Бандиты (за исключением консьержа) и Кремниев поднялись на второй этаж. Все трое были в перчатках и балаклавах, на одном, кроме балаклав, была ещё и шляпа. Да, и про сигару он не забыл — дымил…

Слухач — по инвалидности

(маленький роман)

Олег Пряничников

Окончание. Начало

8

Ему снова снились кошмары: какой-то горбатый карлик-шут: очень коварный, очень неприятный и… очень несчастный, опять же старик с платиновыми волосами: грозный, мудрый и хитрый, женщина, по-видимому дочь старика — бессеребренница, огромные белые голуби — стража, чудовище…

Кремниев проснулся от рези в ушных перепонках — за окном громыхал гром. Он нашарил на тумбочке упаковочку с новыми «берушами» и уже собирался вскрыть её, как мужской, хриплый голос остановил его.

— Не надо. Потерпите.

— Кто здесь? — Михаил включил бра.

Не далеко от его кровати, в кресле, закинув ногу на ногу, в дорогом чёрном костюме, при чёрной шляпе, с сигарой во рту сидел средних лет мужчина.

— Потерпите… Михаил Евгеньевич, я знаю наизусть всю историю вашей ушной болезни, — форма разговора человека в шляпе была вежливой, но чувствовалась неискренность, притворство в этой напускной вежливости.

За окном вновь громыхнуло, сверкнула молния, озарив комнату. Кремниев поморщился от боли.

— Господи. Всё-таки, могу я воспользоваться «берушами»? Я давно научился читать по губам.

Человек в шляпе, оглянувшись на зашторенное окно, оставался неумолимым:

— Дождь заканчивается. Ни к чему вам «беруши», Михаил Евгеньевич. Лучше скажите: вы слышите тиканье моих ручных часов?

— Что за нелепица, — Кремниев прикрыл веки. — Да, я слышу тиканье ваших ручных часов.

— Отлично. А ответьте-ка мне вот на такой вопрос: к примеру, по тональности вы сможете отличить один щелчок от другого? Вы может отличить ход стрелок моих «Ролексов»?

— Могу. Я слышу как тикают ваши часы — это ходит секундная стрелка. Но я так же слышу, как передвигается минутная и… часовая. Кстати, сколько на ваших.. «Ролексах»?

— На моих… пять утра. Вы услышали, как минутная и секундная стрелка соединились?… Феноменально.

— Фух-х. Как вы всё-таки попали в мою квартиру? И кто вы такой?

— Не важно как я попал к вам. Но, как вы поняли, к вам я могу попасть в любое время. И не один, — в шляпе подал знак.

И только сейчас Кремниев заметил амбала, некогда слившегося с тёмным дверным проёмом — входом в комнату. Он вышел из тени. На его нехорошем лице блуждала улыбка садиста и убийцы. Его руки, в наколках, были сложены на животе. На нём был также дорогой чёрный костюм. Да — ни шляпы, ни сигары. А тот, кто при шляпе и с сигарой, по всему видать, был его бос.

— Я не курю и вам не советую, — обратился Кремниев к босу амбала. — И вообще, что вам от меня нужно, — сев на кровать, чётко, без всякого страха спросил бывший кузнец. Он уже прикидывал как вырубить амбала.

— Не стоит делать глупостей, — словно прочитал его мысли, не перестававший дымить, человек в шляпе.— И у меня, и у моего друга есть оружие. Вас банально пристрелить, Кремниев?

— Интересно — за что?

— Пока не за что. Но вот если вы откажетесь от моего предложения… Короче, перейдём к делу. У меня есть номер вашего мобильного, однажды я вам позвоню. После этого звонка вы дождётесь меня с моим товарищем. Затем, все вместе мы едем… вскрывать сейф. Двадцать процентов от суммы — ваши.

— Я понял — вы бандиты. А если…

— Откажитесь — убьём. Думаете о полиции?

— Думаю.

