Анатолий Зелигер: В поисках счастья

Loading

Они уезжали из Израиля, ненавидя его, обвиняя во всех смертных грехах и ни на йоту не признавая своей вины. А приехав в Англию, обрушили на Израиль гору проклятий, заявляя, что они, русские люди, не могут там жить полноценной жизнью. Позади были Россия, Украина, Израиль. Она не хотела жить ни в одной из этих стран…

В поисках счастья

Анатолий Зелигер

Вера пила рюмку за рюмкой терпкое южноафриканское вино — и вовсе не потому, что обожала алкоголь. Просто нервы ее, задерганные и надорванные, требовали хоть какой-то поддержки извне. Успех пришел наконец, но только после множества выматывающих душу унизительных поражений. Сквозь полупрозрачную муть, завесившую глаза, она умиротворенно взирала на две счастливые пары — дочь Настю с Андреем и сына Федю с Асей. Потом ей вдруг захотелось сделать что-нибудь необычное, соответствующее этому прекрасному моменту. Она встала, подняла правую руку вверх и изобразила двумя пальцами символ победы — букву V. Ее лицо приняло торжественное выражение. Все посмотрели на нее, ожидая долгожданного «горько». Но она вроде бы не для двух пар с сияющими лицами, не для мужа, а для всего Донкастера, для всей Англии произнесла ликующим голосом только одно слово: «Победа!»

Здесь, в этом доме, временно выделенном им иммиграционными властями, они четверо — Вера с Антоном и дети — прожили почти год. Год огромных надежд на счастье и надрывающих сердце разочарований. От властей два раза приходили письма, разящие, как нокаутирующий удар: «Мы прекращаем поддержку, освободите помещение». Каждый раз удавалось отбиться от них, и вот теперь в гостиной этого уже привычного дома, казавшегося почти своим, Вера с мужем поздравляют молодоженов. За накрытым столом их только шестеро, потому что ни у кого из них нет в Англии ни близких друзей, ни родственников.

Да, этот «свадебный пир» — победа, потому что теперь никакая, даже бесовская сила не выкурит их из Англии. Говорят, что родители живут ради детей. Вранье несусветное! Они с Антоном еще пропоют свою песню.

Вера теплым взглядом одарила рослого, худого зятя Андрея и невысокенькую невестку Асю. Бесценное приобретение — оба с эстонскими паспортами.

Нечеловеческая удача? Совсем нет: дело рук человеческих. Помогли христиане из «Свидетелей Иеговы». Вера с дочкой пришла к ним еще в Крыму, была активной прихожанкой в Израиле и здесь, в Донкастере, сразу же разыскала их.

Что привело ее к «Свидетелям Иеговы»? Почему ей было хорошо среди этих христиан? Скорей всего, потому что религия эта не была национальной. И это ей, полукиргизке-полурусской, очень подходило. Веровала ли она искренне? Вера не задавалась таким вопросом. Свидетели Иеговы дали ей общество, массу знакомых, определенную опору в новом мире. Это с их помощью нашла она Андрея и Асю — двух одиночек с эстонскими паспортами. Муж Антон в этом деле ничем помочь не мог. Не воспринимает религию — и все тут. «Бр-р-р! — говорит он. — Меня мутит от этого беспардонного нагромождения безудержных фантазий. Я не рожден, чтоб сказку сделать былью».

Ну и ладно, это его личное, полуеврейское дело.

Вера иногда говаривала с оттенком самоуважения: «Я решаю проблемы по мере их поступления». Именно вот так: «я», а не «мы». Потому что она, а не муж, была лидером семьи. Антон, бывший военный летчик, человек огромного мужества, с железными нервами, привычно принимал ее руководство.

Это она десять лет тому назад, глядя в голодные глаза мужа и детей, решительно заявила: «Надо ехать!»

В то время у них был свой дом в небольшой деревушке под Феодосией, и они надеялись осесть там навсегда. Но вот ударила перестройка, и наступили скверные времена. Они вдруг оказались в другой стране. В обнищавшей Украине военная пенсия мужа превратилась в ничто, а она, Вера, лишилась работы.

А тут еще, вроде бы без явной причины, соседи возненавидели их и сговорились между собой выжить их из деревни. Пошли в ход грубости, злобное шипение им вслед. Раз даже на воротах вывели: «Жиды, убирайтесь вон из нашей деревни!»

