Человек с сигарой, пуская сизый дым, сидел, закинув ногу на ногу, у самого входа в читальный зал. Михаил зажмурился и вновь распахнул глаза. Загадочный посетитель исчез.

Слухач — по инвалидности

(маленький роман)

Олег Пряничников

1

Казалось бы тихая, спокойная сентябрьская ночь опустилась на средне-уральский лес. Но вот — ухнуло. Потом ещё, ещё. И вот уже целая канонада небесного грома сотрясала воздух и землю. И засверкали молнии, подобные огромным турецким саблям. Они вонзались в несчастный лес, расщепляя стволы кустарников и деревьев, и срезая, словно бритвой их ветки. Иногда что-то вспыхивало, но, слава богу, пожара быть не могло, потому что лил дождь. Лил крупный и густой дождь. И почти никакого ветра. Огромные чёрные тучи нависли в каком-то странном военном порядке над лесом и били, били, били: гром — молния, гром — молния. И так продолжалось всю ночь. Наконец, к шести утра, эта вакханалия закончилась: задул ветер, тучи ушли. Затем вместо порывистого ветра заиграл бойкий ветерок и над лесом, окружённое белым ореолом, стало всплывать рыжее сонное солнышко. И хотя лесу и был нанесён немалый урон, он не выглядел жалким, он по-прежнему был прекрасен: его ели звенели, расправляя свои могучие плечи, его полянки оживали — поднималась трава и цветочки, его ручейки журчали как ни в чём не бывало. А вот и птахи зачирикали. А вот и оранжевое солнышко проснулось окончательно и начало отдавать своё тепло всему живому, просеивая оранжевые лучи сквозь зелёно-жёлтую листву. Чудо!

Но вот вам ещё одно, тоже вполне осязаемое, но не очень-то симпатичное чудо, точнее сказать Чудо-юдо.

Появившись непонятно откуда в лесу, это Чудо-юдо ползло. Оно ползло, раздвигая своим трёхметровым чешуйчатым телом стволы приличного калибра, и раздавливая им же любую живность, попавшую под него. Оно хваталось лапами с длинными когтями за всё, что только можно было ухватиться, отталкивалось острыми коленями и ползло. Оно буровило словно танк и… стонало.

Вот Чудо-юдо увидело своими алыми, чуть дымящимся глазами без зрачков пень. Большой, спиленный человеческими руками, пень. Продолжая стонать, существо взгромоздилось на него. Оно село, подобно человеку, пристроив зад и согнув в коленях задние лапы. У существа кровоточил бок, на его жабьей морде лежала печать страдания. Вдруг в его когтях блеснула ампула — грамм эдак на двести. Чудо-юдо, трясущейся лапой поднесло к пасти ампулу и … выронило её. Всё бы ничего, ампула упала рядом с пнём, в траву, но в траве предательски спрятался камень. Услышав лёгкий звук разбивающегося стекла, Чудо-юдо взвыло так, что лес замер — птахи перестали петь, дятел тюкать, болото пузыриться.

Наконец существо отревело. Вскоре в его когтях блеснула вторая, точно такая же ампула, и она было последней. Резким движением Чудо-юдо вогнало стеклянную «торпеду» прямо себе в рану, ампула лопнула, встретившись с рёбрами.

ОНО взвыло почти так же как и до этого. Но, спустя минуту, мерзкое, ужасное тело успокоилось и обмякло. Алые глаза потухли. А уральский лес наоборот — снова ожил.

2

Вот уж год, как сорокалетний Михаил Евгеньевич Кремниев являлся пенсионером. Пенсию получал по инвалидности. Заболевание у него было странное, медицине не известное. Но — давайте всё по порядку.

Двадцать лет назад, вернувшись из армии, Миша Кремниев устроился на единственный в городе металлургический завод учеником кузнеца. Кстати, современный кузнец — это вам не тот языческий лохматый силач с испариной на лбу, в кожаном фартуке, кующий мечи, подковы и гвозди; это совсем другой персонаж — чумазый работяга в суконной робе, на голове пластмассовая каска, на носу защитные очки, на ушах наушники, а с недавнего времени «беруши», и не на ушах, а в ушах. Этот человек либо стоит возле огромного пресса и в ручную (щипцами) подкладывает под молот пятидесятикилограммовые железные (алюминиевые, титановые) чушки, либо тоже самое делает при помощи манипулятора.

