Анатолий Зелигер: Павловские видения

Loading

Анатолий Зелигер

Павловские видения

Я вижу перед собой невысокую, худенькую девочку еврейской внешности с черными волосами и огненными глазами по имени Аня. Она не похожа на других детей, потому что в сердце ее живет мечта, мечта, превратившая ее во всевластную царицу, для которой нет ничего невозможного.

Царица живет в небольшом поселке Лигово вместе с бабушкой в маленьком деревянном домике, который милая, добрая бабушка называет избой. В домике всего-то две комнатки и кухонька. Но ее высочество любит свой дворец.

Ей хорошо в этом доме, где всегда тишина и уют.

Она любит свою школу, любит высокого худого учителя с длинными волосами, заче— санными назад. Но хотя в школе много детей, там нет близких подруг — большая цель в жизни сделала ее, десятилетнюю девочку взрослой, а взрослые не раскрывают свою душу детям.

Однажды Аня пришла из школы и спросила у бабушки: ”Почему у всех детей есть папа, а у меня его нет?” “Твой папа умер, когда тебе было три года”,— ответила бабушка. Аня заплакала: ”Бедный мой папа…”

…Летом в доме прохладно. Аня часто сидит у раскрытого окна, смотрит на зеленую траву и вдыхает нежный запах голубых, фиолетовых и белоснежных цветов. Ане кажется, что трава, гроздья сирени и серебряные звездочки жасмина беззаботно улыбаются, тихонько напевают что-то необыкновенно приятное и радостно обещают ей счастливое будущее…

Зимой за окном белым-бело. На улице холодно, а в доме тепло: бабушка сильно натопила обе печки и они горячие, не дотронуться. Иногда Аня надевает теплую беличью шубку и идет с бабушкой в соседнюю сосновую рощу. Там много детей гуляют под присмотром взрослых, чаще всего пожилых женщин. Иногда бабушка встречает свою знакомую, и они долго разговаривают. Звучит фамилия Кшесинский. Это балетный актер. Его дом расположен в центре поселка. Матильда, юная дочка Кшесинского, уже известная балерина. Она танцует на сцене Мариинского театра.

Аня любит свое маленькое Лигово, но мечтает о соседнем огромном городе Петербурге, городе сказочных дворцов и соборов. Она иногда становится на колени перед иконой и после “Отче наш” проникновенно говорит: ” Боже исполни мою мечту. Я хочу танцевать прекрасные танцы лучше всех на свете. Я хочу стоять на сцене огромного роскошного Мариинского театра в лучах прожекторов и слышать оглушительные аплодисменты и крики “Браво”. Я уверена — это будет, я знаю — это произойдет обязательно…”

По воскресеньям приезжает мама и привозит что-нибудь вкусное из города. Тогда в центре стола пышет жаром старый поцарапанный самовар, и мама с бабушкой говорят о далекой прошлой и теперешней жизни. Когда-то бабушка с дедушкой приехали в Петер-бург из далекой псковской деревни. Дедушка был искусный скорняк и хорошо зарабатывал. Но неожиданно его не стало, и бабушке пришлось растить маму одной.

Мама прачка. Это вообще-то тяжелая работа, но мама не выглядит утомленной. Ей не нужно много работать, потому что “Он” ей помогает. Он купил маме маленькую квартиру в Петербурге и этот дом в Лигове.

Аня знает, кто это “Он”. Потому что он иногда приезжает и несколько часов проводит с ней. Он садится рядом с ней, гладит по голове, заглядывает в глаза и расспрашивает обо всех мелочах ее жизни. Она зовёт его дядя Лазарь, а он ее почему-то не Аня, а Хая. Перед тем, как уехать, он целует ее и говорит: ”До свидания, Хаеле”.

Это он, дядя Лазарь покупает Ане с мамой билеты в Мариинский театр. И когда Аня заявила, что хочет быть артисткой балета и станет ею во чтобы то ни стало, он уговорил маму показать Аню профессиональной балерине. Та сказала: ” Ребенка наверняка не примут в балетную школу. Она такая хрупкая, слабенькая”. Аня зарыдала: ”Я все равно буду балериной. Только балериной! И ни кем другим!”

