
всё равно я доволен судьбой,
потому что смешны все невзгоды,
если в жизни мы были с тобой.
* * *
Пока наш добрый шар земной
ещё вращается,
не уходи… Побудь со мной —
грехи прощаются.
Немало в жизни было бед,
они встречаются…
Ошибки, как шипы, в судьбе
ещё прощаются.
И только дней прошедших боль
упорно возвращается:
была расстреляна любовь,
а это не прощается…
* * *
Я счастлив был прежде,
хоть бедно я жил.
Щепотка надежды-
хватало мне сил.
И корочка хлеба,
пленительность звёзд.
И нежное небо —
без туч и без гроз.
Всё стало богаче
сейчас для меня.
Но дни мои плачут
о прошлых тех днях.
* * *
Моя душа вольна…
Вольна
закатам и восходам.
Моя душа больна…
Больна
разлукой и свободой.
Внезапно, выйдя из игры,
поймёшь,
забыв все муки,
что дремлет в счастье до поры
тень будущей разлуки.
Уста августа
Уста августа
чуть прохладные,
пахнут рыжиками и яблоками.
То ль по Волге,
а то ль по Ладоге,
то ль на лодке,
то ли на ялике —
прикоснуться б к воде августовской,
к пролетевшему летнему свету…
Породниться с душой августовской
и почувствовать опыт лета.
В душе августа
осень пульсирует
и деревья вот-вот
листья сбросят.
Как не хочется
катапультироваться
мне из августа —
в осень!
Нелюбимая
Всегда смущённо и застенчиво
меж разных судеб, меж людьми
несчастно, одиноко женщина
металась в поисках любви.
Ей было так необходимо
кого-то встретить, с кем-то быть,
чтоб стать единственной, любимой
и чтоб самой всегда любить.
Судьба жестока без причины,
а радость промолчит в ответ…
Когда чужие все мужчины,
в душе всегда покоя нет.
То с тихой грустью, то в отчаянье
идёт от счастья вдалеке
по жизни женщина печальная,
и не любимая никем.
* * *
Иногда вдруг пронзит порою:
признаём пораженья свои,
как случилось с тобой, со мною —
мы несчастные дети любви…
И не в силах помочь я словами,
и бессильны молитвы твои,
и преследует нас временами
тень несбывшейся нашей любви…
* * *
Ах, какие промчались года,
презирая в жизни ушибы.
Я теперь не верну никогда
эту радость моих ошибок.
Пусть обманчиво нас поезда
уносили в наивные дали.
Я теперь не верну никогда
эту радость моих печалей…
* * *
Я чувствую всегда вину,
когда друзья уходят раньше,
как будто предал их в плену,
как будто обманул на марше.
На марше жизни все равны,
бессильны все перед судьбою.
… И в этом нет моей вины,
но сердце… сердцу нет покоя.
* * *
Дождик цедит и цедит,
грусть-тоску навевает.
Возле кладбища церковь,
где надежда витает.
Нараспашку здесь двери,
не заметишь улыбки.
Воздаются по вере
и грехи, и ошибки.
Это только лишь прежде
жизнь казалась, как пламя…
Отлетали надежды,
насмехаясь над нами.
Там, где церковь — ограды
и мечта, и тревога…
Для души — верить надо,
даже если нет бога.
* * *
«Ни тоски, ни любви, ни обиды…»
Александр Блок
Ни любви, ни богатства, ни славы
ничего не хочу я теперь.
Неужели под шелест дубравы
приоткрыл я последнюю дверь?
Отзвенела и радость свиданий,
грустно канула в шёпот листвы…
Только бледная тень от желаний,
только боль от погасшей любви.
БЕЗУМСТВО
Безумство ковыряться в прошлом:
куда ни кинь— одни грехи.
Совсем не так полжизни прожил,
совсем не те писал стихи.
И все стремления напрасны,
коль перед будущим слепы.
Мне в этой жизни всё подвластно,
всё — кроме собственной судьбы
* * *
Когда владела мной тревога
и близким я помочь не мог,
я помощи просил у бога,
но не услышал меня бог.
Тогда, сомнения отбросив,
ему, я понял, наплевать. . .
