Александр Черный
Есть ли рыцари в Одессе?
Сегодня, 23 февраля, старшее поколение празднует День Советской Армии. И так же, как праздник Победы, который отмечают и ветераны, и весь Израиль, сегодняшний день будит воспоминания молодости. Вот и мне захотелось вспомнить небольшой эпизод из моей службы. А так как служба у меня была очень уж нестандартна, то может, кусочек памяти будет интересен и вам, мои читатели.
Старые одесситы, наверное, до сих пор помнят, а многие слышали о ведущей одесского телевидения — Неля Харченко. Это была обаятельная, умная и с одесским юмором, ведущая. Наверное, большая часть мужского населения Молдаванки, Пересыпи и Дерибасовской была влюблена в неё. В те времена Центральное телевидение ещё не доходило до Одессы. Телепередачи шли в прямом эфире, ещё не было видеомагнитофонов. И вот, Неля как-то решила провести в прямом эфире передачу «Есть ли рыцари в Одессе?». Это уже позже появились «Одесские джентльмены», но Неля первая создала такую передачу. Передача должна была транслироваться из цирка, были отобраны кандидаты и назначен день трансляции. Какое это имеет отношение к службе гвардии рядового Александра Черного? Потерпите, узнаете.
Когда наступило время надеть форму (1965 год), я работал ассистентом кинооператора на Одесском корпункте Украинской и Центральной студий документальных фильмов. Кинооператором был Всеволод Львович Ковальчук, лауреат Сталинской премии, оператор, прошедший с кинокамерой всю войну. Он, Роман Кармен и Владимир Николаевич Назаров были выпускниками Одесского кинотехникума. Это уже потом появился ВГИК, а тогда это было первое учебное кинозаведение в Советской России. Его преподавателями были кинооператоры студии Ханжонкова, которые остались после бегства белых. Помните «Рабу любви» Никиты Михалкова? Так это об этом. У В.Н. Назарова я начинал учиться во Дворце пионеров. А когда окончил школу, он и Бума Блогерман дали мне характеристику для В.Л. Ковальчука. Вот и начал я свой путь у этого большого мастера кинорепортажа. О многих событиях, которые тогда произошли, и которые мы снимали, можно много рассказывать, но я веду свой рассказ ко Дню Советской Армии. Помните? И когда настало время надеть мне форму, меня призвали служить не только рядовым, но и кинооператором киностудии Одесского военного округа. Располагалась она на 7-й станции Большого Фонтана. А моим начальником стал политотделовец, капитан Григорий Хананович Шапиро! Уловили? Ещё раз — Григорий Хананович Шапиро. По моему мнению, ему давно пора было стать подполковником, но был он упрямцем и паспортные данные не менял. Внешне он был похож на Чарли Чаплина, даже походка у него была похожая. Так что, когда мы появлялись перед строем, дружное ржание и подъ-бки неслись нам вслед. При этом, на учениях я таскал на себе «Калашникова» с магазинами и кинокамеру в комплекте.
Тексты для сюжетов нам писал «старлей», корреспондент Слава Григоришин.
Какое это отношение имеет к красавице Неле Харченко? Самое прямое.
Так вот, этот Слава прошел отбор и должен был принять участие в конкурсе «Есть ли рыцари в Одессе?». Он забросил службу и только и занимался подготовкой к передаче. Подозреваю, что интересовала его не столько сама передача, сколько Неля. Уж очень он хотел произвести на неё впечатление. И по закону подлости, за несколько дней до трансляции, в округе объявили учения, части вывели на полигон, и мы отправились снимать киножурнал о боевой и политической подготовке славных воинов СА. Снимаем, а Славка скулит и причитает, что он не попадет на передачу. И, наконец, он решился. Вечером, когда я сидел в походной лаборатории и занимался проявкой, заявился Слава и заговорщицки попросил — Саня, я забираю «Газик» и еду в Одессу. А если меня спросит Дед, скажи, что я поехал собирать по частям материал. А «Дедом» был Виктор Георгиевич Костров, полковник, начальник политотдела и крутой мужик. Вожусь я с материалом, как вдруг открывается дверь, и заходит трясущийся от страха Григорий Хананович Шапиро.
— Черный, — трагическим голосом спрашивает он, — где Григоришин?
А я ему, — мол, по частям отправился. А он, махнув рукой, проговорил: «Врешь ты, иди, тебя Костров зовет».
