Его встречали как политического деятеля. Был подан придворный экипаж, повсюду колыхались британские флаги, а дворцовая стража срочно была скомплектована из солдат-кантонистов с выразительными еврейскими глазами.
И ТОГДА ЕВРЕИ ОДЕЛИСЬ КАК ЕВРОПЕЙЦЫ…
Во время наполеоновских войн он вступил в Национальную гвардию. Был отважен, но был рассудителен. В бою увлекался, но без горячности. Ремни солдатского ранца становились тесны. Италия — союзница Бонапарта, а храбрец вел начало своего рода из Анконы — маленького городка на берегу Адриатики. Еврей-капитан Национальной гвардии — редкость даже для религиозного плюралиста Наполеона.
Мозес Монтефиоре, а именно о нем идет речь, — не просто имя, а целый раздел еврейской истории. С тем же азартом и хладнокровием он основал в Лондоне процветающий банкирский дом, первое общество по страхованию жизни, первую компанию по освещению улиц газовыми фонарями. С тех пор крепко связан с Британией. На склоне лет — рыцарь в свите королевы Виктории, баронет, шериф графства Кент.
Еще в 1828 году Монтефиоре выбрали президентом еврейского общества Board of Deputies. Бесконечны его поездки по миру. Цель их — защита гонимых единоверцев.
Пышный двор Ватикана, бессарабские степи, Египет… Месяцами он не выходит из дорожной коляски. Экстренные поезда несут его в Будапешт и Париж.
12 сентября 1842 года, на заседании Board of Deputies Монтефиоре объявил, что им получено приглашение от русского правительства прибыть в Петербург для обмена мнениями по еврейскому вопросу. Письмо было отправлено министром просвещения графом Уваровым.
Граф сообщал, что «хотя в данное время и нельзя произвести эмансипацию, но для таковой в дальнейшем, русское правительство желало бы развить среди иудеев образование».
«Вы, сэр, пользуетесь доверием русских евреев, — писал Уваров, — ваше имя произносится ими с глубочайшим благоговением, и поэтому мы просим Вас, достопочтенный сэр…» И так далее, в духе светского этикета.
Николай Первый — распорядитель судеб миллионов евреев России, Литвы, Украины и Царства Польского — был не лишен прагматизма и думал о том, как обустроить еврейскую жизнь. Рассказывают, что однажды ему пришла в голову мысль, что неповоротливый русский мужик совсем не годится для подвижной роли военного матроса, вот евреи — дело другое: «жидки легки и вертлявы, им высочайшие мачты нипочем».
Монтефиоре уже готов был отправиться в Россию, как последовал указ императора Николая, изменивший его планы. Указ, составленный в духе военного ультиматума, предписывал выселение евреев от пограничной черты на пятьдесят верст. Бесчеловечность этого рескрипта, по которому десятки тысяч людей должны были бросать свои дома, не вызывала сомнений. В Европе заговорили о бедственном положении русских евреев.
Благодаря вмешательству кабинета министров Англии, исполнение указа было приостановлено на четыре года. Чтобы добиться его окончательной отмены, Монтефиоре с женой и личным врачом — господином Леви, 31 марта 1846 года, прибывают в Петербург.
Его встречали как политического деятеля. Был подан придворный экипаж, повсюду колыхались британские флаги, а дворцовая стража срочно была скомплектована из солдат-кантонистов с выразительными еврейскими глазами.
На 9 апреля Николай Павлович назначил аудиенцию. Вот как сам Монтефиоре описывает это в докладе еврейскому Обществу в Лондоне:
«Я имею удовольствие известить вас, что с благословения Всевышнего, я имел случай ходатайствовать за наших братьев в Русской империи лично перед могущественным монархом. В четверг я был удостоен аудиенции у императора, был принят им чрезвычайно любезно, и все мои доводы были выслушаны с великой внимательностью. Его величество сказал, что он дает мне уверения за себя и своих министров, что он крайне желает развития благосостояния моих единоверцев в его империи».
Беседа происходила наедине и длилась около получаса. Царь заявил, что он готов предоставить свободу евреям, насколько это позволяют законы.
— Но ведь Вы можете изменить законы, — мягко улыбнулся гость. Монарх от прямого ответа ушел:
— Надеюсь успеть!
Из доклада еврейскому Обществу в Лондон:
«Государь предложил мне посетить наших братьев в тех городах, где они наиболее многочисленны, и обещал ввести меня в сношения по этому поводу с его министрами».
Прощаясь, император обратился к Монтефиоре:
— Посоветуйте вашим единоверцам заменить их старомодные и средневековые костюмы!
В Вильно командующий войсками генерал Маркевич засвидетельствовал свое почтение, а супруга и дочь генерала приветствовали госпожу Монтефиоре. Был предложен ряд празднеств, от участия в которых чета из Лондона вежливо уклонилась.
«Я уже получил обещание от многих хасидов, — писал Монтефиоре, — что они заменят свои меховые шапочки обыкновенными шляпами и примут вообще немецкий костюм. Я думаю, что такая замена окажет счастливое влияние на их положение».
Из Вильно по казенной подорожной они направились в Варшаву. Наместник Царства Польского генерал Паскевич допустил афронт. Когда Монтефиоре заметил, что полезно было бы открыть для еврейских детей двери государственных школ, прервал его восклицанием:
— Боже сохрани! Жиды и без того уж чересчур ловки для нас, что же было бы тогда, если их еще выучивали?
Однако, главная цель поездки в Россию была достигнута. Николай Первый отменил указ, направленный против евреев.
