Приёмная была небольшая. Тут же на стене закреплены несколько крючков для пальто и курток. Это гардероб. Стол в приёмной заставлен картотеками, компьютерами. Картотеки стоят и по стенам до самого потолка. За столом — толстая тётя.
Age
Генрих Иоффе
Вообще-то я эмигрировать не хотел. Не желал. Чего я там не видел? Но жена моя — Мурка напирала.
— Совок ты и более ничего. Привык по всяким захудалым больничкам без толку шляться. У тебя глаза больные? Больные. А там, у них, знаешь как? Вставляют тебя в ультра-машину, каких у нас и не видывали. Р-р-р-аз, на кнопку нажали, пошло приятное журчание. 5 минут прожурчало — выходи. Вот все твои анализы, вот диагноз, вот рецепт. Принимай четверть капли в неделю и готов! Можешь заниматься своим бизнесом, если он у тебя, конечно, есть. Ну как, поехали?
— А откуда ты про эту ультра-машину знаешь?
— В заграничном журнале читала. В рекламном отделе.
— Ну, эти врать не станут. Поехали!
Приехали. Мурка, как более хваткая, звонит по телефону в госпиталь.
— Да, у него глаза. На завтра мы можем записаться? Что?! Только через три месяца?! Как так? Можно же ослепнуть! Д-а-а-а… Ну и ну… Что ж поделаешь… Записывайте.
— Что-то не похоже на то, что ты рассказывала, — говорю я Мурке.
— Просто очень много желающих попасть в ультра-машину, — говорит она. — Из всех нецивилизованных стран народ просто ломится.
— Ладно. Будем ждать. Мы привычные, в очередях выросли.
Прошло три месяца. Идём с Муркой в госпиталь. Поднялись на 3-й этаж. Несколько кабинетов. Шныряют врачи туда-сюда: зубной, ушной, глазной и делающий анализ прямой кишки. Все без халатов, в своей одежонке. Вспомнились наши «убийцы в белых халатах», говорю Мурке:
— А здесь, видишь, «неубийцы, но не в белых халатах». Почему они без белых халатов, а? Непорядок.
Она что-то хмыкнула, и мы встали в небольшую очередь в приёмную к глазному врачу, которого зовут Эдмон Стулкинд. Приёмная была небольшая. Тут же на стене закреплены несколько крючков для пальто и курток. Это гардероб. Стол в приёмной заставлен картотеками, компьютерами. Картотеки стоят и по стенам до самого потолка. За столом — толстая тётя. Локтями держит около ушей две телефонные трубки, пальцами одной руки стучит по клавишам компьютера, а другой рукой что-то пишет. С бумаги, лежащей у нее на коленях, считывает какой-то текст. В этот момент из другой комнаты вышел сам Эдмон Стулкинд. Движением головы показал нам, чтобы мы заходили к нему в кабинет. В волнительном ожидании встать в фантастическую ультра-машину, о которой рассказывала Мурка, я двинулся за ним. Мурка пошла за мной. Стулкинд не возражал.
В кабинете было темно. Стояло только кресло, мне показалось похожее на зубоврачебное. Я плюхнулся в него. Стулкинд придвинулся ко мне, приставив к глазам два светящихся прибора.
— Жалобы? — спросил он.
— Да так, ничего. Мушки только вот какие-то перед левым глазом летают. Вы уж великодушно извините, что беспокоим Вас по пустякам, — подобострастно забормотал я.
А как иначе говорить? Они — Запад, у них уьтра — машины, а у нас что? Вот и Горбачёв велел новое мышление запускать, чтобы политкорректность была.
— Мушки говорите, — переспросил Стулкинд. Сейчас разберёмся.
Он прильнул к своим окулярам, потом быстро повернулся на вертящемся кресле и сказал Мурке, указывая на меня и разведя руками:
— Age (возраст). Вот вам рецепт для капель, а ко мне в следующий раз — через шесть месяцев.
Я чуть не вывалился из кресла.
— Как через 6 месяцев?! За полгода… Позвольте спросить…
Но меня резко оборвала Мурка:
— Здесь спрашивает доктор, а пациент только отвечает на его вопросы! Так что помолчи.
Стулкинд согласно покивал головой и крикнул в приёмную:
— Следующий!
В кабинет уже вкатывали коляску с сидевший в ней бабулькой. Я взглянул на часы. Мы были в кабинете у Стулкинда ровно 3 минуты.
6 месяцев я нудил Мурке про Стулкинда:
— Так можно лечить, да? За 6 месяцев знаешь что может произойти? Не хочу даже говорить… А где твоя ультра-машина?
Мурка злилась:
— Тебя смотрел не наш коновал, а один из лучших западных специалистов. Чего ты хочешь? Он-то уж знает, когда прийти повторно. А машина… Будет и это.
Прошло шесть месяцев. Снова мы с Муркой в кабинете Стулкинда. Снова он упёр свои светящиеся трубки в мои глаза, посмотрел в них минуту и спросил:
— Ну как?
— Лучше, — сказал я.— Мушек нет, но появились мухи.
— Age, — разъяснил Стулкинд. — Возраст. В этом возрасте мухи пожирают мушек.
— Да, — ответил я, — мухам-то хорошо, а мне читать с мухами затруднительно.
— Перейдите улицу, там мой компаньон. Он подберёт вам очки и будет о’кей. А ко мне через 4 месяца.
Я посмотрел на часы. Мы были у Стулкинда две с половиной минуты. Перешли улицу, подобрали очки, заплатили 500 долларов и поплелись домой.
И прошло еще 4 месяца. Очки помогали мне все меньше и меньше, а в один непрекрасный день помогать перестали. Не было ни мушек, ни мух. Наступила тьма. Я ничего не сказал Мурке. Взял палку и, опираясь на нее, сам пошел к Стулкинду. Он встретил меня, как старого знакомого.
— Ну как, мух по-прежнему видите?
— Мух нет. А вот Вас вижу. Насквозь.
— Понятно: age.
Он повернул своё кресло и позвал из приёмной:
— Следующий!
А мне сказал:
— Вы ко мне — через год!
Генрих Иоффе: AGE
———————————————
Название рассказа, как явствует из текста, должно было быть Age, а не AGE.
Название рассказа, как явствует из текста, должно было быть Age
Вы правы, спасибо. Исправили.
Текст интересный, но не совсем ясен его жанр. Если это художественный юмористический рассказ — то это одно, а если «случай из жизни эмигранта» — другое. Если первое, то нет замечаний, но очень интересно. Если второе — то мог бы поделиться своим опытом лечения зрения, я ведь то же «человек не первой свежести»…