— Подумайте лучше о библиотекарше Варе, о её маме, и о её ребёнке.

В шляпе резко поднялся с кресла и пустил дым в лицо Кремниеву. Затем бросил амбалу:

— Уходим.

Бандиты направились к выходу из квартиры. За окном снова ударил гром, засверкала молния.

— Хреновый вы прогнозист погоды! Как вас? — окликнул Михаил.

— Меня? Ах-да. Допустим, Семён Семёныч, очень приятно было познакомится. А его — Костолом. До встречи, Михаил Евгеньевич

9

Запиликал мобильный — это была библиотекарша.

— Миша, привет, — телефон прямо-таки дышал радостью звонившего абонента.

— Привет, Варя. Как твоя мама?

— Ты представляешь, состояние мамы после твоего ухода стабилизировалось. Её снова приняли в больницу. Это чудо, Миша.

— Я рад, Варенька, я очень рад. Послушай, быть может теперь мы сможем встретиться и сходить куда-нибудь?

— Я с удовольствием? Только с кем мне оставить Сашку? Мне и так уже неудобно перед соседкой.

— Тетёй Лидой? Я встречу тебя после работы и мы пойдём к тебе домой. Как тебе такое предложение?

— Прекрасное предложение.

— Да, а кто забирает Сашку из школы?

— Тётя Лида и забирает.

— Понятно. Я думаю, и этот вопрос мы в скором времени решим. Ну, что? Я встречаю тебя?

И он встретил её. Белокурая библиотекарша в модненьком демисезонном костюме (пиджаке и брюках), вся сияла, сбегая по лестнице парадного входа библиотеки. Она размахивала сумочкой, словно школьница. Сияло и солнышко бабьего лета.

— Привет ещё раз, — бывший кузнец был немного растерян от увиденной красоты. — Прекрасно выглядишь.

— И ты.

Они забыли, что собирались просто идти домой к Варе. Они прогулялись по улицам города, зашли в кафе, выпили шампанского, поели мороженного, завернули в парк, здесь Михаил решил освободиться от «берушей».

— Ох и влетит мне, — вдруг опомнилась Варя.

— От кого?

— От тёти Лиды.

— Но чего же мы тогда ждём? Побежали.

И они побежали, не чувствуя возраста.

А в квартире Вари уже не пахло смертью. Сашка выполнял школьное домашнее задание, сидя за компьюторным столом, у окна. Дородная женщина — тётя Лида находилась рядом, сидела в кресле и листала журнальчик. Они на цыпочках проникли в комнату.

— Мама! Дядя Миша! — встрепенулся Сашка.

— Господи, Напугали-то как.

— Простите, тёть Лида, задержалась я.

— Вижу, вижу, — глядя на Михаила отложила журнал в сторону дородная соседка. — Рада знакомству… дядя Миша.

— И я рад.

— Что ж, Варя, сдаю пост. Я к себе.

— Спасибо, тётя Лида. До завтра?

— Ой, куда от вас денешься. Пока, молодые люди.

— Пока, тётя Лида! Дядя Миша, играть будем?

— Сначала сделай уроки. Миша, у тебя звонит телефон.

Действительно — пиликал мобильный. Кремниев поднёс трубку к уху.

— Михаил Евгеньевич? Это Семён Семёныч. Узнали? Сегодня мы заедем за вами. Будьте готовы.

— Что значит — готовы?

— Значит — сидите дома и ждите. Я позвоню в двадцать четыре ноль-ноль. Выйдите из дома и сядете в чёрный джип. Костолом посигналит.

— И куда поедем?

— Зарабатывать денежки, мой дорогой.

«Да пошёл ты!» Михаил отключился. «Что же делать? Звонить в полицию? А Варя, её сын, её мать?»

— Миша, ты побледнел, — встревожилась Варя.

— Я сожалею, Варенька, но мне нужно идти. Саша, в другой раз поиграем.

10

«Би! Би-и-и!»— беспардонно зазывал чёрный джип, припарковавшийся недалеко от подъезда.