Вот к такому кузнецу-работяге и прикрепили Мишу Кремниева, только что отслужившего в армии, на два месяца учеником. А через два месяца способный ученик сдал на разряд и начал работать самостоятельно. А ещё через пять лет Мишу Кремниева все коллеги по цеху ( вплоть до начальника цеха ) стали величать Михаилом Евгеньевичем.

Девятнадцать лет Михаил Евгеньевич Кремниев отдал заводу. Работал себе мужик, работал, и вот на тебе — обычный профосмотр. Обычный отоларинголог проверяет слух, а слух-то у кузнеца сверхотменный. Вроде бы это хорошо. Но. Заступил как-то бригадир-кузнец на смену и… из ушей его потекла кровь. Все звуки он стал слышать в десятки раз отчётливей обычного человека. «Беруши» помогали, но от грохота пресса всё-таки порвало ушные перепонки.

Уши зажили, а неизвестная в мире медицины болезнь осталась. Кремниева возили в Москву: собирали консилиум, определили — обострённый слух, и чем громче, скажем так, тяжёлый звук, тем хуже ушным перепонкам. Взвинченная человеческая речь, надрывное мяуканье кошки, близкое жужжание пчёлки — ещё куда не шло, а вот, к примеру, громкий стук, резкий хлопок, грохот, взрыв — всё это могло сыграть очень злую шутку со слухом, вплоть до потери оного. Закончив обследование, московские светилы медицины прописали необычному больному… «беруши», дали инвалидность, свалив всё на завод, и отпустили с миром.

Простившись с заводом, Михаил не спешил искать новую тихую работу, пенсия по инвалидности была не такой уж и плохой (приплачивал завод). Да и много ли надо одному, ведь за всё время сознательной жизни он так и не женился и детей не завёл. А родителей он схоронил несколько лет назад: мать умерла от рака, от горя у отца не выдержало сердце.

Год бывший кузнец валял дурака, мало с кем общался из друзей, знакомых и родственников, но зато за этот год он пристрастился к чтению. Он записался в заводскую библиотеку и мало того, что брал книги на дом, два-три раза в неделю он посещал читальный зал, там садился обычно в какой-нибудь угол и, иногда вытащив, иногда — нет, из ушей «беруши», читал, читал, читал…

3

Вот и сегодня он пришёл в этот храм святой тишины, вечных страстей и истин. Поднялся на второй этаж, с трепетом, и я бы даже сказал — с нежностью открыл обычные деревянные двери и провалился в атмосферу, где одни люди с жадностью поглощали фантазии и мысли других людей, называемых в мире — писателями.

— Губермана, если можно. Любую книжку.

— Минутку…

Миловидная блондинка-библиотекарша Варя скрылась в «книжных джунглях» и вскоре, лучезарно улыбаясь, вынесла Кремниеву книжку.

— Спасибо,— сухо поблагодарил тот и вором удалился в свободный угол читального зала.

Год библиотекарша Варя наблюдала за этим высоким, чуть седоватым, с умными карими глазами мужчиной, и каждый раз, когда тот приходил в библиотеку, а именно в читальный зал, где она,— если быть конкретным,— работала, её сердце стучало сильнее, чем обычно. Глядя на него, она частенько отмечала: » Надо же, всегда выбритый и чисто одетый.» И частенько беспокоилась: «Неужели женат?» И успокаивалась: » Хотя кольца нет.» А ещё она бывало думала про него: » Ах, какой мужчина. Жалко, кажется, глуховат, но это ерунда.»

Маленькая справка: к своим двадцати девяти годам библиотекарша Варя получила высшее образование, сходила замуж, родила, развелась, и теперь жила тихой, монотонной жизнью с матерью-пенсионеркой и восьмилетним сынишкой.

