Виктор Фишман: Главы из неоконченной биографии

Loading

Мы, её дети и внуки, никогда не видели её в печали. По её словам, на предприятии все её любили и уважали. Как было на самом деле, уже не узнаешь. Но, судя по отношению к ней соседей по лестничной клетке (в основном, это были её сослуживцы по работе), всё происходило именно так, как говорила мама.

Главы из неоконченной биографии

Виктор Фишман

 Виктор Фишман Глава первая
МОЯ МАМА. Неправильная фамилия

Эта первая глава книги посвящена моей маме. О маме я буду неоднократно вспоминать и в других главах. Если попытаться двумя словами охарактеризовать этого человека, то, скорее всего, подойдут слова бескорыстие и заботливость. Так она жила и по-другому жить не умела.

Моя мама всегда гордилась своей красивой девичьей фамилией — Вайсбанд, которая на русский язык тоже переводилась красиво: «Белый бант». Ещё красивее звучало сочетание имени и фамилии: Софья Вайсбанд.

Когда она вышла замуж за моего папу, в её паспорте появилась двойная фамилия «Фишман-Вайсбанд». Тогда очень модно было иметь две фамилии. Комики на сцене по поводу советских композиторов-песенников с двойными фамилиями даже шутили: «Римский, сами понимаете, Корсаков, Соловьёв, сами понимаете, Седой». За два года до смерти маме выдали заграничный паспорт для переезда на постоянное место жительства в Германию. В этом паспорте в графе «Фамилия» было написано «Fishman-Vaisband».

Тут впору упрекнуть сотрудников министерства внутренних дел Украины: хоть какое-то знание иностранных языков у них должно было быть. Ведь и по-английски, и по-немецки, «Вайс», то есть, белый, должно было начинаться буквой «W». Как можно было человеку с фамилией Вайсбанд, отправляющемуся на жительство в Германию, написать Vaisband вместо «Weißband». В немецких словарях вообще нет слов, начинающихся слогом «Vais…». На «Weis…» — есть, это — существительные «мелодия», «напев», прилагательные «мудрый», «белый» и тому подобное; а на «Vais…» ничего… Ну, как тут не подумать об антисемитских наклонностях «кое-где» и «кое-кого» (как пелось в популярном кинофильме 1980-х годов «Следствие ведут знатоки»)

Говорят, что предки всех европейцев, в том числе и ашкенази (то есть, субэтническая группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе), примерно 30 000 лет назад вышли из Кении и двинулись на север. Сколько раз нужно произнести или написать пра-пра…, чтобы добраться до своих прадедов или прабабушек, я не смог подсчитать. Да и зачем это делать, если я даже не знаю, как их зовут и где они родились.

Сохранившийся в семейном архиве самый древний исторический документ — это свидетельство о рождении мамы, датированное 23 августа 1918 года. Приведу полностью его текст:

МЕТРИЧЕСКАЯ ВЫПИСЬ

Радомысль, 1918 г. августа 23 дня (под ним что-то непонятное, расплылись чернила!) — 5 дня.

Дана сiя метрическая выпись в томъ, что въ метрической книге еврейского населения по г. Радомысль за тысяча девятьсот восьмой (1908) годъ, ч.I о родившихся женской графы, под № сто двадцать восемь (далее расплылось…) следующая запись: «1908 года марта 3 дня в городе Р-А-Д-О-М-С-л-е от отца мещанина Гусин…(конец слова размыт) (начало слова размыто)… ства Овручского уезда Герша Шимоновича Вайсбанда и матери Мейты — Ба (конец слова размыт) Аврум Овсеевны родилась дочь и наречена именем Софья.

Выдано для предъявления в учреждения, освобожден. от взносов.

Радомысльскiй Общественный раввинъ
подпись

Рядом с подписью раввина — круглая печать коричневого цвета. В верхней полусфере печати: «Радомысльскiй Общ. Раввинъ»; в нижней полусфере — «М. Н. Шнеерсонъ»; а в центре печати — «Пот. Почет. Гражд.», что нетрудно перевести, как «Потомственный почетный гражданин».

