Сергей Правдин: Солженицын и Бродский. Об ответственности великих

Доверить решение столь сложных, почти экзистенциональных проблем этнически смешанным, политически дезориентированным, культурно не определившимся обитателям украинского, белорусского, казахстанского и возможно молдавского приграничья не могло привести ни к чему иному, как только к нескончаемым конфликтам, вплоть до вооруженных.

Сергей Правдин

СОЛЖЕНИЦЫН И БРОДСКИЙ. ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ВЕЛИКИХ

Отчего советский человек был и, кажется, по сей день остается органически не способен к усвоению уроков истории? Не оттого ли, что после опыта первых двадцати лет выживания под властью родной коммунистической партии страх — ее главный инструмент управления массами — слишком сильно подорвал в нем способность запоминать, сохранять и воспроизводить в сознании все сколько-нибудь значимые впечатления от последствий ее деятельности? В общем, с памятью у советского человека после апогея репрессий середины 30-х годов совсем плохо дело обстояло. Ну, и разумеется, до сих пор обстоит, ведь сегодняшний россиянин — таковой только по имени, по сути же это все тот же, чрезвычайно забывчивый, запуганный советский человек.

Сегодня можно наблюдать яркий пример такой забывчивости, от которой, не скрою, сам далеко не свободен. Поэтому, прочитав на днях присланную мне питерским другом копию статьи специалиста по интеллектуальной истории и политической мысли Тимура Атнашева «Русская нация после российской империи ?..», поразился, насколько быстро и едва ли не начисто стерлись в памяти публично, на всю страну, и даже с некоторой помпой высказанные на заявленную Атнашевым тему мысли одного из недавних властителей дум миллионов советских людей. Речь идет о манифесте Александра Исаевича Солженицына «Как нам обустроить Россию. Посильные соображения» (1990). Тимур Атнашев напоминает о том, как вермонтский отшельник, восстановленный к тому времени в советском гражданстве, буквально шокировал тогдашних советских людей своим “призывом решительно отказаться от СССР”. Предложенный им план обустройства будущей России ставил задачу “реконструкции нового, но в то же время исконного исторического хронотопа страны как «России и страны русских», исключая … коммунизм, советское наследие и большую часть советских республик <…> . Прямо говоря от лица всех русских и всей исторической России, писатель считает необходимым сбросить «лишние» территории и народы на юге и на западе («три прибалтийские республики, три закавказские республики, четыре среднеазиатские, да и Молдавия /тут, помню, ваш покорный слуг, читая, облегченно вздохнул — С. П./, если ее к Румынии больше тянет, эти одиннадцать — да!») Далее он указывает, что Казахстан был «нарезан» коммунистами без разума из «частей Сибири и Приуралья» /а Сибирь-то с Приуральем кем, интересно бы спросить автора, была прирезана к царской России? — С.П./ Поэтому южная дуга областей, где проживают казахи, может отделиться, а северный Казахстан законно отойдет к России. Мыслитель постоянно повторяет, что мирная пересборка нового целого требует сложной выкройки и мудрости. Автор проектирует сложносоставную общность, имена которой Россия, Русь и Российский Союз. В ядре — обобщенные русские, три кровных братских народа с корнем «рос». И периферия из ста народов и народностей, включая совсем малые. К каждому из больших и малых народов Солженицын обращает свой проект обустройства привлекательной стороной. Общая логика пересборки заключается в том, чтобы отказаться от внешней имперской экспансии и добровольно собраться вокруг исконного общего русского ядра”.

Все чем-то недовольные малые народы могут добровольно выйти из союза, поскольку на их удержание и сохранение империи «нет у нас сил». По мнению Солженицына, имперское начало присуще коммунизму. Поэтому он отрицает и символически исключает из своего хронотопа СССР. И вообще советский период для мыслителя “…предстает именно как период политики, направленной против русских”. Именно подрубить и истощить силы русского народа была, якобы, нескрываемая задача Ленина. Сталин продолжал следовать той же политике, несмотря на свой известный тост о «русском народе». Отвечать же за все содеянные злодейства перед всем миром придется — «…кому же? да только нам, и заметим: только русским!» /Каким образом отвечать и почему перед всем миром, а не перед конкретными народами, пострадавшими от русских насилий и несправедливостей, автор не поясняет — С.П./

“Отвечая на вопрос о возможном отказе части братских народов от присоединения к будущему Русскому Союзу, — продолжает Атнашев, — Солженицын делает ставку на точный выбор аргументов, политическую мудрость и корневые связи. В качестве практического решения мыслитель предлагает тотальный и мозаичный референдум или отдельные голосования для каждой «местности». В результате должно возникнуть исконное и одновременно новое единство — союза трех русских народов и множества малых наций”.