Книжка Губермана была занятной: весёлые умные стишки жемчужными бусинками нанизывались на нить доверительного разговора автора с читателем. Читалась легко, до мозга и сердца доходила быстро. Закончив читать, Кремниев подошёл к столу библиотекаря и вернул книгу. Варя невольно привстала.

— Как вам Губерман?— с волнением спросила она.

— Смешно, поучительно.

— Мне тоже по душе его «гарики». И мат у него уместен.

— Ещё как уместен,— с сарказмом согласился бывший кузнец.— Правда я за свою трудовую деятельность наслушался этого мата выше крыши.

— Кстати, вы так давно сюда ходите, а мы даже не знакомы. Меня Варей зовут. — она протянула ему свою маленькую ручку.

— Я знаю. Меня — Михаилом, — он бережно пожал её ручку своей клешнёй.

— И я знаю, что вас зовут Михаилом. Конечно же вы работаете на нашем металлургическом.

— Работал. На нашем металлургическом. Ныне на пенсии.

— Такой молодой и на пенсии?

— У меня инвалидность — профзаболевание.

— Мне вас искренне жаль, — Варя повернула голову к окну, за которым дымились трубы металлургического завода. — Вот он, кормилец нашего города…

Миловидная блондинка и, кажется, вполне не глупая, тоже нравилась Михаилу, но его смущала разница в возрасте — вот такой комплекс был у сорокалетнего мужика. И ещё — эта болезнь…

«Она встретит мужчину более достойного, чем я, ровесника или немного старше себя. И главное — здорового… Зачем портить молодой женщине жизнь? — так рассуждал Михаил Евгеньевич, видя интерес Вари к своей персоне.»

— Вот он, кормилец нашего города…

Этих слов Кремниев прочитать по её губам уже не мог, а расслышать не позволяли «беруши». Хотя можно продолжить разговор и без них. Но, в этот момент, вошедший читатель, нечайно громко хлопнул дверьми. Михаила словно спугнули.

— До свидания, — пробормотал он и зашагал к выходу.

Завтра он собирался в лес.

4

Электричка тронулась, набрала скорость, и вскоре пропала совсем. Её ждали новые остановки.

Слева от перрона располагался дачный посёлок, справа — лес. День обещал быть солнечным, как никак — бабье лето.

Михаил вынул из ушей «беруши», поправил на плече рюкзак, в котором лежали лукошко и термос с горячим чаем, и, намереваясь идти направо, с наслаждением втянул ноздрями воздух. «Ну, здравствуй, родной, — мысленно поздоровался он с лесом и направился к нему.»

Хруст сухой ветки, тюканье дятла, уханье совы неприятно щекотали ушные перепонки, но крепкий сорокалетний мужик терпел, терпел ради завораживающей атмосферы уральского леса в ранней осени.

Он знал этот лес с детства, знал грибные места, но, увы, съедобных грибов попадалось мало (постарались дачники). Да и бог с ними, с грибами, не они — главная цель. Идя по лесу, Михаил наслаждался хрустальным воздухом, солнышком, которое начинало набирать свой фирменный оранжевый цвет, и, самое главное, наслаждался тишиной.

Вдруг Кремниев уткнулся в странный бурелом с туннелем внутри: такое ощущение, что по лесу полз огромный червяк, ломая своей тушей кустарники и деревья, сгибая их в крутые дуги. Бывший кузнец, поражённый невиданным зрелищем, с осторожностью пошёл по «следу» мнимого червяка, иногда он невольно наступал на красные пятна, уж очень напоминавшие кровь. Он шёл всё осторожнее и осторожнее. Наконец бурелом закончился и… ничего сверхъестественного не произошло. Сразу за буреломом раскинулась весёлая, светлая полянка, посреди неё торчал большой пень. Пень густо ощетинился опятами.

«Мама моя! Хоть что-то!— обрадовался Кремниев и приготовил лукошко с ножом.»

