Виктор Гопман: Что в имени…

Loading

Виктор Гопман

Что в имени…

Сладкозвучнейшие греческие имена, каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у нас только между простолюдинами.
Пушкин. Примечания к Евгению Онегину

Все началось, как частенько бывает в наши дни, с интернета. По чистой случайности я стал обладателем списка личных имен, созданных в послереволюционные годы безумными советскими родителями для детей нового времени. То есть, для своих любимых чад. Собственно говоря, забавно списочек этот выглядит для сторонних наблюдателей. А вот каково живется Вилену, или Владилену, или той же Нинели — если учесть, что их имена являются либо аббревиатурами, в основе которых лежат, соответственно, «В. И. Ленин» и «Владимир Ильич Ленин», либо же это просто «Ленин», но прочитанный задом наперед и с мягким знаком на конце для изящества, поскольку имя-то женское?

Тоже, между прочим, тема для размышлений. С учетом твердого убеждения определенной части человечества, что — Винун! Поясним: это одно из имен списка, означающее: «Владимир Ильич не умрет никогда». А знаете, почему? Потому что Дележ («Дело Ленина живет»)! И вообще, базируясь на популярном анекдоте и с учетом личных взглядов респондента на рассматриваемую проблему, можно провести любопытную классификацию: те, кто говорят, что «Ленин жил» — это объективные историки; те, кто заявляют, что «Ленин жив» — это ортодоксальные коммунисты, а вот те, кто утверждают, что «Ленин будет жить» — это творчески настроенные перспективные генные инженеры.

Итак, подчеркнув еще раз, что ни одно из приводимых здесь имен мною не придумано и что все они не только имелись в красных святцах, но и реально использовались на практике, продолжим рассмотрение списка.

Начнем по алфавиту. Арвиль — согласитесь, имя прямо-таки для пятого мушкетера, а означает оно: «Армия В. И. Ленина». Видлен: «Великие идеи Ленина». Виленор: «Владимир Ильич Ленин — отец революции» и его кузен Вилор: «В. И. Ленин — организатор революции». Последнее имя хорошо тем, что предусматривает и женский вариант — Вилора. Или вот безапелляционное Волен: «Воля Ленина» — так сказать, volens nolens, то есть, волей-неволей… Но если пять названных имен имеют отчасти французский оттенок, то следующее — безусловно, британское. Причем для человека не из простых: Вилорд («В. И. Ленин — организатор рабочего движения»). Хороший диалог для остросюжетной пьесы из великосветской жизни: главный герой открывает героине страшную тайну, вокруг которой последующие четыре акта будет плестись вся интрига. Та, ломая тонкие пальцы, со слезами в голосе спрашивает: «Как же вас зовут, благородный незнакомец?» — «Вилорд!» Раскат грома. Занавес. Конец первой картины первого действия.

В списке имеются и «итальянские» варианты, которые сходны между собой по своей глубинной сути: Луиджи («Ленин умер, но идеи живы») и Лунио («Ленин умер, но идеи остались»). Сюда же отнесем имя с акцентом скорее румынским: Леундеж («Ленин умер, но дело его живет»).

А вот Люблен («Люби Ленина») хорошо укладывается в реально существующий балкано-славянский ряд, будучи практически неотличимым от болгарского Любена, сербскохорватского Любомира или чешского Люмира.

Раз уж мы прибыли на Балканский полуостров, то давайте углубимся в историю. Итак, Ленинид («Ленинские идеи»). Не правда ли, слышится нечто древнегреческое — прямо-таки логическое продолжение ряда: Гераклит, Демокрит, Парменид, Фукидид… Или Силен («Cила Ленина»). Откроем энциклопедию «Мифы народов мира»: «Силены, в греческой мифологии демоны плодородия, вместе с сатирами составляют свиту Диониса, бога виноградарства и виноделия. Уродливы, курносы, толстогубы, с глазами навыкате; славятся задиристым нравом.» А что, есть определенное сходство…

Впрочем, имена бывали самые разные. В некоторых — как хотите и воля ваша! — слышится даже нечто еврейское, нечто идишистское. Вот Ленгенмир («Ленин — гений мира») — не правда ли, в чистом виде «вей из мир»! Или обратимся к ассоциациям, связанным с именем Лента («Ленинская трудовая армия»): здесь на ум невольно приходят строки из классической еврейской народной песни «Зачем вам, граждане, чужая Аргентина». В песне, исполняемой, как известно, на мотив аргентинского танго, излагается «история каховского раввина», у которого была дочка Энта, «такая тонкая, как шелковая лента». Ну, и далее по тексту: «Такая чистая, как мытая посуда, // Такая умная, как целый том Талмуда»… А взять имя Таклис («Тактика Ленина и Сталина») — это ведь, по сути дела, наше еврейское тахлес, означающее как раз ту самую «суть дела» либо «практическую пользу».