«Откуда этот замах, — возмущается вермонтский затворник, — по живому отрубить Украину (и ту, где сроду старой Украины не было, как «Дикое поле» кочевников» — Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря). И если “самоопределение нации” — так нация и должна свою судьбу определять сама /любопытно, где же это среди почти безгласных обитателей советских республик мыслитель разглядел самоопределяющуюся нацию? — С. П./ Без всенародного голосования — этого не решить… /тут характерно использование автором чисто советского понятия «голосование», исключающего какой-либо осознанный выбор: что власть предложит, за то по семидесятилетней привычке народ и проголосует — С. П./ никто не посмеет удерживать его /украинский народ — С. П./ силой. Но — разнообразна эта обширность, и только МЕСТНОЕ население может решить судьбу своей местности, своей области /т. е. 51-му проценту соизволившей прийти на подобное голосование части местного населения Луганщины, семьдесят лет просуществовавшего в качестве советских граждан Украины, одним махом будет позволено национально самоопределиться в качестве каких-то неведомых «росов»? — С. П./

“Проект сборки «Российского Союза» Солженицына, — заключает Атнашев, — очевидно, не был реализован буквально. СССР распался по границам, с его точки зрения, бездумно нарезанным коммунистами. В последние годы жизни самодостаточный и неподкупный русский мыслитель и диссидент проявлял знаки благорасположения Владимиру Путину, президенту страны и бывшему сотруднику КГБ. Писатель встречался с политиком для обсуждения «актуальных вопросов». Мы можем лишь допустить, что формула «три братских русских народа + часть Казахстана» могла стать для действующего президента актуальной и адекватной заменой советской державы, распад которой он называл геополитической катастрофой”.

На самом деле подлинной геополитической катастрофой стал вовсе не распад в уже далеком от нас 1991-м году одряхлевшей советской империи, о чем вряд ли сколько-нибудь пожалел Александр Исаевич Солженицын. Таковой стала происходящая по сей день на многострадальной украинской земле ужасающая бойня, виновником которой улыбчивый политический собеседник знаменитого писателя как будто считает тамошних несговорчивых «росов». Отчего-то не пожелавших прислушаться к пожеланиям и планам своих северных собратьев и исключительно добровольно, по Солженицыну, проголосовать на местных выборах подобно МЕСТНОМУ населению Крыма, Луганщины и Донбасса. А почему бы, собственно, им не проголосовать? — очевидно, рассуждал поначалу вполне миролюбиво настроенный российский политик. — Мы же ничего худого им не желаем, все согласно планам великого гуманиста и борца с тоталитаризмом. Объединимся с ними и белорусами в замечательный Российский Союз, затем вместе уговорим казахстанцев возвратить нам сибирские и приуральские земли с проживающими на них «росами», да и заживем в дружбе и согласии до скончания века.

Кто-то, возможно, посмеется и скажет: ничего подобного он не думал, а попросту использовал объединительную идею Солженицына в качестве идеологической подпорки к своим чисто имперским планам и по-советски циничным средствам продвижения к намеченной цели — воссозданию некоего подобия СССР. Возможно, и так — в чужую голову не заберешься. Но то, что идеи солженицынского манифеста напитали и взбудоражили эту непознаваемую вещь в себе, направив ее мыслительную деятельность в известном направлении, лично я не сомневаюсь. Да и автор статьи, актуализировавшей сегодня утопические озарения русского писателя тридцатичетырехлетней давности, судя по всему, в этом убежден.