Срезая опята и складывая их в лукошко, он то и дело оглядывался на сказочный, устрашающего вида, бурелом, при этом думал об этой странной загадки природы. В своей задумчивости он не заметил осколков стекла и поранил указательный палец левой руки.

«Черт!» — выкрикнул он, машинально сунув палец в рот. Михаил отыскал глазами стекло, а ещё он увидел рядом с пнём уже знакомые пятна запёкшей крови.

«Так, всему есть объяснения,— отключив эмоции, мысленно стал разговаривать сам с собой Кремниев,— давай рассуждать логически: начался сезон охоты на крупного зверя. Или ещё не начался? В общем: стреляли в крупного зверя, допустим — лося (их тут полно). Ранили его, в смысле лося, он метался, может быть даже полз — вот тебе и бурелом, и кровь. Понятно, что это ужасно. Но, охота — дело житейское, тем более, что сезон охоты уже открыт. Или ещё не открыт?»

Запутавшись в мыслях, Михаил посмотрел на порезанный палец, ещё раз посмотрел, осмотрел его весь — ранку затянуло, да так, как-будто её и не было.

«Чёрт!» — выкрикнул он снова.

Он спешно набил опятами лукошко и решил возвращаться домой.

В электричке он пил чай, загадочный бурелом не выходил из головы. Напротив сидел бывалый мужичок в телогрейке.

— Вы не знаете, — обратился к нему Кремниев, — сезон охоты уже начался?

— Смотря на какую птицу, зверя.

— Ну, скажем, на лося.

— На лося ещё не начался, вот тёплые деньки уйдут и начнётся. Сам жду, с нетерпением, я же охотник. А вы?

«Не начался…»

Вернувшись уже ближе к вечеру, Михаил первым делом замочил грибы. Ближе к ночи сварил их и засолил «по горячему», как учила его покойная мать. Получилось три литровые баночки. Не удержался и съел несколько не просоленных грибочков. Спать лёг поздно.

Ему снились кошмары: какое-то чудовище, какая-то прелестная женщина с платиновыми волосами и странным рубином на лбу, какой-то сердитый старик. С такими же волосами, рубином…

5

Массивное кресло было деревянным, без всякой краски, обивки и подушек, на пухлых резных ногах, с резными поручнями. Такое кресло могло вместить и выдержать пятерых взрослых людей, но сидел в этом кресле один-единственный могучий старик.

Его платиновые волосы стекали на широкие плечи, такие же платиновые усы переходили в платиновую бороду, коя время от времени вздымалась на покатой груди. Его чело обхватывал тонкий золотой обруч со странным (на лбу)большим рубином, который каждую секунду менял цвет — зрелище завораживающее. Белое длинное одеяние с белым поясом облачало старика, из-под полы выглядывали носки белых сапог. Его глаза были закрыты, руки мирно покоились на коленях. Старик не спал и не дремал. Сохраняя спокойное выражения лица, он был погружён в раздумья. Да — в его ногах, свернувшись калачиком, словно собачонка, лежал маленький горбун в костюме скомороха — вот тот дрыхнул, издавая храп и пуская слюни.

Что это было за помещение, при чём ярко-освещённое, в котором находились кресло, старик и горбун, его назначение — понять было невозможно. Вроде бы зал дворца — высокий белый потолок, белые колонны, но — никакой помпезности, из мебели одно кресло, всё что украшало белые стены — это множество массивных штор белого цвета. Только окна ли таились за ними. Да, и непонятно было откуда исходил яркий свет.

Вдруг, в метрах десяти от старика, возникло серебристое облако. Облако быстро рассеялось. Вместо него появились трое — два огромных белых голубя и…. Крыльями голуби вытолкнули вперёд себя Чуду-юду.

Старик открыл глаза, спокойное выражение его лица не изменилось. Проснулся и отклеился от его ног карлик-горбун.

— На колени, — тихо приказал старик.

— На колени! — продублировал хозяина своим мерзким скрипучим голосом горбун, сделав круг вокруг чудовища.

Чудовище не шелохнулось.

— Ну, — сыграл жевалками старик.

— Ну! — вякнул скоморох.