— Людей разбудите, — раздражённо сказал Михаил, садясь в машину рядом с человеком в неизменной шляпе и с неизменной сигарой во рту. На замечание обернулся Костолом:

— Никак нашему слухачу ушки потревожило, — скривил он и без того противную рожу.

— Добрый вечер, Михаил Евгеньевич. — издевательски-вежливо поприветствовал Кремниева «допустим Семён Семёныч». — У вас в ушах нет «берушей», поэтому вы злитесь?

— «Беруши» у меня в кармане. А вы бы своей сигарой дымили поменьше.

— Слышь, ты, — прошипел Костолом.— У нас тут не салон для некурящих.

— Да уж, не зарывайся, слухач. Поехали, — приказал в шляпе.

Ехали минут десять. Остановились у элитного многоэтажного дома.

— Всё чисто, — заговорщицки прошептал небритый консьерж и впустил их в подъезд.

— Сигнализация? Камеры наблюдения? — спросил в шляпе — бос, по-видимому и этого супчика.

— Отключил. Но могут работать камеры наблюдения внутри квартиры.

— Понятно. Костолом, выдай слухачу его спецодежду.

Бандиты (за исключением консьержа) и Кремниев поднялись на второй этаж. Все трое были в перчатках и балаклавах, на одном, кроме балаклав, была ещё и шляпа. Да, и про сигару он не забыл — дымил. Железную дверь Костолом открыл в два счёта. Вошли в квартиру, включили свет. Квартира вызвала изумление у Михаила евроремонтом и богатой обстановкой, по стенам висели картины, обрамлённые роскошными рамами.

— Ах, наводка, наводка, наводочка. Без тебя ни девчонок, ни водочки, — запел Костолом. Он приблизился к одной из картин:

— Она?

— Она,— ответил его бос.— Снимай.

Костолом с лёгкостью снял картину, за ней оказался, встроенный в стену, сейф.

— Михаил Евгеньевич, подойдёмте к сейфу. Значит так, ваша задача: крутить вот это колёсико. Будет издаваться множество щелчков, вы должны выделить пять из них. Звук этих пяти щелчков будет отличаться от остальных. При каждом таком спецфическом щелчке вы поворачиваете вот эту ручечку. Повернёте пять раз и… ларец откроется.

— Гы-ы-ы, — оскалил челюсть Костолом, любуясь своим босом.

— Вы понимаете, что я этого никогда раньше не делал.

— У вас всё получится, тем более, что времени у нас до утра.

— Не ссы, братуха.

— Михаил Евгеньевич, ну же, смелее. Вас ждут двадцать процентов, а это, поверьте, не мало. Повезёте свою Варю на море, ребёнка с собой возьмёте. Маме её поможете с лечением.

— Вы и это знаете.

— Нынче простуду без денег не вылечить, а тут — рак. Тем более, состояние Елены Сергеевны стабилизировалось — самое время лечить. Авось женщина выкарабкается.

У Михаила резануло по сердцу, он вспомнил свою мать.

— Чёрт с вами, — бывший кузнец взялся одной рукой за «колёсико», другой за «ручечку».

Вдруг ударил гром, да так, что задрожали стеклопакеты, по стеклу и подоконникам забарабанил дождь.

— А-а! — взвыл Михаил от боли в ушах. И тут он с дикой, непонятной ему доселе силой не захотел слышать гром. «Лучше смерть, не хочу его слышать! НЕ — ХО — ЧУ!» — возопил он мысленно. И… он не стал его слышать. Гром исчез для Кремниева. — А беруши-то мне больше не нужны,— весело промолвил бывший кузнец.

— Что он бормочет? — обратился в шляпе к Костолому.

— Не разобрал, бос, — виновато развёл руки амбал.

Бывший кузнец, Михаил Кремниев понял: отныне он может управлять своим слухом, то есть, если он что-то не захочет услышать — он этого не услышит.