— Тебя примут в балетную школу, — сказал дядя Лазарь.

— Почему вы так уверены, Лазарь Соломонович? — спросила мама.

— Тот, кто держит деньги в моем банке, не отказывает в моих просьбах.

Когда дядя Лазарь уехал, мама неожиданно сурово сказала Ане:

— Никогда никому не рассказывай о нем. Это наш секрет. Никогда никому! Ты мне обещаешь?

— Обещаю, мамочка, — ответила Аня.

* * *

И вот настал день, когда должна была решиться её судьба.

Рано утром мама приезжает в Лигово. Она в роскошном бархатном фиолетовом платье с рубиновой брошью на груди. “До чего же моя мамочка красивая”,— думает Аня. Поезд, Московский вокзал, Невский проспект и вот торжественный подъезд с двумя колоннами. Они в большой комнате, где много дам, роскошно одетых, и около каждой — мальчик или девочка. Детей много, но Аня знает — только часть из них примут в балетную школу.

Аня замечает насмешливые, обидные взгляды детей и их матерей. Она угадывает их мысли: “Зачем эта женщина в фиолетовом платье привела сюда свою низенькую, невзрачную дочь? Неужели она не понимает, что таких не берут в балетную школу?” Но Аня не из тех, кого можно смутить презрительными взглядами. Она гордо выпрямляется и перестает смотреть на этих высокомерных мам и их детей. “Вы все мне не интересны, — говорит она про себя. — Я знаю, меня возьмут в балетную школу, возьмут обязательно”.

Детей начинают вызывать. Они один за другим исчезают за массивной глянцевой дверью. И вот наконец прозвучало: “Анна Павлова”. Аня встает и уверенно, и спокойно идет поступать в балетную школу. В правой части зала большой рояль. Полная дама нажимает на клавиши, а Аня поет, стараясь повторить звуки рояля. Дама встает и громко объявляет: “У этой девочки идеальный музыкальный слух”

А в левой части зала длинный стол. За столом сидят, выпрямившись, несколько худощавых дам. В середине между ними возвышается седой стройный мужчина с небольшой бородкой.

Аню просят походить, пробежаться, попрыгать. Дамы шепчутся с недовольными лицами, но мужчина громко говорит: “Она будет летать по сцене подобно птичке, снежинке, ветерку”. Ему не возражают. Видимо, здесь его слово решает все.

… Аня — ученица балетной школы, расположенной на прекрасной Театральной улице, созданной великим Карло Росси. С понедельника по субботу она живет в здании школы и только по воскресениям вместе с мамой приезжает домой в Лигово.

Наверно, никто не учился в балетной школе так упорно, вдохновенно, исступленно, как она. Ей тяжело давалось то, что легко осваивали другие — высокие, ловкие гибкие девочки. Но Аня, — “гадкий утенок”, преодолев трудности, не просто выполняла упражнения, но в отличие от многих других учениц, танцуя, воображала, что она сказочная волшебная птица, летающая над цветами райского сада, и тот высокий седой мужчина, который оказался знаменитым, всеми превозносимым хореографом Морисом Петипа, сказал ей: “Анна, я жду многого от тебя ”.

Учениц иногда водили на балетные спектакли. Аня хозяйским взглядом смотрела на сцену, предвосхищая то время, когда она, а не Матильда Кшесинская будет танцевать основные партии.

О, эта Матильда! Что она творила на сцене! Петербург еще не видывал подобного. Для нее не было ничего невозможного. Медленные сладострастные танцы сменялись бурей движений. Ее руки возмущались несправедливостью, радовались пришедшему счастью, обнимали любимого. Ее ноги! Поразительно плавное движение, потом буря вращений и прыжков, вот она на плече партнера и чудо — ее ноги тоскуют, плачут, рыдают.

Однажды после спектакля одна из учениц сказала Ане: “Когда я смотрю на Матильду, чувствую свое ничтожество. А ты?” — “Я буду танцевать лучше нее”, — ответила Аня.

Миша Фокин, одногодка Ани, услышав их разговор, уверенно заявил: “А я, Анюта, поставлю для тебя такой балет, который удивит весь Петербург”.