Или вот эти два чисто восточных имени — мужское, твердое, емкое Идлен («Идеи Ленина») и женское, нежное, звенящее Изиль («Исполняй заветы Ильича»), которые свободно могут быть использованы современным поэтом, захоти он, подобно Есенину, одарить нас своей стилизацией «Персидских мотивов».

И уж если разговор свернул на лирическую тропу, то вот вам замечательные женские имена: Ленара («Ленинская армия») и практически созвучная ей Ленора («Ленин — наше оружие»). Столь грозные по внутренней сути своей слова звучанием сходны с именем героини романтической (хотя и жутковатой по содержанию) баллады Василия Андреевича Жуковского (1831 г.): «Леноре снится страшный сон, // Проснулася в испуге. // «Где милый? Что с ним? Жив ли он? // И верен ли подруге?» Овеянная революционным романтизмом семья могла на этом не останавливаться и давать последующим дочерям не менее звучные имена, в том же духе: Велира («Великий рабочий»), Динэра («Дитя новой эры»), Донэра («Дочь новой эры»), Дотнара («Дочь трудового народа»). Имеются варианты и для детей мужского пола: Лениор («Ленин и Октябрьская революция») и Ленинир («Ленин и революция»).

В целом же рассматриваемый список имен хорош своей универсальной пригодностью. Допустим, родился ребенок в семье советского ученого — нет проблем: Вилан («В. И. Ленин и Академия наук»). В семье советского правдолюбца — или журналиста, или просто подписчика главной газеты страны: Правлен («Правда Ленина»). В семье советского борца за свободу: Вилорик («В. И. Ленин — освободитель рабочих и крестьян»). В семье советского раба: Роблен («Родился быть ленинцем») — с тем, очевидно, чтобы в дальнейшем по капле выдавливать из себя это самое… А в семье советского патриота: Вилюр («Владимир Ильич любит Родину»).

При создании имен рассматриваемой категории Ленин всесторонне и непринужденно сочетался со своими подельниками — в смысле, соратниками. При этом имена получались как безлично-безразличными: Стален («Сталин, Ленин»), так и говорящими, значимыми. Например, Лес («Ленин, Сталин») — имечко в самую масть, в полном соответствии с идеологическим принципом этой парочки «Лес рубят — щепки летят». А вот простейшее служебное слово — соединительный союз «и» — могло придать союзу этих пламенных революционеров («Ленин и Сталин») весьма пристойный вид: Лист. Либо тот, что зеленый и на дереве, либо Ференц Лист, венгерский композитор-романтик, пианист и дирижер, автор девятнадцати венгерских рапсодий, причем по крайней мере одну из них может напеть практически любой человек, даже далекий от музыки. А если добавить к этим фамилиям еще и название общественно-экономической формации, делу построения которой они отдали жизни миллионов ни в чем не повинных людей, то получается Лестак («Ленин, Сталин, коммунизм»).

Обратимся теперь ко всей четверке классиков… Вспомним, кстати, что совокупность их взглядов и трудов именовалась либо «марксизм-ленинизм», либо «учение Ленина-Сталина». Иными словами, как ни верти, а Энгельс при любом раскладе оставался вроде бы не у дел. Хотя никто его, разумеется, не исключал из той четверки барельефов, которая украшала фасады зданий в праздничные дни и задники театральных и клубных сцен торжественными юбилейными вечерами. Первым — если смотреть слева направо — был Иосиф Виссарионович, и его профиль являлся народу полностью, без изъяна, как на квалифицированно выполненной тюремной фотографии. Но тем самым он уже отчасти загораживал шедшего вторым Ильича. Вполне вольготно чувствовал себя и автор «Капитала», уверенно замыкавший этот ряд (или начинавший его — если смотреть справа налево). А вот зажатый между ними лик Энгельса был представлен ликующему народу в минимальной степени, и автор, открывший человечеству всю правду о происхождении семьи, частной собственности и государства, выглядел как-то скованно. Всю же группу объединяло имя Маэнлест («Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин»). Или — в другой огласовке — Маэлс. Кстати: MALS — это еще и Master of Arts and Liberal Sciences, вторая ученая степень, «магистр гуманитарных наук», которую присваивают за героическое окончание соответствующего курса в американском университете (именно такая аббревиатура значится, к примеру, в дипломе моей дочери).