Здесь нельзя не рассказать о личности раввина, поставившего свою подпись под копией метрики о рождении моей мамы. Хотя в семейной саге этому рассказу как будто бы и не положено быть.

Этот выходец из любавической династии раввинов был дальним родственником основоположника династии, раввина Шнеур-Залман из белорусского местечка Ляды.

Еще в 1800 году (когда сегодняшний город Радомышль именовался как Радомысль) раввин Шнеур-Залман перегруппировав буквы в пророчестве Йешайи, предрек неизбежный крах империи Наполеона и потребовал «не мириться с кровожадным и самонадеянным гордецом». Старый ребе предостерегал: «Если победит Наполеон, богатство и положение евреев хоть и увеличатся, зато отдалятся сердца их от Отца нашего Небесного». В 1812 году он призвал иудеев всячески помогать России в войне с Францией. Вслед за отступающей русской армией, старый и больной, он с семьей ушел на восток, заявив: «Мне милее смерть, нежели жить под властью безбожника и видеть бедствие моего народа». А после взятия Бонапартом Москвы ребе предсказал его бегство и поражение. Вот какой человек поставил свою подпись под выпиской из «книги еврейского населения города Радомысль».

Эта метрическая выписка имеет номер 382; на выписке две прямоугольные печати: «Паспорт выдан в 1933 году, г. Днепропетровск» и «Паспорт выдан 1950».

У Герша Шимоновича и Мейты Аврум Овсеевны кроме дочери Софьи было три сына — Самуил, Муня и Семён, и младшая дочь Рая.

Итак, мама родилась в Радомысле. Хроники сообщают, что первое название этого поселения было Мическ (Мыческ). И происходило этот название от реки Мика, которая здесь протекает. С XVI века Мическ упоминается как Радомысль. Ко времени рождения девочки Сони город относился к Киевской губернии.

А когда на свет появился автор этих строк, мой дед Герш Шимонович Вайсбанд и моя бабушка Мейта (назовём её так для сокращения) уже давно жили в Киеве. Деду тогда было около 70 лет, а бабушке примерно 65 лет.

Когда и почему они переехали в столицу Украины? Думаю, что это было связано с погромами во время Гражданской войны. В Киеве было спокойнее, чем в небольших городках и посёлках.

Первые массовые погромы начались накануне 1919 года, Ареной их стал родной для деда Герша Овручский район Волынской губернии. Больше двух недель еврейское население страдало от погромов петлюровского атамана Козырь-Зирки. Убийства продолжались до середины января и закончились расстрелом в здании вокзала 32 человек. А в Радомысле, где насилия над евреями приняли хронический характер с марта того же 1919 года, погромы продолжались, как свидетельствуют хроники, более месяца. Орудовал здесь бандитский отряд Соколовского. Думаю, что после временного затишья семья Вайсбанд переехала в Киев.

Последний, перед их расстрелом в Бабьем яре, был адрес: Киев, Ярослав Вал, дом 11. Сюда меня и мою сестру-близнеца Неллочку привезли в гости из Днепропетровска примерно в 1937 году. И сюда же прибыла моя двоюродная сестра Броня: дочь маминого брата Семёна. Броня хорошо помнит, что в их семейном альбоме была милая фотография: она — в центре, а по бокам — я и Неллочка.

Перед выездом в Германию на постоянное место жительства Броня тяжело заболела. Документы, вещи и фотографии собирал её муж; всё, что показалось ему ненужным, было выброшено. Так пропала и упомянутая фотография.

Мама рассказывала, что после войны, попав с оказией в Киев, пришла по знакомому адресу на Ярослав Вал, дом 11. Многие соседи узнали её. Узнали и рассказали следующее. Дворник несколько дней прятал семью Вайсбанд у себя в подвале. Поэтому в первый этап массового расстрела евреев они не попали. Пробыли они в этом подвале дней десять: ровно столько, сколько хватило у них денег и небольших семейных драгоценностей для задабривания дворника. А потом он просто сдал их украинским полицаям.