— Помолчите, — сказал он бандитам. Весь его слух был устремлён к колёсику, дабы уловить «спецфические» щелчки.

11

Михаил с «задачей» справился — сейф открылся. В железной нише стопой лежали пачки денег, в основном валюта.

— Ну, что, Михаил Евгеньевич, как настроение? Нравятся книжечки? — «Допустим Семён Семёныч» торжествовал. — Костолом, укладывай улов.

Кремниев отошёл от сейфа, его место занял амбал. Урча, тот начал смахивать пачки денег в обычный продуктовый пакет.

В шляпе вплотную приблизился к новоиспечённому медвежатнику, его лицо подобрело, он даже не дымил.

— Миша, я не ошибся в тебе. Эх, теперь мы с тобой таких дел наворочаем. Ты будешь богат, Ми-ша!

Кремниев никак не реагировал, но внутри его всё клокотало: «Врезать этому с правой. А потом. Что потом?» Перед глазами проносились предполагаемые картинки драки, а затем лица: Вари, Саши, Елены Сергеевны.

— Закончил, Костолом?

— Ага, — амбал встряхнул полнёхонький пакет.

— Лады. В машину. Костолом, пришли пакет, чего вцепился?

— Я не вцепился. Отличный улов, бос.

— Всё. Уходим.

Они стянули балаклавы. Костолом завёл мотор джипа. «Допустим Семён Семёныч» «настроил» на своей (кстати плешивой) голове шляпу, после протянул Кремниеву несколько зелёных пачек.

— Твоя доля, слухач. Слухач. Хорошая кличка, Костолом?

— Нормалёк кличка, бос.

Джип рванул по улицам города. В шляпе бросил пачки на колени бывшего кузнеца.

— Заработал, слухач. Честно заработал, — он вставил в рот новую сигару, сверкнул зажигалкой.

— Я знаю что такое настоящая работа,— ответил Михаил.— А воровство я работой не считаю.

— Да что ты говоришь, товарищ бывший кузнец. Ха, кузнец. Ку-у-узне-е-ец.— проблеял в шляпе и выпустил дым в лицо Михаилу. Как тогда у него дома.

И тут Кремниев сделал, то, что давно хотел — он врезал «допустим Семён Семёнычу», босу, человеку в шляпе в челюсть. С правой. У бандита расплющилась сигара на окровавленной морде.

— Не понял, — дал по тормозам Костолом. В его руке блеснул воронённый «ствол». Слава богу, он не догадался заблокировать двери машины.

Михаил вывалился из джипа на мокрый, грязный асфальт. Там, где они остановились было светло — жгли фонари. Дождь продолжал лить. Он откатился от машины, амбал приближался, он вскочил на ноги.

— Ах-ты, падла! Да я тебя…

Кремниев ринулся на амбала и повалил того. Завязалась борьба, бывший кузнец побеждал. Но, раздался выстрел, ещё… Последнее, что он услышал — это вой сирены полицейской машины.

12

Из темноты выплыл старик с платиновыми волосами и со странным рубином на лбу, который постоянно менял цвет. Сердитое лицо старика притягивало. Не известно откуда, но Михаил знал: сердитый старик на самом деле — добрый.

— Не устал лежать? — спросил старик.

— Я устал жить, — непонятно зачем ответил Михаил.

— Небось какого-нибудь голубого туннеля ждёшь, или света, направленного сверху, — как от прожектора. Слыхал про такие штучки? — усмехнулся старик.

— Слыхал. Врать не буду — жду.

— Сильно этого хочешь?

— …Хочу.

И тут сердитое лицо старика стало страшно-гневным, а его глаза — чёрными. Старик направил на Кремниева… кукиш. Пальцы были настолько сильно сжаты, что стали синими.

— Во-о! — заорал, плюясь, старик.— Во-о!!!