Вот тут-то, в который уже раз, возникает перед нами вопрос моральной ответственности «великих» за публично высказываемые ими в периоды острой общественной турбулентности свои неосторожные идеи национально-политической направленности. Взявшись за это дело из заграничного далека, А. И. Солженицын, на мой взгляд, хорошенько не подумал о том,

— чтó за утопию в виде некоего плана геополитического спасения любимой родины он сочинил,

— кому предложил ее осуществлять (отвечу за него: абсолютно дезориентированным в вихре происходящих событий, борющимся за элементарное выживание советским людям),

— какими последствиями для этих людей грозит попытка ее осуществления.

Не знаю, стоит ли разъяснять главный недостаток солженицынского манифеста — его утопизм? Но на всякий случай коротко выскажусь на сей счет.

Во-первых, автор намерен обустроить не существовавшую в реальности на момент его написания и публикации страну, а некую, очевидно, давно обосновавшуюся в его писательском воображении Россию, навсегда отрекшуюся от своего коммунистического прошлого. Ясно, что обустроить каким угодно образом произвольно выделенный из огромного советского пространства пусть даже самый большой его кусок, отбросив в сторону как некую помеху своим планам миллионы квадратных километров этого пространства с десятками миллионов населяющих их советских людей — заведомо не исполнимая задача. Проблемы, которые градом посыпятся на «устроителей» при первых же попытках осуществить нечто подобное, приведут не к обустройству, а к бесконечному, запланированному хаосу. И все мы это видели. Никакого подобия придуманного Солженицыным Русского союза создать не удалось.

Во-вторых, напрочь отказаться от коммунистических идей и т. н. советского наследия сформировавшемуся за 70 лет в качестве основного обитателя этих пространств советскому человеку невозможно. Дело в том, что ни один из этносов, проживавших на них в 1990-м году, не являлся политически субъектной гражданской нацией, способной на подобную перенастройку своего общественно-политического сознания. Причем наиболее ущербным в этом отношении был именно русско-советский этнос, все эти годы тащивший на себе основной груз строительства коммунизма и повсеместной советизации жизни. Да и кто мог бы выступить инициатором, вдохновителем, послужить образцом подобной перенастройки, если даже сам автор вспоминаемого манифеста был человеком, пусть глубоко травмированного, но чисто советского мировосприятия с его перманентным стремлением: весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим.

В-третьих, использовать для национально-политического обустройства будущего Русского Союза в качестве одного из основных инструментов МЕСТНОЕ голосование в областях и других подобных административных единицах рассыпающегося СССР — это уж, извините за простоту, предел оторванности от тогдашних реалий. Да и сегодняшних российских тоже. Доверить решение столь сложных, почти экзистенциональных проблем этнически смешанным, политически дезориентированным, культурно не определившимся обитателям украинского, белорусского, казахстанского и возможно молдавского приграничья не могло привести ни к чему иному, как только к нескончаемым конфликтам, вплоть до вооруженных. Что в реальности представляли собой и к чему в конечном итоге привели подобные «референдумы» в Крыму, Донбассе и Луганщине мы хорошо знаем.

В-четвертых, солженицынский манифест — прискорбный результат глубоко не правового сознания и по-советски двоящегося алогизма автора. Он не учитывает действующих на момент его написания и обнародования, пусть далеко не совершенных, но где взять иные? — советских законов, худо-бедно удерживающих слабеющую государственную конструкцию. А как без учета действующих законов, правовой настроенности законодателей и позиций реальных руководителей тогдашних советских республик, напрямую обращаясь к их народам, можно предлагать в качестве столь глобального плана обустройства России внутренне противоречивый, абсолютно не взвешенный, наполненный типично русским мечтательством манифест?

В-пятых, ни на чем, кроме убежденности автора не основывающийся, отдающий поздним сталинским маскарадом русоцентризм его позиции. Доходящий в своей крайности до желания вместе со всеми русскими отвечать перед всем миром за все злодейства всего советского периода отечественной истории. Со всеми, перед всем, за все, всего… — как знакомо и невыносимо «возвышенно», в духе Федора Михайловича, звучат эти сентенции! Да вы бы хоть за невывоз в июне 41-го из маленькой Молдавии ее полностью истребленной еврейской общины… не ответьте, Бог с вами. Хотя бы раз в году, 22-го июня, вспомните.