В квартире, где ей всё это рассказывали, мама узнала комод родителей, бархатную скатерть на столе и ещё какие-то вещи. Соседи неловко оправдывались: «Не пропадать же добру!». Мама ни слова не сказала им и вышла, чтобы выплакаться на улице.

12 декабря 2007 года я получил письмо из музея Яд Вашем (Yad Vashem. Post Office Box 3477 Jerusalem, Israel 91039). Вот его текст:

Уважаемый г-н Фишман,

Спасибо Вам за присланное письмо с просьбой получения информации о гибели ваших дедушки и бабушки Вайсбанд Герш и Мейта, расстрелянных в Бабьем Яру в 1941 году.

Прилагаются: Копии из Книги Памяти, посвященных памяти убиенных в Бабьем Яру в 1941 году.

В нашем Зале Имён хранятся Листы Памяти…

Всего доброго.
С уважением
Бэлла Нохам
Архив

В приложенной русской копии на странице 83 из «Список имён жертв Холокоста из книги «БАБИЙ ЯР», изданной в Иерусалиме в 1981 году, значатся Вайсбанд Герш и Вайсбанд Мейте; на английской копии, на странице 168 — Vaysband Gersh и Vaysband Menta.

Вечная память вам, мои дорогие.

«Пароход белый-беленький…»

Когда нам было лет этак по 50, и все уже обзавелись семьями, у нас образовалась интересная компания. Об этом я расскажу в другой главе. Собиралась наша компания по праздникам, дням рождения и по другим поводам. И принято было хором исполнять любимые песни каждого из присутствующих. Почему-то моей любимой песней тех лет была песня Владимира Маркина «Палуба»:

«Ах, ты палуба, палуба,
Ты меня раскачай.
Ты печаль мою, палуба,
Расколи о причал…»

Лишь теперь я придумал объяснение этому. Потому что раньше не задумывался.

Мама рассказывала мне красивую историю о том, как она познакомилась с папой на пароходе, который плыл по Днепру из … Впрочем, Соня любила и умела фантазировать. Познакомиться с молодым человеком на палубе парохода — это так романтично! Тихая вода журчит и отображает береговые огни; вокруг тишина, слышно лишь, как лопасти колес хлопают по воде. Проходит капитан, и, улыбнувшись, отдаёт честь стоящим у поручней двум влюбленным. Молодая женщина в белом фланелевом костюме, на пиджаке в талию — крупные белые пуговицы в два ряда; черные волосы забраны в жгут вокруг головы. Во что одет мужчина — я не могу себе представить: я его не помню; он умер, когда мне было два года и два месяца.

Но вернёмся к пароходу, который нёс по Днепру моих маму и папу…

Они зарегистрировали брак в Киеве 19 октября 1932 года. Загс располагался на бульваре Шевченко. Влюбленные мама и папа после загса выпили по бокалу шампанского в ближайшем кафе. А потом в квартире родителей, на Ярослав вал 11, скромно отметили бракосочетание.

Её величество Интуиция подсказывает мне, что после заключения брака мама и папа совершили свадебное путешествие на пароходе из Киева в Днепропетровск. И всё остальное было точно так, как рассказывала мама: и капитан в белом кителе, и хлопанье колёс парохода, и отблеск огней в тихой воде…

Представляю себе, как они плыли на пароходе и мечтали о будущем. Наверное, говорили о том, что у них будет не менее двух детей, что они построят себе квартиру в центре города, а на следующее лето обязательно поедут отдыхать в Сочи. Загадывать ещё дальше не было смысла: всё должно сложиться само собой.