Кстати о классиках марксизма: давно я уже хотел поведать нижеследующую историю, да все некуда было ее приткнуть. Так вот, у моего университетского приятеля имелся дядюшка, который обладал массой достоинств, в числе которых основными значились общительность нрава и однокомнатная квартира, находившаяся в его личном и исключительном владении… Ну, сами понимаете, у кого бы еще и собираться веселой компании, включая племянника и избранных друзей последнего. Ко всему прочему, дядя был химиком — то есть, имел доступ к спирту. А в числе предметов обстановки его жилья значилась бабушкина этажерка, на верхней полке которой красовался неизвестно какими путями доставшийся дядюшке бюст Карла Маркса — естественно, полый, дешевая такая алюминиевая штамповка. И вот, бывало, сидят у него гости, сидят себе, и сидят, и сидят… Вот уже и время сильно за полночь, и, казалось бы, все запасы выпиты. Тогда дядюшка торжественно вставал из-за стола, подходил к этажерке и возглашал: «А теперь, товарищи, обратимся к классическому наследию!» С этими словами он приподнимал бюст — под которым, как под колпаком, чудесным образом обнаруживалась бутыль спирта.

Но вернемся к основной теме рассказа. Достаточным распространенным было имя Мэлор («Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская революция»). Имя отчасти вольнодумное, потому что включало все соответствующие ингредиенты и компоненты — за едва ли не демонстративным вычетом Сталина. Интересно, с умыслом ли назвали так сына в грузинской семье Стуруа. А был Мэлор Стуруа собкором «Известий» по Англии, в годы, когда главным редактором «Известий» был Аджубей. Поразительно то единодушие, с которым — причем в самых разных кругах — не хотят даже вспоминать и это имя, и созданную им газету. Да, зять Хрущева. Ну, и что из того? Зятья бывали разные. Вот, к примеру, у Брежнева тоже имелся зять — Чурбанов. Одна фамилия чего стоит. Что не помешало ему докарабкаться до зам министра внутренних дел; правда, больше про него ничего в истории не осталось — даже анекдотов. Собственно говоря, Чурбанов был у Леонида Ильича вторым по счету зятем, а на более раннем этапе новейшей истории этот пост занимал циркач Милаев. Славный тем, что первым в своем цехе получил Народного артиста Союза (а бесстрашная укротительница львов Ирина Бугримова, солнечный клоун Олег Попов и неповторимый Юрий Никулин — они уже после). В отличие от вышеназванных коллег, Милаев особыми талантами не блистал и, насколько я понимаю, всю свою творческую жизнь пролежал на спине (ну, разумеется, на манеже), держа на себе пирамиду из десятка человек. Одним словом, крепкий был мужик. Так вот, вернемся к Аджубею: тоже был крепкий журналист. Сумел создать в те еще времена вполне западную газету, и даже выходить она стала при нем на ночь глядя: вечерний выпуск, вещь неслыханная и отчасти крамольная как для советской партийной печати, так и для общей идеологической атмосферы. И вот Мэлор Стуруа два-три раза в неделю публиковал там материалы из английской жизни — обычно подвал на второй полосе. При этом он отнюдь не ограничивался освещением шахтерских забастовок, а замахивался даже на истории из жизни королевской семьи. Во всяком случае, читать его было очень интересно. Два окошка оказались распахнутыми в английскую действительность: материалы Мэлора Стуруа и регулярно обновляемые фотографии (цветные, 24 х 36) в витрине торгпредства Великобритании, что на Кутузовском проспекте.

Еще один хороший человек с именем из этой коллекции — кинорежиссер Хуциев, которого звали Марлен («Маркс, Ленин»). Поскольку тема нашего разговора — не история советского кино, я просто назову три главных его фильма: «Весна на Заречной улице» (1956 г.) — первые подснежники на первых проталинах оттепели, «Застава Ильича» (1965 г.) — последняя попытка бунта шестидесятников и «Июльский дождь» (1967 г.) — реквием по нашему поколению.

