В тот вечер я осознала физическую силу поэзии: как две строки могут подбросить человека в воздух — и бережно опустить на табурет. Я поняла, что мне так не написать ни-ког-да. С того вечера я перестала писать стихи. Совсем перестала. Как отрезало.
На смерть поэта
Анна Агнич
Стихи я сочиняла… не помню с каких пор. Читать-писать еще не умела, а уже сочиняла. Вот записанное маминым почерком в толстой тетради:
Если бы звезды падали и сразу же замирали
Маленькими фонариками, теплыми огоньками?
Я их собрала бы утром и стала бы всем дарить…
Ну, и таком духе… А вот об ушедшем детстве, ностальгическое. Написано в зрелом возрасте десяти лет:
Как он был, однако, одинок,
Тот ребенок в шубке тесноватой.
Как он много понимал, однако…
Вот мне шестнадцать:
Столетний сон сосны — и сны ее семян
Еще не весь уход — наполовину…
Но в неподвижную волну луны
Я руки окуну и снова выну…
Как пахнут лунным холодом они!
И осторожно — стайку душ чужих
Бездонным пониманьем подманю,
Как будто невозможное возможно.
И снова обману — себя — и их.
Я сочиняла стихи в детстве, потом в отрочестве, потом в юности. Уже появились дети, я все сочиняла, ничто меня не брало. Муж ездил по командировкам, четверым иначе не прокормиться: сами понимаете — конец семидесятых, зарплата инженера.
Вот раз приезжает муж, мы вместе укладываем детей, сидим на кухне, курим. Я читаю, что написала, пока его не было:
Орудуя глагольной рифмой,
Я воздвигаю этот храм
Для нужд своей любви. На суд
Архивысокие арбитры,
Являя плеши, не придут.
Дырявый купол, стены косы,
Но очень уж бедняжка просит
Построить хоть какой-нибудь.
Любовь моя устала очень
И хочет спать, и хочет есть.
И очень хочет, между прочим,
Мои стихи тебе прочесть.
И так далее. Муж слушает, спать не спит, даже есть не просит. Что-то хвалит, на что-то тактично морщится.
Заплакал малыш. Я иду, перепеленываю, поправляю одеяло старшему, возвращаюсь на кухню. Прикуриваю сигарету от газовой плиты и бормочу бездумно:
Перестроятся ряды конвоя
И начнется всадников разъезд…
Мужа подбрасывает на табуретке. Физически. Он приземляется, приходит в себя и спрашивает:
— Это твое? Это ты… ты это написала?!
— Нет, дорогой. Это как раз не я.
Ну не слышал он этих стихов Пастернака до сих пор. Читать читал, а на слух — никогда, поэтому не узнал.
В тот вечер я осознала физическую силу поэзии: как две строки могут подбросить человека в воздух — и бережно опустить на табурет. Я поняла, что мне так не написать ни-ког-да.
С того вечера я перестала писать стихи. Совсем перестала. Как отрезало.
А до прозы я тогда еще не доросла.
Зря бросила. Неадекватная реакция на классика. У неё были хорошие данные и хорошие перспективы. Конечо, строки Пастернака замечательные! Нет служебных слов (меня, тебя) — все слова значимые, нет повторяющихся согласных на стыке слов, как в «снова выну». Ну и, конечно, большая тема. Этому нужно учиться на примерах, а не пасовать.
«Бросила» здесь, пожалуй, не подходит. Просто — стихи перестали писаться сами, а проза еще не начала. А может и начала (узнаю, когда дойдут руки до бумажных записей), но не пришло осознание, что может быть интересна другим.
Этот эпизод часто вспоминался при попытках понять, что такое поэзия — но я не знал, что она его в конце концов записала.