Захожу в палатку Деда, докладываю по форме. Вокруг политотдельцы в учтивой форме склонились. Вижу, сидит он у телевизора, на голове папаха, сам весь красный, как буряк, а на земле валяется вдребезги разбитый телефон. Это был высший момент его гнева, дальше только шло обещание отправить служить на китайскую границу.
— Чё-ё-ёрный, — вопрошает он, — где Григоришин?
Чует мое сердце, что дело пахнет нафталином, но докладываю: «старший лейтенант Григоришин сказал, что…» (далее по тексту).
— Врешь, — взвился он, — полковника обманываешь!
И тут он увидел по телевизору такое, что папаха свалилась со лба, и он заорал:
— Да вы посмотрите! Чтобы офицер Советской Армии перед какой-то бабой на колени бухался, цветы дарил! Да я его на китайскую границу разжалую. Приедет, — сразу на гауптвахту!
«Слушаюсь… слушаюсь…» — затрещали политотдельцы. Обо мне они, похоже, забыли. А в это время что-то интересное произошло на экране. И слышу я голос Нели Харченко: — Победителем конкурса «Есть ли рыцари в Одессе?» стал офицер Советской Армии Мирослав Григоришин! Из ящика раздаются бурные аплодисменты зрителей.
Гоголевская пауза. Все смотрят на «Деда». Он вытер со лба пот и проговорил: «да, а ведь не посрамил этот засранец звания офицера Советской Армии!» Политотдельцы дружно закивали: «не посрамил, товарищ полковник, не посрамил!» Тут он вспомнил обо мне.
— А ты чего тут стоишь, марш в свою будку, чтобы у меня завтра фильм был готов!
У меня отлегло, а поздно ночью заявился Славка. Был он «на взводе», притащил коньяк, а я ему рассказал всю историю. Славка пригорюнился: «Как же так, я же ему антенну поломал. Видно, связисты починили»…
Вот такой эпизод из своей солдатско-киношной жизни я вспомнил ко Дню Советской Армии.
«Сифилиада»
Вот, дорогой друг и читатель, предлагаю тебе ещё одну забавную историю, которая приключилась со мной в то время. Возможно, она покажется тебе неправдоподобной и фантастической, но поверь, так было, и ничего я в ней не придумал или выдумал.
Итак, шел 1967 год. А в октябре великий и могучий Советский Союз должен был праздновать 50 лет победы Великой Октябрьской Социциалистической Революции — ура, ура, ура!
Вот и политотдельцы стали думать о будущем фильме. Я предложил снять историю округа, начиная с пролога, в котором мы расскажем, как войска Суворова и Потемкина захватили крепость Хаджи-Бей, на месте которой вскоре, по указу Екатерины Великой, вырос вольный город, порто-франко, Одесса. Всеволод Львович Ковальчук пообещал помочь достать хронику обороны и освобождения Одессы в Отечественную войну. Всё шло своим чередом, но однажды меня вызвал старшина и сказал, что пришло предписание мне завтра явиться в штаб округа, к полковнику Ч., в кабинет такой-то. Физиономия старшины выражала полное недоумение. Он смотрел на меня, как на какого-то инопланетянина.
— Кто ты такой, что тебя вызывают в штаб округа, к полковнику?— говорил его взгляд.
В общем, мне выдали новую форму, старшина проследил, чтобы бляха и сапоги были надраены, и я отправился на встречу.
Итак, иду я по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой к заветной двери, слышу приглашение и захожу. За столом сидит холеный, седой полковник. На нем, нет, не китель, а идеально подогнанный и пошитый по заказу френч, с университетским ромбиком. Я: « Товарищ полковник, гвардии рядовой…»
Он остановил меня движением руки: «Александр Григорьевич, прошу, присаживайтесь ( Александру Григорьевичу шел тогда 19-й год). Чай, кофе?»
Я не возражал. Он позвонил, и через минуту вестовой принес поднос с кофейником и свежими булочками. Во время паузы я пытался понять, чего ему от меня надо, но он дождался кофе, и, чеканя каждое слово, начал вступление.
— Вы знаете,— сказал он,— что приближается славная дата В.О.С.Р.?
Я кивнул.
— Угощайтесь, берите булочки, они только что из гарнизонной хлебопекарни.
Я не стал возражать. Булочки выглядели очень аппетитно.
— Командование и политуправление округа поручило мне снять фильм к этой славной дате.
Мой взгляд выразил радость от того, что такой полковник возглавит нашу группу, а может, мне просто понравилась булочка. Он продолжил:
— Я написал проект сценария и хочу вам его сейчас прочитать.
Я не возражал.
— Товарищ полковник,— вставил я, — на сколько минут будет этот документальный фильм?