Следующее же имечко забавно само по себе, вне каких бы то ни было контекстов и без никаких аллюзий: просто замечательный образчик сборной солянки — блюда, куда для шику кладут самые дорогие и необычные продукты-ингредиенты, включая малознакомые среднему россиянину маслины и каперсы: Лориэрик («Ленин, Октябрьская революция, индустриализация, электрификация, радиофикация и коммунизм»).

Одним словом, какие времена — такие и имена: «Эра Ленина» — Эрлен.

А вот и детские имена, трогательные прямо-таки до сюсюканья. Ну, например, Ясленик («Я с Лениным и Крупской»). Надежда Константиновна, боевая подруга Ильича, своих детей, правда, не имела, но значительную часть сознательной жизни провела на руководящих постах в министерстве просвещения. И, согласно официальной советской мифологии, к деткам относилась с повышенной нежностью. Как, впрочем, и ее супруг — о чем свидетельствует такой хотя бы анекдот: «Ленин очень любил детей. Но все-таки первый срок он получил не за это, а за политику…» Вот и имена имелись соответствующие: Лелюд («Ленин любит детей»), а также Ледруд («Ленин — друг детей»). Здесь уместно обратиться к неофициальным, хотя с виду и вполне достоверным мемуарам: Надежда Константиновна вспоминает на пионерском сборе: «Дедушка Ленин был такой добрый, такой добрый. Вот как-то летом, в Горках, стоит он у окошка и бреется. А утро — просто сказочное: солнышко смеется, птички поют, насекомые жужжат, коровки мычат. И мальчуган белоголовый стоит под окном. А Ильич бреется и с доброй улыбкой смотрит на этого крестьянского мальчика. Кончил бриться, бритву вытер и — убрал в футляр. И на прощанье ласково так улыбнулся мальчугану. А ведь мог и полоснуть…»

А напоследок я скажу… Да, конечно Владимир Ильич лично дал значительный импульс развитию российской ономастики, то есть системы имен собственных русского языка — пусть и происходило это самое развитие в весьма специфических условиях построения социалистического общества в одной отдельно взятой стране. Но будем объективны: нечего напирать на него одного, поскольку известны, между прочим, и другие, не менее замечательные имена. Была ведь не только, скажем, Польза («Помни ленинские заветы»), но и, к примеру — да простят меня дамы — Ватерпежекосма. Хотя неприлично это только с первого, так сказать, взгляда, а на деле ничего такого особенного и нет: «Валентина Терешкова — первая женщина-космонавт».

Есть, впрочем, еще немало замечательных женских имен. Скажем, такое звучное и неожиданное, как Тролебузина. Никак, кстати, не связанное с городским безрельсовым транспортным средством на электрической тяге. И не имеющее никакого отношения ни к синему полночному троллейбусу Булата Шалвовича, ни к невесте Юрия Деточкина, Любе, которая, как мы помним, была водителем троллейбуса. Это всего-навсего лишь «Троцкий, Ленин, Бухарин, Зиновьев» — «компания веселая, большая», как сказал, хотя и по совсем другому поводу, вышеупомянутый Окуджава. Есть замечательное имя и для братца Тролебузины — Лентрош. Тоже характеризуется специфическим набором фигурантов («Ленин, Троцкий, Шаумян») и тоже было пригодно лишь для чрезвычайно краткого исторического периода. А все по вине Льва Давидовича Бронштейна, который своим троцкизмом испортил такую песню, такую семейную гармонию. Одно слово — Ледат («Лев Давидович Троцкий»).

Много чего можно было бы сказать про эту компанию, но лучше мы процитируем Четвертый раздел XII главы «Краткого курса истории ВКП(б)», то есть Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): «Судебные процессы показали, что бухаринцы и троцкисты, эти подонки человеческого рода, вместе с врагами народа — Троцким, Зиновьевым и Каменевым — состояли в заговоре против Ленина, против партии, против Советского государства уже с первых дней Октябрьской социалистической революции… Эти белогвардейские пигмеи, силу которых можно было бы приравнять всего лишь силе ничтожной козявки, видимо, считали себя — для потехи — хозяевами страны…» Ну, и так далее.

