Прославляя час свиданья,
Чуя холод за спиной,
С чем сравню я обладанья
Счастье женщиной дурной?
Эти очи расписные,
Этот нежный, слабый рот,
Эти помыслы кривые,
Что ясны мне наперед,
Вижу все в тебе изъяны,
Беспощадный след иной,
Но сладка мне соль на раны,
Звук гитары за стеной.

Стихи

Владимир Захаров

Долой из памяти — навек!
Я не хочу, чтоб ты светилась
В моей душе, как этот снег,
Господь, яви мне эту милость!
Как много дней стоял мороз,
Но вот вчера весь лес растаял,
И падал дождь бессильных слез,
Один был вечер против правил.
И той слезою лес облит,
Всей веточкой обледененной,
Такой прозрачною стоит,
Себя забывшей и влюбленный.
И так мне внятен жизни гул,
Так неизбывна желчь былого.
Приди на память же, Катулл,
Приди, спасительное слово!
* * *
Прославляя час свиданья,
Чуя холод за спиной,
С чем сравню я обладанья
Счастье женщиной дурной?
Эти очи расписные,
Этот нежный, слабый рот,
Эти помыслы кривые,
Что ясны мне наперед,
Вижу все в тебе изъяны,
Беспощадный след иной,
Но сладка мне соль на раны,
Звук гитары за стеной.
Стала воском изумленье,
И, как дальний шум дождя,
Я ловлю чужое мненье,
Стороною проходя.
70 Владимир Захаро в Игра в бисер 71
* * *
Он был плохой и странный человек.
Когда он умер, многие об этом
не пожалели. Он внезапно умер,
все умерло — глаза, лицо и сердце,
но раньше,
как говорит наука, умер мозг.
Лишь пять минут понадобилось смерти,
чтоб совершить работу разрушенья,
огромные спалить библиотеки
и клетку пленной мысли превратить
в дерьмо. А узел гордиев страстей
был даже не разрублен, а расплавлен,
и в мире увеличилось ничто.
Да, вряд ли повторится этот мозг.
Он вечно звал куда-то, но куда?
И многие пеняли справедливо,
что нету у него своей программы,
что он пути отнюдь не предлагает,
а только зря смущенье вносит в души.
Звал — никуда. И сам вдруг стал — ничто.
Киев

Памяти математика Бориса Ни-
колаевича Делоне, по мотивам вос-
поминаний которого написано это
стихотворение
Как траурный гусар лежал в шинели,
об этом помнят годовые кольца,
большие куклы взрослыми любимы,
старухи черный берегли стеклярус,
морщины старика подобны трещинам коры,
он сединой напоминает зиму.
Все выжившие липы на бульваре
хранят в себе свинцовые отметки
старательным ученикам войны,
они припоминают сквозь дремоту,
как хлопает оторванная ставня,
как дико стынет месяц над предместьем,
когда с пустых просторов победитель
уносит жертвы уличных боев.
На карте в кабинете у отца
наколот был театр военных действий,
красавица сестра шуршала бантом,
большая кукла пряталась в шкафу.
Она сумела рассмешить матроса
и всех спасла,
когда пришли расстреливать семью.