От этого яростного крика у бывшего кузнеца заложило уши, но он вспомнил, что может управлять слухом, он напрягся и вот это самое «Во-о!!!» превратилось в немые губы, прячущиеся в платиновой бороде. Бывший кузнец улыбнулся своей шутке и услышал другие слова: «Он приходит в себя.» Старик испарился.

— Больной, вы меня слышите? — позвали Кремниева.

— Конечно, — ответил «больной» и открыл глаза.

Над ним склонился врач: молодой, лощённый, уверенный на двести процентов в себе.

— Больной, оживаем?

Михаил попытался сесть, тело его не слушалось.

— Лежать, — спокойно и профессионально остановил его попытки молодой врач. — Валя!

— Здесь я,— откликнулась медсестра, тоже молодая, и тоже ухоженная, и тоже уверенная в себе.

— Переводим в общую палату.

— Подождите, доктор. Я долго… спал?

— Вы были в коме две недели. Валя, в общую. Да, разрешаю приём посетителей.

Молодой, лощёный врач исчез, а молодая, ухоженная медсестра без слов, делово принялась освобождать Михаила от трубок и проводов. А потом явились весёлые санитары с каталкой. А потом был лифт. И вот уже Кремниев в общей палате, где двое больных мужчин и он — третий. Койка, стул, тумбочка, стакан, ложка — всё как положено.

— Спасибо, ребята, — поблагодарил он санитаров после того, как те помогли ему перебраться на койку..

— Это наша работа, — ответил задорно один.

— Мужик, ты — молоток,— сказал, подмигнув, другой.

И они ушли, а в палату буквально ворвалась Варя.

— Миша! Мишенька!

И только теперь он осознал — живой.

— Ну, ты это, что ты…

Она бесконца целовала его: в небритые щёки, в сухие губы, в мокрые глаза, она целовала его руки.

— Ты это, что ты, — мямлил он, растерянный.

Она плакала.

— Их арестовали, Мишенька. А мама моя поправилась. И вся её палата. И весь этаж онкологии. Грибы твои поели.

— Грибы?

— Ага, опята твои. Произошло чудо! Миша! Ой,— она вдруг вспомнила про инвалидность Кремниева.— Я слишком громко говорю?

— Варенька. Теперь ты можешь со мной разговаривать и тихо, и громко. Громкие звуки с недавних пор не причиняют мне боль.

— Ой! Ещё одна радость!

Она снова начала целовать его. Ему было неловко.

— Успокойся, Варя. И вообще…из благодарности не надо.

— Что?— Варвара резко откинулась на спинку стула.— Из благодарности? Глупый. Дурак! Я люблю тебя, дурачок мой.

В палате возникла немая стоп-сцена: Варя с прямой спиной сидела на стуле, она вся горела, Кремниев, весь в помаде, смотрел на неё и не верил своим глазам и ушам, двое невольных свидетелей — больные мужчины, разинув рты, так же замерев, наблюдали за всем этим.

— И я тебя, Варя, люблю.

Последние очухались первыми и зааплодировали. Кстати, у одного из них была загипсована рука.

— Кхе! Кхе! — громкий кашель заставил всех обратить на себя внимание. Мужчина крепкого телосложения, в накинутом на широкие плечи халате, спросил с порога:

— Кремниев Михаил Евгеньевич тут кто?

— Это я,— отозвался Михаил. — Вы…

— Нет, я не из полиции. Но, будут и из полиции. Барышня, я на пять минут. Позволите?

— Конечно. Я подожду в коридоре, — шепнула Варя бывшему кузнецу и упорхнула, оставив лёгкое облачко вкусных духов.

Её место занял здоровяк. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим.

— Я не из полиции, Михаил Евгеньевич. Я из ФСБ. Полыхаев — моя фамилия. Мужчины! ( это он больным соседям Михаила). Покурите пять минуток. Хорошо?

— Без проблем, — откликнулись те и покинули помещение.

— Михаил, Евгеньевич, я сразу к делу: у меня к вам предложение.