Однако, к делу! Итак — Ватерпежекосма. Некоторые могут сказать, будто в этом имени таится что-то не вполне приличное… В таком случае — как вам «Нисерха»? А ведь расшифровывается просто. И даже однозначно: «Никита Сергеевич Хрущев». В тот же исторический период возникло имя Кукуцаполь, расшифровываемое как «Кукуруза — царица полей». А вообще-то Кукуцаполь вполне могла быть супругой Кецалькоатля, одного из верховных богов ацтекской мифологии, который совместно с Тескатлипокой сотворил вселенную, однако не одномоментно и даже не за неделю, а на протяжении четырех исторических эпох. Кецалькоатлю выпало быть верховным божеством (в образе солнца) на втором этапе творения, который (этап) завершился ураганами и превращением людей в обезьян (именно так, а не наоборот — вопреки утверждению жившего намного позже описываемых событий Чарльза Дарвина).

А теперь, оставив эти расплывчатые и трудновыговариваемые слова, обратимся к именам строгим, четким, жестким, а главное — кратким. Это, прямо скажем, слова из трех букв: Кид («Коммунистический идеал»), Ким («Коммунистический Интернационал молодежи»), Рем («Революция мировая»), Рим («Революция и мир»), Рэм («Революция, Энгельс, Маркс»). И примыкающее к ним имя Трик («Три «К»: комсомол, Коминтерн, коммунизм»). Английское слово trick вообще-то имеет массу близких этой троице по духу и по сути значений: «хитрость, обман, выходка, трюк, уловка»…

Заметили, что четырехбуквенное имя Трик при всем при этом состоит вроде бы из трех букв? Вот также и пятилетний план развития народного хозяйства втискивали в меньший календарный отрезок времени; кстати, и имя имелось соответствующее: Пятвчет («Пятилетку в четыре»). И это давало безусловный повод для всенародного торжества. С торжеством (то есть, с чувством радости, удовлетворения), или с торжествами (то есть, с празднествами), собственно говоря, все было в полном порядке: Вектор («Великий коммунизм торжествует»), Статор («Сталин торжествует»), Томил («Торжество Маркса и Ленина»). Правда, в последнем имени, несмотря на величественную торжественность составляющих, тем не менее почему-то просвечивает «громила» — вы вслушайтесь, вслушайтесь… Однако вот вам, по контрасту, женственное: Томик («Торжествуют марксизм и коммунизм»). Ну, и не менее нежное Росик («Российский исполнительный комитет»).

Были имена, в которых слово «торжество» как таковое не содержалось в явном виде, но подразумевалось всем исполненным исторического оптимизма контекстом: Меженда («Международный женский день»), или Даздрасмыгда («Да здравствует смычка города и деревни»), или Даздраперма («Да здравствует первое мая»). Одним словом, тайфуны с ласковыми именами, как совершенно справедливо высказался по сходному поводу Богомил Райнов, автор крутых шпионских детективов и отец болгарского Джеймса Бонда по имени Господин Никто. У этих трех сестер были, естественно, три брата: Дазвсемир («Да здравствует всемирная революция»), Даздрасен («Да здравствует седьмое ноября») и Далис («Да здравствуют Ленин и Сталин»). А у этого, младшенького, имелся дружок Пофистал («Победитель фашизма Иосиф Сталин»), имя которого явственным образом свидетельствует о том, что словечко «пофигист» возникло минимум на полвека позже — а иначе, сами понимаете, за такие бы ассоциации…

А вот славное имя Лагшмивар я впервые услышал со сцены «Современника», в спектакле «Два цвета». Был там персонаж, требовавший, чтобы к нему обращались по фамилии (звучавшей вполне нейтрально: Пчелкин); будучи же впрямую спрошенным: «Как тебя зовут?», он назвался сквозь зубы, а на естественный вопрос «Индус, что ли?» (заметим: те годы — это как раз первый пик популярности индийского кино и лично Раджа Капура в Советском Союзе) ответил с привычной злостью: «Родители так назвали! В честь «Лагеря Шмидта в Арктике»!» Вообще-то эта пьеса Зака и Кузнецова, пусть и не относимая к числу лучших их произведений, обладала весьма существенным достоинством: в ней было очень много действующих лиц. То есть на протяжении одного вечера можно было увидеть на сцене практически всю труппу «Современника». Этого самого Лагшмивара играл Сергачев. Главный положительный герой — Кваша, его антагонист и местный уркаган — Евстигнеев. А я был в те годы человеком счастливым, потому что имелась у меня в «Современнике» знакомая гримерша, которая свободно могла провести одного человека на такой, в общем-то, не пользовавшийся бешеным спросом спектакль. То есть, для «Современника» это значило, что не все проходы были забиты приставными стульями, и потому нетрудно было отыскать место для еще одного, который моя приятельница выносила из подсобного помещения специально для меня.