* * *

Ане было уже пятнадцать лет, когда она вдруг узнала то, что потрясло ее, и она вдруг ясно поняла, что балетный мир — это лишь крохотная, ничтожная частица огромного, сложного мира, законы которого приходится соблюдать, хотя их кто-то навязал людям несмотря на то, что они неприятны им и оскорбительны.

…В это воскресенье она приехала в Лигово без мамы. Бабушка приготовила праздничный обед и одела свое коричневое крепдешиновое платье. Она ждала приезда дяди Лазаря. Как всегда перед обедом, дядя Лазарь сказал благословение на незнакомом Ане языке и, как всегда, не ел ничего, кроме винегрета. После обеда он сидел рядом с Аней на диване и с интересом слушал ее рассказ о балетной школе. Затем дядя Лазарь сказал бабушке: “Полина Андреевна, пойдемте, посмотрим аничкины вещи”. Бабушка открыла шкаф, показала дяде Лазарю одежду Ани и сказала, что нужно Ане купить. Перед тем, как уйти, он сказал бабушке: ”Я уезжаю в Москву и буду в Петербурге через три, четыре месяца. Вот вам, Полина Андреевна, деньги на полгода вперед. Здесь и на жизнь, и на одежду Аничке, и плата за ее обучение”. Он ушел, как всегда поцеловав Аню в голову. Последние слова его были: ”Я люблю тебя, птенчик”.

Аня привыкла к тому, что есть такой хороший человек дядя Лазарь, который заботится о них троих. Но в этот раз, быть может потому, что она стала почти взрослой, ей захотелось узнать побольше о дяде Лазаре.

— Баба Поля, почему дядя Лазарь так любит нас? — спросила она. Бабушка задумалась ненадолго. Казалось, она не решается что-то сказать. Потом подошла к Ане, почему-то стала разглядывать ее лицо:

— Посмотри-ка Анюта в зеркало и скажи мне, на кого ты похожа. Глаза-то у тебя карие, а у меня и мамы твоей серые. Аня подошла к зеркалу и долго рассматривала свое лицо.

— По-моему, я ни на кого не похожа.— Потом немного подумала и сказала.— Может быть немного на дядю Лазаря. Ну и что?

— А то, что Лазарь Соломонович — твой отец.

— Что ты такое говоришь, бабуля? Мой папа Матвей Павлович Павлов умер, когда мне было три года.

— Какой он твой папа! Я его и в глаза не видала ни разу. Этот Матвей продал тебе свое имя и фамилию. Вот и все. Взял деньги от Лазаря и исчез — так было договорено. Зачем ему умирать? Живет себе где-нибудь, поживает, может быть в Петербурге или в Москве. Да не все ли равно.

— А зачем надо было покупать мне фамилию? Женился бы дядя Лазарь на маме, и была бы у меня его фамилия.

— А ты знаешь, какая фамилия у Лазаря? По-ля-ков. Лазаря Соломоновича Полякова знает вся Россия. Он самый крупный российский банкир. В его банке держат деньги несметное количество людей. Скольких фабрик он хозяин, не сосчитать. А твоя любимая мамочка простая прачка. Ты когда-нибудь слышала, чтобы такие богачи женились на прачках? А кроме того, он женат.

— Значит я Анна Лазаревна Полякова.

— Только здесь в нашей избе. Не дай тебе Бог об этом сказать где-нибудь хоть слово. Ты себя погубишь. Тебе куплена фамилия, чтобы ты была законнорожденная русская христианская девочка, а не выблядок еврея Полякова.

— Значит на самом деле я выблядок еврея Полякова!!! Аня упала на кровать и зарыдала…

* * *

После этого Аня стала узнавать, где только можно, про своего отца Лазаря Соломоновича Полякова.

Оказалось, что Лазарь Поляков — владелец нескольких банков и множества предприятий, действительный статский советник, генеральный консул Персии и Турции в России, имеет титул потомственного почетного дворянина. Он пожертвовал огромные деньги на развитие Петербургского университета, помогает музеям, школам и приютам.

И еще она узнала, что Лазарь Поляков — верующий еврей. На его деньги строится московская синагога. Он глава московской еврейской общины.

Аня долго рассматривала его портрет в газете. Величественный, гордый мужчина, широкая лента через плечо, вся грудь в орденах. Это был совсем не тот дядя Лазарь, которого она знала с детства.