Многие, основываясь в том числе на тексте вспоминаемого манифеста, считают А. И. Солженицына российским имперцем, продолжателем дела своих великих предшественников позапрошлого века: Н. М. Карамзина, А. С. Пушкина, Ф. И. Тютчева, И. С. Аксакова и др. Так вот, не кто иной, как сам Александр Исаевич, на протяжение своей творческой жизни так основательно поскреб свое, на мой взгляд, мнимое имперство, что обычный русский националист предстал перед нами во всей своей простоте и неистребимости. Особенно после публикации печально знаменитого труда «Двести лет вместе».

В последнее время отчего-то актуализировался (спасибо г. Атнашеву!) не только вспоминаемый нами манифест великого русского писателя, но и написанное года полтора спустя после его обнародования, уже по случаю политического самоопределения Украины, стихотворение великого поэта Иосифа Бродского «На независимость Украины». Сторонники и противники этого эмоционального поэтического манифеста сошлись в схватке, поражающей своей непримиримостью. Странно все это выглядит в свете сегодняшних событий в несчастной, наполовину обезлюдевшей стране моего детства. Причем здесь Бродский? Он что, помогал в Америке Солженицыну в 1990-м набрасывать абсолютно утопический план обустройства России, а после его, как теперь оказалось, лишь временной неисполнимости так огорчился, что низошел в своем стихотворении до «жанра брани»? Иные — их немало, особенно в сегодняшней России — зачисляют Бродского в великий пантеон их любимых имперцев. Между тем, к распаду советской империи Бродский отнесся с полным безразличием. В одном из стихотворений он приветствовал независимость Литвы. И правильно сделал! Будущее РФ виделось ему неясным: «Но ты, кораблик, чей кормщик Боря, / не отличай горизонт от горя. / Лети по волнам стать частью моря, /лети, лети». Его трактовка действий советских войск в Афганистане — это вторжение в чужое пространство по повелению тоталитарной власти. Но некое имперское начало в Бродском, безусловно сохранялось до конца жизни. Связано это, на мой взгляд, с его культурной привязанностью к великой имперской столице, его родному Петербургу — гигантскому воплощению «совершенного порядка вещей». Петра Великого он именовал государем, при этом Тютчева-поэта характеризовал как верноподданного и холуя: «Тютчев имперские сапоги не просто целовал — он их любил». А вот, к примеру, что он писал о прежних советских имперцах, быстро превратившихся в имперцев православных, отвоевывающих в годы Перестройки обновившееся культурное пространство: «Входит некто православный, говорит: «Теперь я — главный. / У меня в душе Жар-птица и тоска по государю. / Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной. / Дайте мне перекреститься, а не то — в лицо ударю. / Хуже порчи и лишая — мыслей западных зараза. / Пой, гармошка, заглушая саксофон — исчадье джаза». / И лобзают образа / с плачем жертвы обреза…» (поэма «Представление», 1985-89?).

Поэтому пугающие нас страшным, имперским ненавистником Украины Иосифом Бродским, по-моему, сильно погорячились. Во-первых, сколько-нибудь заметного влияния на судьбу моей малой родины его стихотворение ни тогда, ни в последние два с половиной года не оказало. Лично я вообще узнал о его существовании сравнительно недавно. Понравилось ли оно мне? Скорее нет. Ну, и что из того? Бродский перестал быть для меня великим поэтом? Ничуть. От его строк кто-то в Украине вздрагивает, как от летящих на ее города из соседней страны смертоносных ракет? Да Бог с вами! Сидя в бомбоубежищах, поют великую украинскую «Пісню про рушник» Платона Майбороды на стихи Андрея Малышко. Которая с конца 50-х гг. постоянно транслировалась на все Дебальцево из мощной радиорубки, установленной на крыше нашего замечательного дворца культуры:

Рідна мати моя, ти ночей не доспала
I водила мене у поля край села,
І в дорогу далеку ти мене на зорі проводжала,
І рушник вишиваний на щастя дала.