И как теряет листья осень,
я веру в бога стал терять.
У каждого своя дорога:
безгрешная или грешна.
Но только слабый верит в бога,
а сильным вера не нужна.
* * *
Ольга… Оля… боль… ольха…
Жизнь, как выйдет…
Смерть — одна!
Без тебя дожди — снега!
Солнце без тебя — луна!
Жизнь проходит…
Смерти нет,
всё валяет дурака.
Глупых обретений свет
манит нас издалека.
Уплывает силуэт,
как танцовщицы Дега…
Встречи нет…
Разлуки нет…
Ольга… Оля… боль… ольха…
* * *
Не мечтай о постоянстве,
всё понять и всё успеть.
Нам, в отпущенном пространстве,
жить дано и умереть.
И увидеть звёзд погрешность —
не сбываются мечты.
И принять, как неизбежность, —
жизнь короче клеветы.
* * *
В солнцебоком мае собирают мёд…
Не будите утром, может быть, я мёртв.
Осень наступила. Дворник листья смёл.
Не будите утром, может быть, я мёртв.
И зелёным летом — я транжир и мот —
не будите утром, может быть, я мёртв.
Разбудите утром звонкою зимой,
чтобы снег вращался буйно надо мной.
Чтоб звенела, выла, плакала метель
от моих печалей, от моих потерь…
* * *
Памяти поэта Евгения Шлионского
Этот меч занесен над всеми,
неизбежностью мстит своей.
Наступило грустное время —
я теряю лучших друзей.
В нас летят не шальные пули,
а болезни сражают теперь.
Мы за сорок едва шагнули,
как попали в объятья потерь.
Поднимаю горькую чашу
в память мёртвых по кругу живых.
До свиданья, Женя и Саша,
До свиданья, Володя Белых!
Вышло так: я вас первый бросил,
бросил смерти, а сам живу…
Выхожу я сегодня в осень
и в ладони ловлю листву.
Снова прошлое я увидел,
жизнь прожитая вдвое ценней.
Нанесённые мной обиды
бумерангом вернулись ко мне.
Стала пухом земля вам.
Спите.
Я могилы друзей ищу.
И шепчу я: «Меня простите…»
И шепчу я: «Себя не прощу…»
* * *
Исконно русские стихи —
исконно русские грехи
царю молиться, Богу,
в поклонах биться.
И радости, и боли —
молиться.
И руки вновь заламывать,
и уходить в монахи.
Пытались зря замалчивать
стихи монархи.
С убийственностью страстной
решётками крестили.
Есть грех!
Грех самый страшный:
сама
себя
сечёт
Россия!
Земля в орбите войн и бед
и гибнут до сих пор ребята,
когда расстрелянный рассвет
становится закатом.
Касаться лбами пола,
упасть в грехах на снег?
Но чей-то крик напомнит:
— А Бога нет!
И если надо перед Богом
держать ответ за каждый вздох,
а каждый вздох выходит боком,
то мне такой не нужен бог.
* * *
Как обманчиво время,
всё спешит и спешит…
И смеётся над всеми,
вместе с нами грустит.
И удачи, невзгоды
где-то там— в стороне.
Дни, минуты и годы:
все смешались во мне.
Суета всё и смута,
нет ни правды, ни лжи…
Пусть продлится минута,
в ней вместилась вся жизнь.
* * *
Горите мои тетради…
Пламя щекочет ладонь.
Не честолюбия ради
я разжигаю огонь.
Словно сухие поленья,
потрескивают листы —
юношеские откровенья,
возвышенные мечты.
Смотрю на огонь с тревогой…
Чего я от жизни жду?
Я знаю, что я не Гоголь,
но рукопись тоже жгу.
Воронеж— Мандельштам…
«Пусти меня, отдай Воронеж,—
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернёшь —
Воронеж — блажь, Воронеж — ворон, нож!»
Осип Мандельштам
Воронеж… ворон — ёж и нож!
Зачем настырно и упрямо
По страшной памяти ведёшь
Меня ты в ссылку Мандельштама,
Где он по улицам твоим
Бродил, а я по ним летаю.