Издав рык, Чудо-юдо припало на одно колено, но головы не опустило.

— Ты вновь совершил преступление,— в голосе старика появились грозные нотки,— ты сбежал из моего… зоопарка.

— Хозяин, насчёт зоопарка — смешно, ей богу, смешно!— горбун покатился по полу.— Хаааааа!

— Цыц!— повёл бровью на убогого старик.

— Яволь!— горбун мгновенно вскочил на ноги и приложил ладонь к сбившемуся колпаку, на котором дзынькали бубенчики.— Хозяин, подать ли вам посох под номером тринадцать? — Карлик облизнулся: — Посох для испепеления — мой любимый.

— Уймись, дурачок.

— Яволь, в смысле, понял. Значит чуть попозже.

Старик снова обратился к чудовищу:

— Мало тебе того, что я сделал с тобой? Ведь ещё совсем недавно ты был мужчиной в расцвете сил, а теперь ты непонятно кто и непонятно что. Мало тебе?! Неужели ты и в самом деле надеялся спрятаться от меня на Земле?

И тут Чудо-юдо заговорило, и заговорило вполне красивым мужским голосом:

— Я много лет прожил на Земле… пока был похож на человека. Эта планета стала для меня домом. Вторым домом. Я просто хочу жить в нём, и не только я один. А ещё я хочу, чтобы плохие люди, какие есть и какие будут на этой планете становились хорошими. И я готов всячески содействовать этому.

— Что?! — выражение лица старика поменялось и не в лучшую сторону, его начал охватывать гнев. — Это я тебя отправил на Землю много веков назад! Но для чего?! Отвечай!

— Я должен был быть проводником твоей воли.

— МОЕЙ ВОЛИ,— каждое слово отчеканил грозный старик.— Моей! Слышишь?! Почему ты не давал умереть людям, когда им это было суждено мной? Зачем ты садил за стол переговоров вождей, королей, царей, президентов, предотвращая тем самым войны? И всё это, не спрашивая меня. Ты помогал людям строить города, ты помогал им двигать вперёд науку, развивать искусство. И сейчас ты собираешься из подлецов варганить ангелов? Разве ты — это я?!… Есть ли в тебе хоть капля раскаяния?

—Нет, — чудовище по-прежнему не опускало головы.

Старик поднялся во весь свой исполинский рост, но не сделал ни шага.

— Хозяин!— взвился горбун, почуяв нужный момент. — Я за тринадцатым!

И он его принёс — посох чёрного цвета. И старик принял от горбатого карлика этот чёрный посох под номером тринадцать. И вот он уже направил его на Чуду-юду, от которого шарахнулись в стороны огромные белые голуби.

— Э, хозяин, — подал голос горбун,— вы не спросили про универсальный эликсир выздоровления. Спрашивайте поскорей, и делайте-таки то, что решили. Ессс!

— Да…м… откуда ты взял две ампулы универсального эликсира выздоровления? Молчишь? Что ж, гори, несчастный!

— Постой, отец! — неожиданно раздался пронзительный женский голос откуда-то из глубины зала.

— Принесла нелёгкая! — с досадой выпалил карлик.

6

День не обещал ничего хорошего, потому что предполагался быть пустым. Очередной, пустой, серый день, каких у Михаила было сотни. Вот когда особенно плохо, вроде бы ты не один: где-то есть приятели, родственники, но нет желания навестить их. Значит, ты — один. Тоска-а-а… Впору повеситься. Но не пить. Через это Кремниев уже проходил.

В такие дни почему-то вспоминались покойные родители, их просветлённые лица, их добрые поступки, совместные дела с ними, детство — вот мать забирает его из детского сада, вот отец ведёт в школу. Тоска-а… Но — только не пить. Уж лучше в библиотеку.

А в библиотеке, в читальном зале, как всегда, было тише, чем где-либо. И лишь стук, издававшийся из груди библиотекарши Вари, иногда нарушал эту тишину, стук сердца, пережевавшего за близкого человека.