13

По залу прошла прекрасная молодая женщина. С платиновыми волосами, собранными в косу, с таким же как у старика странным рубином на лбу, в белом сари до пола. Она загородила собой чудовище.

— Эликсир выздоровления я ему дала. И сбежать на Землю я ему помогла. И все эти века там, на Земле, в тайне от тебя, отец, я помогала ему.

— Дочь моя,— у старика подкосились ноги, и если бы не деревянное кресло он бы рухнул на пол.

— А я тебе говорил-говорил-говорил!— затараторил своим скрипучим, противным голосом скоморох-недомерок.— Я говорил тебе, что у твоей дочери шашни… с этим, а ты не верил. Не верил мне, твоему самому преданному слуге.

— Молчать!!!— вдруг заорал старик так, что задрожали стены. — Всех, всех, всех испепелю!— в его глазах метнулось безумие.— Всех!!!

— Отец!— женщина бросилась к стопам старика.— Покарай только меня. Я, я люблю его!— она указала на Чуду-юду.— И добро на Земле он творил по моему наущению. Я, только я одна виновата во всём!

— Э! Это не по сценарию!— взвизгнул горбун.— Ты любишь Чудика-юдика, а я люблю тебя. И что? И как?

— Что?— удивилась прекрасная дочь старика.

— Как?— обмякло лицо старика, а в глазах его появился смысл.

— Так,— опустил головку горбун. Бубенчики на колпаке дзынькнули.

— Ты любишь мою дочь? Ха!— и тут старик захохотал. По-доброму. Засмеялась и сама дочь. Не понятно зачем захихикал и горбун. Не меняя позы, чудовище грустно молчало.

— Ну, и чем я теперь хуже нашего Чуды-юды?— не переставая хихикать, продолжал отчебучивать скоморох.— Кстати, существо среднего рода, как тебе это имя — ЧУДО— ЮДО? Это я его придумал. Не рычи! Слышь, хозяин, теперь-то даже я красивей его, согласись. Короче, хозяин, я прошу руки твоей дочери. А Чуду-юду в пепел.

— Горбуша, ты просишь руки моей дочери? Уймись,— хохотал старик.

— Отец! Отец!— звала старика его дочь.

— Ой! Горбуша!— не реагировал тот,— Ой, ну рассмешил так рассмешил!

— У тебя есть внук, отец! Маленький мальчик. Мы боялись признаться…

Возникла тишина. Мёртвая. Горбун стал ещё горбатей, ещё меньше ростиком. Голуби бесшумно отступили как можно дальше. Старик прикрыл веки.

— Уйди, дочь моя, — наконец он сказал еле слышно.

— Отец…

— Мне надо подумать.

— Но,— молодая женщина с тревогой смотрела то на старика, то на Чуду-юду.

— Иди, не бойся, я его не трону. Стража! И вы идите.

И дочь покорилась отцу, она покинула помещение, и куда-то тяжело взмахнув крыльями, улетели огромные белые голуби, и, уткнувшись в кулачки, заплакал горбатый карлик. А Чудо-юдо, стоя на одном колене, смотрел алыми глазами куда-то вдаль.

— Не плачь, горбуша, будет и у тебя счастье,— вдруг пожалел слугу старик.— Открой-ка вот эти.— Он указал посохом на пару штор.

Шмыгая носом, карлик подошёл к шторам, дёрнул за верёвочку, белые массивные шторы раздвинулись. Вспыхнул большой экран и на нём возник город людей. Рыжим солнышком сверкал солнечный воскресный денёк ранней осени. Вот появился городской парк, по парку гуляли люди, и среди них гуляла счастливая троица: молодая женщина , ещё молодой мужчина и между ними мальчик, он пинал жёлтые листья. Вот — они крупным планом, все трое крепко держаться за руки.

— Горбуша,— позвал старик и вроде как ласково.— Принеси-ка мне посох под номером тридцать три.

— Это же посох, возвращающий человеческое обличье,— вытянул лицо скоморох.

— А я не знаю-да?