Один из его братьев, Яков, был крупнейшим банкиром юга России, а другого брата, Самуила, называли железнодорожным королем: он был знаменитым строителем железных дорог.

— Боже мой, — думала Аня, — и такой человек боится, как огня, признать меня своей дочерью, а я погублю себя, если проговорюсь где-нибудь об этом. Никому! Никогда! И суждено мне обнять и поцеловать родного отца лишь тайком ото всех и ждать потом встречи несколько месяцев. Его роскошные дома закрыты для меня. Там живет он не с моей мамой — прачкой, а с законной супругой и сыновьями — моими сводными братьями.

Иногда, когда ей удавалось получить разрешение навестить мать, она шла не к ней, а к дому Лазаря Полякова на Английской набережной. Аня проходила мимо, возвращалась назад, иногда недолго стояла у гранитной ограды Невы напротив дома. Однажды она увидела жену отца — смуглую, седую женщину в коричневом плаще. Со временем Аня начала узнавать своих сводных братьев. Отца она видела несколько раз. Он подъезжал к дому в закрытой карете и быстро исчезал за дверью..

Один раз Поляков оглянулся и увидел дочь. Он отпустил карету и махнул Ане рукой. Они пошли по набережной — она вдоль ограды Невы, а он рядом с домами. На углу Поляков поманил ее, и она подошла к нему.

— Зачем ты пришла сюда, девочка, — спросил он ее.

— Я хотела увидеть тебя, папа.

— Не нужно делать этого, дорогуша. Нам можно видеться с тобой только у твоей мамы и бабушки.

И они замолчали. Он с жалостью смотрел на грустное, пристыженное лицо дочери, а она с любовью всматривалась в родное лицо отца.

Около них остановилась карета.

— Лазарь, у тебя деловой разговор? — Аня повернула голову. Смуглая, седая женщина, жена отца.

— Одну минутку, Фейгеле. Эта девочка обратилась ко мне за помощью.— И далее деловым тоном. — Передай, милая, своим родителям, чтобы они обратились ко мне с официальным письмом…

И быстро вскочил в карету.

Аня возвращалась в свою школу, ссутулившись, низко опустив голову. “Боже мой, как все это противно, стыдно, унизительно. Я не хочу больше так жить”. Она выпрямилась, подняла голову и громко сказала: “Клянусь, я никогда больше не подойду к дому моего отца, клянусь, я никогда ни перед кем не буду унижаться. Никогда!”

* * *

Весной 1888-го года Аня окончила балетную школу. А осенью осуществилась ее мечта — она стала танцовщицей Мариинского театра. И замелькали дни ее непрерывного восхождения к совершенству, превращения из начинающей танцовщицы Ани в великую балерину Анну Павлову. Да, оправдались слова Мориса Петипа, сказанные когда-то о худенькой, неприметной девочке: она летала по сцене подобно бабочке, подобно пушинке.

Аня не танцевала ради того, чтобы танцевать, она жила на сцене. Она стремилась каждым движением рассказать о переживаниях своей героини, вложить в исполняемый танец свой внутренний мир, свою судьбу. Она переживала за “обиженных и оскорбленных”, потому что сама была обижена Богом. Аня в свои девятнадцать лет слишком много знала о жизни, знала о том, что жизнь может унизить и превратить в ничтожество ни в чем неповинного человека, знала, что такое мечта о недостижимом беззаветном счастье. Только на сцене можно было отбросить обиду, которую нанесла ей жизнь, и жить новой жизнью, — иногда грустной, а иногда прекрасной, как небо, цветы и птицы. На сцене она переставала быть подпольной дочерью миллионера Полякова, а превращалась во властительницу чувств сотен людей.

И, зритель, глядя на сцену, забывал о виртуозности исполнения танцевальных элементов. Он сопереживал ее героиням, с непрерывным интересом следил за развитием действия. Анна Павлова, сама того не ведая, созидала эффект драматического театра в балете.. Ее танец не прерывался аплодисментами. И только в конце представления зал начинал бушевать, грозя разгромить театр. Крикам “Браво! Анну Павлову!” не было конца. Букеты цветов летели на сцену со всех сторон.