Но продолжим наши ономастические игры. У этого самого Лагшмивара имелся родной брат — «Оюшминальд» (что означало «О. Ю. Шмидт на льдине»). И сестрица — Челнальдина («Челюскин на льдине»). И еще брат двоюродный, на три года младше — Лапанальд («Лагерь папанинцев на льдине»). Вообще, если вслушаться внимательно, то нельзя не признать, что во всех этих именах есть нечто арктическое, некий звон льдинок и отблеск северного сияния; имя же кузена напоминает нам о Лапландии, традиционном месте обитания Санта-Клауса.

Оказавшись на Скандинавском полуострове (северную часть которого занимает Лапландия), обратимся к именам, звучащим вполне по-скандинавски. Гертруда («Героиня труда») — датская королева, мать Гамлета. И Одвар («Особая Дальневосточная армия») — согласитесь, так вполне могли бы звать норвежского капитана (безымянного у Шекспира), которого принц Фортинбрас посылает с донесением к королю Дании («Гамлет», Акт IV, Сцена 4). Сюда же, безусловно, относится и Тролен («Троцкий, Ленин»), поскольку он, ясное дело, из семейства троллей — сверхъестественных существ скандинавской мифологии. Энциклопедия «Мифы народов мира» пишет про них: «Великаны; обитают внутри гор, где охраняют свои сокровища. Они уродливы, обладают огромной силой, но глупы. К людям относятся враждебно; некоторые версии легенд утверждают, что тролли — людоеды».

Следующее имя — Изаида («Иди за Ильичем, детка») — дает нам прямо-таки комплекс древнеегипетских аллюзий. Тут и Изида (по нынешним правилам орфографии — скорее, Исида) — олицетворение супружеской верности и материнства, богиня плодородия, воды и ветра, волшебства, мореплавания, охранительница умерших. И вместе с тем Аида — заглавная героиня популярнейшей оперы из древнеегипетской жизни, прекрасная эфиопская пленница, счастливая — это, впрочем, с какой стороны посмотреть — соперница принцессы Амнерис.

Но уж коль скоро заговорили об искусстве, то назовем красивое имя Орлетос («Октябрьская революция, Ленин, труд — основа социализма»), которое — согласитесь — впору герою самого крутого мексиканского или, допустим, аргентинского сериала. Так и стоит перед глазами его орлиный профиль, тоненькие усики и кучерявые баки — на фоне заходящего солнца и восходящей луны. Это, безусловно, герой положительный, который к концу сто восемьдесят третьей серии, после всех приключений и невзгод, составит истинное счастье героини по имени Райтия («Районная типография») — когда, наконец, будет сорвана личина с главного мерзавца по имени Придеспар («Привет делегатам съезда партии»). Разоблачению последнего (в смысле, последнего мерзавца) перед Богом, людьми и местными полицейскими силами будет способствовать раскаяние бывшего малолетнего преступника по имени Мюнд («Международный юношеский день»), который, узнав о наличии у него сводной сестры Крармии («Красная армия»), обесчещенной коварным Придеспаром, пойдет на сотрудничество с правоохранительными органами и, произнеся исторические слова «Пиши, начальник! Всех заложу!», выдаст полиции сообщников Придеспара — рыжего одноглазого Персострата («Первый советский стратостат») и хромого Пореса («Помни решения съездов»). Увы, справедливость восторжествует не в полной мере, потому что главный мафиози и наркоделец Папир («Партийная пирамида») ускользнет в Колумбию. Впрочем, с другой стороны это не так уж и плохо, потому что тем самым авторы сериала дают намек на возможное продолжение, то есть, еще на сто сорок три серии.