Она что-то писала, когда Кремниев подошёл к столу. Она подняла голову и приветливо улыбнулась, хотя голубые глаза её оставались грустными.

— Что хотите почитать? — спросила она нарочито громко.

— Говорите тише, — бывший кузнец кивнул в сторону читателей. — Я вас прекрасно слышу.

В грустных глазах Вари пробежало удивление.

— У вас хороший слух? Простите, вопрос не корректен.

— Нормальный вопрос. У меня слух ещё какой хороший. Просто мне часто приходится запечатывать свои уши «берушами» — я плохо переношу резкие, громкие звуки. Помните, я говорил вам о своём профзаболевании? Вот оно у меня такое. Сейчас я без «берушей». У вас что-то случилось?

— Да. Но зачем вам знать об этом.

— Вы можете мне довериться.

— Мама. Моя мама заболела.

— Я вам очень сочувствую. Послушайте, давайте обменяемся номерами телефонов. Мало ли что.

Только они обменялись номерами телефонов, как дверь читального зала отворилась и вбежал мальчик лет восьми-девяти, чем-то сильно обеспокоенный. Он учащённо дышал и, казалось, вот-вот закричит, и он, действительно, закричал, подбежав к Вере:

— Мама!

Кремниев на минуту зажал ладонями уши, глубоко вдохнул-выдохнул.

— Тише, Саша. Что-то с бабушкой?

— Бабушку увезла «скорая». Тётя Лида вызвала.

— В больницу? В какую?

— Я не знаю. Тётя Лида знает. Она нас внизу, в такси ждёт.

— Простите, Михаил. Тётя Лида — это наша соседка. Что же мне делать? Надо отпроситься, но кто меня заменит.

Среди посетителей читального зала забродило недовольное оживление.

— Идите, — твёрдо сказал Кремниев. — Я вас заменю.

— Вы?

— Ну а что тут такого? До закрытия библиотеки осталось пару часов — дотяну. Да и вообще, что тут сложного: выдавай да принимай книжки.

— Действительно, ничего сложного. Михаил, вот в этом журнале делайте записи: кто что взял и вернул.

— Понял.

— Товарищи, — это Варя обратилась к посетителям,— до конца рабочего дня меня не будет. Все вопросы вот к этому молодому человеку. Саша, идём. До свидания. Спасибо.

— Не за что, — он посмотрел вслед торопящимся библиотекарше и её сыну, и что-то в его груди шевельнулось. Что-то приятно-щемящее.

Он занял место Вари. Вдруг, бывший кузнец почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Взгляд принадлежал человеку среднего возраста, в дорогом чёрном костюме, при чёрной шляпе и… с сигарой в зубах. Человек с сигарой, пуская сизый дым, сидел, закинув ногу на ногу, у самого входа в читальный зал. Михаил зажмурился и вновь распахнул глаза. Загадочный посетитель исчез.

«Мда, наверное, у меня проблемы и со зрением,» — подумалось Кремниеву.

Однако табаком несло на весь читальный зал.

7

Диван, телевизор, кухня, диван, мысли, мысли — и так с самого утра.

«К чёрту комплексы!» — неожиданно для себя решил Кремниев и набрал номер Вари.

— Варвара, здравствуйте.

— Здравствуйте, Миша, — в голосе Вари слышались печальные нотки.

— Варя, сегодня воскресенье. Может мы встретимся?

Возникла пауза.

— Я не против, но мне сейчас не до этого. Моя мама… она умирает… её привезли домой.

— Как домой? Подождите. А как же лечение? Химиотерапия? Что там ещё делают. Варя, я готов помочь всем, чем смогу. У меня есть сбережения.

— Поздно. Врачи сказали, что маму лечить бесполезно. Ей осталось несколько дней…

— Варвара! Где вы живёте? Я сейчас к вам приеду.

— Миша, вы… ты… ты не знаешь где можно купить грибы? Солёные. Опята. Мама их просит.

— Да у меня их целых три литровых банки! Говори, куда привезти?

По дороге он купил фруктов. В квартире библиотекарши Вари пахло лекарствами и… надвигающейся смертью. Кремниев знал как пахнет смертью.