Стало очевидным, что Мариинский театр обладает не одной первой балериной, а сразу двумя: Матильдой Кшесинской и Анной Павловой.

Кшесинскую ценили за поразительную виртуозность, за технику танца циркового уровня. Казалось, что в балете не было ничего невозможного для нее. Матильда без сомнения обладала артистической душой. Она была счастлива всю жизнь, и счастье свое и удачу великолепно воплощала в своем танце. В каждом спектакле она поражала, изумляла посетителей балета своей казалось бы неистощимой энергией. Ее путь к успеху был прямой и гладкий.

Анна же, возвышенная душа, обращалась к самым затаенным уголкам людских сердец. Она умоляла человека грустить, мечтать и радоваться вместе с ней.

Но интересно, у них не появилось ни на йоту желания соперничать, воевать друг с другом. Почему? Может быть потому, что слишком разные они были, и пути их не пересекались. Но скорей всего потому, что Матильда, первая любовь императора, называвшая его просто Ника, пользовалась таким влиянием, что появление новой молодой звезды не могло ничем помешать ей. Она даже попыталась научить Анну житейской мудрости, советуя стать наложницей Великого князя Бориса Владимировича: “Смотри, Аннушка, не упусти”.

Но Анна была сыта унижениями по горло. Она сказала себе: ”Содержанкой не буду никогда”.

Иногда в ложе, возвышающейся над сценой, она видела отца. Там в ложе была вся его семья — жена, сыновья. Он с гордостью смотрел на нее, бурно аплодировал. Но ни разу не зашел за кулисы. И только, встречаясь с ней у матери или бабушки, он снова, как в детские ее годы, становился простым, доступным человеком, расcпрашивал об артистах, спектаклях. Когда же она рассказала отцу о предложении Матильды, то услышала: ”Молодчина, незачем тебе пресмыкаться перед царями, ты сама царица”. Он подарил ей золотое кольцо с дорогим драгоценным камнем. Это была первая драгоценность, которая появилась у нее.

* * *

И вот пришла любовь. Ей было двадцать, ему тридцать. Аристократ, дворянин, баловень судьбы, гордый своими успехами на службе, в коммерции, высокий, красивый, любимец женщин он вскружил ей голову и легко победил. Нет, не новая любовница была нужна ему. Он жаждал восхищения и преклонения окружающих. Царские родственники содержали балерин, дарили им драгоценности, особняки. И он, став покровителем восходящей звезды Мариинского театра, как бы возвышал себя до их уровня. Он снял для нее роскошную квартиру с большим танцевальным залом. Она поселилась там, принимала от него подарки, потому что ждала от него предложения. Но предложения не было. Он любил балет, ему доставляло наслаждение иметь отношение к рождению великих произведений искусства. Однако ему и в голову не приходило унизиться до мезальянса: “Пускай Анна Павлова прекрасная даже великая балерина, но она же черт знает из каких низов. Ее мать и бабушка… “Брр…” Она их поселила у себя. Ей даже не приходит в голову, что ему неприятно на равных общаться с ними. “Дамы” такого уровня готовят ему пищу, стирают белье, убирают квартиру, чистят обувь. Изумительная картина. Он приглашает на обед статских советников, генералов, известных людей и рядом с ними будет сидеть его теща прачка и ее мать вдова скорняка. Он человек высшего круга, блестяще образованный человек сумеет найти себе достойную партию. Жениться на ней — это значит спуститься в социальный подвал, сломать течение своей жизни. Да и вообще, хороша жена, которую лапает на сцене любой балерун”.

Все в театре знали, что она подружка Дандре а он знать не хотел, что она страдала от унижения. Анна не забыла свою клятву — не содержанкой она желала быть, а женой. “Она, которую газетчики называют великой актрисой, которая потрясла Стольгольм, выступая там, всего-то навсего “подружка”, содержанка. Противно. Она стала такой же продажной, как и другие. Но другие, Миля Кшесинская или Оля Преображенская продавали себя членам царской семьи, а она всего то на всего какому-то Дандре. Он обязан гордиться мной и быть мне мужем, а не любовником ”.

Отец с интересом осмотрел ее роскошную квартиру, пожал плечами и сказал: “Этот барон Дандре живет не по средствам. Как бы он не разорился”.