Проспект Карла Маркса

Действительно, летом 1933 года мама и папа впервые вместе провели свой отпуск в Сочи. Подобралась интересная компания: шестеро мужчин и одна женщина — красавица Соня. Все вместе любили фотографироваться. У нас в семейном альбоме храниться несколько таких фотографий. На обратной стороне одной из них мама карандашом написала: «Неллочке и Вите. Это я с Петей впервые на курорте. Сочи, 1933 год». Будто знала, что когда её уже не будет, эти сведения потребуются мне…

Странно, что эта компания молодых людей любила фотографироваться в экстремальных условиях: то на скале, то на самом краю обрыва. Будто предчувствовала, какие не простые предстоят события…

В те же первые годы совместной жизни мама и папа вступили в первый в Днепропетровске жилищный кооператив. Назывался он (со слов мамы) «Дом специалистов». Место для строительства дома выбрали самое престижное: на углу проспекта Карла Маркса и улицы Кирова. Тогда адрес этого дома был такой: проспект Карла Маркса, дом 2. Сегодня этот дом имеет номер 20, а проспект переименован и назван именем академика Дмитрия Яворницкого.

Наша трёхкомнатная квартира располагалась на первом этаже в той части дома, которая ближе к Октябрьской площади. Такое расположение дома и квартиры обусловило её востребованность: она стала местом сборища интеллектуалов. Семьи Ханина, Леховшиных, Рогальского и других научных сотрудников из близлежащих институтов постоянно отмечали здесь пролетарские и международные праздники и дни рождения. У многих из этих молодых людей своей квартиры ещё не было, а мои мама и папа были радушными хозяевами.

На сохранившейся фотографии я вижу большой стол в гостиной нашей квартиры, за которым сидят молодые мужчины и женщины. Папа и мама сидят порознь, видимо, чтобы было удобнее ухаживать за всеми гостями. На столе — закуски, вино, бокалы; на окнах — красивые гардины; через несколько лет мама будет менять их на продукты питания. А пока все счастливы, пока всем кажется, что судьба в их руках…

В моей памяти сохранилось совсем не много детских довоенных воспоминаний. После завтрака нам с Неллочкой в обязательно порядке приходилось выпивать по большой столовой ложке рыбьего жира. Этот неприятный вкус и запах помню до сих пор! Бабушка нас жалела и давала закусить рыбий жир кусочком селёдки.

В доме были разговоры о некой фребеличке, у которой своя методика воспитания таких маленьких детей, как мы с Нелолочкой. Много позднее я понял, что так называли женщину, которая использовала методику Фридриха Вильгельма Августа Фрёбеля (1782–1852) — немецкого педагога, теоретика дошкольного воспитания, создателя понятия «детский сад».

Помню я и о необыкновенном, как мне тогда казалось, путешествии, которое я совершил в пятилетнем возрасте. Меня выпустили гулять во двор того же дома на проспекте Карла Маркса. Во дворе никого не было, мне стало скучно, и я решил сам пойти в гости к тёте Буле. Эта тетя, сестра моего отца, жила в небольшом одноэтажном доме, как я позже установил, по адресу: улица Клары Цеткин, дом 1. По взрослым меркам, совсем рядом с нашим домом.

Видимо, мама водила меня туда не раз, потому что шел я спокойно и уверенно. Заходил ли я по дороге куда-то ещё, я конечно, сейчас не помню. Но когда меня хватилась бабушка, я ещё не дошел до тёти Були. Туда она и не думала звонить. Бабушка начала опрашивать соседей, вышла со двора на улицу, стала опрашивать милиционера, который стоял возле нашего дома, не видел ли он маленького мальчика. Милиционер ответил, что мальчиков вокруг много, и он не обязан следить за каждым.

Представляю ужас бабушки, которая не знала, что она ответит маме, когда та придёт с работы домой. В это время я благополучно пришел к тёте Буле. Она очень обрадовалась, обняла меня и стала говорить:

— Ну, и где твои мама и бабушка?

Она была уверена, что взрослые спрятались за углом, чтобы сделать ей сюрприз. Когда же она узнала, что я пришёл один, она бросилась к телефону звонить ко мне домой. Мол, я никуда не делся, нахожусь у неё живой и здоровый.

Помню ещё, что я и моя сестра Неллочка ходили в детский сад, который размещался прямо во дворе нашего дома. Помню, как упал с детской кровати. След от того события ношу с собой до сих пор: у меня выщерблен кусочек хряща на левом ухе. Помню, как меня укусила большая собака в нашем дворе, и мне делали очень болезненные уколы в живот. А вот от чего я начал заикаться -то ли от падения с кровати, то ли от нападения собаки — не знаю до сих пор.