Разные имена попадаются в этом списке. И утонченно нежные, прямо-таки из поэз Игоря Северянина: Велиор («Великая Октябрьская революция») и Велира («Великий рабочий»). И упоительно стремительные, что впору французской поэзии революционных времен: Артака («Артиллерийская академия»), или Бестрева («Берия — страж революции»). И грубо приземленные: Вист («Великая историческая сила труда») или вовсе Ворс («Ворошиловский стрелок»). И будто взятые из фантастических романов: Веор («Великая Октябрьская революция») или Урюрвкос («Ура, Юра в космосе»).

Ну, а теперь, как говорят англичане, last but not least (то есть, «последний по порядку, но не по значимости»): Ласт — «Латышский стрелок». Были такие стрелковые части, созданные еще в 1915 году, во время Первой мировой войны. В рамках октябрьских событий 1917 года решительно перешли на сторону победившего (не без их активной помощи) пролетариата и трудового крестьянства, оказав значительное содействие становлению новой власти. О масштабах и размахе их деятельности можно судить по биографии одного из виднейших стрелков, по фамилии Петерс: участник Октябрьской революции, член Военно-революционного комитета, руководившего подготовкой и проведением этой самой революции; с 1918 года — заместитель председателя ВЧК (то есть второй человек после Дзержинского), председатель Революционного трибунала (страшно даже подумать, сколько крови на его руках); в 1920-1922 годах наводил порядок по линии ВЧК в Туркестане (огромная территория, охватывавшая Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан и еще кое-что, по мелочи); в 1923 году вернулся в Москву, на боевую должность члена коллегии ОГПУ — Объединенного государственного политического управления, координировавшего и направлявшего деятельность ГПУ в союзных республиках (помните, как Остап говорит Ипполиту Матвеевичу: «Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет»). Одним словом: просто-напросто смех берет, когда некоторые круги — и в России, и в отдельно взятых новых демократиях — заявляют, будто Октябрьскую революцию сотворили евреи при посильной поддержке русских, а остальные бывшие подданные бывшей Российской империи вроде бы тут и не причем…

Хотя евреи, прямо скажем, приложили руку к этому делу. О чем свидетельствует, в частности, наличие славной парочки: Мирочка и Марик. А точнее говоря, Ревмира («Революция мира») и Ревмарк («Революционный марксизм»).

 

***

http://berkovich-zametki.com/Articles/Article628.php
Print Friendly, PDF & Email

5 комментариев для “Виктор Гопман: Что в имени…

  1. Вот ещё Вам в коллекцию имя женщины, которую я знал. Она из Тбилиси. Дизи Джебраиловна. Дизи= Дети, Изучайте Заветы Ильича. Между прочим, инженер, хороший специалист, проектировщица.

  2. Прекрасная статья и весёлое исследование по советской ономастике.
    Как жаль, что мы всей этой ставшей явью идиотии не знали в молодые годы…
    Получил большое удовольствие, спасибо!

  3. Веселенький у Вас рассказ, уважаемый Виктор! Как скучно жить на таком фоне в другой стране, например, в Исландии. Моя добрая знакомая, находящаяся сейчас на годовой стажировке в Рейкьявике, прислала мне такой отрывок о местных именах: «Расскажу теперь об особенностях, связанных с отсутствием фамилий в Исландии и с выбором имени для ребенка. Система «ФИО» в Исландии весьма не обычна. Вместо привычной для нашего слуха фамилии, вы услышите только отчество. Например, Магнус Карлссон — Магнус, сын Карла, а Анна Карлсдоттир — Анна, дочь Карла. Родство в таких случаях без документов доказать практически невозможно. Сами исландцы обращаются к друг другу только по именам. Современное исландское законодательство весьма жестко ограничивает возможность выбора имени для ребенка. Существует официальный список разрешенных имен, составленный Исландским комитетом по наименованию. Этот же комитет принимает к рассмотрению иностранные имена, ранее не использовавшиеся в Исландии, и, если они не проходят проверку на фонетическую и грамматическую совместимость с исландским языком, Комитет их отбраковывает.»
    Подробнее смотрите, пожалуйста, здесь: http://blogs.7iskusstv.com/?p=26643

  4. В 40-50-е гг. в нашем дворе была девочка по имени Поварина (и, мне кажется, не одна). Что могло означать это имя?

  5. Замечательно! Я знал девочек СталИна и Октябрина, мальчика Октябрёнок, дядю по имени Космос. Но в единоборстве с Лагшмидварой я поставил бы на имя одного знакомого грека Осмосис — основоположник Москвы Иосиф Сталин.

Обсуждение закрыто.