А какие же они жиды? Муж, правда, с половинкой, о которой и не вспоминает никогда. И откуда только вынюхали это? Чутьем своим овчарочьим, что ли?

Окончательно их подтолкнул к отъезду случай противный и пугающий. Кто-то из соседей свернул шею их курице, разорвал ее пополам и залитую кровью смесь мяса, перьев и потрохов бросил им на крыльцо.

— Хватит, к чертям собачьим! Едем в Израиль!

— Мы будем там иностранцами, — задумчиво проговорил Антон.

— А здесь мы тоже иностранцы, — отрезала она.

* * *

— Горько! — торжественно провозгласил Антон. — Целуйтесь, детки! Да здравствует Англия!

Настя просто повисла на своем Андрее. Девятнадцать лет девке, а уже зрелая-перезрелая. А Федька-то целуется спокойно, с чувством собственного достоинства — весь в отца пошел.

* * *

Почему они не прижились в Израиле?

Израиль — еврейское государство, убежище для преследуемых и унижаемых евреев всего мира. Как приспособиться к нему другим, тем, кто приехал сюда только чтобы наесться досыта? Да, трудно им, говорящим про себя: «Вы, евреи, сами по себе, а мы сами по себе».

Вера выучила иврит и хотела преподавать математику. Учить — ее призвание. Но с работой ничего не получалось. «Потому что я христианка», — говорила Вера. Возможно, поэтому, а может и потому, что в Израиле избыток учителей. Пришлось давать частные уроки.

Антон устроился на работу, далекую от авиационного дела, которое он обожал. Ворчал на Израиль. Но какую работу можно предложить отлетавшему свое пилоту?

Тяжело пришлось и детям в школе, потому что Вера ни за что не хотела отдавать их этой стране. «Они вам чужие, — говорила им мать. — Они евреи, а вы — русские и христиане». В школе Федор и Настя держались особняком. «Мы — другие» — говорили они каждым взглядом, каждым движением — и получали в ответ насмешки, оскорбления, выливавшиеся временами в травлю: «ха, раз вы чужие, так что вы здесь делаете?»

Нельзя не пожалеть тех, кто в детстве испытал детскую жестокость. Настю стала мучить депрессия, ее освободили от армии. А Федя пришел на комиссию и сказал: «Я русский и христианин, и мне нет дела до ваших еврейско-арабских разборок».

Да разве так живут на этом свете? С отцом-матерью не посоветовался. Надо было посещать хоть иногда «Свидетелей Иеговы» и на комиссии сказать: «Я не могу служить в армии из религиозных убеждений». А так — освободили от службы с документом, какой дают умалишенным. Попробуй устройся с таким на работу!

После этого Вера пришла к убеждению, что Израиль исчерпал себя и делать им здесь больше нечего.

Они уезжали из Израиля, ненавидя его, обвиняя во всех смертных грехах и ни на йоту не признавая своей вины. А приехав в Англию, обрушили на Израиль гору проклятий, заявляя, что они, русские люди, не могут там жить полноценной жизнью.

Позади были Россия, Украина, Израиль. Она не хотела жить ни в одной из этих стран. А живя год здесь, в Донкастере, поняла: только Англия, умереть — но заполучить Англию.

И до чего же эта страна подходила им всем! Мирная, спокойная, богатая. Добрые, улыбающиеся люди. Никому нет дела до ее религии. В Россию — ни за что! Страна тяжелая для жизни, бедная, все усталые, задерганные, злые. Федю заберут в армию — от одной ушел, к другой пришел. Нет, нет, только Англия!

Ей захотелось взглянуть на драгоценные эстонские паспорта.

— Андрей и Ася, дорогие, можно — я взгляну на ваши эстонские паспорта?

Два паспорта лежали перед ней — два пропуска в Англию, в любую страну Объединенной Европы. Глядя на них, она растрогалась: «Это Христос послал нам Андрюшу и Асеньку!» Но потом лицо ее приняло деловое и циничное выражение: «А может быть, не только Христос…»

— Привет тебе, бог Гименей! Слава Андрею и Насте! Слава Федору и Асе! — спокойно и уверенно произнес Антон.

* * *

Что бы ни делал Антон — всегда сама сосредоточенность и основательность, как будто ведет свой реактивный самолет.

Да, самолет вел он, а семью — всегда она. И каким же трудным был для них этот год!