Спустя 26 лет, в 1872 году, Монтефиоре — старый, замученный болезнями, передвигающийся с трудом — вновь оказался в Петербурге. Ему было поручено передать почетный адрес от евреев Лондона русскому императору Александру Второму. Но дадим слово самому ходатаю по делам русских евреев:
«В назначенный час я отправился в Зимний дворец в сопровождении доктора Леви. Для устранения усталости подъема по лестнице, мы были подняты машиной — элеватором в огромный зал. Тут были многие знатные особы, вошедшие со мной в любезную беседу о положении моих единоверцев. Таким приятным образом прошло некоторое время, пока министра иностранных дел не позвали к царю. Вслед затем и меня представили его императорскому величеству, которому я и передал от имени нашего Общества и многих его конгрегаций поздравительный адрес. Его величество, говоривший отлично по-английски, принял меня с величайшей милостью и лаской. Он вспомнил об обстоятельствах, при которых я имел честь представляться его отцу в 1846 году, и отвечал с крайней любезностью на все вопросы, которые вытекали из моей миссии.
Не могу также не упомянуть с глубочайшей признательностью, что его величество нарочно приехал с места военных маневров в Зимний дворец, чтобы избавить меня от труда новой поездки, имея в виду мой преклонный возраст. Я оставил дворец, переполненный благодарностью. По дороге в отель я был восторженно приветствуем сотнями наших братьев, которые ждали моего возвращения из дворца, и лица их сияли радостью».
В Петербурге приезжему старцу показали карту России, переведенную на идиш, и познакомили с двумя-тремя брюнетами, удостоенными негромких орденов.
«Русские евреи стали одеваться подобно джентльменам Англии, Франции, Германии, — писал Монтефиоре и с грустью добавлял: — но я думаю, в их положении это вряд ли что изменит…»
Б. Неплох: «Из Вильно по казенной подорожной они направились в Варшаву. Наместник Царства Польского генерал Паскевич допустил афронт. Когда Монтефиоре заметил, что полезно было бы открыть для еврейских детей двери государственных школ, прервал его восклицанием:
— Боже сохрани! Жиды и без того уж чересчур ловки для нас, что же было бы тогда, если их еще выучивали?»
——————————————————————-
Попробовал бы этот черносотенец сказать так Бенджамену Дизраэли.
P.S. https://ru.wikipedia.org › wiki › Дизраэли,_Бенджамин
Дизраэли, Бенджамин — Википедия
Родители Бенджамина имели еврейское происхождение, его дед (также Бенджамин) родился в Папской области (Италия), в городе Ченто близ Феррары …
«Боже сохрани! Жиды и без того уж чересчур ловки для нас, что же было бы тогда, если их еще выучивали?»
——————
Наверное,было сказано: «….если БЫ их ещё и выучивали.»
Если главное предложение в сослагательном наклонении, то и придаточное тоже должно быть в том же наклонении.
«…им высочайшие мачты не почем».»
—————————
Было написано, наверное, НИПОЧЁМ, есть такое наречие.
Мой почти однофамилец продолжает «грамматический террор»
Если опустить отдельные проколы — он «грамматически прав», но… только грамматически.
Народ по большей части безграмотный (даже я иногда ошибаюсь 🙂 ) и повторяет одни и те же ошибки — поэтому все его усилия бесполезны.
Кроме того, то, что раньше считалось ошибкой — теперь норма, как та же «околесица». Развивается/деградирует язык 🙂
Кстати, я уже предлагал своему почти однофамильцу обратиться к администрации Портала с просьбой стать корректором. 🙂
Каждый житель Иерусалима, да наверняка и каждый израильтянин, каждый посетивший Иерусалим турист знает о мельнице Монтефиоре. Но вот об этих двух любопытных эпизодах из долгой жизни сэра Мозеса Монтефиоре вряд ли многие знали. Поэтому спасибо автору.
Сэр Мозес Монтефиоре Барт родился в 1784 году и умер в 1885 году в возрасте 100 лет. В молодости его дядя Моисей Мокатта обеспечил ему должность одного из двенадцати брокеров, которым разрешено практиковать на Лондонской бирже. В 1812 году Мозес Монтефиоре женился на Джудит Коэн (1784–1862), дочери Леви Барента Коэна. Ее сестра Генриетта (или Ханна) (1783–1850) вышла замуж за Натана Майера Ротшильда (1777–1836), для которого фирма Монтефиоре выступала в качестве биржевых маклеров. Эта связь помогла Мозесу сколотить состояние еще до того, как ему исполнилось сорок лет, когда он ушел с фондовой биржи и посвятил остаток своей долгой жизни интересам бедных и угнетенных собратьев-евреев.
Сэр Мозес, который на смертном одре продолжал подписывать чеки на благотворительные цели, происходил из итальянской сефардской семьи. Женатый на жене-ашкенази, он настолько твердо верил в единство еврейского народа, что одаривал каждую пару, вступившую в брак в его синагоге, денежным подарком; и эта сумма была удвоена за «смешанный брак» между сефардом и ашкенази.
Его благотворительная деятельность и благотворительные фонды дома были в больших масштабах; и во время визитов в Палестину, Марокко, Рим, Россию и Турцию он делал все, что мог, чтобы облегчить преследования евреев в этих местах. За эти благородные заслуги он был посвящен в рыцари королевой Викторией в 1837 году; и стал баронетом в 1846 году.
Любовь сэра Мозеса Монтефиоре к Сиону была продемонстрирована его семью визитами в Святую Землю, предпринятыми в то время, когда такие путешествия были трудными и опасными: его первый визит, во время которого он смог провести в Иерусалиме всего четыре дня, занял десять месяцев. Сэр Мозес активно поощрял там сельское хозяйство и финансировал больницы и богадельни. Конгрегация испанских и португальских евреев в Лондоне до сих пор распределяет средства, завещанные сэром Мозесом, нуждающимся ученым в Иерусалиме, Хевроне, Цфате и Тверии.