И до сих пор гортанный дым
От папирос его вдыхаю.
Доверившись объятьям слов,
Не чуя собственной страны,
Не знал — за тысячи шагов
И речь, и мысль его слышны.
Начало мести— из Москвы,
Она неслась по следу ловко.
Воронеж выронил..
Увы!
Воронеж -только остановка.
Что жизнь… крути иль не крути,
Всегда расплата за победы.
Прощай Воронеж…
смерть в пути,
Но Мандельштам ещё не ведал.
* * *
Осень — Муза листопада,
листьям хочется лететь
за пределы той ограды,
где нельзя увидеть смерть.
Боже мой, и я не верил
в завтра, свой бросая взгляд,
что печали и потери —
это тоже листопад.
И в загуле листопада
мне подумалось о том —
чем чувствительнее радость,
тем грустнее боль потом.
Листья летят
И снова листья падают,
как сотни лет назад.
Как позывные радио,
они летят…
Летят
над сонною Вселенною,
немыслимой гурьбой,
над всякими антеннами
и над моей судьбой.
Над муками любимой,
над радостью детей,
над грустной Хиросимой…
Скорей!
Скорей!
Нас осень грустью красит.
Просвечивая век,
сейчас горит не красный —
осенний жёлтый свет.
Прохожие, как ламы,
у них серьёзны лица.
…Как бабочки на лампу,
летят на осень листья.
Уваж-ый Яков, в поэзии/прозе нет “провинции” (imho :)).
Это становится понятнее на Западе.
Оставив позади границу, многое проясняется. М.б., по этим причинам “великий кормчий”, понимавший в стратегии (и тактике) сохранения власти больше, чем военный стратег Троцкий, устроил чистку в 47-ом.
Отвернувшись от политических страстей и вернувшись к стихам А.Т., следует признать, что провинциальность, или, если не бояться замусоленного столичными снобами слова “местечковость”,
провинция и евр. местечки были не беднее столиц. Из местечек и провинции, особенно – из Южно-украинско-молдавской ЧЕРТЫ, вышло немало достойных литераторов, украсивших столичные журналы и т.д. Возможно, и А.Т., со временем, также проявится неожиданным для нас образом.
Обязательно!Обязательно проявится. Местечковость, провинция всегда мне нравилась больше. Да ведь я и сам — провинциал)))https://www.proza.ru/2016/08/21/1375
В местечковости больше искренности, меньше тщеславия.
Чистый голос провинции
«Дактилоскопи;я (от греч. ;;;;;;;; ; палец и ;;;;;; ; смотрю, наблюдаю) ; метод идентификации человека по отпечаткам пальцев (в том числе по следам пальцев и ладоней рук), основанный на уникальности рисунка кожи. Широко применяется в криминалистике».(Википедия)
Дактилоскопия — наука относительно молодая, далеко ей до литературоведения. Но как ни странно, между этими, казалось, абсолютно различными предметами науки, куда больше общего, чем различий. Как и дактилоскопия, литературоведение изучает следы, отпечатки, оставленные чёрно-белыми иероглифами на белоснежных страницах различных изданий престу…, простите, литераторами. Хороший литературовед сходу определит: вот этот след оставлен Вознесенским, а этот — Евтушенко отметился. Тут — Цветаева, а здесь -Лада Пузыревская . Да и не только литературоведы, но и въедливые читатели способны по отпечаткам определить автора. К примеру, даже старшекласники былых, ещё советских времён(про нынешних судить не берусь) сходу могли определить: «Ты жива ещё моя старушка…» — Есенин; «Я волком бы выгрыз бюрократизм!» — Маяковский. Речь конечно же об авторах талантливых, о тех, кто свой почерк имеет, свой «отпечаток». Что же до графоманов — эта плотва в безбрежном океане литературы своими опечатками любого литературоведа до Кащенки доведёт.
У каждого поэта несомненно свой почерк. Иной придумывает замысловатую словесную искусную вязь и достигает в этом вершин мастерства. Другой пытается постичь философию слова. Кто-то смело бросается в эксперимент и добивается совершенства. У каждого — свой голос. У каждого стремление сказать миру: «Я пришёл сказать вам СЛОВО!» Яков Каунатор.