О начале войны я ничего не помню. Не помню волнений мамы по этому поводу, не помню сборов в эвакуацию.

Из квартиры в доме на проспекте Карла Маркса в августе 1941 года я с маленьким чемоданчиком вышел в сопровождении мамы и Неллочки. Эвакуировавшихся вместе с нами родителей отца, скорее всего, ещё раньше отвезли на вокзал на машине. Мы шли пешком через Мерефо-Херсонский мост к станции Нижнеднепровск-Узел. Там формировался эшелон, куда погрузили все оборудование завода имени Артёма, на котором работала мама. С этим эшелоном наша семья приехала на Урал, в маленький посёлок Очёр, принадлежавший тогда Молотовской области.

Практически никаких впечатлений об этой длительной поездке я моей памяти не сохранилось. И не знаю, действительно ли я запомнил, или это навеяно позднейшими рассказами мамы, как над нашим эшелоном летали немецкие самолеты, как мы выбегали из вагонов и прятались в овраге возле насыпи во время бомбежки поезда.

Больше никогда нам не давали рыбий жир, и никто уже не упоминал о таинственной фребеличке…

Ну, а что до романтической истории по поводу знакомства моих родителей на пароходе… Наверное, так маме было легче вспоминать их короткую, уложившуюся всего в четыре года, но наполненную счастьем семейную жизнь.

Своими руками

Сколько я помню и знаю мамину жизнь, она всё время работала. Пиком её трудовой деятельности можно считать работу в должности начальника сектора по учету цветных и драгоценных металлов на закрытом предприятии «п/я 210» в городе Днепропетровске. Она не раз ездила в Москву, в военное ведомство, и защищала там интересы своего предприятия в части расходования этих материалов. Насколько я знаю, почти всегда успешно.

Мы, её дети и внуки, никогда не видели её в печали. По её словам, на предприятии все её любили и уважали. Как было на самом деле, уже не узнаешь. Но, судя по отношению к ней соседей по лестничной клетке (в основном, это были её сослуживцы по работе), всё происходило именно так, как говорила мама.

Здесь нужно привести несколько примеров её отношения к внукам. Однажды её десятилетний внук Петя, мой сын, поделился с бабушкой своей мечтой:

— Бабушка Соня, мне хотелось бы развести ночью костер на берегу реки…

Тогда моя мама ничего ему не ответила, но однажды летом, в субботу утром, приехала к нам и сказала:

— Мы едем с Петей в Орловщину.

Они добрались в Орловщину на автобусе. Потом пришли на берег Самары. Мама и Петя собрали в ближайшем лесу сухие сучья, и разожгли большой костер. Дело уже было к вечеру. Мама постелила на земле захваченный с собой небольшой коврик, сняла с себя кофту и курточку, укутала и укрыла Петя. Петя заснул, а она всю ночь сидела у костра и подбрасывала в него сучья, чтобы внук не замерз.

Её внуки жили в разных городах — в Днепропетровске и в Волгограде, но она умудрялась оказывать всем одинаковое внимание. В 1969 году бабушка Соня с двумя внуками — 7-летним Мариком и 13-летним Петей — поехали в Геленджик. На черно-белой фотографии той поры запечатлены два двоюродных брата, стоящих в черноморской воде. А по окончании отдыха бабушка Соня отправила старшего внука домой на самолете, а сама повезла Марика в Волгоград.

Петин рейс начинался из Краснодара и проходил через Ригу, Днепропетровске и Симферополь. При подлёте к Симферополю бортпроводница задала пассажирам вопрос:

— Кто летит до Днепропетровска?

Никто из пассажиров не откликнулся. Петя тоже промолчал, так как думал, что его это не касается. Тогда бортпроводница подытожила:

— Значит, в Днепропетровске посадку делать не будем.

И тут Петя расплакался. Узнав, в чём дело, проводница успокоила его:

— Я ведь пошутила! Конечно, посадка в Днепропетровске будет обязательно.