Каждый день в одиннадцать часов они ждали почтальона. Вот слышны быстрые шаги. «Бум!» — удар о пол письма, просунутого в щель двери. Опять отказ. Отказы, отказы и отказы.

* * *

Первое прошение о предоставлении политического убежища помог составить бесплатный адвокат. Помог-то помог, но от дальнейшей помощи отказался. Они ждали решения министерства, как манны небесной. Надеялись — там поймут, посочувствуют, помогут. Но — нет, нет и нет. У них один резон: Израиль — демократическое государство. Бездушные отказы как кулаком били по сердцу. Суд — отказ, апелляция — отказ, высший суд — отказ… Что же — собирать вещи и ехать обратно в Израиль? Никогда в жизни! Режьте на куски мою душу! Ни за что.

Но теперь худшее позади. Не будут же они отрывать родителей от детей. Она с улыбкой посмотрела на Антона. Тот обнял ее за талию. «Теперь будем внуков ждать», — шепнул он ей.

Встал Федя. Высокий, выше отца. Лицом немного на бабку-киргизку похож, а взгляд отцовский — спокойный, внимательный. Сейчас тост провозгласит за мать и отца…

— Дорогие папа и мама! Я не знаю, как вы к этому отнесетесь, но мы все четверо послезавтра улетаем в Таллин.

— Надолго? — всколыхнулась Вера.

— Не знаю.

— А нам с отцом что делать?

— Мы обсудили этот вопрос, перебрали все возможные варианты и решили, что выхода нет: вы должны временно вернуться в Израиль.

Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Взглянула на мужа — бледный, глаза без движения, как у мертвеца. Наверно, и я такая же.

Настя бросилась к ней:

— Мамочка, мы вернемся, мы обязательно вернемся сюда, и вы к нам приедете!

И зашептала, горячо дыша в ухо:

— Понимаешь, мамочка, Андрей хочет купить квартиру в Таллине. Там квартиры намного дешевле, чем в Англии.

— Мать родную предала. А ведь, как ягняшка за овцой, бегала, у «Свидетелей» сестрами были. А теперь — к чужому перебежала, родителей на квартиру променяла. Эх, Настя, Настя!

Антон сказал, явно пересиливая себя:

— Вам, дети, выбирать дорогу в жизни.

* * *

А ночью, положив голову ей на плечо, он тоскливо говорил:

— Объясни, объясни мне, почему нас предали дети? Разве мы были плохими родителями?

И она с ужасом почувствовала его слезы у себя на груди.

Плакал он, подполковник в отставке, отлетавший двадцать лет на сверхзвуковых реактивных самолетах, каждое совершенствование которых оплачивалось жизнью пилотов. Плакал он, не раз хоронивший без слезинки из глаз душевно родных «друзей хороших».

* * *

Она сидела в гостиной и, глядя в никуда, пила рюмку за рюмкой терпкое южноафриканское вино. Алкоголь не бодрил нисколько и лился попусту в какую-то черную, бездонную бездну.

Вошел Антон. Бездумно уставился на почти пустую бутылку. Ничего не сказал.

Шаги за дверью: «Тук, тук, тук». Эстонская гражданка прибежала. Догадалась — пришла без своего «благоверного».

— Мама, не переживай. Вы к нам приедете, мы к вам.

Вот и Федор:

— Выхода не было. Куда Ася — туда и я. Будем искать новые пути.

Слова… Пустые, бессмысленные слова.

— Ну, так присядем, что ли, на дорогу? — сказал Антон. — А теперь поцелуемся.

Хлопнула дверь. Дети ушли. Вот и всё.

* * *

Вера и Антон возвращались в ненавистный постылый Израиль. Социальный работник Броуни, благожелательно улыбаясь, помог им погрузиться в автобус.

— Сенк ю вери мач.

— Ит’с олл райт.

— Бай!

— Бай-бай!

Четыре часа езды. Аэропорт.

Перед посадкой в самолет Вера повернула свое почерневшее лицо к бесчувственному серому залу, презрительно взирающему на них, и назло ему выкрикнула:

— Вы увидите, мы еще вернемся сюда! Обязательно вернемся!

Print Friendly, PDF & Email

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Арифметическая Капча - решите задачу *Достигнут лимит времени. Пожалуйста, введите CAPTCHA снова.