— Хозяин!— горбун заревел навзрыд.

— Цыц! Неси.

Горбун, притихнув, покорно отправился за требуемым посохом.

А Чудо-юдо вздохнуло так, как будто его, ещё не успевшего задохнуться, только что вытащили из петли. Затем, пока ещё ОНО упало на второе колено и низко склонило (пока ещё) уродливую голову.

— Прости меня за всё,— вымолвило чудовище и тихо добавило:— мой господин.

Старик, довольно ухмыльнувшись, спрятал за кресло чёрный посох под номером тринадцать и принял белый посох под номером тридцать три от, утирающего слёзы, карлика.

14

— Новости есть?— раздался в ухе голос Полыхаева, того самого человека, деловое предложение которого принял Кремниев. Не сразу: сначала залечил раны, затем женился, а уж затем, в сотый раз подумав и посовещавшись с женой, принял его.

И вот он на работе, той, что предложил ему Полыхаев.

— Сергей Петрович, ваш голос мешает мне,— ответил Михаил.— Я выйду на связь сам.

И вновь в воздухе повисла тишина: в метро, да ещё в дневное время это было непривычным. Кремниев одну за одной, не спеша, со всех сторон осматривал колонны, отделанные мрамором. Его целью было — обнаружить «ретро» ( таким названием в ФСБ обзывали бомбы с механическим механизмом). И это он собирался сделать при помощи одного-единственного прибора — собственного слуха. Он уже уловил характерное тиканье, но ещё не мог понять откуда точно оно исходит. Пятая колонна, шестая… Нашёл!

Обычная спортивная сумка «тихо-мирно» лежала у мраморной колонны. Может быть в ней среди прочих безобидных вещей находился механический будильник, а может — таким будильником была снабжена бомба. Как говориться: вскрытие покажет.

Бывший кузнец одёрнул на себе бронежилет (тяжёлый, усиленный), поправил на голове каску с запотевшим стеклом. Ох, как он не любил обряжаться во всё это. Он положил рядом с сумкой электронный маячок (для робота) и с победным спокойствием сказал в передатчик:

— Обнаружил. Спортивная сумка. Маячок оставил.

— Ф-фуххх!— с облегчением в его ухе вздохнул Полыхаев.— Хорошо. Возвращайся, Миша.

— Возвращаюсь.

Встречали его тепло, а Полыхаев даже обнял.

— Как всегда — отличная работа, Миша.

— Спасибо, Сергей Петрович. Спасибо,— Кремниев не успевал пожимать руки людям в штатском и в военной форме. Они же помогли ему снять каску и бронежилет. Вернули телефон. А он не заставил себя ждать — зазвонил.

— Алё!

— Миша, ты в порядке?

— Ну что со мной может случиться, Варя.

— Когда домой?

— Сейчас еду в аэропорт.

— С тобой Саша хочет поговорить.

— Привет, старшенький.

— Я ещё не старшенький, потому что мама ещё не родила.

— Родит, куда денется.

— Папа, прилетай скорей.

— Через пару часов буду дома, сынок.

— Да, ты мне обещал купить игру.

— Ах-ты, хитрец.

Убрав телефон, Кремниев обратился к своему начальнику, который направо и налево отдавал приказы.

— Сергей Петрович, кто-нибудь подбросит меня до аэропорта?

— О чём речь, Миша. Капитан, переходишь в распоряжение Михаила Евгеньевича.

Находясь в машине, бывший кузнец задремал. Ему пригрезилась странная свадьба: во главе длинного стола с многочисленными гостями сидели — молодая женщина и примерно его лет мужчина. Женщину он узнал (запомнил по кошмарам), жених был ему незнаком. Среди трапезников выделялся могучий старик — он надо и не надо всхлипывал : «Горь-ко!» На коленях старика баловался мальчик, накручивая на пальцы платиновые волосы деда. А вообще свадьба казалась весёлой. Да — вёл свадьбу горбатый карлик.