Когда Марик проходил срочную службу в армии, мама приезжала к нему с гостинцами. Но об этом — в другой главе.

Своим правнукам мама с выражением декламировала полюбившиеся ей стихи Агнии Барто «Резиновая Зина». Её живой и веселый голос при этой декламации помню до сих пор:

Купили в магазине
Резиновую Зину,
Резиновую Зину
В корзинке принесли.
Она была разиней,
Резиновая Зина,

Упала из корзины,
Измазалась в грязи…

У мамы были некоторые особенности поведения. Впрочем, у кого их не бывает. Её сослуживцы мне рассказывали следующее: когда она уставала на работе, она клала руки на письменный стол, опускала на них голову и мгновенно засыпала. Сон продолжался минут пять–семь. После этого она бодро вставала и работала дальше, как ни в чём не бывало.

Постельное бельё она всегда стирала сама, вываривая простыни и наволочки в большом баке. Бак становился на газовую плиту, и мама помешивала белье скалкой от теста. Потом полоскала и выкручивала. Выкручивание белья происходило в необычную сторону, не по правилу винта, как это делали другие женщины. Но после такого выкручивания бельё становилось практически сухим. Откуда у хрупкой женщины была такая сила в руках, ума не приложу!

Когда в доме раздавался телефонный звонок, мама брала трубку и обычно говорила:

— У аппарата…

Или в другой раз:

— Здравствуйте, а кто это?

Её общительность передалась мне. Я могу заговорить в общественном транспорте с посторонними людьми. Точно так же поступала и моя мама.

Ещё когда мама была жива, моя родная сестра Неллочка мне признавалась: «Когда мне становиться тяжело, или я не знаю, как справиться с проблемами, я всегда мысленно обращаюсь к папе». После смерти мамы я всегда мысленно именно её прошу о помощи.

Такой компот из сухофруктов, как варила мама, уже не варит, наверное, никто. Варила она его в огромной кастрюле, и клала туда сухофруктов (кстати, совсем не дешевый товар!) столько, что ложку в компоте невозможно было повернуть. Но вкус того компота я и мои дети помнят до сих пор!

Продолжение
Print Friendly, PDF & Email

2 комментария для “Виктор Фишман: Главы из неоконченной биографии

  1. Они зарегистрировали брак в Киеве 19 октября 1932 года. Загс располагался на бульваре Шевченко. Влюбленные мама и папа после загса выпили по бокалу шампанского в ближайшем кафе.
    ==
    Какое кафе с шампанским в 1932 году в Киеве во времена Голодомора? Моя мама до 120 родилась в этом году в Киеве, так что мне бабушка с дедушкой рассказывали, что и как там происходило, включая умирающих от голода на улицах.

  2. Уважаемый Виктор Фишман не выбирает “штыков”, как другие уважаемые, и в результате — не комментируют. Почему так? Возможно, чем сомнительнее “адженда”, тем больше критиков. Однако, и у В.Ф. есть сомнительные “адженды”, о чём стоит рассказать подробно.
    Вечереет, однако, и буду краток.
    Журналист-литератор, В. Фишман из г. Мюнхена опубликовал “Главы из неоконченной биографии”. Текст основательный, с 3-4-мя примечательными (для меня) фактами:
    1. Первый “факт” — упомянуто массовое перемещение племен (включая ашкеназим) из Кении на север, что стыкуется с теорией А. Милитарёва, члена Московской школы дальнего языкового родства (см. ВИКУ)
    2. Виктор Ф. порестроил “Палубу” Г. Шпаликова в палубу Вл. Маркова (отмечено в Гостевой);
    3. Виктор Ф. — попутно — уничтожил веру в Министерство внутренних дел Украины (МВДУ). (Читайте тексты В.Ф.)
    4. Про свою маму с красивой девичьей фамилией Вайсбанд, принявшую (“когда она вышла замуж за папу” В.Ф.) двойную фамилию «Фишман-Вайсбанд», мне всё очень понравилось. Спасибо автору.

Добавить комментарий для ГИЯ Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.