Мать и бабушка спрашивали ее: “Когда, наконец, он женится на тебе?” Она в ответ кричала: “Не спрашивайте меня об этом”, убегала в свою комнату, бросалась на кровать и надрывно рыдала.

Их сложные отношения продолжались несколько лет. Теперь он любил ее, но по-прежнему брезгливо относился к миру, из которого она вышла. Она тоже любила его, но в тоже время ненавидела за годы унижения, проведенные по милости его. Любовь и высокомерие его соседствовали с любовью и ненавистью её.

— Он превратил меня в куртизанку. Я ему этого никогда не прощу, — думала она. Да, женщины не прощают рассудочных мужчин, разбивших их надежды. Она не была исключением.

Где-то в возрасте двадцати восьми лет Анне стало неуютно в театре. Она желала быть самой лучшей балериной театра, самой любимой публикой. Матильда Кшесинская и Ольга Преображенская, великолепные артистки приближались к сорокалетнему возрасту и уже не угрожали ее первенству. Но в это время взошла звезда Тамары Карсавиной более молодой, чем Анна, очаровательной, пленительной. Теперь любители балета восхищались и Павловой, и Карсавиной. Художники рисовали портреты восхитительной Тамары, поэты слагали в ее честь стихи.

Это уязвляло Анну. Она хотела быть царицей в государстве балета. Но двух цариц в одном государстве быть не может.

Другое событие потрясло ее. В газетах писали о крахе финансовой империи Лазаря Полякова. Экономический кризис нанес ему смертельный удар. У нее перед глазами стояло страдальческое лицо отца. Встреча с ним была последняя в ее жизни.

Следующий раз она увидит его только в гробу.

* * *

Появилась возможность сменить ставшую тягостной жизнь в Петербурге на новую жизнь в Париже. Человек огромной энергии, Сергей Дягилев задумал создать там русский балетный театр.

Она уезжала в Париж, покидая навсегда ее театральный дом, ее осуществленную мечту — Мариинский театр. Позади остался целый мир ее учителей, подруг и друзей, страстных поклонников ее таланта. Впереди был огромный Париж — мировой центр театрального искусства.

Она ехала в неизвестный ей великий город одна, без единственно близких людей — мамы и бабушки, по сути дела разорвав отношения с многолетним высокомерным любовником, не желавшим унизиться до брака с ней. Ее ждала зарплата, по милости Дягилева. Она больше не желала поддержки Дандре, она не могла рассчитывать на помощь отца.

Она ехала, чтобы покорить Париж, и затем завоевать мир.

В Париже Анна оказалась в окружении выдающихся людей: хореографа Михаила Фокина, композитора Игоря Стравинского, художников Валентина Серова, Александра Бенуа, Леона Бакста. Ее партнером на сцене стал гениальный Вацлав Нижинский. Париж был восхищен, потрясен, пленен. Газеты писали, что такой великой балерины мир еще не видел. Но она не была счастлива. Она любила Дандре, своего Виктора, и ей было плохо без него.

А между тем в Петербурге произошли трагические события. Наслаждавшийся жизнью, уверенный в своем счастливом будущем барон Виктор Дандре оказался на скамье подсудимых. Какая причина? Вроде бы ввязался он в поставки для строящегося моста Петра Великого и запутался то ли в денежных расчетах, то ли был обманут кем-то, то ли просто был элементарно нечестен, трудно сказать. Во всяком случае, судебный процесс длился год, и все это время он сидел в одиночной камере, в “Шпалерке” — доме предварительного заключения на Шпалерной улице.

Решение суда: “Барон Виктор Эммануилович Дандре должен выплатить тридцать тысяч рублей”.

У Виктора не было таких огромных денег. Он продолжал сидеть в тюрьме без надежды получить свободу. Но вообще-то, что ему сулила свобода? На государственную службу его больше никогда не возьмут. На частную тоже. Знакомые из высших сфер его знать не хотят. Немногие родственники в беде не помогли и сейчас относятся к нему с презрением. Анна? Он был нужен ей, когда осыпал ее золотом. А теперь? Он просто лишний для нее человек, нищий и опозоренный. Он никому не нужен на этой земле. Виктор покончил бы жизнь самоубийством, но не знал, как это сделать. Его ждало бесконечное пребывание в одиночной камере и одичание без общения с людьми.