У Анатолия Нестерова — свой отпечаток, свой голос в поэзии. И пусть не смущает читателя многократное повторяющееся «Я». Это вовсе не от эгоцентризма. Это нервный голос человека, пытающегося найти себя во времени. Не в прошлом, не в будущем, — в настоящем. Таком противоречивом, таком сумбурном, что определить себя в этом времени — задача не из лёгких. Над этой задачей ломали головы многие и многие.
Помните: «С того и мучаюсь, что не пойму, куда несёт нас рок событий.»(Есенин)
Ох, сколько же много поэтов задавались этим вопросом?
Поэзия Анатолия Нестерова напомнила мне ещё одного поэта русской провинции — Михаила Анищенко. То же самое, едва ли не в каждом стихотвотрении повторяющееся «Я»…
Я жить хочу, хотя и не умею…
Но, став травинкой, видимо, смогу.
И осенью спокойно пожелтею,
Как все другие травы на лугу.
А что душа? Душа душою будет.
И тихо воспаряя надо мной,
Она грехи навеки позабудет,
Как боль и страх – излеченный больной.
Михаил Анищенко
Коллега Яков К., открывший (- для меня) стихи Анатолия Нестерова,
прав, отталкиваясь в своём комментарии от С. Есенина. А чем
отличается воронежский поэт А.Н. от рязанского знаменитого
поэта? Заглянул в “Исконно русские стихи”:
* *
Исконно русские стихи —
исконно русские грехи
царю молиться, Богу,
в поклонах биться.
И радости, и боли —
молиться.
И руки вновь заламывать,
и уходить в монахи.
Пытались зря замалчивать
стихи монархи.
С убийственностью страстной
решётками крестили.
Есть грех!
Грех самый страшный:
сама
себя
сечёт
Россия!
Земля в орбите войн и бед
и гибнут до сих пор ребята,
когда расстрелянный рассвет
становится закатом.
Касаться лбами пола,
упасть в грехах на снег?
Но чей-то крик напомнит:
— А Бога нет!
И если надо перед Богом
держать ответ за каждый вздох,
а каждый вздох выходит боком,
то мне такой не нужен бог.
::::::::::::::::::::::::::::
Если танцевать от этой печки, можно отметить, что поэт А.Т.
ускакал далеко. Бога сменил с заглавной на маленькую.
Но и это можно понять/об’яснить, если поверить в тревоги поэта:
* *
Ольга… Оля… боль… ольха…
Жизнь, как выйдет…
Смерть — одна!
Без тебя дожди — снега!
Солнце без тебя — луна!
Жизнь проходит…
Смерти нет
ИЛИ:
* *
Когда владела мной тревога
и близким я помочь не мог…
“””””””””””””””””””
Однако, не запрыгивая слишком высоко, остановлюсь на:
В солнцебоком мае собирают мёд…
Не будите утром, может быть, я мёртв.
Осень наступила. Дворник листья смёл.
Не будите утром, может быть, я мёртв.
И зелёным летом — я транжир и мот —
не будите утром, может быть, я мёртв.
Разбудите утром звонкою зимой,
чтобы снег вращался буйно надо мной.
Чтоб звенела, выла, плакала метель
от моих печалей, от моих потерь…
::::::::::::::::: Должен сказать, что 2-ая подборка, особенно —
— “В солнцебоком мае собирают мёд”…понравилась много больше,
чем из 1-ой:
* *
Ветер ошарашивает,
как вино «Мадера».
А мороз раскрашивает
стёкла — так модерно!
Последнее – модерно, “В солнцебоком мае..” — поэзия. ImhО.
p.s. Цитата или строчка из Блока, Мандельштама – только цитата из…
Ничего блоковского, мандельштамовского у А.Т. не заметил. Но это и не обязательно.
Каждому, как известно, – своё.
Есть чёткая последовательность в русской поэзии. Странным образом, поэты разных эпох, разных поколений, но как созвучны они друг другу своим настроем. И Михаил Анищенко, провинциал из Самары, даже не из самого города, а из деревушки возле Самары говорит о том же…https://www.proza.ru/2015/08/07/1303