На лице полковника промелькнула досада.
— Это не документальный фильм,— поправил он меня,— это будет художественный фильм.
От такой новости мне захотелось съесть ещё одну булочку. А он продолжал:
— Итак, плац военного училища, выстроены «коробки» курсантов, которым седой генерал вручает офицерские погоны. Получает их и наш герой.
Внимательный взгляд в мою сторону. Я согласился, чтобы герой получил погоны из рук седого генерала.
— Он получает направление служить.
Тут он сделал паузу, ожидая моей реакции. Она тут же последовала:
— В отдаленный гарнизон округа?
-Нет, — как-то радостно опроверг он меня. — Его отправят служить в… — дальше была затянувшаяся пауза, во время которой я решил съесть ещё одну булочку.
— Нет, — повторил он — его отправят служить во Францию, в наше посольство! От такого развития сюжета булочка застряла у меня во рту. Это же надо, подумал я. Я, Саша Черный, командую: «Мотор, камера» на берегах Сены, по случаю приближающейся славной даты В.О.С.Р. Но неутомимый полковник продолжал:
— … а там он влюбляется!
— В кого? — не выдержал я.
— Во француженку — гордо ответил мне полковник.
Сюжет принимал захватывающий оборот. Мысленно я уже благодарил Ульянова-Ленина и 26 бакинских комиссаров за их славные дела. Я видел себя рядом с красавицей-француженкой, которой командовал: «стоп! Ещё один дубль!» Другими мечтами я не буду, дорогой читатель, с тобой делиться. Только напомню, что мне было 19 лет, и был я большим фантазером. Я припомнил сценарии французского кино: Рене Клера — «Под крышами Парижа», Марселя Карне — «Набережная туманов»… Разбудил меня от киношных грез голос полковника:
— А она больна!
— Чем?— простонал я. Мое сердце накрыла волна жалости к бедной француженке.
— Сифилисом! — по-военному рубанул мне в ответ полковник.
— Этим я хочу показать загнивающий мир капитализма!
Все! Полковник безжалостно растоптал мои грезы. Куда-то мгновенно улетучились кадры, в которых я видел себя и прекрасную француженку в объятиях друг друга.
Но полковник не сдавался! Чеканя каждое слово, он продолжил:
— Но наш лейтенант (а я уже забыл о нём, бедняге) добивается, чтобы её отправили в Москву, и там… (опять пауза, во время которой указательный палец полковника многозначительно поднимается вверх!) …и там, её БЕСПЛАТНО, — он внимательно посмотрел на меня, понимаю ли я значение сказанного им слова. Я кивнул. — И там её бесплатно вылечивают!.. Этим я хочу показать преимущество социалистической системы! — торжественно закончил он свой монолог. Он ждал моего ответа. По правде, я не был согласен с тем, чтобы ради победы социализма полковник наградил прекрасную француженку «сифоном», но ради съёмок в Париже я был готов пойти на компромисс.
Булочки я съел, кофе выпил. Я выразил полное восхищение его замыслом, поинтересовался, будем ли мы снимать Париж в Одессе, или нас пустят ТУДА? Он ответил, что продолжит работать над сценарием, и когда тот будет готов, он пригласит меня для обсуждения. Мы распрощались. А я на обратном пути по ковровой дорожке забежал в туалет и, стоя у писсуара, начал дико хохотать.
Заглянул офицер, увидел хохочущего рядового, сами понимаете какой внешности и облика, пожал плечами и быстро ретировался. Уж не знаю, какие мысли пришли ему тогда в голову. А сегодня, когда я пишу эти строчки, я подумал, что 1967 год был славен не столько 50-летием В.О.С.Р., сколько Шестидневной войной, во время которой Израиль разгромил арабские армии, подготовленные и вооруженные, может быть, и этим офицером. Но тогда, в начале года, я, разумеется, не знал о тех грядущих шести днях, которые изменят мир.
А бравый полковник ещё несколько раз вызывал меня к себе, читал продолжение «сифилиады», а я пил вкусный кофе со свежими булочками.
Время шло, нам действительно нужно было сделать фильм. Мы начали работать над проектом. Я снимал солдат и офицеров на учениях, на отдыхе, собирал материал и смонтировал 30-минутный документальный фильм. А с прекрасной француженкой бравого полковника мне так и не удалось встретиться и скомандовать «мотор, камера!» на берегах Сены.
Прошли годы, и как-то сами по себе пришли воспоминания далекой юности. Их я и рассказал тебе, дорогой читатель.