И вдруг пришло письмо от Анны. Она писала, что заключила контракт с с английским театральным агенством Брафф, получила задаток шестнадцать тысяч рублей, который и высылает ему. Она спрашивала, достаточно ли этих денег, чтобы внести залог и выйти из тюрьмы. Это было спасение. Такого он не ожидал. Виктор понял, что жизнь свела его с сокровищем, ангелом, на которого нужно молиться. “Боже, насколько она лучше других расчетливых, осторожных, легко забывающих о прошлом”. Он судорожно зарыдал, зажимая рот носовым платком…

Они встретились в Париже. Теперь перед Анной стоял новый — несчастный Виктор. Исчезло его самодовольство, высокомерие. Исчезла радость жизни, написанная в былые годы на его лице… Это был постаревший человек с виноватым взглядом, которому предстояло начинать жизнь с нуля. За его спиной была пустота. Он просил ее руки и был бы счастлив, если бы она согласилась. Теперь на сцене жизни они поменялись ролями. Она стала всемирно известной великой артисткой, получавшей огромные гонорары, а он был нищий уголовный преступник, нелегально бежавший из России. Анна была уже достаточно практична, чтобы понимать, что брак с теперешним Дандре унизит ее, придаст скандальный характер ее репутации. “Великая балерина с мужем-преступником, криминальная пара”— так газеты станут представлять ее публике.

— Ни о каком браке не может быть и речи. “ы будешь просто при мне, — сказала она.

Ему ничего не оставалось, как только согласиться. “Нет, она далеко не ангел”, — подумал он.

Анна и Виктор купили роскошный дом с парком на окраине Лондона. Купили вместе, но дом принадлежал ей. Вскоре они создали свою театральную труппу, где главной и единственной звездой была она. Виктор стал продюсером труппы. Его работа была отнюдь не легкой. Следовало организовывать концерты по всему миру. Он с его знанием иностранных языков и деловым опытом вполне справлялся с этим новым для него видом деятельности. И самое главное, он смог теперь зарабатывать. Наверно, они любили друг друга. Но странные это были отношения. Она не могла забыть то время, когда была всего-то навсего его “подружкой”. Ее самоупоение тем, что теперь он — служащий у нее, а она — хозяйка его, иногда прорывалось наружу. А Виктора обидное положение при ней, конечно, принижало, и нежные отношения двух любовников иногда сменялись периодами почти официального делового сотрудничества.

В 1914-ом году в Париже умер ее отец. Тело его перевезли в Москву. Она помчалась в Россию. Когда по улицам Москвы тянулась длинная похоронная процессия, за ней ехала карета с занавешенными окнами. В карете сидела она. У ворот еврейского Дорогомировского кладбища карета обогнала процессию. Аня слегка отодвинула занавеску и увидела лицо мертвого отца.

А гастроли ее продолжались. Небывалые в мире гастроли. Одна страна сменяла другую: Америка северная и южная, Австралия, Япония, Индия, Таиланд… Так продолжалось из года в год. Она танцевала много, до изнеможения, временами каждый день. Виктор не берег ее, а она тоже не берегла себя. Весь мир узнал ее, и признал самой великой балериной за все время существования балета. Об этом периоде ее жизни написано так много, что мне нечего добавить.

Для нее жить — значило танцевать. А когда ей исполнилось пятьдесят, и она поняла, что к ее танцам люди теряют интерес, ей стало незачем жить…

Анна Павлова в 1910 году
Домик Ани в Лигово
Аня в возрасте 15 лет
Анна Павлова в своем лондонском доме
Анна Павлова и Шаляпин с дочерью в Мельбурне
Балетный номер “Стрекоза”
Анна Павлова с любимым лебедем Джеком
Print Friendly, PDF & Email

Один комментарий к “Анатолий Зелигер: Павловские видения

  1. Спасибо. С удовольствием прочитал этот очерк. Анна Павлова — синоним русского балета. На фотографиях 1910г.и 13 летней Анны особенно проявляются еврейские черты Павловой.

Обсуждение закрыто.