— Вы без «берушей»? — озабоченно спросила она.

— Без них, — смутившись от такой заботливости, ответил Михаил.

Она провела его в маленькую затемнённую комнатку.

На разложенном диванчике, под ватным одеялом лежала ещё не старая женщина. Измученное болью лицо, покрытое капельками пота, не издавало ни звука. На лбу женщины холодную марлю придерживал ручонками мальчик по имени Саша.

— Мам, — позвала дочь.

Женщина открыла глаза.

— Вот, Михаил, познакомься.

В глазах женщины блеснуло подобие любопытства, она даже попыталась улыбнуться.

«Как похожи их улыбки: матери и дочери,» — подумал Михаил.

— Рада познакомиться. Елена Сергеевна.

Михаил протянул объёмный пакет Варе.

— Там фрукты и грибы. Опята.

— Опята? — на этот раз Елена Сергеевна улыбнулась шире. — С удовольствием съем… грибочек. Мой бывший муж знатным был грибником.

— Почему был, мама. Он и сейчас есть. Где-то.

— Да, где-то, наверное, есть… Михаил, — Елена Сергеевна захотела приподняться. Варя и Сашка помогли ей в этом. Варя добавила подушек. — Михаил, вы любите читать книги?

— Люблю.

— Моя бабушка как и мама — библиотекарь,— похвастался Сашка.

— Архивариус, внук, архивариус.

— А какая разница, бабушка?

Бабушка попыталась рассмеяться, но её стал душить кашель. Варя помогла ей выпить лекарство.

— Михаил,… Варя, — Елена Сергеевна заговорила так, как будто прощалась.— Я хочу, чтобы у вас всё получилось. — А Саша, Михаил, Саша — хороший мальчик, послушный.

— Мама. У нас с Михаилом ничего нет. Ты о чём? — щёки библиотекарши зардели. — И вообще, быть может Михаил…

— Я холост, — ответил Кремниев.

Он посмотрел на неё, потом на Сашку, потом на Елену Сергеевну, такого тепла, что пробежало по его телу, он давно не ощущал. И опять же в груди защемило. Приятно.

— Вот и замечательно, моя дочь тоже да-а-авно холоста. Ну, Миша, где мои грибы? — потребовала Елена Сергеевна явно в настроении.

— Сейчас, — засуетилась библиотекарша.

— Я помогу,— вызвался Михаил.

— И я, можно? — подал голос Сашка.

— Конечно, — приобняла слабыми руками бабушка внука.

Все трое, гуськом отправились на кухню. Сашка тут же, предвещая вкусненькое, уселся за стол. Варя, еле сдерживая слёзы, мыла фрукты. Михаил протянул мальчику грушу.

— Давай как следует познакомимся что ли? Дядя Миша. Держи грушу и пять.

— Александр. Будет груша. И десять!

— Тише, Саша. У дяди Миши больные ушки.

— Ребёнок есть ребёнок, Варвара. Видите ли, я тоже прошёл через это: у меня мама умерла от рака, потом у отца от горя не выдержало сердце. Поэтому я понимаю вас, но не надо отчаиваться. Так. Где у нас тарелочка? — Михаил продемонстрировал одну из баночек с опятами. Боюсь, что мои грибочки не совсем ещё просолились. Но, уверен — кушать их вполне можно.

Ещё как можно, Елена Сергеевна съела всю тарелочку. От фруктов, правда, отказалась.

— Михаил, вы любите играть с детьми? — вдруг она спросила бывшего кузнеца.

— Не знаю. Наверное.— пожал плечами тот.

— Так идите в другую комнату, узнайте — поиграйте с Сашкой. Что тут торчать с больной старухой.

— Мама.

— А ты, Верочка, посиди со мной.

— Дядя Миша. У меня есть така-а-ая машинка. Хотите покажу?— загорелся Сашка.

— Хочу…

Бывший кузнец до позднего вечера прогостевал у Вари. А когда уходил, Сашка долго не отпускал его.

Окончание