Яков,
Анна Агнич умерла в декабре прошлого года; это рассказ из ее архива, который я сейчас разбираю. К сожалению, этот эпизод задержал ее приход в литературу на три десятка лет, и она мало успела. У нее был очень высокий уровень требований к себе как автору, и исключительная скромность. За шесть лет существования клуба Бостонские чтения, который она создала и вела, она не решилась устроить вечер чтений своих произведений. Хотя когда пригласили на довольно престижные Крепсовские чтения — выступила, в компании с двумя великолепными поэтами, Вот это выступление — первые полчаса там Бахыт Кенжеев, потом Анна, а за ней — Игорь Курас:
https://www.youtube.com/watch?v=umd0zWsF1VY
ГОСПОДИ!!!
Как страшно… Я восхищался её прозой, не ведая о стихах…Как безжалостна бывает природа, отбирая от нас молодых, талантливых…
Искренне соболезную её близким.
Благодарен Мастерской, что напомнила нам о талантливой, многогранной Анне Агнич.
«Смерть самых лучших намечает
И дергает по одному.»
Ещё раз спасибо редакции Мастерской. Вы напомнили мне строки, сказанные несколько тысяч назад:
«Они не строили себе пирамид из меди
И надгробий из бронзы.
Не оставили после себя наследников,
Детей, сохранивших их имена.
Но они оставили свое наследство в писаниях,
В поучениях, сделанных ими.
Построены были двери и дома, но они разрушились,
Жрецы заупокойных служб исчезли,
Их памятники покрылись грязью,
Гробницы их забыты.
Но имена их произносят, читая эти книги,
Написанные, пока они жили,
И память о том, кто написал их,
Вечна.
…Книга лучше расписного надгробья
И прочной стены.
Написанное в книгах возводит дома и пирамиды в сердцах тех,
Кто повторяет имена писцов,
Чтобы на устах была истина.»
( Из лирики Древнего Египта в переводах Анны Ахматовой)
«В тот вечер я осознала физическую силу поэзии: как две строки могут подбросить человека в воздух — и бережно опустить на табурет. Я поняла, что мне так не написать ни-ког-да.
С того вечера я перестала писать стихи. Совсем перестала. Как отрезало.»
А может, зря… зря перестали писать стихи?
«Дактилоскопи;я (от греч. ;;;;;;;; ; палец и ;;;;;; ; смотрю, наблюдаю) ; метод идентификации человека по отпечаткам пальцев (в том числе по следам пальцев и ладоней рук), основанный на уникальности рисунка кожи. Широко применяется в криминалистике».(Википедия)
Дактилоскопия — наука относительно молодая, далеко ей до литературоведения. Но как ни странно, между этими, казалось, абсолютно различными предметами науки, куда больше общего, чем различий. Как и дактилоскопия, литературоведение изучает следы, отпечатки, оставленные чёрно-белыми иероглифами на белоснежных страницах различных изданий престу…, простите, литераторами.
В Ваших стихах виден свой неповторимый почерк. И даже в самых ранних Ваших стихах — мысль, воплощённая в рифму. Значит так легче было выразить своё восприятие окружающего мира. Восприятие расширялось, менялись рифмы. Но, повторяю, это было Ваше личное восприятие, тем оно и интересно.
Мне трудно представить, чтобы все смотрели на мир глазами Пастернака и в своих стихах передавали его ощущения и его восприятие.
Мир перестал бы быть интересным.
Будущее вижу так подробно,
Словно ты его остановил.
Я сейчас предсказывать способна
Вещим ясновиденьем сивилл.
Завтра упадет завеса в храме,
Мы в кружок собьемся в стороне,
И земля качнется под ногами,
Может быть, из жалости ко мне.
Перестроятся ряды конвоя,
И начнется всадников разъезд.
Словно в бурю смерч, над головою
Будет к небу рваться этот крест…
(Б.П. приводит строчки из “Магдалины” в своём романе
“Доктор Живаго”…)
p.s. Замечателен очерк Анны Агнич и – комментарий А. Бархавина,
не забывающего своих друзей.